В любом случае, ты говоришь, что слишком занят спасением всех вокруг, чтобы спасти себя. И ты не хочешь никакой помощи, да ладно, Это история, чтобы рассказать Как будто ты мог всё отпустить, ты мог всё отпустить. Это называется: свободное падение. Rainbow Kitten Surprise
Понедельник выдался для Джонатана весьма хлопотным, даже учитывая, что уже два года в этот день у Тьюринга был законный выходной. Тем не менее, ему пришлось вставать рано утром и отправиться сначала в Честер, а потом в Лондон, в министерство магии. Винить во всей этой суете стоит только одного человека: Генри Тьюринга, который вдруг вспомнил, что у его сына не имеется магловского паспорта. Как и положенно любым джентельменам его возраста, отец Джонатана неожиданно задумался о своей смерти, точнее о том, что будет после неё. Мысли эти были совершенно беспочвенны, так как Генри оставался весьма крепким стариком, и на тот свет собирался не особо. Однако, вопросы составления завещания его беспокоили. Джонатан только закатывал глаза, каждый раз, когда его отец начинал заводить шарманку с известной мелодией «вот когда я умру, тогда…». Тьюринг старательно напоминал отцу, что ему только недавно исполнилось пятьдесят семь, а для сквиба это не такой уж страшный возраст, и у него есть ещё лет сорок, чтобы начать думать про завещания. Во время очередного тупикового разговора про наследство, Генри неожиданно осознал, что его собственный сын абсолютно не легализирован в магловском мире. Не желая примиряться с этим фактом, старший Тьюринг воспользовался тем, чем каждый человек в его возрасте владеет в совершенстве: навыком разводить суету. В результате, чудесным утром понедельника, Джонатан вместе с отцом перевернули половину дома в Честере, в поисках свидетельства о рождении и карточки социального страхования. Когда сын предложил использовать «акцио», Генри едва не покрутил пальцем у виска, напоминая, что нужный документ скорее всего похоронен под грудой других, таких же нужных бумаг, а у него, такого старого и немощного человека с тростью, нет желания заново наводить порядок. Удача улыбнулась им спустя полтора часа поисков, и Джонатан сразу аппарировал в Министерство. Предусмотрительные британские маги имели целый департамент для взаимодействия с миром простецов, чтобы волшебники, попавшие в схожую с Тьюрингом ситуацию со сложностями с легализацией в магловских госструктурах, могли сделать себе любой необходимый документ. Джонатан надеялся, что наличие свидетельства о рождении, как-то упростит ему получение паспорта, ведь номинально он уже числился в архивах, но вышло совсем наоборот. Министерская работница, бойкая девушка лет двадцати, живо объяснила ему, как сильно он ошибался. Если в магловских реестрах уже есть некто «Джонатан Алан Тьюринг», то министерство магии не сможет выдать ему паспорт, так как это будет означать появление второго «Джонатана Алана Тьюринга». Такая путаница в системе простецов могла принести большие проблемы с получением наследства, первопричиной, по которой Джонатан вообще позволил своему отцу себя в это втянуть. На резонный вопрос Тьюринга: «что теперь делать?», молодая чиновница пожала плечиками и посоветовала попробовать обратиться в магловские структуры, где можно сделать вид, что паспорт был потерян. Таким образом Джонатану пришлось ещё раз вернуться в Честер, где вместе с отцом они перевернули вторую половину дома, подыскивая магловскую одежду, которая на него бы налезла. За время экспедиций и сопутствующих им тяжёлым переходам через тропические заросли, болота и весьма немаленькие горы, где была строго запрещено использовать магию, из-за риска навредить экосистеме, Джонатан заметно раздался в плечах и стал выглядеть гораздо крепче, чем был и до Азкабана. Хотя, казалось, Джонатан мог бы просто трансфигурировать нужную одежду, но по словам отца магловский паспортный стол был страшным местом, в котором время не существовало как класс, так что Тьюринг решил не рисковать. Не хотелось бы иметь дело с авроратом, после того как твой пиджак превратится в мантию, когда эффект заклинания неожиданно закончится. К тому же Джонатан знал, что с трансфигурацией у него большие проблемы, хотя он прекрасно понимал все формулы, но сам по себе был не самым сильным магом. В конце концов Джонатан нашёл свои старые джинсы и водолазку, которые благодаря чарам подгонки и нескольких «репаро», смотрелись на нём достаточно приемлемо. В то же время