Изменение гравитации

– Опять ничего, – с губ Тодороки сорвалась брань, он поморщился и обернулся по привычке по сторонам. Это было абсолютно бесполезно: окружающих не могла удивить его ругань, многие разговаривали так, что уши вяли. – Возвращаемся! – но по привычке Шото старался сдерживать себя. Он не знает, что навело его на такую мысль и заставляло себя так вести, но перед Изуку он всегда старался держать язык за зубами и держать лицо, почему-то ему ужасно хотелось выглядеть каким-нибудь образованным интеллигентом, что с отвращением смотрит на матерящееся хамло. Пару раз у него проскальзывали нехорошие словечки, но Мидория будто этого не замечал, то ли от вежливости, то ли от плохого слуха. Омеги давно не было рядом – чуть больше недели, но Тодороки казалось, что прошла целая жизнь, – и альфа никак не мог к этому привыкнуть. Ему даже казалось, что он не привыкнет к этому никогда, он подсел на Изуку и просто так слезть не сможет. Всегда подсознательно будет думать, что Мидория где-то рядом, не осознавая того, будет ориентироваться на него. Только вчера Шото, проснувшись утром, вдруг решил, что ему обязательно нужно купить эклеров. Только потом он понял, что в них нет никакого смысла, ведь ему от такого большого количества сладкого может стать плохо. – Следующий раз обязательно будет удачнее, – послышался неподалеку от него ободряющий голос. Тодороки обернулся и устало посмотрел на Киришиму. Эйджиро повторял это каждый раз, когда у них ничего не выходило, Шото хотел ему верить, но не мог. Отчаяние поглощало его изнутри, он упорно сопротивлялся, но оно, как яд, разжигало все внутренности, не оставляя шанса на сопротивление. – Верю, – хрипло отозвался Тодороки и плюхнулся в автомобиль, скорее ударяя по газам. Ужасно хотелось отвлечься, не первый день ему предлагали залить горе алкоголем, но альфа всегда отмахивался и повторял только то, что никакого горя у него нет. Хотя все чувствовали тучи, что сгустились над Шото, как они омрачают его жизнь и жизнь всех. Но пить Тодороки ни за что бы не стал. Уже который день он бьется, точно рыба о лед, и получает нулевой выхлоп. Мария явно не хочет, чтобы ее нашли, нет, это только начало. Она не собирается атаковать и выявлять своё местонахождения. Кроме тех двух видео на мобильный Шото ничего не приходило, Тодороки был рад, что над его и без того хрупкой душой прекратили измываться, но он чувствовал, что это лишь затишье, что дальше его ожидает нечто ужасное, и старался решить всё как можно скорее, надеясь, что Марии не хватит времени его уничтожить. Наивно. Вернулись в штаб они ни с чем, кто увидели их, даже не стали задавать вопросы, понимая всё без слов. Эйджиро отправился составлять подробный план дальнейших действий, Шото не собирался интересоваться его работой, полностью полагаясь. Он ушел к себе, где заперся в одиночестве, пытаясь обдумать не свой, но следующий шаг Марии, предугадать его. Кроме двух видео и нескольких редких неожиданных маленьких взрывов на складах она не сделала ничего. Это пугало. Чувствовалось, что готовится что-то масштабное, с чем справиться он не сможет. Тодороки упорно пытался сосредоточиться, но в голову лезли непрошенные мысли об Изуку. Альфе казалось, что его пытают, что над ним издеваются, что он страдает где-нибудь, забившись в грязном холодном углу. Шото убеждал себя, что это не так, вряд ли Мария сделает что-то с ним, но его уверенность была недостаточной, чтобы успокоиться. Становилось только хуже. Перед сном Тодороки позволял себе легкую поблажку: он отправлялся в комнату Мидории, где подолгу сидел на краешке его кровати и с тоской вздыхал, грустно качая головой. Запах Изуку выветрился так быстро, так скоро, что Шото порой посещали мысли, что омеги здесь никогда и не было, а он просто психически больной идиот, который всё это себе придумал. Успокаивала его только мысль о том, что он слишком недалëк, чтобы придумать кого-то настолько просветленного. Сколько Тодороки себя помнит, все всегда ему говорили, что его запах очень душный. Это началось ещё с раннего детства, когда его аромат был настолько неясным, что напоминал больше дерево, чем шоколад. Знакомые, родители, случайные люди, все хмурились и качали головами, замечая, что с возрастом аромат будет становиться только сильнее и тяжелее, что это вот такая нехорошая особенность. Шото тогда был очень маленьким, он не понимал, почему всем взрослым это так не нравится. Он был искренне убежден, что чем сильнее запах, тем лучше. Не зря же все говорят, что слабые ароматы – признак какой-нибудь болезни. Тодороки тихонько радовался, никому о своей радости не рассказывая, и предвкушал, какой его запах будет сильный. Не успеет он войти в помещение, как все поймут, что он пришел! Да и для любой альфы, любого омеги это очень важная часть взросления и жизни в целом. Способ общения, невербальной