Джонатан-Идиот Тьюринг

«Я забыл о главном: не казаться странным Не подпускать к себе на сотню миль Я забыл о главном: не касаться раны Не искать тебя и потерять весь мир» — OITZMANN

      Снейп виделся с Тьюрингом ещё несколько раз. И каждый из них Джонатан был в компании с ДюРуа. Француз был очарован Малфоями, в частности из-за того, что они, как английские аристократы с классическим образованием, превосходно владели его родным языком. К тому же, он неожиданно хорошо сошёлся с детьми.       В первый раз, когда Тьюринг и Жорж посетили особняк Блэков, Нарцисса решила устроить обычный дружеский ужин. Они все разместились на террасе с прекрасным видом на море. В какой-то момент, когда женская половина взяла Джонатана в оборот, видимо пытаясь аккуратно разузнать не допускает ли он мысли о том, чтобы остаться во Франции, а Северус и Люциус были поглощены каким-то спором, Жорж, предоставленный сам себе, нашёл себе собеседников в лице Драко и Пэнси. Дети с раскрытыми ртами слушали байки, которые он виртуозно выдумывал на ходу. Когда Нарцисса и Офелия неожиданно обратили внимание на то, что их чада по-странному притихли, ДюРуа был уже на середине фантастического рассказа о золотом городе Эльдорадо в джунглях Мексики, в котором маги умели выращивать пальмы с кокосами из рубинов и изумрудов.       — Не может так быть, — важно возразила Пэнси, — не растут рубины на деревьях.       — Chère petite mademoiselle, comment ça va? — наиграно изумился Жорж, после чего тут же развернулся к Тьюрингу- Джонатан, будь мне свидетелем, растут же на деревьях и рубины, и изумруды, и даже бриллианты?       — Пожалуй растут, — согласился Тьюринг, поддерживая игру Жоржа.       — Даже если не растут, — высказалась Офелия, усмехнувшись, — Джонатан заставит.       Пэнси дулась ещё минуту, но после сменила гнев на милость, всё же байка француза была очень интересной.       Во второй раз было решено вновь собраться у Малфоев, но теперь провести весь день на пляже. Ребяческая натура ДюРуа взяла верх, поэтому он снова предпочёл компанию детей. Француз носился с ними по пляжу, у самой кромки воды, поднимая в воздух тучи солёных брызгов. Он с неподдельным интересом стоил песчаные замки, переодически мухлюя при помощи магии, и самоотверженно учил плавать Драко и Пэнси.       Когда Нарцисса объявила, что детям было бы неплохо отдохнуть, они почти без капризов вернулись с домовиками в особняк. Жорж так качественно их умотал, что послеобеденный сон уже не казался им трагедией.       — В тебе гибнет педагог, Жорж, — прагматично заметил Люциус, наблюдая за этой картиной.       — C'est vrai? — француз рассмеялся и, с чувством выполненного долга, повалился в песок, он сам устал не меньше детей, — Не гибнет, точно нет. Я всегда хотел вернуться в свою alma mater, преподавать руны или вроде этого, но нужны имя и опыт, — он медленно принял сидячее положение, — pour être honnête, я завидую мастеру Северусу, он смог стать профессором так рано.       Люциус мысленно усмехнулся на слова собеседника и перевёл взгляд на Снейпа, который как раз стоял неподалёку. Профессор страдальчески закатил глаза к небу. По его мнению, ДюРуа просто не знал, о чём говорил. Сам Северус с удовольствием применялся бы местами с французом. Профессору возможно тоже хотелось не быть обременённым ошибками прошлого и просто наслаждаться научными изысканиями. Жорж казался кривым отражением всех не сбывшихся амбиций Северуса, будто бы в любой мелочи он был чуть лучше, чуть дальше, чуть интереснее. Проживая каждое мгновение жизни, как последнее, ДюРуа был всегда весел и улыбчив. Человек — весенний ветер, для которого просто не существовало огорчений.       Тьюринг был им увлечён, и Северус это видел. После того короткого разговора с Люциусом, всё стало на свои места. Снейп с каждым часом ощущал это всё острее. А Джонатан по прежнему прятал глаза от профессора, будто чего-то стыдился, а также ни он, ни ДюРуа вслух не обозначали своего отношения друг к другу. Будто это было своеобразной детской игрой, как чёртов слон в комнате, которого никто не хочет замечать. Как обычно: глупо, несуразно, до боли смешно, в духе Тьюринга, а значит скорее всего и «неважно».       