Изменение гравитации

Изуку смотрел на Тодороки, в нетерпении покусывая губы. В комнате было немного душно, наверное, стоило бы открыть окно – к вечеру кондиционеры они обычно отключали, – но никто из них двоих даже не задумывался об этом. Мидории казалось, стоит только холодному воздуху проникнуть в дом, как вся атмосфера исчезнет. На улице стемнело, но город не спешил погружаться в сон: люди выползали на площади и скверы, желая ухватить хоть чуточку вечерней прохлады. Омега их понимал. Днем стояло такое пекло, что без кондиционера даже дышать было сложно. Весь день Изуку пребывал в странно-приподнятом расположении духа, думал о чем-то, мечтал, в голове сами собой появлялись немного постыдного рода мысли. Шото сегодня был таким горячим, таким… Мидории не удавалось выбросить образ его обнаженного тела из головы, поэтому вечером он предложил альфе поспать вместе. Тот ничуть не удивился: это не было чем-то новым для них. Но омега подразумевал немного другое. Свет в комнате был приглушен, потому что они якобы собирались спать. На деле Изуку просто поспешил его выключить, решив, что так будет меньше переживать, волноваться и смущаться. Тодороки по этому поводу ничего не сказал, кажется, он всё ещё пребывал в дичайшем недоумении; его лицо выражало опасение и подозрение. – Изуку, – он прищурился и вновь спросил: – Ты уверен? – М, – Мидория замялся. Он нерешительно присел на край кровати, тяжело вздохнул, покусывая губы, растерянно посмотрел на альфу, тот не менее растерянно посмотрел в ответ. – Ну… ну да, – несмело сказал омега и глубоко вздохнул, понадеявшись, что это придаст ему смелости. Шото на его слова лишь поджал губы и медленно присел рядом, о чем-то крепко задумавшись. Выглядел он так, будто ничуть не рад, а ведь постоянно сам отвешивал сальные шуточки и делал множество намеков. Но сейчас вдруг Изуку с опаской подумал, что ему это всё показалось и он зря настаивает… – Хм, – Тодороки посмотрел на него, вздохнул тяжело, будто для него это всё было каким-то наказанием, и с трудом проговорил: – Хорошо. – М… – Мидория отсел в сторону от его протянутой руки, неуверенно улыбаясь, – что-то не так? – уточнил он. – В смысле? – альфа нахмурился. – Ну… ты выглядишь так, будто… – омега начал взволнованно теребить пальцами, – будто совсем не хочешь. Если это так, то давай просто ляжем спать! – воскликнул он. Шото покачал задумчиво головой. Изуку было бы намного легче, если бы он рассмеялся, цокнул языком или закатил глаза, сказав, что Мидория лишь преувеличивает и ему просто кажется, но этого не произошло. – Нет, причина не в этом, – осторожно проговорил Тодороки и мягко взял омегу за руку, поглаживая ладонь большим пальцем. – Просто мне казалось… несмотря на все мои слова, несмотря на все твои слова… что этого никогда не произойдет, – несмело признался он. – Как? – Изуку удивленно подскочил. – Прям никогда-никогда? – изумился он. Шото неопределенно качнул головой. – Ну… может, когда-то. Но, очевидно, очень и очень нескоро. А тут… и ты говоришь, что готов и хочешь, – он пожевал неуверенно губами. – Это было так странно, – протянул альфа удивленно-весело. – Что именно? – Ты подошел ко мне, так внимательно посмотрел в глаза и сказал, что хочешь сегодня пойти до конца, – Шото усмехнулся. – Мне потребовалось много времени, чтобы сообразить, что ты имеешь в виду. – Д-да… – Мидория несмело кивнул, вдруг ужасно смутившись, – я хочу, – подтвердил он. – А ты? – спросил с явным волнением в голосе. Чувствовал себя ужасно глупо, но не мог унять легкого мандража, что преследовал его с того момента, как он решился сделать это сегодня. – Я? – Тодороки приподнял брови, – будто ты не знаешь, – фыркнул он. Из-за его расслабленного и такого привычного действия Изуку тоже расслабился и улыбнулся, вздыхая. – И всё-таки, – заерзал на матрасе он. – Ох, – Шото посмотрел на него внимательно, несколько секунд молчал, будто очарованный взглядом, а после охотно подтвердил: хочу! – Что ж, – Мидория вспыхнул румянцем и подсел к нему чуть ближе. – Если так, то я очень рад, – он улыбнулся и шумно вздохнул. В комнате воцарилось молчание. Тодороки внимательно на него посмотрел, будто сомневался в трезвости рассудка, медленно провел ладонью по бедру Изуку, тот шумно вздохнул и подался к альфе, нерешительно поцеловав его в губы. Сердце Мидории трепетно сжалось и забилось быстрее и громче, заполняя весь его разум неровным звуком. Он медленно обнял Шото за шею, притянул к себе несмело. Делал это далеко не в первый раз, но именно сегодня это носило особенный характер, заставляющий омегу волноваться, нервничать и переживать, что он сделает что-то не так. Тодороки медленно обнял его за талию, явно не собираясь никуда спешить. Это заставляло Изуку волноваться ещё сильнее. Сегодня вечером он надолго застрял в ванной, переживал. Отправился почистить зубы и принять перед сном быстренько душ, но в итоге, в силу своего волнения, простоял под горячей водой очень долго, пытаясь успокоиться. Несмотря на то, что Мидория всё для себя решил, точно разобрался во всех эмоциях и желаниях, он всё ещё сильно