коммуникации. Только спустя много лет Шото убедился, что взрослые были правы. Его запах слишком тяжелый. Это начало проявляться в подростковом возрасте, в особенности во время гона. От него воняло так сильно, что даже отец морщился и всюду открывал окна для проветривания. С каждым годом всё становилось только хуже. Повезло, что его аромат не был неприятным, чесноком или, может, нефтью, но он был душный, терпкий, тяжелый, ужасно тяжелый. Многие знакомые не выдерживали его общества очень долго, сразу начинали морщиться и чихать, с отвращением на него смотрели, кто-то даже задыхался. Тодороки нашел в этом и плюс: все предпочитали обходить его седьмой дорогой. Но для человека, работающего с большим количеством людей, это всё равно стало большим недостатком. Пусть во многих южно-восточных народах и считается, что это показатель силы и отменного здоровья, намучился Шото за жизнь знатно. А у омег он вообще пользовался «особым» вниманием. Они делали вздох, их лица стремительно зеленели, а лицо жутко кривилось, они криво улыбались и спешили куда-нибудь сбежать. Тодороки не мог их винить. Для него было настоящим шоком, когда подобной реакции он не увидел у Мидории. В момент их первого знакомства омега был слишком удивлен. Потом слишком напуган. Когда же он успокоился, то оказалось, что он не находит запах Шото таким уж удушающим и тяжелым. Говорил как-то, что он очень жгучий, но это не носило негативного характера. Жгучий и жгучий. Этим словом можно описывать Тодороки в целом, его бурлящую под кожей кровь и горящие адским пламенем глаза. Запах самого Изуку был вовсе другим. Он был настолько воздушным и легким, что многим могло казаться, что его вовсе нет. Мидория источал аромат сладости, такой неуловимой, как какое-нибудь безе, мягкое пирожное, что от холода может стать совершенно безвкусным, а душистым его уж точно не назовешь. Но Шото любил этот запах. Это был тот самый аромат, который, казалось, он искал всю свою жизнь. Он не оседал на одежде, на вещах, нет, он не цеплялся, не застревал, сколько бы Тодороки ни нюхал себя, ему не удавалось почувствовать хоть какое-то присутствие Изуку. Только изредка. Очень-очень редко, если омега долго сидел в его объятиях и сразу же после альфа обнюхивал себя. Но запах выветривался настолько быстро, насколько это вообще было возможно. Его никогда не бывало много, в нем невозможно было задохнуться… Шото обнюхивал все вещи, одежду, мебель, к которой Мидория прикасался, долго жал к носу его подушку, но отголоски карамельного аромата сохранились на них лишь пару дней, а после исчезли, растворились, будто их никогда и не было. Так Тодороки и возвращался к себе ни с чем, ложился в постель и смотрел до упора в серую стену, пока наконец не засыпал. *** Изуку лежал на полу и тяжело дышал. Если бы кто увидел его, сразу бы решил, что он сошел с ума. Особенно, если бы этим кем-то оказался бы Шото. Мидория находился в своей комнатке в гордом одиночестве; окно было открыто настежь, а ледяной ветер врывался в помещение и ускользал куда-то в коридор через распахнутую дверь. Омега не сразу оказался на полу. Он не знает, зачем вообще решил открыть окно. Ему хотелось спать, а от голода во рту скапливалась слюна, и он почему-то наивно понадеялся, что свежесть должна ему помочь. Только спустя полминуты Изуку понял, каким абсурдом это было. Кому вообще холод помогает при голоде? Обычно есть не хочется от жары… Он завернулся на матрасе в своё тонкое одеяло, внимательно начал наблюдать за потоками воздуха. Он мог хорошо их видеть. Из-за разницы температур воздух двигался быстро, свет преломлялся. Мидории это всё напоминало его родной дом, родную холодную и скучную комнатку. Он так же открывал окно, так же кутался в одеяло и ровно так же, как и сейчас, ожидал худшего. Но вскоре подобное занятие совершенно ему наскучило. Изуку решил закрыть окно, но вылезать из-под одеяла было слишком холодно. В голове появился простой вопрос. Как согреться? Ответ тоже последовал незамедлительно: закрыть окно. И на этом система замыкалась, ведь закрыть окно он не мог из-за холода. Омега склонил голову низко-низко и начал агрессивно дышать под одеяло, надеясь своим дыханием согреть воздух. Это не особо помогало, и Мидории быстро стало стыдно, он вдруг подумал, как громко Тодороки смеялся бы над ним, если бы всё это увидел. И Изуку прекратил, продолжая бессмысленно сидеть. Мысли о Шото унесли его куда-то далеко, вспомнились слова альфы о здоровом образе жизни, о спорте. Мидория вдруг подумал, что очень жалко тратить время, просто просиживая на месте, не учиться, не радоваться… Его всегда угнетало бессмысленное безделье. Возможности для учебы у него не было. Изуку в тот момент даже показалось, что он соскучился по нерешаемым задачкам по геометрии и английскому языку. Он подумал на мгновение, как бы отреагировала Мария, если бы он попросил