Масла в огонь подлила Нарцисса. В один из вечеров она подошла к Снейпу и абсолютно серьёзным лицом поинтересовалась:       — Ты ведь его не обидишь?       Северус тогда не сразу понял о чём она говорит, но холодный взгляд леди Малфой явно намекал на то, что речь пойдёт не о французе. Профессор оскорблено фыркнул и ответил:       — С чего бы я…       — Ты странно себя ведёшь, — перебила его Нарцисса, раньше чем он успел закончить предложение, — Люциус сказал, будто ты был чем-то раздосадован. Насколько я помню у маглов не очень жалуют таких как Джонатан, и, с тех пор как в нашем министерстве появилось так много маглорождённых, эта проблема коснулась и магического мира.       Профессор промолчал. Леди Малфой верно подметила, что маглы не жалуют таких, как Тьюринг, а самым мерзким и отвратительным маглом, которого Снейп встречал в своей жизни, был его отец. Профессор сразу представил, как бы исказилось осунувшееся, бледное, пьяное рыло Тобиаса, если бы он узнал, что его сын водит дружбу с геем. Нет, не геем, старший Снейп назвал бы Тьюринга по-другому. Мерзкое слово, гаденька мягкая «п» в начале, и звенящая «р» на конце, напоминающая лай бешеной собаки. Волна отвращения прокатилась вдоль позвоночника, застряв где-то поперёк горла. Джонатан никогда не услышит такого, он просто не должен, Северус не позволит. Это была такая странная уверенность, безумная мысль, проскочившая на самом краю сознания как вспышка, профессор даже испугался её, будто неожиданно ступил на новую, незнакомую территорию. Это его немного отрезвило, и он наконец-то нашёл ответ для Нарциссы.       — Я никогда не причиню ему вреда, — сказал он вслух, мысленно добавив: «И с удовольствием посмотрю на суицидника, который попытается».       Нарцисса странно на него посмотрела, будто ей в голову тоже пришла какая-то дикая идея. Леди Малфой умела быть загадочной, когда хотела, поэтому в ответ она молча кивнула, тут же удалившись по своим делам.       Через несколько дней, после того как Тьюринг вместе с Жоржем в последний раз посещали особняк, за завтраком незнакомая сова из отделения французской общественной почты принесла небольшое письмо. Джонатан рассказал, что вчера успешно сдал проект и готовится к отъезду. Титул мастера ему присвоили там же, при получении бумаг на патент. Он вскользь упомянул, что уже сегодня вернётся в Англию, поэтому если они захотят отправить ему ответ, то лучше указывать его адрес в Хогсмиде. Прочитав это короткое послание Нарцисса быстро переглянулась с мужем, а после завтрака они с Офелией отправились в сад, видимо для того, чтобы поговорить без лишних ушей. Профессор молча следил за всем этим действом и ему совсем не понравилась их реакция. В опустевшей столовой он несколько раз перечитал письмо и сначала не нашёл в нём ничего странного. Затем неожиданное осознание едва не заставило Снейпа выругать от досады и собственной недальновидности. Профессор, привыкший судить людей и их поступки по некий общим, усреднённым критериям, успел забыть, что имея дело с Тьюрингом никогда нельзя полагаться на статистику.       Письмо было слишком безликим для Тьюринга, он так не писал никогда. В строчках было какое-то неуловимое чувство усталости. Разве Джонатан не должен быть хотя бы немного счастливее, получив титул мастера и завершив такой грандиозный проект как этот? Северус мог задать себе сотню таких же вопросов и не получить ответа ни на один из них. В этом они с Тьюрингом похожи: никогда не откроются и не скажут. Забавно, что у каждого из них даже были свои стены, которыми они отгораживались от подобных вопросов. Джонатан скажет «неважно», Северус ядовитым высказыванием поставит собеседника на место. Однако, почти с самой первой их встречи, профессор не огрызался на Тьюринга, но тот до сих пор предпочитал вставлять своё «неважно» в ответ на любые вопросы о личном. Эта игра в недомолвки была ещё большим слоном в комнате, чем отношения Джонатана с французом, только в этот раз Северус был в числе дураков, которые его в упор не замечали.       