переживал. Боялся, что что-то пойдет не так, что он сделает что-то не так. И что-то обязательно пойдет не так, ведь, как он знает, настоящее удовольствие от секса люди начинают получать на двадцатый, а то и тридцатый раз. Все попытки до этого, а особенно, самые первые, преисполнены глупости и неловкости. Погруженный в переживания, Изуку даже подумал, что, возможно, ему стоит предложить вместо сна посмотреть какой-нибудь фильм, а уж глубокой ночью, когда на улице будет темно, что глаз вырви, всё равно ничего не увидишь, он осторожно намекнет Шото о том, чего хочет. Но от этой идеи пришлось отказаться. Тодороки не любит сбивать режим, а Мидория – не может: он вероятнее всего просто уснет, а если и не уснет, то всё равно не будет ни к чему готов. Горячая вода в тот момент будто не успокаивала, а только дурманила, путала мысли, а Изуку, напротив, не помешало бы проветриться. В какой-то момент на него даже напало странное желание побрить ноги, чтобы быть как герои порно, таким же эстетичным, но он вовремя отказался от этой затеи, решив, что Шото это лишь введет в большее недоумение… Сердце стучит всё быстрее, Мидория чувствует, что его запах начинает усиливаться, и никак не может понять, хорошо это или плохо. Руки альфы скользят по его пояснице на ягодицы, легко подхватывают и пересаживают вглубь кровати. Омега нервно вздыхает. Тодороки медленно к нему подползает, его глаза будто светятся в темноте. Изуку смотрит на него, хочет отдаться полностью моменту, но вместо этого по-идиотски переживает, как выглядит в эту секунду, что особенно глупо, учитывая, что практически ничего не видно. Шото замирает возле него, упершись ладонями в матрас по обе стороны от ног Мидории, его дыхание частое, но ровное. Он целует омегу в губы, вновь и вновь, никуда не спешит, растягивает. Изуку не пытается его подогнать, хотя этот медленный темп только больше нервирует его, он старается ни о чем не думать, концентрируясь на своих ощущения. Сердце стучит всё быстрее, ладони от тревоги начинают потеть, и он скорее, пока Тодороки не заметил, пытается обтереть их об одеяло. Альфа осторожно давит на него, призывая лечь на спину, сам замирает на мгновение, смотрит внимательно сверху вниз. – Всё хорошо? – спрашивает неожиданно, его шепот прорезает ночную тишину. Омега вздрагивает от неожиданности и мотает головой, нервно вздыхая. Шото, неправильно истолковав его реакцию, останавливается, его рука, что доселе скользила по бедру Мидории, замирает. – То есть, да, всё в порядке, – поясняет Изуку и заполошно пытается выдавить из себя непринуждённый смех. – Я просто сильно волнуюсь, – с толикой вины в голосе говорит он. Тодороки смотрит удивленно, анализирует его взглядом и заставляет смущаться и волноваться сильнее. – Всё хорошо, – мягко улыбается, – ничего особенного не происходит, Изуку, – протягивает негромко. Мидория кивает, его немного это успокаивает. Шото наклоняется и вновь целует его, мягко и нежно, даже осторожно. Омеге нравится это, несмотря на дневную фантазию, что нарисовало его озабоченное сознание, где альфа впивался в его губы и изо всех сил прижимал ближе. Руки Тодороки медленно продолжают скользить по ногам Изуку, спокойно и осторожно, будто боясь оттолкнуть, но Мидория, пусть вслух он постесняется об этом сказать, предпочел бы, наверное, чтобы они скорее покончили с прелюдией и перешли к главному: ожидание только заставляет его сильнее нервничать. Шото разрывает поцелуй, смотрит в его глаза внимательно, пристально; омега в ответ лишь робко улыбается, шумно вздыхая. Он обвивает шею альфы руками вновь, притягивает ближе к себе, нервно вздыхает, пытается сесть и прижаться к нему всем телом, но Тодороки почему-то перехватывает его за талию и тянет обратно. – Что? – Мидория отстраняется и взволнованно на него смотрит. – Что-то не так? – уточняет обеспокоенно. Шото качает головой. – Всё хорошо, – улыбается и чмокает омегу в щеку, будто пытается разрядить обстановку. – Просто, кажется, ты пытаешься взять инициативу на себя, чтобы сделать хоть что-то, а не потому, что ты этого хочешь. – А, – Изуку удивленно на него смотрит, – это не так. Я… – застенчиво, – просто хочу тебя обнять. – Вот как, – Тодороки поджимает губы, и Мидории вдруг кажется, что он смущается. Это заставляет его нервно выдохнуть. – Кстати говоря, – голос альфы звучит совершенно обыденно, что выводит омегу из взволнованного состояния на несколько секунд, – в какой позе ты хочешь попробовать? – тихо спрашивает Шото. Омега замирает, в недоумении хмурится, шумно вздыхает и смотрит на Тодороки, ожидая ответа на вопрос от него. Почему-то прежде он не сильно задумывался об этом, просто желая быть как можно ближе. – А… – Изуку неуверенно крутит пальцами, покусывая губы, – а в какой обычно пробуют? – спрашивает он взволнованно. Альфа смотрит на него и не может сдержаться от тихого смешка, за что тут же извиняется. – По-разному, полагаю, – выдыхает он и мягко целует Мидорию в висок. Тот растерянно на него смотрит, слегка улыбается, вздыхает и тянет Шото к себе, спеша продолжить. У того губы горячие, немного