её вместо книг принести ему учебник… проверять Мидория не решился. Вместо этого он посчитал правильным начать заниматься спортом. Это казалось таким логичным, что омега удивился самому себе, почему ему раньше не пришло это в голову. Ведь он всё равно ничего не делает! Зачем тратить время зря. Тодороки его идею обязательно бы одобрил, это придавало Изуку сил. Он с трудом вылез из-под одеяла, содрогаясь от холода, неумело начал разминаться, вспоминая слова Шото о том, что заниматься спортом надо только после хорошего разогрева. Надолго его не хватило, Мидория решил поскорее перейти к упражнениям. Как-то Тодороки было не лень, он показывал омеге, как правильно качать руки, пресс, ноги, ягодицы, бедра, икры… Изуку мало что запомнил. Да и вряд ли он смог бы что-то из этого повторить. Однажды Шото делал множественные повторения и просил Мидорию считать. Омега в тот момент загорал на своём лежаке, но всё-таки решил не отказываться. Он начал считать, перевернувшись на бок и подперев голову рукой. Тодороки делал всё быстро, но вдумчиво, Изуку следил за ним и чувствовал, что вот-вот может уснуть. Нет, в итоге он не уснул, но трижды сбился, когда альфа отжимался. Он моргал настолько медленно, что за время его моргания Шото успевал отжаться, из-за чего Мидории часто казалось, что он просто стоит в планке на ладонях. В конечном итоге Тодороки обозлился на него и решил считать сам. Изуку особой вины не испытывал, но всё же постеснялся демонстративно забыть об альфе и уснуть, поэтому он продолжил внимательно за ним следить. Почему-то Шото это раздражало ещё сильнее. Он заявил, что Мидория своими взглядами ему мешает. Ещё назвал его взгляд непристойным, но об этом омега предпочитал не вспоминать. В ответ он заявил, что раз Тодороки может отжаться столько много раз, то нагрузка для него слишком мала. Альфа удивился, задумался и предложил Изуку прилечь к нему на спину. Мидория очень удивился и решил не отказываться, почему-то подумав, что это наверняка очень забавно. Шото принял упор лежа, Изуку осторожно забрался на него животом вниз, а руками для надежности обхватил поперек груди. Тодороки тихо захрипел под ним и не упустил возможности пошутить, что омега и правда отъел себе бока. Мидория на это предпочел промолчать: ему было слишком лень отвечать, от солнца и жара Шото его совсем разморило. Альфа медленно начал отжиматься, видимо, боясь себе что-нибудь повредить, Изуку почему-то сразу же начал съезжать и, пребывая в полубессознательном состоянии от своей вечной усталости, в итоге свалился, как мертвец, раскинув в стороны руки и ноги. Тодороки только глаза закатил и заявил, что таким ходом он никогда не станет сильнее. Сел и предложил Мидории, раз тот уже лежит, покачать пресс. Заявил, что это очень полезно для мышц кора, что хорошо подтягивает живот. Изуку в свою очередь ответил, что это вредно для поясницы и позвоночника, перевалился набок и решил уснуть, заявив, что для такого дела ему даже не нужен лежак. Шото только поднял глаза к небу и вслух спросил, за что ему всё это. Мидория же его пнул. Но, сидя в одиночестве в холодной комнатке, Изуку вдруг вспомнил об этом и решил, что упражнения лучше просто не придумали. Лег на спину, заложил руки за голову. Пол был просто ледяным, обжигал все участки кожи, омега дрожал, но старался этого не замечать. Тодороки как-то сказал ему, что самым первым жир покроет нижнюю часть живота, затем ноги, а потом уже и всё остальное тело. Поэтому, если он не хочет, чтобы у него торчало пузо, как у беременного, то нужно качать пресс. Мидория, кажется, тогда ответил что-то о том, что беременные ему нравятся. Шото заворчал, но ничего больше не сказал, Изуку это удивило: такая реакция была совершенно неожиданной. В тот момент ему подумалось, что альфа его мнение разделяет. Несколько подъемов корпуса омега сделал со всей совестью, честно и справедливо. А после у него перед глазами поплыли черные точки, а позвонки будто захрустели. Или он сам это всё придумал. Он развалился на полу, пытаясь отдышаться, и так и лежал последующие минут семь. Ему было немного стыдно за дряхлость своего тела, он просто радовался, что Тодороки не видел его позора. Правильно Мидория делал, что отказывался от всяких упражнений, альфа бы обязательно поднял его на смех. – Он это может… – пробормотал Изуку и грустно вздохнул. Он так соскучился, что предпочел бы всё же услышать сейчас, как Шото над ним смеется, как весело заявляет, что Мидория обрастет вскоре жиром, как огни танцуют в его разноцветных глазах. Не сразу до Изуку донесся звук шагов из коридора. Он понял, что кто-то подошел, только когда закрылась дверь. Вздрогнул всем телом и резко сел, отползая назад. К его счастью – насколько это вообще можно считать счастьем, – это оказалась Мария, а не очередной бугай с грозной стереотипно бандитской рожей. – Отдыхаешь? – поинтересовалась