старший Тьюринг откопал в своих закромах видавший виды тренч и, со словами вроде: «Их в сороковые безразмерными шили, так что пойдёт», заставил Джонатана его надеть. По мнению Генри, на улице уже было слишком холодно, чтобы разгуливать без пальто, а с неба постоянно что-то моросило. Старшему Тьюрингу, как и любому отцу, было абсолютно плевать, что его сын сможет вылечиться от простуды, просто выпив зелье. Его забота была беспощадной и не знала границ человеческой логики. В итоге Джонатан, разодетый как любой средний магл, вернулся в Лондон, где ещё минут двадцать блуждал по городу в поисках паспортного стола. Столица встретила его сыростью, лужами и затянутым облаками небом. Видимо сентябрь радовал маглов проливными дождями почти круглые сутки напролёт. К слову, идея получать документы в столице тоже принадлежала отцу. Лондонским чиновникам, ежедневно пропускавшим через себя сотни людей, вряд ли захочется дознаваться у Тьюринга, где тот посеял паспорт. В Честере наоборот, бюрократы, которым обычно нечем заняться, так как город весьма небольшой, могут чисто из вредности затянуть весь процесс. Когда Тьюринг добрался до нужного здания, он проторчал в очереди полтора часа, чтобы потом пожилая женщина с абсолютно выгоревшими, уставшими глазами, забрала его документы и велела приходить через две недели. Джонатан был несказанно счастлив, что весь этот кошмар наконец закончился и он может вернуться домой. После всего того, что он наслушался в очереди, даже ворчание Кричера не казалось таким уж ядовитым. К сожалению, в это страшное место ещё прийдётся вернуться и забрать паспорт, но это случится не скоро, значит можно не беспокоиться. Тьюринг поискал глазами неприметную подворотню, откуда можно было бы аппарировать, и, найдя подходящую, уверенно шагнул в узкий проулок между домами. Джонатан уже собирался достать палочку, как вдруг уловил какое-то движение в тёмном углу позади себя. Честно говоря, сначала он подумал, что это бродячая собака, или кошка, спряталась от городского шума, забившись в подворотню, но, когда Тьюринг обернулся, чтобы проверить свою догадку, его взгляд неожиданно наткнулся на ребёнка. Мальчик, лет шести, сидел на холодном, сыром асфальте, обхватив руками худые коленки. Он был одет в слишком большую для него одежду, которая заметно пестрила дырками и кривыми заплатками. Джонатан смотрел на него, искренне надеясь, что ему показалось. Но, тем не менее, ребёнок был вполне реальным. — Привет? — немного удивлённо произнёс Джонатан, всё ещё стоя на месте, как вкопанный, — Всё в порядке? На щеках ребёнка блестел нездоровый румянец, и сам он слегка подрагивал. Его огромные зелёные глаза пожирали Тьюринга болезненным, замутнённым взглядом из-под отросшей чёлки, топорщащихся во все стороны чёрных волос. В тот момент целительские рефлексы сработали даже быстрее чем здравый смысл. В голове Джонатана успело проскользнуть только короткое: «лихорадка», после чего он уже опустился на одно колено перед ребёнком, протягивая к нему руку. Возможно, ему следовало вести себя осторожнее, сдержаннее, но Тьюринг не успел об этом подумать, и ожидаемо напугал ребёнка. Мальчик дёрнулся в сторону от Тьюринга всем телом, и в следующую секунду случилось то, чего Джонатан точно не мог предвидеть. Он вдруг ощутил, как ладонь руки, протянутой к ребёнку, обожгло всплеском неконтролируемой магии. Джонатан почувствовал резкую вспышку боли. Он резвернул ладонь к себе и увидел на ней идеально ровный порез, из которого тонкими струйками стекала багровая кровь. Ребёнок тоже это заметил. Он вжался в стену за своей спиной, закрыв лицо руками. По взгляду мальчика, можно было понять, что он прекрасно осознавал, что именно сделал, пусть и ненамеренно. В его зелёных глазах застыл настоящий ужас, который едва не заставил Тьюринга отшатнуться. Затем к Джонатану пришло осознание: ребёнок боится не столько его, сколько самого себя. Это могло значит только то, что мальчик скорее всего маглорождённый, и не знает о магии, поэтому Тьюрингу стоит быть осторожнее, если он не хочет пополнить свою коллекцию шрамов. — Эй, послушай, не бойся, — тихо произнёс Джонатан, пряча за спину раненую ладонь, — не бойся меня, хорошо? Я не причиню тебе вреда, — он медленно протянул к ребёнку другую руку. Мальчик вжался в стену ещё сильнее, но больше не пытался увернуться. Когда ладонь Джонатана оказался совсем близко к его лицу, он зажмурился. Тем временем Тьюринг мягко