шершавые, но из-за этого не менее мягкие, нежные. Руки теплые, даже горячие, Изуку сам рвется прижаться к ним. Они скользят по его бокам вновь, оглаживают, пальцы немного сильно сжимают бока, но омега не возражает. Ладони медленно забираются под мягкую ткань футболки, ползут выше по животу к ребрам, заставляя заерзать: Мидория всегда был восприимчив к щекотке. – Ты такой холодный! – вдруг выдыхает в губы Изуку Тодороки, на секунду прервав поцелуй. – Это… – омега чуть хмурится, – это надо говорить? – уточняет он. Шото странно на него смотрит. – Не надо? – уточняет он в свою очередь. – Ну… – Мидория неуверенно пожимает плечами. – Молчать надо? – альфа смеется. – Изуку, как ты себе это представляешь? Мы же не на Руси десятого века, – усмехается он. – А… – омега растерянно хмурится и в недоумении поднимает глаза к потолку, покусывая губы, – а что было на Руси? – спрашивает растерянно, а про себя усмехается, не понимая, почему в такой момент они задумались об истории. – В десятом веке Русь крестили, – вздыхает Тодороки. – И… и что? – Мидория хмурится сильнее. – И то. В христианстве, если ты не знал, секс – тема запретная, даже табуированная. До крещения в деревнях был обычай «свечку держать» в первую брачную ночь у молодоженов, чтобы проследить, как всё пройдет, – спокойно рассказывает Шото. – А после крещения, всё, никаких посторонних, только непосредственные участники процесса, – он усмехается, – в темноте быстренько туда-сюда и закончили, а потом делают вид, что ничего не было. Изуку медленно кивает, что-то такое он когда-то слышал. Смотрит на альфу и всё же спрашивает: – Это да… Но причем тут то, что у меня холодный живот? – чуть недовольно хмурится. – Да ни при чем, собственно, – Тодороки усмехается и чмокает его в щеку. – А что, мне уже говорить нельзя? – безобидно уточняет он, склоняя голову набок. – Молчать? – и деланно двигает бровями. Из-за этого вопроса Мидория чувствует себя ужасно глупо и отворачивается, краснея. – Ну-у, – протягивает он и вздыхает. – Просто… – Просто я тебя сбиваю с дела? – предполагает Шото и насмешливо щурится. – Ну-у… наверное… а ещё… в моих представлениях никаких разговоров не было, – неуверенно говорит Изуку. Тодороки молчит несколько секунд, задумавшись, а после осторожно, даже мягко замечает: – Боюсь, большая часть твоих представлений не будет оправдана, – он берет Мидорию за руку и улыбается. – Это нормально. Тот смотрит неуверенно в ответ, шумно вздыхает. Омеге просто хотелось, чтобы всё прошло легко и просто, без трудностей и происшествий, как это показывают в кино и описывают в любовных романах. – М… ага, – Изуку кисло кивает. – Ты огорчен? – уточняет мягко Шото, склонив голову набок, – всё? Уже не хочешь? – улыбается, – ну давай тогда спать, – нежно целует его в щеку. – Нет! – Мидория мотает головой, – нет, я… я хочу, – он закусывает смущенно губу. Тодороки кивает, не собираясь возражать. Он медленно, нарочито медленно касается боков Изуку, осторожно задирает его футболку, не отводя от лица глаз. Омега смущается и шумно вздыхает, отворачиваясь и покусывая губы. Шото стягивает его футболку через голову и откладывает в сторону, внимательно наблюдая за реакцией Мидории, тот краснеет, неловко мнется и пытается успокоить себя мыслью о том, что в такой темноте никто ничего увидеть не может. Он подается вперед, вновь целует альфу в губы. Хочется снова и снова к нему прикасаться, гладить нежно-нежно и целовать, пока не лишишься чувств. Шоколадный аромат заполняет его легкие, щекочет ноздри, дурманит рассудок, Изуку втайне наслаждается им, рот его наполняется слюной, и чуть ли не просыпается аппетит. Руки Тодороки вновь на его теле, гладят мягко, исследуют с интересом, пальцами проводят по каждой складочке, линии. Шото толкает омегу в плечи, вынуждает лечь на спину, сам нависает сверху, шумно вздыхая. Мидории впервые вдруг кажется, что альфа не так самоуверен, каким хочется казаться. Возможно, тоже волнуется. От этих мыслей Изуку стало легче. Тодороки близко, совсем рядышком, Мидория жмется к нему, губы к губам. Ещё один поцелуй, простое касание губ, как же приятно. Тела соприкасаются, омега ощущает, как внутри нарастают жар и необъяснимый восторг, тревожный, но такой сладкий. Слегка отстранившись, Шото смотрит в изумрудные глаза, будто вновь спрашивает: «Ты уверен?», и Изуку кивает, пытаясь растормошить альфу, придать ему уверенности, которой у самого Мидории не было с самого начала. Опять поцелуй, такой нежный и воздушный, что у омеги кружится голова. Прежде он полагал, что желает бурной, страстной близости, такой горячей и волнующей, но нет. Нежность и ласка, которую источает Тодороки всем своим естеством, напор его любви, чувственной и бережной, сводят Изуку с ума, заставляют все его тело дрожать в нетерпении. Сердце бьется всё чаще, кожа явственно становится горячее, поцелуй – интенсивнее, дыхание – прерывистей, в мышцах появляется тонус; Мидория чувствует влагу губ и прижимается крепче, прикрыв глаза. Шото отстраняется на мгновение, меж их губ натягивается тоненькая ниточка слюны, Изуку вздрагивает, заметив