она почти весело. – А… н-нет, – Мидория замотал головой. – Я просто… – он густо начал краснеть. Последний их разговор закончился, по факту даже не успев начаться. Мария говорила не ясные Изуку фразы, смотрела в пустоту и задавала вопросы, но он ужасно не хотел отвечать, только отворачивался и пожимал плечами. Она не стала настаивать. – Просто что? – омега качнула головой. – Решил умереть от холода? – она протянула ему руку. Мидория посмотрел на нее с опаской, но всё же принял помощь и поднялся, отряхиваясь. Мария посмотрела на него странно и поспешила закрыть окно, странно улыбаясь. Кажется, у нее было хорошее настроение. Изуку вдруг подумал, что, будь она альфой, он бы мог ей увлечься. Не сказать, что он был падким на девушек, но почему-то они привлекали его чаще, чем парни. А она казалась такой ухоженной, красивой и, несмотря на возраст и усталость в глазах, молодой. Если бы только у Мидории не было Шото… но он есть, и Изуку ужасно благодарен за это. – Нет… мне не холодно, – соврал Мидория. Мария прищурилась, но на счет этого ничего не сказала. – Ты книжки не читаешь? – полюбопытствовала она, окинув стол взглядом. Те лежали на нем так же идеально, как и прежде, когда она прикасалась к ним в последний раз. – И не ешь. – Я же ел… – протянул тихо Изуку. – Ну… вчера. – Когда я чуть ли не силой тебя кормила? – Мария подняла глаза к потолку. – Скажи, с Шото ты тоже никогда не ел? Или это он довел тебя до такой мертвенной худобы? – она прищурилась; Мидория почувствовал яд в ее голосе. Он вздрогнул. – Нет! – возмущение само собой вырвалось из горла. – Конечно, нет, – Изуку смутился. – Наоборот… я столько ел… – протянул он тихо, – что Шото переживал, что мне станет плохо. Часто так и происходило вообще-то… – омега заткнулся и отвернулся. Мария издала смешок. – Вот как. И что же ты ешь? Чего мне купить для тебя? – М… ничего, – Мидория замотал головой. – Опять ты за своё, – она посмотрела в окно. – Знаешь... ты меня удивляешь, – протянула задумчиво, а Изуку нахмурился. – Не поднимаешь истерик, не плачешь, не пытаешься никак изменить ситуацию. Я встречалась с разными людьми… многие из них пытались быть рациональными в опасных ситуациях вроде этой, хотя, ты знаешь, мне кажется, что они никогда не бывают рациональными, – позволила себе усмехнуться. – Пытаются о чем-то договориться, выяснить… а ты… – Мария обернулась, – ничего. Мидория вздрогнул всем телом от ее взгляда и опустил голову, почему-то испугавшись, что она сможет прочесть его мысли. – А что… а… а я ничего… разве я что-то могу? – Изуку робко на нее посмотрел. – Не можешь, – Мария пожала плечами. – И хорошо, что ты это понимаешь, – она усмехнулась уголками губ, – но это более, чем странно. Ты так спокоен, будто уверен, что это всё лишь сон… – Мм, – Мидория замялся. Рассказывать ей о том, какой его жизнь была прежде, ему ужасно не хотелось. Слишком личное, слишком больное. – Я знаю историю твоей жизни. – Что? – Я наводила о тебе справки, – Мария присела на краешек стола, а Изуку отступил к стене. – И я всё знаю. Про родителей… и не только, – взгляд золотых глаз стал холоднее. – Мм, – Мидория нервно вздохнул, чувствуя, что ему хочется расплакаться. И чем он заслужил то, что его окружают всемогущие люди?! – Однако, это всё равно ничего не объясняет. – А? – Ты… – Мария прищурилась, – уверен, что он тебя спасет? – предположила она. Изуку вспыхнул, явственно почувствовал, как к лицу приливает кровь. Он стеснялся, когда Тодороки подмечал, как сильно дорог ему, но, когда это делали другие, это становилось просто невыносимо. – Ну… я… я… я просто боюсь, что… что… – Мидория постарался быстро придумать какую-нибудь другую причину, но Мария всё равно поняла, что попала в самую точку. – Вот как, – её взгляд стал грустным. – Ты в него веришь, – она улыбнулась. – Это хорошо. Всем нужен такой человек. В которого можно верить. – Что? – Изуку шмыгнул носом и нахмурился, уверенный, что это поможет ему не плакать. – Вы… вы… а… а у вас есть такой человек? – зачем-то спросил он. Мария подняла на него свои холодные глаза, по телу Мидории пробежала дрожь. Он обратил внимания на строгие черты её лица, на прямой нос, тонкие губы и ярко выраженные скулы. Чем-то с Шото они были похожи. За исключением того, что Тодороки, несмотря на внешность, каким-то чудом ухитрялся быть чуть ли не чистокровным японцем, а Мария походила на славянку. – У меня? – Ну… извините, – Изуку опустил голову, подумав, что задавать вопросов ему не стоит. Он не думал, что его ударят, нет, но почему-то боялся, что у нее испортится настроение. Кто знает, что может после произойти. – Нет. – Что? – У меня нет такого человека, – Мария безэмоционально на него посмотрела. – Я верю только в себя. Мидория сглотнул. Впервые ему всерьез подумалось, что Тодороки не сможет его спасти. Он бывает импульсивным, его разум заполонят