коснулся лба ребёнка и, как и ожидалось, тот был горячим будто раскалённая печь. Дальше Джонатан действовал почти не думая. Перед ним сидел жутко напуганный, лихорадящий ребёнок-маг, который в таком состоянии был опасен для окружающих и, в первую очередь, для самого себя. У Тьюринга не возникло даже мысли оставить его в этой подворотне. Всё же он когда-то давал клятву целителя, и не планировал её нарушать в ближайшее время. Тьюринг сосредоточился на собственной магии и, послал в мальчика беспалочковый «сомнус», который интернов в Мунго заставляли учить до потери пульса, как одно из самых используемых заклинаний. После этого Джонатан стащил с себя отцовское пальто и, завернув в него мальчика, поднял того на руки. Ребёнок почти ничего не весил, что заставило Тьюринга насторожиться ещё сильнее. Джонатан мало имел дело с детьми во время своей работы в Мунго. Всё же его специализацией были проклятия и околосовместимые с жизнью травмы, которые обычно получали только бравые авроры на службе. Но иногда до Джонатана долетали разговоры «детских» целителей, говоривших о каких-то жутких случаях, когда маленьким магам не повезло родиться в фанатично-религиозных семьях. Такие дети попадали в Мунго не только с физическими травмами, которых иногда было слишком много, но и с израненой психикой. Они долго не могли адаптироваться к миру магии и пользоваться ей. Целителям иногда приходилось тратить годы, на то, чтобы убедить ребёнка в том, что он не «исчадье ада», которое должно быть уничтожено. Пускай такие случаи редки, но всё же прецеденты были, и что-то подсказывало Джонатану, что ребёнок у него на руках — один из них. Возможно, он сбежал от своих родителей, или магический выброс вызвал спонтанную аппарацию, или же его самого могли просто бросить. Однако ничего из этого не отменяло того, что мальчику нужна помощь. Поэтому Тьюринг, не раздумывая, прижал ребёнка покрепче к себе, и аппарировал в госпиталь Святого Мунго. Холл встретил его почти забытым запахом целительских зелий и яркой белизной стен. Эта просторная комната была единственной во всём госпитале, куда можно было аппарировать, поэтому вокруг было достаточно много магов. Мальчик на его руках поёжился, но не проснулся: всё же заклинание Тьюринг накладывал со знанием дела. Посетители, пациенты и несколько целителей удивлённо проводили его взглядом, когда он, выйдя из воронки аппарации слегка растерянно огляделся по сторонам, в поисках дежурной привет-ведьмы. — Джонатан? — раздался чей-то голос со стороны входа в отдел ликвидации рукотворных травм. Тьюринг обернулся и неожиданно встретился взглядом с Сметвиком. Бывший наставник уверенно двигался к нему сквозь толпу посетителей. — Что случилось? — старший целитель остановился в шаге от Джонатана, с неприкрытым удивлением рассматривая укутанного в плащ ребёнка, на его руках. — Я нашёл его в магловском Лондоне, — чётко произнёс Тьюринг, — у него лихорадка, вызванная осложнениями от обычной простуды. Скорее всего ещё и магическое истощение, иначе он бы просто не смог так сильно заболеть. Сметвик странно посмотрел на Джонатана: на секунду ему показалось, что перед ним стоит тот самый Тьюринг-целитель, которого он последний раз видел почти пять лет назад. Пусть внешне он выглядел совсем по-другому, но внутри не изменился совсем. Всё тот же взгляд, тот же сосредоточенный голос, та же самоотверженность. Старший целитель перевёл взгляд на ребёнка. Всё, о чём говорил Тьюринг, казалось правдой: мальчик был бледным, с лихорадочным румянцем на щеках. Сметвик коснулся его лба, чтобы проверить температуру, невольно сдвинув, отросшие чёрные волосы, прикрывавшие его. В следующее мгновение целитель подавился собственным вдохом: он увидел шрам. Небольшая, зарубцевавшаяся молния гордо красовалась на детском лбу. Джонатан, который тоже увидел эту отметину, внутреннее похолодел, осознавая, насколько большими будут у него неприятности в ближайшее время. — Я же правильно понимаю? — осторожно спросил Джонатан, — это ведь… — Тихо, — оборвал его Сметвик, быстро поправив чёлку мальчика так, чтобы шрам снова оказался скрытым под ней, — вот, что мы сделаем. Я сейчас вызову сюда проверенного детского целителя, и мы положил его в палату, а потом поговорим. Тьюринг заторможенно кивнул, всё ещё с трудом веря в реальность происходящего. Тем временем Сметвик подбежал к стойке привет-ведьмы, и, позаимствовав у неё перо и пергамент, быстро нацарапал