это, и покрывается румянцем, краснота постепенно проступает на коже, делая веснушки заметнее. Тодороки уже без сомнений во взгляде смотрит на него, довольно улыбается и стягивает свою футболку, легко откидывая ее в сторону. Мидория внимательно наблюдает за его действиями. Стук сердца в его голове, ушах такой сильный, что омеге кажется, обрушься сейчас соседний дом, он всё равно этого не заметит. Альфа вновь прижимается к нему, вынуждает вновь лечь, проводит медленно носом вдоль шеи, заставляя кожу от горячего дыхания покрыться мурашками. Изуку замирает, боится всё испортить неловким движением. – Ты так… восхитительно пахнешь, – протягивает Шото, посмотрев Мидории в глаза, – мм, этот запах практически сводит меня с ума, – хрипит он и осторожно прикасается губами к нежной, бархатистой коже. Омега взволнованно вздыхает, его грудь быстро поднимается вверх и так же быстро опускается. Его шея очень чувствительная, Изуку готов дрожать от каждого к ней прикосновения. Губы Тодороки такие горячие, чуть ли не обжигающие, поцелуи мягкие и немного влажные, что будто создает морозец на коже, когда альфа отстраняется. Он медленно спускается ниже, пристально глядя на омегу, но тот старается этого не замечать и сконцентрироваться на дыхании, чтобы успокоить мысли, спутавшиеся и растекшиеся по стенкам черепа, и сердце, неугомонно стучащее о слабые ребра. Вот-вот и треснут. Мидория немного встревоженно сжимает пальцами простыню и смотрит исключительно в потолок, боясь столкнуться со взглядом Шото, горячим, таким будоражащим. Изуку чувствует очередное осторожное прикосновение к своей коже в районе мягкой груди, весь замирает; дыхание перехватывает. Тодороки, заметив это, останавливается и поднимает голову, спокойно на него глядя. Омега не спешит отвечать на взгляд. – Всё хорошо? – тихо спрашивает альфа. Мидория слышит его шепот неожиданно четко и ясно, несмотря на стук сердца, что вздрагивает от неожиданности и рассеянно кивает, пытаясь улыбнуться. – Д-да, – отзывается он; голос почему-то хрипит. Хочется что-нибудь сказать, разрядить вновь успевшую накалиться – хотя этот накал явно ощущает только Изуку – обстановку, но в голове, как назло, совсем пусто, все мысли заполнены неотступающими волнениями и запахом, таким приятным и безопасным запахом шоколада. Когда Мидория чувствует его, у него сразу же поднимается настроение. Шото медленно проводит рукой по его боку и с удовлетворением на лице вдруг заявляет: – Ты и вправду поправился! А под одеждой совсем не видно, – улыбается и с любовью гладит мягкий бочок, не упуская возможности ущипнуть его пальцами. Омега дергается и недовольно пихает его коленом. Тодороки только тихо смеется в ответ. Он вновь нависает над Изуку, упираясь левой рукой в матрас, а правой продолжая бережно изучать тело. Мидория шумно вздыхает, ему хочется прижаться к одной из рук и закрыть глаза, без тревог уснув. Но он отгоняет это мимолетное желание, вспоминая о главном, чего хочется куда сильнее и больше. Альфа осторожно целует розовый сосок, облизывая его языком, и смотрит, пристально смотрит на Изуку, не ясно зачем. Тот напрягается, ерзая на матрасе. Прежде подобный взгляд Шото показался бы ему жутким и опасным, но теперь он видит в нем совершенно другие вещи: желание вперемешку с восторгом и радостным предвкушением и какую-то строгость, которую Мидория объяснить не может. Тодороки продолжает играться с сосками, помогая себе правой рукой, и хищно улыбается, готовый в любой момент прикусить кожу клыками. Или Изуку это только кажется. – Давай уже с-скорее, – нервно говорит он и спешит сесть, не в состоянии больше терпеть и с тревогой ожидать, когда же они подберутся к главному. Шото отстраняется и смотрит на него удивленно, тут же усмехаясь. Спокойно пожимает плечами, соглашаясь. Руки ложатся Мидории на бедра, быстро стягивают его штаны, заставляя шумно вздохнуть и заерзать в нетерпении на простынях. Тодороки несколько секунд с интересом гладит мягкие ноги, улыбается обещающе. Изуку смотрит на него с беспокойством, волнуется сильно, но признаваться в этом ужасно не хочет. Альфа легко забирается ладонью в его трусы, аккуратно пытается начать ласкать постепенно набухающий член, но омега останавливает его, резко садясь. Его пальцы крепко сжали чужую руку, останавливая, нерешительно вытащили её из-под мягкой ткани белья. – Что-то… что-то не так? – уточнил осторожно Шото. – М, – Мидория неуверенно закусил губу, не прекращая ерзать на простынях. Вопреки ожиданиям, его мандраж не прошел, а лишь усилился. – Ох… – он поднял на альфу глаза, – всё так, просто… наверное, сначала стоит… то есть… Изуку растерялся и грустно вздохнул, глянув виновато на Тодороки, что продолжал вопросительно на него смотреть, ожидая пояснений. – Ты, – Шото прищурился, – передумал? – осторожно спросил он. – Нет! – горячо воскликнул омега и замотал головой. – Тогда… продолжаем? – М… – Мидория неуверенно кивнул и вздохнул. Он чувствует себя так неловко, так волнуется, что знает, что обязательно сделает что-нибудь не то, за что в последствии обязательно будет себя корить и