чувства, он ошибется. *** Шото пытался привести дыхание в норму, вдыхал глубоко и медленно, но всё было без толку. Воздух был заволочен клубами едкого дыма, нужно было скорее бежать, но он стоял без движения и вглядывался в темноту. Человек лежал у его ног. Он не был мертв, но жизнь стремительно прекращала в нем теплиться. Тодороки не обращал на него никакого внимания: он уже получил всю информацию, которую хотел, и теперь мог бы дать ему спокойно умереть. Первая зацепка. Раннее-раннее утро. Шото не собирался никуда ехать, не собирался ничего делать, прекрасно зная, что глупая суета никому никогда не приносила ничего хорошего, правильнее будет отдохнуть, выспаться и с новыми силами погрузиться в дела. Он по привычке сидел в комнате Изуку и пытался не представлять омегу, такого живого и счастливого, как он суетливо что-то рассказывает, или лениво развалившись на кровати, или взволнованно расхаживая туда-сюда. Тодороки видел эту картину так живо, так реально, что в какие-то моменты ему начинало казаться, что таким образом он может сойти с ума. Шото старался убедить себя, что ему не стоит думать о Мидории так часто, представлять его, вспоминать, но его мозг, будто нарочно над ним издеваясь, воссоздавал в памяти самые счастливые моменты их совместной жизни. В коридоре тогда послышался шум. Сначала перепуганные чем-то люди влетели в его кабинет; Тодороки догадался об этом по их удивленным возгласам и переговорам на тему того, где же он. Шото поспешил выйти. Ему вкратце объяснили ситуацию. Принял решение альфа быстро. Они выдвинулись тотчас же. Любое промедление могло обернуться неудачей. Возможно, Мария была недостаточно внимательна, возможно, специально оставила такой светофор, а, быть может, кто-то из её подчиненных совершил ошибку и оставил маяк для Тодороки. На месте они оказались очень быстро; пришлось ехать всю ночь. Их появление оказалось неожиданным; все были схвачены и допрошены. Ничего важного Шото выяснить не удалось, за исключением того, что в Бразилии Марии уже нет. У нее не так много точек здесь. Но улетать на другой материк она не собиралась, оставаясь в Южной Америке. Оставалось лишь выяснить, в какой именно стране. Аргентина, хотя там делать ей нечего, Перу, Чили… Тодороки смахнул капельку крови с руки и поморщился. Он бы предпочел попасть в огненную перестрелку, исход которой прольет свет на ситуацию, подведет итог. Холодная война никогда не была ему по душе. А удача не вставала на его сторону; Шото опасался, что проиграл в тот момент, когда Мария заполучила Изуку. Что, если ей придет в голову использовать его, как рычаг давления. Нет, она и без того делает это весьма успешно, но пока ещё не требует ничего. Что, если начнет отрубать ему пальцы до тех пор, пока Тодороки самолично не придет к ней, не принесет на блюде свою голову… *** В комнате было душно. Или Изуку это только казалось. Ему ужасно хотелось открыть окно, постоять около него, подышать свежим ледяным воздухом, а лучше выпрыгнуть на улицу… Если бы только этаж был ниже. На него были обращены два золотых глаза. Таких внимательных, жутковатых, опасных, живых. Мидория боялся смотреть в ответ. В воздухе витал какой-то непонятный аромат, Изуку морщил веснушчатый нос, хмурился, но никак не мог сообразить, что это за запах. Он был убежден, что Мария – омега, это угадывалось в каждом её движении, при первой их встрече он чувствовал её аромат. Но кто знает, быть может, это были лишь духи… Висело молчание. Уже которую секунду. Поначалу они вроде пытались поговорить, но ничего не вышло: Изуку только растерянно пожимал плечами и опускал глаза, а Мария говорила о вещах, понять которые он не мог. Мидория очень робко на неё посмотрел, закусил губу, нервно вздохнул. Женщина держалась спокойно, явно не потому, что была хозяйкой положения, нет. Скорее это было чем-то естественным для неё, нормальным, комфортным, Изуку не мог не позавидовать, сам он особой уверенностью не отличался никогда, даже, казалось, в самых простых вещах. Мария казалась ему идеальной. Мидория не мог бы сказать точно, когда эта мысль впервые посетила его голову, но это было так. Она была спортивная, сильная, явно очень умная и до жути хитрая. Смотрела внимательно, будто в самую душу, Изуку каждый раз вздрагивал от этого взгляда. Он с удивлением думал, что Шото при первом знакомстве наводил на него лишь страх, а Мария, напротив, восхищение, будто исступление. – О, – она вдруг оживилась и включила мобильный, безынтересно посмотрев в экран. – Мм, твой дорогой подорвал ещё одну нашу точку, – спокойно оповестила. Мидория поерзал. – Как? Где? – ему хотелось заглянуть в её телефон, ведь почему-то казалось, что там он сможет увидеть Шото. – М… – Волнуешься? – Мария перевела на него внимательный взгляд. – Ему не за что цепляться, он будет искать нас очень долго, – с улыбкой сказала