сообщение. Затем он взмахнул палочкой и записка, сложившись в маленький бумажный самолётик, быстро понеслась куда-то в сторону лестниц. Через минуту тот самый проверенный целитель уже был в Холле. Это был молодой, нескладный мужчина с коротко остриженными волосами, пепельно-русого цвета. Джонатану его лицо показалось знакомым, кажется это был кто-то из его коллег по интернатуре. — Лорри? — озвучил свою догадку Тьюринг. — Привет, Джон, — улыбнулся ему тот, — как всегда влипаешь в истории? — Целитель Шенди, не забывайтесь, — одёрнул его стоявший рядом Сметвик. — Хорошо-хорошо, — Лорри развёл руками в примирительном жесте, — тогда я заберу мальчика, — когда Джонатан передал ему завёрнутого в плащ ребёнка, Шенди резко посерьёзнел, — какой лёгкий, — настороженно заметил он, — это уже точно не нормально. Я принесу результаты диагностики через пол часа, может чуть быстрее. — Мы будем в моём кабинете, — сказал Сметвик, поманив Тьюринга за собой. Шенди кивнул и вместе с ребёнком ушёл в сторону лестниц, а Джонатан и Сметвик отправились по коридорам первого этажа к кабинету старшего целителя. Уже там, Гиппократ насильно усадил Тьюринга в кресло, так как тот продолжал нервно ходить из стороны в сторону. В тот же момент Сметвик заметил порез на его руке и, достав из тумбочки собственного стола флакон заживляющей мази, приказал Тьюрингу его обработать и наконец рассказывать всё с самого начала. Когда Джонатан закончил описание своего увлекательного понедельника, а рана не его руке начала стремительно исчезать, старший целитель усмехнулся. — О, Мерлин, — страдальчески произнёс Сметвик, выслушав Тьюринга, — только ты, Джонатан, мог выйти в Лондон за паспортом и найти Гарри Поттера! Да ты просто любимец фортуны! — Меня больше беспокоит то, в каком состоянии он был, — Тьюринг нервно поджал губы, — разве он не должен был быть спрятан от всех в каком-нибудь надёжном месте? Как он вообще оказался на улице? — Это уже второстепенные вопросы, — отмахнулся Сметвик, — самое главное: что мы теперь будем делать? — Мы? — Да, — Сметвик резко кивнул, — однажды ты уже отсидел в тюрьме ни за что, второй раз я этого не позволю. Нам нужно решить, что делать с мальчиком. В ДМП идти нет смысла, если только мы не хотим сделать всю ситуацию ещё хуже чем она есть. — Как ДМП может нам навредить? — удивился Тьюринг. — Само ДМП никак, но если мы туда пойдём, то на следующее же утро вся магическая Британия будет знать, что в Мунго лежит Гарри Поттер. Среди чиновников много тех, кого подкормили журналисты, поэтому ни о какой секретности и речи быть не может. На министерство начнут давить, мол они не смогли защитить национального героя, и знаешь, что они тогда сделают? Убьют гонца, то есть тебя, Джонатан. — Но почему, — Тьюринг зарылся руками в волосы, — зачем им так поступать, я же просто нашёл его. — Джонатан, им легче сказать, что ты его украл и сам довёл до такого состояния, чем признать, что они все эти годы даже понятия не имели, где он находится и что с ним происходит, — Сметвик потёр переносицу, — репутация у тебя уже подходящая: пожирательский целитель, — он устало вздохнул, — вот что, нам нужно поговорить с Альбусом Дамблдором. Он всех заверил, что Поттер в безопасности, он его прятал, вот пусть он и разбирается. Неожиданно в дверь кабинета постучали: целитель Шенди пришёл с результатами диагностики. Он с явной злобой бросил на стол стопку пергамента, и рухнул в соседнее с Тьюрингом кресло. — Где бы ты его не нашёл, Джон, — произнёс он с плохо скрываемым гневом в голосе, — чёрта с два, я позволю ему туда вернуться. Диагностика показала неутешительные результаты: застарелые ушибы, сросшиеся переломы, ожоги и совершенно истощённое магическое ядро. Лорри дал мальчику жаропонижающее зелье, и разбудил его, чтобы опросить, но ребёнок молчал, кусая губы, постоянно озираясь в поисках путей побега. На любое движение Шенди, ребёнок реагировал попытками отшатнуться и спрятаться. В конце концов Лорри дал мальчику«сон без сновидений» и оставил в палате. Услышав предложение Сметвика обратиться к директору Хогвартса, Шенди осторожно его поддержал. — Наше слово, против слова директора ничего не значит. Если что-то пойдёт не так, мы все с вами окажемся в Визенгамоте, — сказал Лорри, — но мальчику, нужна помощь, и раз так вышло, что Дамблдор единственный, кто хоть что-то знает, то к нему стоит сходить. — Значит так и сделаем, — решил Сметвик, — Шенди, ты останешься в