Профессор задумчиво глядел на письмо в своих руках и почти не заметил подошедшую к нему Нарциссу.       — Навести его, — сказала она, — пока он не уехал.       Но это было совсем не тем, что она хотела сказать. В глазах леди Малфой отчётливо читалось продолжение этой короткой фразы: «или пока ещё можно помочь». Профессор чуть не задохнулся от этого взгляда. Он вдруг вспомнил день, когда встретил отца Тьюринга и то самое…       …я однажды чуть не упал в реку с железнодорожного моста, когда мне было семнадцать…       Профессор заторможенно кивнул на слова Нарциссы и уже через пару минут аппарировал в Пьеруж, надеясь застать Джонатана на месте. Дверь в дом была открыта, на крыльце стоял потрёпанный чемодан с чарами расширения пространства. Северус вошёл без стука, просто шагнув через порог. В глаза бросилась опустевшая мастерская, в которой не осталось ни единого следа от бурной деятельности двух исследователей. В доме было очень тихо, почти оглушающе, как будто вся жизнь в нём разом остановилась.       Неожиданно на втором этаже скрипнула половица, через пару мгновений на верхней ступеньке лестничного пролёта показался Тьюринг, с дорожной сумкой в руках. Он замер, почти рефлекторно вцепившись в перила так сильно, что его пальцы побелели. Джонатан смотрел на профессора, будто на призрака, но страха не было, только удивление и… тоска?       — Привет, — неожиданно для себя произнёс Северус.       В тишине пустого дома его голос звучал особенно чётко. Тьюринг вышел из оцепенения и, по-глупому моргнув несколько раз, спустился с лестницы. Профессор медленно оглядел пространство прихожей, к нему в голову пришёл один очевидный вопрос, но когда его взгляд вновь вернулся к Джонатану, он просто не решился его задать, хотя отсутствие француза звонко ощущалось в воздухе. Человек, или весенний ветер ушёл так же быстро, как и появился, не оставив о себе даже напоминания.       — Всё в порядке? — спросил Снейп.       — Да, — тихо ответил Джонатан.       «Лжец, — тут же подумал профессор, — ведь едва не сказал, что это неважно, верно?». Тьюринг опустил взгляд, будто Северус сказал это вслух. Разговор заходил в тупик и профессор понимал, что пришло время набираться смелости и спросить прямо. Пусть даже Тьюринг опять спрячется и уйдёт от ответа, Снейп всё равно сможет хоть что-то понять.       — Что-то случилось между тобой и Жоржем? — Северус в полголоса задал вопрос.       В ответ Джонатан отшатнулся, медленно шагнув назад и совсем неожиданно уперевшись спиной в стену. Что-то неясное пронеслось в его глазах: испуг, удивление и стыд, слишком много стыда. Казалось будто Северус задел что-то очень глубоко сидящее в голове Джонатана. Только спустя несколько секунд профессор вдруг понял, что Тьюринг ждёт от него реакции, но чего Снейп не знал, так это того, что он так же готовился держать удар.       Каждый раз, когда кто-то раскрывал своеобразную необычность Тьюринга, это становилось началом конца. Сейчас он боялся слов, которые ему может сказать Северус. Джонатан мысленно приготовился к боли, такой знакомой, но каждый раз одинаково ужасной.       — Я хочу понять, что с тобой происходит, — говорит профессор и делает шаг к Тьюрингу.       Лопатки Джонатана предательски упираются в стену. Отступать некуда, он в ловушке. Дорожная сумка безвольно соскальзывает с плеча и с грохотом падает на пол. Тьюринг пытается поднять её, но пропускает момент, когда профессор сокращает расстояние между ними до минимума и сам тянется к сумке. Северус поднимает упавшую вещь, но не спешит отдавать Джонатану. Вместо этого он ловит его взгляд и требовательно всматривается в потерянные карие глаза. Они стоят слишком близко друг к другу и Тьюринг чувствует как тонет в чувстве собственной беспомощности.       — Что происходит? — опять спрашивает Северус.       