стыдиться. – Хм, – Тодороки посмотрел на него внимательно, о чем-то задумавшись, а после неожиданно весело и повседневно чмокнул в щеку. – Изуку, давай в другой раз? – предложил он искусственно-виновато. – Я что-то больше не хочу, – склонил голову набок. – Ты? – удивился омега. – Ну… ну ладно. В комнате было темно, тихо и немного прохладно из-за открытого окна. Изуку не шевелился, боясь каким-то образом оповестить, что он уже не спит. Шото наверняка что-нибудь бы сказал, а омега не был готов сейчас к разговорам на одну довольно щепетильную тему, на другую любую – пожалуйста, хоть до утра, забыв обо всяком сне, но обсуждать произошедшее он не хочет ни сегодня, ни завтра. Слова Тодороки были так неожиданны. «Больше не хочу». Больше не хочу, больше не хочу, больше не хочу. Больше не хочу! Не хочу больше, видите ли, не хочу и всё тут, понимай, как хочешь. Мидория никак этого не показал, но он очень удивился и даже оскорбился немного, забеспокоившись, что причина такой резкой смены настроения в нем самом. Наверное, Шото подумал чего-то не того… Изуку даже предполагать боится. Он сильно волновался, переживал и нервничал, но не хотел, чтобы они прекращали, нет, напротив, ему хотелось продолжать и закончить поскорее, испытать, какого это, почувствовать, узнать, а не просто думать, в миллионный раз прокручивая в голове, представляя и то и дело бросая на Тодороки взволнованно-непристойные взгляды. Омега тихонько вздохнул. Альфа вроде ничего не заметил, продолжая мирно лежать позади. Только Шото сказал, что не хочет близости сегодня, они сразу же легли спать. Тодороки предлагал ещё посмотреть кино, а, лучше, как он сказал, поговорить и обсудить всё это в подробностях, но Мидория отказывался. Альфа несколько раз повторил, что ему будет намного легче, если Изуку расскажет о своих пожеланиях, чувствительных зонах и том, как и где ему приятнее всего. Но омега только головой мотал, бурча что-то о том, как он хочет спать. Сил говорить об этом у него не было. Даже не сил, а желания. Ему было не то, что стыдно всё это обсуждать, но… но… но что-то всё же было. Смущение и неловкость, которые обязательно появятся, только они поднимут этот разговор, Мидории этого ох, как не хочется. Он страшно боится попасть в глупую ситуацию, неловкое положение. Не хочет сделать или сказать что-то не то, с Шото он и без того часто попадает впросак: ожидание редко соответствует реальности. Изуку злит немного, как бы глупо это ни было, как серьезно Тодороки всё воспринимает. Неужели так всегда должно быть? Мидория понимает, что, если он ничего не скажет о своих желаниях и фантазиях, всё получится из рук вон плохо, но всё равно молчит, как рыба. Почему в романтическом кино, книгах, даже с большим рейтингом, никогда ничего подобного не упоминается, всё происходит каким-то мистическим образом само собой, даже если героями выступают неопытные подростки-девственники? Омега почувствовал, что у него затек бок, на котором он лежал. Но переворачиваться не хотелось: Шото заметит, что он не спит. Впрочем… Изуку вслушался в равномерное дыхание за спиной – альфа лежал рядом с ним, положив руку омеге на бедро, – Тодороки наверняка спит. Он осторожно, боясь потревожить его сон, перевернулся на спину, нервно вздыхая, быстро поправил футболку, что перекрутилась, неприятно натягиваясь на теле, разместился поудобнее, уставился в потолок. Тот был одиноким, ужасно одиноким, белым, тоскливым, жалким. Идеальным, безо всяких складочек, пятен и полосочек, но всё равно таким грустным… Мидория никогда не понимал, почему потолки всегда оставляют белого цвета. Чтобы зрительно расширить пространство? А толку? Может, кому комфортнее и в маленьких комнатках! Куда веселее было бы с рисунками на потолке, веселой раскраской, может, обоями. Почему потолки не покрывают обоями? Так вся комната была бы выдержана в одном стиле! Изуку всерьез задумался об этом и, сам того не замечая, погруженный в раздумья, начал бурчать что-то себе под нос, хмурясь. Он часто задумался об этом ещё в своем старом доме, в своей старой забитой требующей капитального ремонта комнате. Тогда эти мысли помогали ему уснуть и отвлечься от тревоги. Сбоку раздался шумный вздох; Тодороки зашевелился. Мидория резко дернулся и замер, испугавшись, что разбудил альфу, но тот лишь перевернулся на другой бок, не просыпаясь. Изуку облегченно выдохнул. Он посмотрел на него, непроизвольно улыбаясь, глаза уже привыкли к темноте, он без труда различал фигуру Шото, видел, как футболка натянулась на его плечах, как волосы замялись, смешно поднявшись в районе затылка. Омега осторожно подлез поближе к нему, осторожно прижался к нему, почему-то еле сдерживая хихиканье. Несмело обнял Тодороки рукой и вздохнул, щекой касаясь его плеча, закрыл глаза, не прекращая улыбаться. И быстро уснул. Блинчики весело скворчали на сковородке, Мидория, погруженный в расплывчатые мечтания, неопределенно им улыбался, ни о чем не думая. Где-то за окном привычно бегал Тодороки, домой возвращаться не спешил. Но Изуку особо его не ждал: с самого утра между ними воцарилась легкая (или