госпитале, приглядеть за мальчиком. А мне нужно закончить кое-какие дела, и тогда мы с Джонатаном отправимся требовать ответа от Дамблдора. — Я сам пойду, — сказал вдруг Тьюринг, — Лорри прав, в случае чего мы все можем пойти под суд, а я не хочу подвергать вас опасности. — Джонатан, — старший целитель строго посмотрел на своего бывшего ученика, — тебе не нужно этого делать, мы… — Нет, — оборвал его Джонатан, — я это начал, я его нашёл, значит и мне брать ответственность. Я сам пойду к Дамблдору. Сметвик столкнулся с твёрдым взглядом Джонатана и понял: спорить бессмысленно. Точно так же Тьюринг смотрел на него, когда брал четвёртую подряд ночную смену, когда снимал проклятие с полумёртвого аврора, едва не погибнув в процессе, и когда в суде молчал, даже не пытаясь обвинить Малфоев в угрозах и применении империуса. Этот взгляд означал, что Джонатан уже всё для себя решил. Тьюринг поднялся с кресла и, попрощавшись с бывшими коллегами, в одиночестве вышел в холл. На самом деле он не собирался сразу идти к Дамблдору, так как знал, что ему стоит посоветоваться с ещё одним человеком, перед тем как это сделать, а именно Джонатан хотел поговорить с Северусом. Тьюринг никогда не отличался слепотой или недальновидностью, и тесная связь мрачного профессора с Малфоями наводила на мысль, что у него с Люциусом раньше был общий «кружок по интересам». И тем не менее, Северус работал в Хогвартсе, что не могло бы быть возможным при его прошлом, если только профессор не был крайне умелым игроком на двух фронтах. Это могло означать, что Снейп знает о младшем Поттере нечто такое, что могло бы хоть немного пролить свет на происходящее безумие. Однако, не успел Тьюринг сделать и шага к аппарационной площадке посреди Холла, как вдруг, почувствовал лёгкий толчок в спину, после чего между его лопатками будто пробежал электрический разряд. «Заклинание?», — пронёсся в его голове немой вопрос, после чего мир перед глазами Джонатана пошатнулся, а сознание медленно уплыло во тьму.***
Северус молча прокручивал у себя в голове последнюю фразу Дамблдора «Мистер Тьюринг нашёл Гарри Поттера.» Звучало так, будто Джонатан мог намеренно искать мальчишку, но этого просто не может быть. Не может, верно? Северус был уверен, что Тьюринг не знал ни Лили, ни Джеймса ближе, чем просто младшекурсников с чужого потока. К тому, же Джонатан сам рассказывал, что чёртов Поттер с Блэком при задержании, так сильно макнули его головой в пол, что он чуть нос не сломал. Значит и мальчишку ему было незачем искать. Джонатан ведь никогда не лгал. Он мог вести себя как наивный дурак, устраивать голодовки, взрывы и потопы, писать огромные письма про экзотические сорняки, смотреть своими невозможно-тёплыми глазами и говорить странные вещи, но не лгать. Язвительный голосок из прошлого прошептал на краю сознания Северуса: «А что, если это было игрой? Что если все эти два года он над тобой смеялся, а ты был слишком жалок, чтобы заметить?». Снейп знал, что это его паранойя опять пытается выкарабкаться из дальнего угла черепной коробки, куда он её так тщательно заталкивал каждый раз, когда видел Джонатана. Северус судорожно вспоминал каждую проведённую с Тьюрингом минуту и безрезультатно искал там фальшь, но вновь и вновь видел только карие глаза, наполненные искренней радостью, горечью, азартом, теплом, болью и никогда злобой или презрением. Это могло значить либо то, что Тьюринг действительно всегда был с ним честен, либо то, что прославленного двойного агента жестоко переиграли на его собственном поле. — Как он здесь оказался? — спросил вдруг Северус. — Случайно, — ответил Дамблдор и, немного помолчав, добавил, — Грюм был в Мунго сегодня. Он навещал кого-то из своих стажёров, попавших в драку в Лютном переулке, когда увидел мистера Тьюринга, аппарировавшего в холл с ребёнком на руках. Он сказал, что ему показалось странным то, как всполошился подошедший к ним Сметвик и подслушал их разговор в кабинете главного целителя. — А затем, дайте угадаю, его старческая мания преследования сработала быстрее здравого смысла? — язвительно осведомился Снейп. — Можно и так сказать, — директор устало кивнул, — тем не менее, нам надо понять, как мистер Тьюринг оказался в Мунго вместе с Гарри. Профессор отвёл взгляд от Дамблдора и снова посмотрел на лежавшего в кресле Джонатана: абсолютно беззащитного и уязвимого. В который раз Северус подумал о том, что его здесь быть не должно. Место Тьюринга