Но Тьюринг не может ответить. Слишком близко, слишком опасно, слишком больно. Единственное, что он может сказать, натянув виноватую улыбку, это его обычные слова для таких ситуаций:       — Неважно, — он опускает взгляд, последние душевные силы уходят на поддержание спокойного выражения лица, — правда, Северус, это совсем неважно.       Профессор злится но не показывает этого, совсем как в тот раз с ожогами на руках. Он мог бы сейчас начать ворчать в своей привычной язвительной манере, но почему-то сам себя останавливает. Вместо этого Северус делает глубокий вдох и говорит самые странные слова в своей жизни, которые от него наверное никто не слышал.       — Мне это важно, — его голос звучит почти грубо, он делает паузу, будто ему нужен ещё один вдох, чтобы продолжить, — Я хочу понять, так что помоги мне.       Малфои наверняка бы аплодировали стоя. Северус поймал себя на том, что молится всем известным богам, чтобы Тьюринг снова не открестился своим «неважно», и, на удивление, Джонатан сдаётся.       — Его попросили, — он разбито усмехнулся, — Жорж очень хотел стать профессором в Шармбатоне и некоторые его влиятельные друзья сказали ему, что если он найдёт способ оставить меня во Франции, то его мечта приблизится к исполнению, — Джонатан поджал губы и уставился на свои ботинки, — Оказалось наш с ним проект очень прибыльный и они хотели, чтобы все налоги, с заработанного нами оседали во Франции. Жорж мне признался, так как решил, что это ниже его достоинства: добиваться своих целей через сомнительные услуги местному финансовому аппарату.       Тьюринг медленно поднял взгляд и снова застыл в ожидании реакции. Ему бы хотелось, чтобы Северус скривился с отвращением, отвернулся, не смотрел. Так было бы легче и проще, потому что так реагировали все. Джонатан знал, что заслужил отвращения, он почти его жаждал. Стыдно подумать: отдался первому предложившему, даже не задумавшись о причинах, по сравнению со Снейпом он просто грязь, недостойная упоминания. Он почти умолял оттолкнуть, обозвать, сделать больно. Это правильно, это логично и понятно, а Джонатан большего и не заслуживал. Но профессор молчал, и это пугало Тьюринга гораздо сильнее. Ожидание боли всегда мучительнее, чем момент, когда она тебя настигает.       — Как ты позволил себя одурачить? — спросил вдруг профессор, будто действительно не понимал. — Зачем?       «Чтобы не думать о тебе» — мысленно ответил Тьюринг, подавляя забитую усмешку на своём лице. А вслух он сказал:       — Не знаю, — это была самая бездарная ложь в его жизни, и тогда, зачем-то он решает разбавить её правдой, — я не расстроен, честно, просто это напомнило, что бывало хуже.       Северус почти усмехается. «Бывало хуже» видимо станет новой заменой для «неважно», по крайней мере звучало именно так. Казалось будто Тьюринг исчерпал свой запас откровенности на ближайший месяц, или даже год. Глупо было ожидать, что он станет открываться ещё больше, к тому же перед Северусом, человеком которого он знал меньше, чем кого-либо другого в своей жизни. Однако, неожиданно Тьюринг продолжает говорить, будто в эти секунды молчания он собирался с силами.       — Был мужчина магл, — уголок рта Тьюринга дёргается в кривоватой усмешке, от чего шрам на его щеке искривляется, становясь похожим на трещину, — знаешь, больше смешно чем обидно, мы случайно познакомились, а через месяц я узнал, что у него есть жена и ребёнок, а я, — он запнулся, мотнув головой в сторону и разрывая зрительный контакт, — ну а я так, просто эксперимент.       Северус чувствует, что было что-то ещё. Они оба сейчас на опасной территории, будто ходят по тонкому льду и любое неверное движение может стать фатальным. Профессор знает, что нужно ответить что-то ободряющее, в духе той же Нарциссы. Хорошо подошло бы: «мне жаль, что с тобой так поступили» или «скажи как его звали и я лично принесу тебе его скальп». Но вместо этого Северус говорит:       — Понятно, — его голос сосредоточен, даже слишком.       Этого короткого слова почему-то хватает Тьюрингу чтобы продолжить говорить, будто ему это было жизненно необходимо прямо сейчас.       — Это ерунда, по сравнению с, — он опять запитанается, какая-то часть него не хочет рассказывать, а другая через силу продолжает, — мне было семнадцать, я ехал после выпуска с седьмого курса. Мама тогда уже болела, но нам давали хорошие прогнозы, ну и отец сказал, чтобы я вернулся домой сам, — на лице Тьюринга опять отразилась уже знакомая забитая улыбка, — мол «я не могу оставить маму, но ты сходи развейся с друзьями, Джон, у вас же выпускной! Такое же один раз в жизни случается!». Несколько моих друзей, таких же маглорождённых и полукровок как я, позвали сходить с ними в бар сразу после прибытия в Лондон. Ненадолго, только чтобы отметить. Конечно, в «Дырявый котёл» мы не сунулись, решили сходить в Сохо, — забитая улыбка приобрела странный меланхоличный окрас, — трасфигурировали себе магловские паспорта и всё, все двери открыты. Когда начали расходиться, кто-то пошёл пешком, если жили не далеко, кто-то решил вызвать «Ночного рыцаря». Аппарировать в нетрезвом виде никто не рискнул. Я знал, что у меня не осталось магической валюты, и до Честера мне бы не хватило. Я тогда не подумал, что могу взять в долг и просто поплёлся к автобусной остановке, надеясь доехать до «Дырявого Котла» а оттуда камином уже отправится в Честер. Но не успел, — Джонатан резко выдохнул, видимо его рассказ подходил к самой сложной для него части, — В баре, где мы сидели, был мужчина, — Северус почувствовал, как внутри него что-то похолодело, он начинал понимать, чем всё закончится, — он следил за мной и, когда мои приятели разбрелись, и я остался один на улице, он схватил меня и затащил в подворотню, — Тьюринг поднёс к лицу ладонь и сжал переносицу, затем рваным движением зарылся в волосы, — Этот магл был намного крупнее меня, сильнее. Он был пьян, я чувствовал как меня буквально душит запахом спирта. А ещё он заломил мне руки и я не мог дотянуться до палочки в кармане. Когда его рука оказалась на моём ремне я начал отчаянно вырываться и он схватил меня за волосы и ударил лицом в стену, потом повалил на землю, — ладонь Тьюринга спустилась от волос ниже, пряча от Северуса его глаза, — помню шёпот, у самого уха. Мерзкие, сальные слова. А потом ещё один удар головой об асфальт, он был сильнее предыдущих и я отключился. Когда утром пришёл в себя и понял, что именно тот магл со мной сделал, а не понять было сложно, такие ощущение мало с чем спутаешь, меня трясло и выворачивало наизнанку минут десять. Не знаю, как я тогда нашёл в себе силы подняться, — Тьюринг потёр глаза, будто пытался сам себя успокоить, — когда я пришёл домой, то узнал от отца, что ночью маме стало хуже а врачи ничего не смогли сделать. Она умерла. Умерла в тот момент, когда в Лондонской подворотне какой-то магл меня изн… — Тьюринг рвано вздохнул, так и не сумев произнести это слово, будто оно физически причиняло ему боль, — Я увидел как её тело забирают в морг, и вот тогда я и убежал на тот чёртов железнодорожный мост.       Тьюринг замолчал. Северус вдруг понял, что он первый из всех людей в мире слышит эту историю. Он смотрит на Джонатана, прячущего глаза за дрожащей ладонью и не может поверить в то, что услышал. Казалось, нечто настолько ужасное просто не могло произойти с ним. И даже после этого Тьюринг находил в себе силы каждый день улыбаться и продолжать верить в людей? Как он смог принять то, что случилось? Неужели просто отпустил?       Нет, конечно он не отпустил, не принял. Эта жгучая боль, отвращение к самому себе за то, что он неправильный, за то что притягивает этой неправильностью проблемы себе и окружающим, Джонатан носит в себе много лет. Снейп вдруг осознал страшную вещь: Тьюринг винит в произошедшем себя. Не пьяного магла, не приятелей, оставивших его на улице в одиночестве, а только себя самого. Даже сейчас Джонатан хотел бы быть отвергнутым, будто специально показывая: «Смотри какой я жалкий! Уходи! Пожалуйста просто уходи!». Но Северус остался. И тогда Тьюринг решил высказать последнюю мысль, которая обжигала его язык ещё с того самого дня, но раньше он проговаривал её только своему отражению.       — Мне нужно было тогда сразу спрыгнуть, а не стоять и думать, — он болезненно усмехнулся, — тогда отец бы не успел.       