не очень легкая) атмосфера напряжения. Для Мидории. Шото вряд ли это ощущал. Поутру он, по обыкновению, рассеянно поцеловал омегу в щеку и поспешил в душ. Изуку долго сползал с кровати, зевая и потягиваясь. Он поспал достаточно, но в висках пульсировала кровь, голова была тяжелая, неподъемная. Когда Тодороки, до жути чему-то радостный, выскочил из душа, Мидория только поднялся и лениво стягивал пижаму. Шото, заметив его, не удержался от веселой похабной шуточки, которая заставила омегу не только, как всегда бывало, нахмуриться, обидеться и недовольно зашипеть на альфу, но и вздрогнуть, ощутимо напрячься и робко на него посмотреть, покусывая губы. Сразу же всплыла вчерашняя тема, разговор. Тодороки спокойно поинтересовался, надумал ли чего-нибудь Изуку, хочет ли ему чего рассказать о своих желаниях, но тот лишь испуганно помотал головой и отказался. Шото даже предложил Мидории назвать ему какой-нибудь фильм, где всё происходит так, как омеге нравится, но тот не смог ничего сказать, рассеянно пожав плечами, и поспешил спрятаться в ванной от смущающего разговора. Альфа проводил его недоумевающим взглядом. Выходя из дома на разминку, он чуть встревоженно-недовольно заметил, что, если Изуку не готов рассказать ему о своих желаниях, то и сексом он заниматься не готов, на что Мидория лишь оскорбленно показал ему язык и сказал уходить. Тодороки в ответ рассмеялся… Блинчики пахли очень вкусно, на секунду Изуку даже подумалось, что вкуснее, чем пахнет Шото. Но лишь на секунду, почувствовав еле уловимые нотки запаха металла, которые не могли не остаться на поджаривающихся блинчиках от сковородки, Мидория передумал. Тодороки вкуснее. Хотя он, в отличии от блинчиков, может и обидеть. Блинчики обижают только тем, что очень быстро заканчиваются. Омега перекинул лопаткой кривой блинчик со сковороды на тарелку, вздохнул. Он уже пятнадцать минут стоял у плиты, а стопка блинов была настолько низкая, что становилось голодно от одного лишь вида на нее. Изуку вздохнул. Он никогда особо не любил готовить, часто ленился и предпочитал перебиваться готовыми продуктами, но сегодня, как проснулся, сразу же почувствовал, что блинчиков хочет, лучше с шоколадом растопленным или на какао… Рот наполнился слюной, только он подумал об этом. – Так, ещё один блинчик, и буду есть, – решил Мидория, чувствуя, что больше не сдержится и умнет вскоре результат всех своих трудов за минуту. – Ещё один? – послышался за его спиной веселый голос. – А сколько их у тебя? А на меня хватит? – Тодороки из прихожей поспешил к нему, голодными глазами оглядывая стол. – Для тебя? – Изуку с пренебрежением во взгляде на него обернулся, надменно вздохнул и сказал: – В холодильнике есть сельдерей. – Сельдерей? – Шото в недоумении приподнял брови, тяжело дыша после бега. – Я… – он прищурился, посмотрев на омегу, – в чем-то провинился? – предположил осторожно. – Да нет, – Мидория неопределенно качнул головой, отвернувшись обратно к плите. – Явно в чем-то провинился, – вздохнул тяжело Тодороки, в конце усмехаясь, и подошел к столешнице, облокотившись на нее. Он задумался, сильно, демонстративно хмурясь. – Та-ак, – протянул задумчиво, – и в чем же, позволь узнать? Чего я такого сделал? Опять что-то не то сказал, да? Или просто тебе надоел? – альфа усмехнулся. – Бешу просто, да? Ну признайся, не стесняйся, я тебя раздражаю, да? – поинтересовался въедливо Шото, наклонившись к нему, чуть ли не утыкаясь носом в локоть. – Я это умею, да-а-а… В этом я мастак, – он рассмеялся. – Мм, – Мидория посмотрел на него недовольно, – ты, – начал он, но так ничего дельного и не придумал, лишь вздыхая и переворачивая блин золотистой стороной вверх. – Не додержал, – прокомментировал его действия Тодороки и покачал головой. – Нет, правда, смотри, какой бледный! Прям как ты! – усмехнулся он. – Не загораешь, и блин у тебя бледный, – хмыкнул альфа. – Ммм, – Изуку нахмурился и стрельнул в его сторону глазами, чуть ли не скрипя зубами. Шото, прежде его таким не видевший, рассмеялся звонко и весело. – Видимо, бешу всё-таки, – улыбнулся он и неопределенно поцеловал Мидорию в щеку, дольше обычного задержавшись рядом с ним, будто пытался обнюхать. Омега поспешил отстраниться. – Нет, – сказал он твердо. – Хм… – Тодороки склонил голову набок и улыбнулся с прищуром, – а что же тогда? – Да-а, – Изуку вздохнул, – блинами делиться не хочу, – признал он, спешно переставляя тарелку со своим сокровищем от загребущих рук альфы в сторону. – Эй! куда! – Шото потянул вслед за ней руки, обиженно надув губы. Но Мидория был непреклонен и грозно на него посмотрел. Тодороки осталось лишь смиренно вздохнуть. – А ещё мне кажется, тебе надо похудеть, – уверенно заявил омега и перетащил сковороду в раковину, собираясь её помыть. Но та была обжигающе горячей, поэтому он всё же не решил прикасаться к ней даже губкой, так и замер без дела. – Вон как! – Изуку глянул на альфу, – бе-е, – и скривился. Шото посмотрел на него в искреннем недоумении, не понимая шутит Мидория или серьезен, моргнул, нахмурился, снова моргнул, по-новому посмотрев на омегу, и