она. – А… м… – Изуку опустил глаза, не зная, что должен сказать. – Но он очень упертый, – усмехнувшись, добавила Мария. – Очень. – А… ну… – Мидория отвел глаза. – Как баран, – и легко рассмеялась. Изуку посмотрел на нее, плотно сжав челюсти, чтобы тоже не захихикать. Не мог не согласиться. Но его злило, что кто-то ещё смеет так говорить о его Тодороки. – Может быть… – Да точно тебе говорю, – Мария сладко потянулась, – если двери нет, то проломит стену своей головой, – усмехнулась она. Мидория вздрогнул и опустил глаза, еле сдерживая свою улыбку. Мысль о том, что Шото ищет его, прикладывает все усилия и, рано или поздно, наконец придет, заставляла его улыбаться. – Ну… да, наверное, – тихо согласился Изуку. – Он… иногда… бывает… – он замолчал, заметив на себе внимательный взгляд. – Мм, – Мария прищурилась, – кажется, между вами куда более нежные чувства, чем мне казалось прежде, – тихо проговорила она. Мидория дрогнул. – Расскажи мне о нем. – Что? Что рассказывать? Вы же его знаете… – Да. Но явно не так, как ты, – Мария погладила подбородок пальцами, вытягивая их вниз, будто недавно она состригла бороду, а привычка осталась. Изуку отогнал эту странную мысль. – Насколько сильно он тебе нравится? – Что? – Мидория понял, что стремительно начинает краснеть. – Я… я просто… – он опустил глаза. – М? – женщина приподняла брови. – Ну давай, поделись со мной, как омега с омегой. Чем он тебе нравится? – А… а… о… – Изуку отвернулся. Ему вдруг почудилось, что он сидит где-то в школе, а одноклассники весело расспрашивают его о новых отношениях… Ведь так могло быть на самом деле, если бы его жизнь была более нормальной, если бы он остался учиться в школе… – Это… это всё… он просто… – Думаешь, он красивый? – поинтересовалась Мария таким голосом, будто была моложе лет на двадцать пять, будто они были почти ровесниками. В её глазах загорелся радостный огонек. Мидория сглотнул. Мария с Шото – конкуренты, противники… Как она может расспрашивать о нем такие вещи? Как о какой-то понравившейся альфе из параллельного класса? – А… я… – он дернул плечами, – м… – Ты не хочешь об этом говорить? – предположила она. – Ну-ну, не делай такое лицо. Любовь бывает так романтична. Не поделишься со мной вашей историей? Изуку замер в ступоре. Он моргнул и глупо нервно хихикнул, не понимая, как должен на всё это реагировать. Его ожидания насчет похищения ничуть не оправдывались, омега был в состоянии только растерянно хлопать глазами. – А… – с губ сорвался первый звук, он сглотнул. – Ну… – Мидория отвел глаза, чувствуя, что стремительно начинает покрываться краской. Прежде никто об этом его не спрашивал, даже Тодороки. Он сам себя охотно нахваливал, но от Изуку подобного не просил. – Он… да… он красивый, – еле слышно подтвердил омега. Мария прищурилась, подперев голову рукой. – Но не в этом же основная причина ваших отношений, не так ли, – улыбнулась она. – Ну… не в этом, – тихо согласился Мидория. – А в чем? – Ну… – он жутко смутился. Что сказать? Да и ответа на вопрос не знал. Шото просто… просто стал особенным человеком в его жизни, Изуку не понял, как полюбил его. – Хм, – Мария почесала щеку и совершенно обыденно вздохнула. – Может, причина в том, что он похитил тебя? М? Может, малыш, у тебя просто стокгольмский синдром? – она невинно улыбнулась. Мидория дрогнул всем телом. Порой его посещали такие мысли, но Изуку убеждал себя, что для него нет никакой разницы, как именно с Тодороки они познакомились. Шото изменился… Или… он всегда был таким добрым, просто стеснялся это показывать… – А… нет, – Мидория замотал головой. – Откуда такая уверенность? – она прищурилась. – Просто задумайся на секунду. Незнакомый человек, бандит, похитил тебя без твоего согласия, наверняка пытался над тобой надругаться… – Не было такого! – тут же выпалил Изуку. – Правда? – Ну… – Мидория отвел глаза. Тодороки, как он сам говорил, первое время всерьез им не интересовался и не думал насиловать, ведь сумасшедшим никогда не был, но его угрозы звучали очень убедительно. Изуку в них верил. – Похитил из дома… Дома плохо, ты не можешь туда вернуться, и всё, что тебе остается, это быть рядом с ним. И это вы называете любовью? – Мария цокнула языком. Мидория вздрогнул. Он никогда не смотрел на ситуацию под таким углом; ему стало нехорошо. – Я никогда не говорил, что между нами какая-то там любовь, – буркнул Изуку. Он готов был расплакаться. Мария посмотрела на него с жалостью, этот взгляд омеге совсем не понравился. – Скажи, а что будет, если… вдруг ты решишь уйти? Если вдруг… м… не знаю, разлюбишь его? Просто представь на секунду. Что будет? – А… такого не будет, – пискнул Мидория и вжал голову в плечи. В словах он не сомневался. – И всё же. Изуку шмыгнул носом и нахмурился, чтобы не разреветься. Это помогало ему не плакать. – Ну… Шото… ну… ну… он… отправит меня домой. – Это куда? – с губ Марии