Теперь Джонатан ждал чего угодно: нотаций, сарказма, злости. Но больше всего он хотел, чтобы Северус просто ушёл. Тьюринг пропал, бесповоротно и полностью. Чем дольше Снейп находился рядом, тем больнее от этого становилось. Но профессор не знал об этом, он видел перед собой только человека, который как и он был сломлен.       Теперь вся картина стала целой. Джонатан не щадил себя, устраивал взрывы и голодовки не потому, что считал неважными последствия своих экспериментов, как это обычно случается с учёными, которые готовы положить всё на алтарь своей цели. Всё было намного очевиднее: Тьюринг считал неважным себя. Его собственная жизнь для него не стоила и ломаного кната, а раз умереть, не причинив боли отцу или кому бы то ни было, он не может, значит отдаст её другим, тем кто важнее и лучше чем он. Это было так глупо и до боли очевидно, что Снейп поразился тому, как не понял этого раньше.       Профессор хотел что-то сказать, но не мог. Он просто не представлял какие слова нужно говорит после того, как слышишь подобные истории. Однако, молчание тоже не было ответом. Тогда Северус даже не заметил, как его собственная рука, потянулась к Тьюрингу. Он аккуратно взял его за запястье, заставляя убрать от лица ладонь, за которой тот прятал глаза. Тьюринг взглянул на него с непониманием и осторожностью, будто боялся удара или, ещё хуже, притворной жалости. В ответ на это Северус медленно, боясь спугнуть, переплёл пальцы их рук. Это казалось правильным, будто так надо: показать, что он не уйдёт, не отвернётся. Простой жест, который говорил: «Ты важен мне, я хочу помочь». Ладонь Тьюринга была холодной, шершавой от мелких шрамов и мозолей, его пальцы подрагивали, будто от перенапряжения. Тишина в комнате вдруг стала слышна слишком отчётливо, хотя кроме неё ничего и не было нужно.       Тьюринг не чувствовал, что сможет сделать ещё что-либо. Он глупо уставился на свои пальцы, переплетённые с пальцами Северуса и молчал, как распоследний идиот. Он должен был отнять руку прямо сейчас, немного посмеяться, поблагодарить за то, что его выслушали, но просто не мог этого сделать. Профессор, в свою очередь, судорожно искал слова. Сказать невпопад что-то бессмысленное, казалось непростительной ошибкой, но кроме этого он ничего придумать не мог.       Неожиданно с улицы донеслись чьи-то шаги. Джонатан и Северус одновременно отдёрнули руки друг от друга, как раз в тот момент, когда на пороге появился незнакомый человек. Это был мужчина довольно преклонного возраста, одетый в дорогую мантию лилового цвета. Он вежливо постучал костяшками пальцев по раскрытой двери, при этом оставаясь за порогом.       — Мэтр Тьюринг? — произнёс мужчина с сильным французским акцентом, — Не отвлекаю?       — Нет, совсем нет, — Джонатан резко выпрямился, будто пытаясь сделать вид, что ничего не происходило, но подрагивавшие руки выдавали его с головой. Спохватившись он представил незнакомца Северусу, — Северус, это магистр Делакруа из гильдии. Сэр, позвольте вам представить моего друга — мастера Снейпа.       — Аха, — протянул мужчина, — приятно познакомиться, мэрт Снейп, наслышан весьма.       — Я тоже польщен, — Северус был почти искренен, ведь несколько раз встречал работы этого магистра о свойствах разных растений в «Вестнике зельевара», и считал его изыскания вполне достойными того, чтобы быть прочитанными.       — Что же, — магистр повесмотрел на Тьюринга, после чего полез во внутренний карман своей мантии, извлекая из него небольшой конверт, — хотел зайти, отдать вам, — он протянул свою ношу Джонатану, — очень жаль, что вы уезжать… excuse… уезжаете рано. Здесь приглашение. Вы знаете — хороший праздник сегодня вечер… вечером.       — Спасибо, — Тьюринг благодарно взял конверт, прекрасно понимая, что отказываться в таких случаях не принято, — я постараюсь прийти.       — Да, постарайтесь, — магистр шутливо погрозил Тьюрингу пальцем, — Я пойду, дела. Но буду вас там ждать.       