в его чёртовой оранжерее, там, где ему не угрожает ничего кроме собственной дурости, а с ней Снейп уже научился иметь дело. Тем временем тишина в комнате становилась удушающей. — Чего вы хотите от меня? — спросил профессор, глядя куда-то мимо стоявшего в кабинете Дамблдора, — Веритасерум? — Нет, — старик задумчиво покачал головой, — Северус, ты ведь гораздо лучше меня в легилименции, верно? — Хотите покопаться в его голове? — Снейп, на удивление, смог сохранить отстранённое выражение лица, — я считаю, что это излишне. Напоите его сывороткой правды, и он сам всё выложит, к чему сложности? — Ты знаешь в чём минус сыворотоки, Северус, — Дамблдор прошёлся вдоль кабинета, остановившись возле полок с артефактами, — он расскажет только то, что сам считает правдой, — директор повернулся к Снейпу, наградив его слишком понимающим взглядом, поверх своих очков-полумесяцев, — Я знаю, что мистер Тьюринг твой друг, — Северус показательно скривился: в Хогвартсе об этом не знал бы только слепой, стараниями братьев Уизли, — Так же я не склонен бросаться пустыми обвинениями. Возможно, его встреча с Гарри действительно была случайной, но мы не можем быть уверены, что этой случайности не помогли произойти. Старик, как всегда, был прав. Северус и сам знал сотню способов подстроить такую «случайность»: начиная от империуса, до сложных ментальных закладок в голове жертвы. Директор был в своём праве подозревать худшее, но Снейпу от этого легче не становилось. Легилимеция не зря считалась одним из запрещённых для общего пользования разделов магии. Применять её к человеку, который не давал согласие и будет активно сопротивляться, это всё равно, что втыкать ему в мозг раскалённые иглы. В том, что Тьюринг будет бороться, профессор даже не сомневался: никому не нравилось, когда в их мысли лезли. С другой стороны, можно было бы просто разбудить Тьюринга и спросить разрешения, но Северус, как и Дамблдор, понимали, что если в сознании Джонатана была достаточно сложная закладка, то она могла бы просто вскипятить ему содержимое черепной коробки, как только тот услышит предложение на легилименцию. Такие часто использовали во время войны, чтобы не оставлять свидетелей, обрубая любые нити, ведущие к спрятавшимся в тени кукловодам. Случайный исполнитель, награждённый такой закладкой, просто сходил с ума, и в скором времени у него начинались попытки покончить с собой. Снейп сам ставил такие, и ещё много кто умел. В ту секунду Северус вспомнил разговор про железнодорожный мост и слова, сказанные уставшим и потерянным голосом. Мне нужно было тогда сразу спрыгнуть, а не стоять и думать, тогда отец бы не успел. Раненый взгляд Тьюринга, лицо, спрятанное за ладонью, переплетённые пальцы — всё это пронеслось в разуме профессора, как вспышка. А ведь тогда же он пообещал, что не причинит Джонатану вреда, тогда же тот чёртов француз увидел то, что никто видеть не должен был, тогда же он в первый раз почувствовал, что тонет, и вот, спустя два года, это привело их сюда: на перепутье. С одной стороны стояли долги мёртвым, с другой чувства к живым, а прямо по середине Северус с палочкой в руке, нависающих над бессознательным Тьюрингом. Слишком закономерно, но слишком неправильно и слишком скоро. И профессор снова горел изнутри, но только теперь ему на плечи давил долг, который не отдашь никакими деньгами или драгоценностями. Только положив на алтарь всё, что ему дорого, профессор возможно получит шанс расплатиться. Как же он себя ненавидел в тот момент. Себя и отпрыска Джеймса Поттера, который видимо даже из могилы будет напоминать Северусу о том, что у него нет права на счастье и покой, ведь «Нюниус» оступился, значит его надо жестоко проучить и заставить платить по счетам. Видимо теперь и Джонатан стал частью этой непомерно огромной цены. А всё из-за какого-то мальчишки. Сначала Лили, теперь и Тьюринг — кого ещё Снейпу прийдётся лишится просто из-за существования этого ребёнка? Кому ещё прийдётся сделать больно? Ответов не было, а тем временем в кабинете директора снова сгустилась удушливая тишина. Профессор слишком долго стоял бездействуя, просто смотря на спящего в неестественной позе Тьюринга, и момент затягивался. Северус аккуратно подложил руку под затылок Джонатана и развернул его лицо к себе. Профессор помнил, что как только он применит «эневейт» и разбудит Тьюринга, ему нужно как можно быстрее получить зрительный контакт. Возможно, если Джонатан