сошел легкий смешок. – У тебя есть свой дом? Нет, ты можешь туда вернуться, – она покачала головой. – Опасные у вас отношения. А он вне закона, никто не сможет тебя защитить. – В смысле? – Если он что-то с тобой сделает, Изуку, никто тебе не поможет, никто тебя не защитит. Никакая полиция, никто. Тебе не страшно? – А… – Мидория вздрогнул. – Шото ничего не сделает, – тихо выдохнул он. – Мм, какая наивная уверенность, – Мария цокнула языком. Вновь повисло молчание. Изуку отвернулся. Ему стало очень плохо. Тодороки тоже как-то поднимал подобный разговор. Только он не говорил, что сделает что-то, нет, лишь о том, что Мидория когда-нибудь захочет от него уйти и не сможет. Сказал, что это его волнует. Изуку удивился в тот раз: он не собирался никуда уходить. Совсем, что ли, дурак. Нет. Но Шото выглядел очень встревоженным, обеспокоенным. А вскоре он подарил Мидории квартиру. Вручил ключи и заявил, что Изуку может сбежать туда в любую секунду, в любой день, может запереть дверь и сделать вид, что не знает никакого Тодороки. Только сейчас до омеги вдруг дошел смысл этого подарка. Прежде ему казалось, что Шото просто издевается над ним. Ну кто в здравом уме дарит квартиры?! Даже излишне зажиточные люди разве позволяют себе такое? Сорить деньгами… Хотя Тодороки не укладывался ни под какое понятие нормальности. Они собирались сделать там вскоре ремонт. Когда всё закончится, они хотели поехать туда, заняться всерьез этим, Изуку думал об этом с мечтательной улыбкой. Ему виделся Шото в глупой строительной каске и с рулоном обоев в руке, в смешном фартуке и с перемазанным краской лицом. Мидория догадывался, что своими руками Тодороки делать ничего не будет, но ему ужасно хотелось на такое посмотреть. – И ничего я не наивный, – сипло проговорил Изуку, но его голос зазвучал пискляво и слабо. – Да? – Да! – Так и всё-таки, – Мария тяжело вздохнула, поднимаясь, – чем он тебе так нравится? – Я… – он посмотрел на неё с негодованием, не желая продолжать этот разговор, но не зная, куда может себя деть. – Душно, – Мария открыла окно, впуская в комнату порыв свежего воздуха. Днем на улице было очень тепло. – Только не говори, что причина в том, что он твой соулмейт. – Нет, дело не в этом… – Изуку замотал головой, – просто… – он всерьез задумался, несмелая улыбка появилась на его лице. – Шото, он… он… очень… он… просто… – омега почувствовал, что начинает нервничать, – очень… ну… он заботливый, он внимательный, он добрый… – Добрый? – Мария резко к нему обернулась. – Да… он… всё делает, о чем я прошу… – застенчиво протянул Мидория, – ну… хотя я толком ничего не прошу, но тем не менее… А ещё… мне нравится его запах! – слова слетали с губ быстрее, чем Изуку успевал принять решение о том, стоит ли их говорить. – Мне нравится, когда он рядом… и… м… Мария посмотрела на него странно, что-то дикое появилось в её глазах. – Ты не думаешь, что он просто хочет тебя? Отсюда и нежность, и внимание… – Вообще-то… – Мидория посмотрел на неё, – у нас уже всё было, – признался он тихо. Женщина медленно моргнула. – Что? – она скривилась. – Ну… – Изуку начал густо заливаться краской и поспешил спрятать лицо в ладонях. Стул вдруг показался ему излишне жестким и твердым. – А… тебе сколько лет?! – воскликнула Мария. Мидория испуганно подскочил и смутился, ерзая на стуле. Он вжался в спинку, до боли сжав пальцами свои колени. – Ну… шестнадцать. – А ему сколько?! – А… ну… – Изуку поднял глаза к потолку, быстро пытаясь сообразить, но ответ долго не хотел всплывать в голове. Сначала ему почему-то подумалось, что Тодороки около двадцати. Он часто казался излишне молодым, веселым, жизнерадостным, спортивным. Мидория нахмурился, понимая, что это вовсе не так, тяжело вздохнул и наконец неуверенно выдал: – Двадцать семь. Мария в шоке на него посмотрела. – Как ты можешь так спокойно говорить об этом? – скривилась она. – А… а что такое? – Изуку посмотрел на неё удивлённо. – Ему же не девяносто лет, – пожал он плечами. На секунду у женщины было такое лицо, будто сейчас её вырвет. – Дурно слышать, – хрипло выдохнула она. – Зачем ты на это согласился? Неужели из чувства благодарности?! Или… из страха? – А… – Мидория нахмурился, – нет, – он помотал головой. Предполагал, что на подобные отношения может быть такая реакция, но его мало это заботило. Не думал прежде, что может попасть в такую ситуацию. – Тогда зачем? – Мария посмотрела на него в искреннем шоке. Изуку дернул плечами. – А что? Мне захотелось, – и он вспыхнул. – Мм, – она нахмурилась, – у тебя была течка? – Нет. Ну… была, конечно, – Мидория хихикнул, – но… не в тот день, когда… у нас всё было, – тихонечко признался он. Лицо Марии приобрело очень странное выражение, она прищурилась, сморщилась и отпрянула, в недоумении на него глядя. – Разве ты не думаешь… что он старый?! Изуку глупо моргнул. Ему в голову это никогда не