Мужчина раскланялся и царственной походкой стал удаляться от крыльца, оставив после себя только тишину. Северус и Джонатан смотрели друг на друга ещё несколько секунд. Неожиданно Тьюринг рвано выдохнул и, рассеяно потерев затылок, сказал:       — Прости, что вывалил это всё на тебя, — он медленно опустил глаза в пол, — я наверное просто много работал, — его голос превращался в неуверенное, оправдывающееся бормотание, — много нервов на проект ушло. Я просто устал.       — Я так и понял, — спокойно ответил ему Северус.       Профессор чувствовал, что момент был упущен и Тьюринг вновь закрывается от него. Будто ничего не произошло, не было ни этого разговора, ни переплетённых пальцев, ни растерянных взглядов. Последним напоминаем обо всей этой странной истории служила дорожная сумка, которую Северус почему-то до сих пор держал в своей руке. Когда Снейп протянул её Тьюрингу, на лице Джонатана промелькнуло едва заметное чувство досады. Он взял сумку, намеренно стараясь не коснуться руки Северуса, а затем убрал в неё конверт. Профессор заметил, как медленно Джонатан это сделал, будто боролся с чем-то внутри себя, и тогда Снейп вдруг спросил:       — Ты бы хотел туда пойти? — вопрос почему-то прозвучал как утверждение.       Джонатан поднял глаза и глупо на него уставился, будто сначала не понял, что профессор обращается именно к нему.       — Да, — неожиданно честно ответил Тьюринг, — очень хотел бы. Это ведь не просто праздник, — к нему медленно возвращалось его обычное лёгкое настроение, — Ты знаешь такое растение «слёзы девы озера»?       Профессор уцепился за этот вопрос. Теперь всё начинало напоминать их старые встречи в оранжерее, по которым Северус так скучал. После всего, что Тьюринг рассказал ему сегодня, это ощущалось как возвращение на безопасную тропу, где не нужно было при каждом шаге бояться новых, неизвестных опасностей.       — Это связано с легендами про короля Артура? — поинтересовался Снейп.       — Вроде того, — Джонатан на мгновение задумался, будто выбирая с чего начать, — По преданию, после смерти Артура, дева Озера забрала свой дар, меч Экскалибур, обратно, но некоторые говорят, будто когда её руки коснулись легендарного клинка она не смогла сдержать слёз скорби, — Тьюринг явно старательно цитировал кого-то, — Эти слёзы упали в озеро и на их месте расцвели прекрасные цветы. Они расцветают каждый год всего на пару дней, но в дикой природе их совсем не осталось, — в голосе Джонатана послышалась досада, — я вроде слышал, что кто-то проводил эксперимент, пытаясь вывести их здесь, в оранжереях гильдии, в полностью искусственной среде и у него получилось. Поэтому они каждый год проводят что-то вроде чаепития, — Тьюринг тепло усмехнулся, — магистры гильдии говорят, что такие прорывы должны вдохновлять и радовать глаз, а не пылиться отчётом на полке.       — Так почему не пойдёшь? — с искренним непониманием спросил Северус.       — Не хочу идти один, — Джонатан рассеяно взъерошил волосы у себя на затылке, — помнишь, кажется я говорил на приёме у Малфоев, что…       — Не любишь социального взаимодействия, — с усмешкой закончил за него Снейп. Он с удивительной точностью помнил почти обо всём, что Касалось Тьюринга.       Джонатан удручённо кивнул, будто уже мысленно корил себя за то, что ему не хватает смелости выйти в общество в одиночестве, даже ради уникальных растений. Так как гербологи из гильдии уже успели оценить его ритуал, он временами получал письма с предложением сотрудничества, и это не так сильно его коробило. Однако, стоило Тьюрингу только представить, как другие люди будут смотреть на него и подходить со словами: «поздравляю, слышал про ваш порыв» или «вы такой талантливый, ждём ваших успехов», как его тут же накрывало жуткое чувство неправильности, будто он этого не заслуживал. С другой стороны, можно прожить всю жизнь и ни разу не увидеть, как расцветают «слёзы девы озера», конечно, это будет потерей, но Тьюринг ведь и не такое переживал.       Профессор буквально чувствовал, как все эти мысли роятся в голове Джонатана, поэтому принял единственное правильное решение, спросив:       — Хочешь, я пойду с тобой?