рассмеялся, покачав головой. – Мне? Худеть? – Тодороки закатил недовольно глаза. – Зачем? Чтобы быть таким, как ты? Задротом, да? – он хмыкнул, – нет уж, спасибо, не хочу. – Но я же серьезно! – Изуку закусил губу, вздыхая, – посмотри… какой-то ты… какой-то… ты… – омега неуверенно склонил голову набок. Тело Шото, очевидно, было в норме, но Мидория никак не мог отделаться от мысли, что альфа рядом с ним смотрится каким-то тучным, широким, аж страшно. – Какой-то ты… большой слишком, – поморщил веснушчатый нос Изуку и достал из холодильника клубничный джем: шоколада он не нашел, а ведь так хотелось растопить его в микроволновке или просто завернуть в горячие блинчики, пусть сам тает. – Охо, – Тодороки весело усмехнулся. – Большой слишком, да? Повтори эту фразу ещё раз, и она приобретет другой смысл, – он рассмеялся. – Я слишком большой для тебя, да? – хмыкнул, – ну, скажи это снова. – Слишком большой, – повторил Мидория хмуро – сразу понял, что Шото имеет в виду: уже успел привыкнуть к его дурным шуточкам. – Да, всё именно так! – Охо! – альфа радостно хлопнул в ладоши. – Всё, не нужны мне никакие блины, – весело сказал он, двинувшись в коридор и не прекращая радостно улыбаться. – Почему? – удивился Изуку, откусывая от треугольничка-блина кусочек. – А зачем? – Тодороки обернулся и весело ему подмигнул. – У меня большой хер! Аха-ха-ха, я выиграл эту жизнь! – закричал он радостно и двинулся к лестнице, пританцовывая по пути. – Да-да! У меня большой хер, у меня большой! – начал повторять, будто скандировать он. Мидория проводил его недоумевающим взглядом, в шоке покачал головой и вздохнул, пробурчав себе под нос что-то вроде: «Сумасшествие». – Вот его и будешь есть на завтрак! – крикнул вдогонку. Но Шото, видимо, его уже не слышал, скрывшись в ванной. Изуку ещё около минуты прокручивал ситуацию в голове, а после продолжил есть блины, обильно полив их джемом. Тот оказался удивительно вкусным, сладким, но не приторным, без кислинки, которая была бы с блинами совсем ни к месту. Мидория смотрел рассеянно в окно, отдаленно раздумывая над тем, с какого школьного предмета ему стоит начать учиться сегодня. В последний раз задачи по геометрии пошли особенно плохо, учитель написал большое письмо в ответ, наверное, стоит начать именно с нее. Но так… неохота! Изуку вздохнул. На Тодороки он не обижался, ни в коем случае, нет. Просто был разочарован его вчерашним отказом и тем, что они так и не дошли до конца. А жаль. Мидория так этого хотел, пару дней вынашивал эту мысль, прокручивал всё в голове, морально настраивался, а тут! Чего же Шото его так низко обламывает! Омега вновь вздохнул. Хотя он понимал, что альфа наверняка так поступил, заметив его неуверенность, но… зачем?! Изуку же ему сказал, что хочет, что готов, просто волнуется чутка, зачем было всё так заканчивать! Мидория в гневе топнул ногой. Он поспешил помыть тарелку и вилку, к которой за время проживания здесь уже успел привыкнуть, и направился, прыгая через ступеньку, к себе в комнату. Открыл дверь, в шоке замерев на пороге. Над его кроватью склонился уже успевший привести себя в порядок Тодороки, что-то… вынюхивающий. Он медленно проводил носом по простыне, чуть хмурясь, и качал головой, не замечая Изуку, что растерянно на него уставился, не понимая, что происходит. К чему такой дикий интерес к его постели, запаху? Или Шото что-то потерял? Или что? Мидория успел только открыть рот, чтобы спросить об этом, но альфа уже перешел к его комоду, бесцеремонно открыл его и начал рыться в вещах, что-то вынюхивая, хмурился, перебирая одежду, в поисках чего-то конкретного. Изуку растерянно склонил голову набок и вздохнул, удивляясь, что Тодороки его не видит. Обычно он был очень бдителен и напряжен. А тут… так расслаблен. Лицо Шото наконец просияло, он подцепил что-то пальцами и прижал к лицу, внюхиваясь. Глаза омеги в ужасе расширились, сердце, и без того очень слабое к потрясениям, подскочило до горла, он бросился к альфе, чуть ли не сбив его с ног. Не мог не узнать эту вещь сразу же, ведь это было одним из немного, что он привез с собой из дома, а конкретнее, трусы, которые Тодороки, как какой-то последний извращенец, безбожно обнюхивал, чему-то хмурясь. – Т-ты… ты дурак?! – вырвалось у Мидории, пока он выдергивал у Шото своё белье. Он встал между альфой и комодом. Тот с трудом удержал равновесие, не ожидавши, отскочил и клацнул зубами, замерев. На лице сразу же проступило множество чувств. И вина, и стыд, и легкое недовольство, и что-то ещё, очень странное, чего Изуку разобрать не мог. – Я, – Тодороки тяжело вздохнул, вытянув руки вперед, – я могу всё объяснить! – воскликнул уверенно. Омега зашипел, не сразу найдя подходящее слова. Всё это было похоже на какую-то глупую комедию, что крутят по телевизору в пять утра. – Да что объяснять! Шото, – голос Мидории резко стих, – ты… с-совсем? – он нервно начал покусывать губы, чувствуя, что вот-вот и расплачется, к горлу подкатил ком. Стало не то, что гадостно, но так взволнованно; он жутко испугался. – Мне просто нужен был твой запах, ничего больше, – начал