будет дезориентирован, всё пройдёт менее болезненно. Снейп сделал глубокий вдох, и поднёс палочку к лицу Тьюринга. — Эневейт, — почти прошептал профессор. В следующую секунду Джонатан дёрнулся всем телом. Его глаза резко распахнулись, и он уставился на Северуса, после чего заметил палочку, прямо возле своего лица. Зрачки Тьюринга расширились, наполнившись настоящей паникой: он не понимал ничего, из того, что происходило и впервые за много лет действительно испугался. Джонатан дёрнулся во второй раз, пытаясь отстраниться. Профессору пришлось его удержать и тогда ладонь Тьюринга неожиданно вцепилась в руку Северуса, которой тот держал палочку, пытаясь отодвинуть её от себя. В глазах Джонатана проскочила немая мольба. Кажется, он начинал что-то осознавать и именно в этот момент Снейп произнёс второе заклинание. — Легилиментис, — услышав это слово, Джонатан вздрогнул, сильнее стиснув чужое запястье. Кабинет директора поплыл чернильными разводами, и профессор провалился в переполненное страхом сознание Джонатана. В первые секунды Северус ничего не почувствовал: со всех сторон его обступила непроглядная тьма, которая видимо являлась чем-то вроде примитивного барьера. Она была удушающе пустынной, звенящей и враждебной. Тьюринг защищался как умел, но никак не мог выпроводить незванного гостя из своего сознания. Тем временем Северус уже разрывал его неумелые ментальные блоки, от чего там, в реальности, Джонатан всё сильнее стискивал его руку. Когда от барьеров ничего не осталось, на Снейпа обрушился град чужих мыслей. Завывающий вихрь из воспоминаний, беспорядочных фраз и картинок звенел в ушах, чужое сознание бесновалось, не желая подчиняться. Среди всего этого хаоса можно было различить только одну эмоцию: страх. Тьюринг боялся, отчаянно пытался вырваться, и Северусу приходилось сильнее давить на его разум, пытаясь хоть как-то облегчить себе работу. Профессор чувствовал боль Джонатана: раскалённые иглы, звенящие в висках, стучавшая в голове кровь. Эти ощущения будто бы были его собственными. Северус понимал, что в этом хаосе он не найдёт ничего: ни воспоминаний, ни закладок, если такие были. Так же профессор прекрасно знал, как успокоить этот вихрь: нужно ударить посильнее. Так он поступал, когда был на службе у Тёмного Лорда, без малейшего зазрения совести препарируя мозги малознакомым магам. Но только вот Джонатан не подходил под описание «малознакомого мага». Северус не хотел делать ему больно или ещё больнее, чем уже есть, поэтому он решил сказать что-нибудь. Подходящая фраза нашлась не сразу, и профессор молился чтобы Джонатан не заартачился ещё сильнее. — Джонатан, если не будешь сопротивляться, боли будет меньше, — в собственных мыслях слова звучали не так холодно, как получилось их произнести. Это было ошибкой. По началу Северусу показалось, что вихрь чужой паники развевается и слова подействовали, но на самом деле в тот момент ассоциативная память Джонатана соскребла с подкорки одно из самых страшных его воспоминаний. Перед профессором предстала грязная Лондонская подворотня, туша пьяного магла вжимавшая чьё-то хрупкое тело в асфальт, и сальные слова: — Если перестанешь сопротивляться, то тебе даже понравится. Северус, не совсем понимая, что делает, оттолкнул магла из воспоминаний, от лежавшего на асфальте Тьюринга. Молодая версия Джонатана посмотрела на него с ужасом, и, попятившись назад, выставила перед собой руки в защитном жесте, на которых почему-то были свежие следы ожогов. Снейп присмотрелся, с ужасом понимая, что это были те самые ожоги, которые Тьюринг получил, когда работал над своим ритуалом. В ту же секунду Лондонская подворотня поплыла чернильными разводами, и профессор оказался в другом воспоминании: оранжерея, росток аконита и Джонатан, неверяще шепчущий, что у него получилось. Здесь было что-то ещё, чего Северус сначала не понял. Какое-то чувство: когда-то тёплое и радостное, а теперь затапливающее всё воспоминание горечью и отчаянием. Первая же догадка Северуса, на удивление, стала верной. Это была любовь. И тогда профессор отшатнулся. Он хотел бы этого не видеть, не чувствовать, потому что знал, что так не бывает, не с ним. Но тем не менее Тьюринг сделал невозможное: он полюбил его. Только сейчас это чувство стало горьким. Где-то на краю воспалённого сознания Джонатана нарастал шёпот. Он был язвительным, холодным и слишком громким. «Как всегда. Как всегда. Как всегда, тебе делают больно.» Вихрь