приходило. Он закусил изнутри щеку, чуть нахмурился, обдумывая всё это. Порой его посещали мысли, что довольно странно для него встречаться с человеком, что старше его на одиннадцать лет, что стоит поискать ровесников. Ему никогда не нравились взрослые дяденьки и тетеньки… Шото просто был другим. Мидория не замечал, сколько ему лет, кем он работает, не думал о его внешности. Всё это было неважно. Тодороки был Тодороки, и это было главным. Другое Изуку не терзало. – Он… он не старый, – неуверенно отозвался Мидория. – Наоборот… когда мы вместе… он кажется таким дурашкой, – заулыбался омега и тут же жутко смутился. – И… ему даже тридцати нет… это всё ещё молодость… – протянул он, волнуясь. Мария по этому поводу больше ничего не сказала. Но по её виду Изуку понял всякое её отношения к данной ситуации и решил больше ничего не говорить, понимая, что переубедить её он всё равно не сможет. В чем-то она была права. Наверное, всё было бы куда проще, если бы они оба были школьниками, если бы не было никакой мафии, никаких опасностей, ничего. Если бы они просто гуляли под руку и бегали целоваться на крышу. Но всё не так. И Мидории всё равно. Пока Шото остается самим собой, единственным, кого Изуку так хочет, неважно, сколько ему лет, чем он занимается. – А ты не думаешь, что через несколько лет ты увлечешься кем-то другим? – Чего? – Ты молод, у тебя вся жизнь впереди, мнения и желания меняются каждый день. Если когда-нибудь он не будет тебе нравиться? – А… – Мидория растерялся, – я верю, такого не будет, – тихонько сказал он. – Что ж, – женщина пожала плечами. – А сейчас ты веришь, что он тебя спасет, не так ли? – Да, – Изуку с легким вызовом в глазах посмотрел на неё. – Вот как, – она улыбнулась. – Вера… это хорошо. Особенно… вера в любых людей. Вот только я не пойму… как можно любить такое чудовище, – Мария пожала плечами и медленно двинулась к двери. Она говорила, что хочет записать ещё одно видео, но в итоге почему-то передумала. Мидория проводил её растерянным взглядом, сглотнул и нахмурился, закусив губу. – Он хороший! – выпалил Изуку. – Нет, – Мария остановилась в дверях. – Хороший-хороший! – Он убивает людей. Невинных. Совершенно невинных, чуть ли не беззащитных. Он совершил много дурных поступков. В каком месте он хороший? – Ну… – Мидория растерялся. Он старался никогда не думать об этой стороне Тодороки. – Но и хорошие дела он совершает! И… и… – Какие? – Мария обернулась, её глаза показались ему злыми. – Он… он добрый, он помогает… помог как-то нуждающемуся. И слабых он не обижает! И… и… и… он… – Изуку нервно вздохнул, понимая, что его слова никогда не дойдут до нее, – он… я не верю, он не убивал невинных! – Так отвратительно слышать, как ты нахваливаешь его. – Я просто… – Мидория растерялся. Он не мог слушать, как кто-то ругает Шото, как-то называет его дурными словами, как низко с ним обходится. Он не понимал причин этого, злость закипала где-то внизу живота, а руки от нетерпения начинали дрожать. – Я… я его люблю! Я не могу его не защищать! Мария медленно развернулась к нему, внимательно оглядела с ног до головы; под её взглядом Изуку почувствовал себя очень маленьким и слабым. – А я… – женщина легко улыбнулась, – его ненавижу. Когда-то… – ее глаза заволокла дымка воспоминаний, – я была как ты. В чем-то… – она усмехнулась. – А Шото был идиотом. Он и сейчас им является. Он совершил ошибку, за которую пришло время расплачиваться. – Что? – Мидория взволнованно прижал ладони к груди. – И, если потребуется, – взгляд Марии стал злым, – я убью тебя, чтобы уничтожить его, – она клацнула зубами и ушла. Изуку остался в одиночестве. От открытой двери в комнате сразу же стало холодно; он задрожал и обнял себя руками, чувствуя, как горло начинает болеть, а глаза щипать. Он присел на стул, низко опуская голову. Попытался понять, угадать, что такого мог совершить Тодороки, но в голову ничего толкового не лезло. Он не хотел об этом думать. Мидория закрыл глаза и подумал, что сейчас он предпочел бы просто расплакаться и прижаться к Шото, спрятав от его глаз своё лицо. Ему не важно, что произошло между ним и Марией, не важно, что было у Тодороки в прошлом, не важно! Лишь бы он был рядом, был рядом с ним. *** Шото почувствовал неожиданный болевой толчок где-то под ребрами, сглотнул и огляделся по сторонам; дыхание сбилось. Показалось, будто Изуку коснулся его груди своей холодной ладонью, взволнованно посмотрел в глаза и еле слышно прошептал что-то. Но Тодороки не смог разобрать и слова. Альфа нервно вздохнул и прикрыл глаза, представив, как Мидория подходит к нему, неожиданно обнимает, хитро улыбаясь, сжимает шею до боли, мешает дышать. Эта фантазия была столь реальна, что от сожаления Шото застонал. Иногда ему казалось, будто Изуку где-то совсем рядом, будто он может его чувствовать. Жаль это чувство уходило слишком стремительно.