Тодороки, взмахнув руками, он неловко перемялся, сильно растерявшись. Изуку прежде никогда не видел его таким взволнованно-виновато-растерянным. – Какой запах? – Мидория шумно вздохнул, чувствуя, что от подступающих слез начинает задыхаться. – Они же чистые! – он прижался поясницей к краю комода, прикрыв глаза, и поблагодарил мысленно небеса за то, что они были чистыми. Изуку, как и все, стирал свою одежду и бельё не сразу же, а когда они накапливались, чтобы экономить время, воду и деньги. В их ванной комнате стоял бак, в который они закидывали грязные футболки, штаны и прочую обыкновенную одежду. Но нижнее белье, во-первых, стирается отдельно, поэтому класть его туда было глупо, а, во-вторых, Мидория жутко не хотел, чтобы его труселя обнаружил Тодороки, это было бы крайне неловко. Наверное, многие могут понять это ощущение. Поэтому омега хранил свои использованные трусы до их звездного часа отдельно, в небольшом белом бачке, что стоял в его комнате на нижней полке в шкафу. – Э… – Шото взмахнул руками, – ну… ну… э… э… понимаешь, – начал неопределенно, продолжая неуверенно переминаться с ноги на ногу. – Нет, не понимаю! – Изуку не мог совладать с нахлынувшими эмоциями. Его состояние становилось лучше, но психика всё ещё была слабая, нежная, требующая особой бережности, в любой момент могла дать слабину, и Мидория начинал плакать или от стресса задыхаться. – Изуку, ну-ну, я же не какой-нибудь там, я же… э… – Тодороки переступил с ноги на ногу и подошел к нему, потянув за руку, заставляя прийти в себя или, по крайней мере, пытаясь заставить. – Мне просто нужен был твой запах, я не думал ничего такого, и… Мы же вместе, встречаемся, спим вдвоем, ты часто передо мной в труселях пробегаешь перед сном, – постарался успокоить. Помогло это слабо, но всё же чуть помогло: Мидория покивал и присел на край кровати, ногой закрыв ящик комода, чтобы ни одна живая душа более туда не заглянула. – Фу-уф, – Изуку поморщился и посмотрел зло на альфу. – Я… я просто испугался, – он вздохнул. – Ты… зачем это сделал, а? – спросил омега недовольно. Альфа виновато опустил глаза, понуро повесив голову; всем своим видом излучал сожаление. Мидория, глядя на него, рассеянно подумал, что, был бы Шото собакой, его хвост обязательно бы виновато забился куда-то между ногами, подогнувшись вниз, а уши прижались бы к голове… – Мне просто нужен был твой запах, – тихо повторил Тодороки. – Нет, ты не подумай, просто… да это глупо, но, говорят, это правда работает! – он взмахнул руками. – Что работает? – Изуку шмыгнул носом. – Зачем запах? Объясняй давай, не юли! – Ты, главное, не кипятись, хорошо? – нервно проговорил альфа и присел рядом с ним. – Я… м… начну, пожалуй, с самого начала, – проговорил он и судорожно выдохнул. Мидория удивленно на него посмотрел. Пусть хорошо они друг друга знают, Изуку может открывать Шото бесконечно: он постоянно преподносит всё новые и новые сюрпризы, открывая для омеги свои скрытые от посторонних стороны. Кто бы мог подумать, что он может быть таким взволнованным, растерянным и виноватым? – Ну, – омега пожевал губами, – начинай, – потребовал чуть недовольно. – Я, – Тодороки тяжело вздохнул, собираясь с мыслями, – был сильно взволнован… ну… и сейчас тем, что происходит. – Чем? – Изуку нахмурился. – Своим большим…? Или сельдереем, который надо после такого вставить тебе в жо… – он недовольно вздохнул. Шото с явным испугом во взгляде посмотрел на него и поспешил отсесть подальше, беспокоясь, видимо, за свои причинные места, которые Мидория уже готов был оторвать от недовольства. – Тем, что было вчера, – выпалил Тодороки и осторожно на него посмотрел. Омега напрягся. – Ты… это было так неожиданно, что ты предложил, – честно признал альфа, почесав затылок. В этот момент он особенно сильно перестал походить на привычного Шото. – Я… был удивлен и… рад, конечно, но… м… Я беспокоился, – вздохнул он, – что это просто бушуют гормоны от влюбленности, наших отношений, от того, что ты живешь с альфой, не знаю… – Тодороки неопределенно закрутил руками. – И чего? – кисло спросил Изуку. – Я слышал как-то в интернете, – протянул Шото, поджимая губы, – да, это чушь, наверное, но я слышал, что… м… – он неопределенно качнул головой, – ну, ты знаешь, не всегда организм после течки готов к… интиму, – осторожно проговорил Тодороки, – и… меня терзали подозрения, что это твой случай, вот. А в интернете я слышал, что… – И чего? – повторил Мидория, чувствуя себя ужасно некомфортно. Всеми силами пытался избежать этой темы, а она всё равно настигла его. – Ну что это можно определить по запаху, – немного заискивающе проговорил Шото. Изуку удивленно нахмурился, приподняв одну бровь. – Если он такой с острыми, едковатыми нотками или очень приторными, прям ярко выраженными… ну, если запах не равномерный, а бурлящий такой, то это хороший признак и уже можно… вот… И я хотел просто… просто проверить! Ты не очень сильно пахнешь, я не смог понять, на постели много моего запаха. Вот я и… взял твои трусы… – закончил Тодороки. Мидория посмотрел на него растерянно. – Ты… ты идиот, – выдохнул лишь.