мыслей закрутился с новой силой, но теперь в нём больше не было столько силы. Тьюринг смирился, растворяясь в шёпоте своего сознания. «Как всегда. Ничего нового. А чего ты хотел? Это всегда заканчивается болью. Ты заслужил боль. Только боль. Только боль. Только боль.» Чужое сознание затопила апатия и больше ничего не мешало Снейпу закончить свою работу. Он быстро просмотрел воспоминания Тьюринга за день, даже не удивившись тому, что Джонатан бросился помогать незнакомому ребёнку. Это было так в его духе, что профессор мог бы даже усмехнуться, если бы не сопровождавший каждое его действие шёпот. Ментальных закладок в голове у Джонатана не обнаружилось, как и любых следов империуса или других подчиняющих заклинаний. Значит всё это было зря. Северус сделал больно тому, кто был готов его любить, ради пустой паранойи. Теперь, стоя на обломках чужих чувств и переживаний, он должен был стереть их, заметая следы своего пребывания. Северус разломал Тьюринга на сотни осколков, а теперь просто уйдёт, будто ничего и не было. Джонатан ничего не вспомнит: ни боли, ни шёпота, ни удушающего чувства отчаяния и собственной беспомощности, а значит он и дальше будет его любить. После всего этого, будет продолжать любить его, не догадываясь о том, что с ним сделали. Апатичный шёпот чужого сознания неожиданно начал вторить тому, что всё это время клубился в голове у Снейпа. «Ты не достоин любви». «Потому, что твой удел всегда быть брошенным», — прошелестело сознание Тьюринга. «Потому, что ты приносишь людям только боль» — вторили ему мысли Северуса. Профессор взял себя в руки и закончил работу, стерев неудобные воспоминания. Но перед тем, как вернуться в реальность, он сделал ещё кое-что. Вновь оказавшись в воспоминании с оранжереей, он оставил там мягкий, ненавязчивый посыл, предостережение для Джонатана. Северус поймал отголоски той горечи, что затопляла Тьюринга до того, как профессор подправил его воспоминания, и запечатал в нём всего лишь четыре слова. «Он принесёт тебе боль» Это больше походило на просьбу: не влюбляйся, не давай ему надежды и способа разрушить твою жизнь, будь счастлив. Снейп знал, что так будет лучше, так будет правильнее. Он не мог позволить себе быть эгоистом, признав существование этого чувства, и снова сделал малодушный выбор, предпочтя долги мёртвым, живому человеку. Когда профессор вынырнул из чужого сознания, то первым, что он почувствовал, была боль в районе запястья. Всё это время Тьюринг сжимал его руку, молча умоляя убрать палочку и закончить мучения. Сейчас ладонь Джонатана ослабла, безвольно упав на подлокотник кресла. Глаза Тьюринга закатились, и он снова потерял связь с реальностью. Рука Северуса всё ещё лежала на его затылке. Профессор медленно убрал её и, зачем-то, мимолётно коснулся чужой щеки, рассечённой шрамом. «Он никогда не простит, если узнает, » — со смирением подумал Северус, перед тем как отвернуться от Тьюринга, чтобы встретиться глазами с Дамблдором. Старик внимательно выслушал всё, что Северусу удалось узнать об обстоятельствах, в которых Джонатан повстречал Поттера и о состоянии мальчишки, после чего его взгляд на мгновение потух. — Я думал, что для сестры Лили, родство хоть сколько-нибудь имело значение, — произнёс он, глядя куда-то в пустоту, — я ошибся. — Что будете делать? — поинтересовался Снейп. — Я думаю это нам стоит обсудить с мистером Тьюрингом, — Дамблдор прошёлся по кабинету, остановившись возле своего стола, — Северус, ты можешь вынести его за защитную черту замка так, будто бы он сам аппарировал к Хогвартсу? Конечно, профессор скажет «да», и всё, что происходило сейчас в этом кабинете, никогда не покинет его пределов. Очередная тайна, похороненная среди вороха книг и артефактов-безделушек. Когда спустя пятнадцать минут Северус стоял за границей антиаппарационного купола, вновь направляя палочку, на Тьюринга, он уже почти ничего не чувствовал, будто бы горечь выела его насквозь, оставив только оболочку из кожи и костей. Возможно, ему было немного страшно думать о том, что случится, как только Джонатан откроет глаза. Что профессор там увидит? Горечь предательства? Отвращение? Страх, как тогда в кабинете? Или привычное тепло, которого Снейп оказался недостоин? Профессор не любил загадывать, ожидая ответов от вселенной или судьбы. Он знал, единственный способ проверить — это увидеть самому. Поэтому Северус медленно провёл палочкой в воздухе, произнеся: — Эневейт.