Изменение гравитации

Мидория лениво перелистывал страницы книги, которую не собирался читать. За окном давно стемнело, ему стоило лечь спать, но усталости, вопреки обыкновению, Изуку не чувствовал, поэтому предпочитал на что-нибудь отвлекаться. Первый страх отступил, теперь он смотрел на всю ситуацию более спокойно. Прошло несколько дней, за это время никто ни разу не ударил его, не произошло ничего ужасающего. И такая тенденция обещала продолжиться. Омега стеснялся в этом признаваться – пусть и признавался в этом перед Марией, – но он свято верил, что Тодороки придет за ним, что совсем скоро будет рядом, защитит его. Это лишь вопрос времени, когда всё это случится. Поэтому причин для беспокойства у него не было. Первое время из своей вечной вредности он отказывался от еды, даже пытался отказаться от воды, но это давалось ему с особым трудом. Отказывался от излишеств, что ему выпадали, не желал читать книг и как-то по-другому развлекаться. Ему казалось, что таким образом он отрекается от этого чужого места, остается где-то там, вместе с Шото. Но вскоре такая жизнь изрядно ему наскучила. Есть хотелось страшно, а в силу своего безделия и скуки, Изуку уже не мог игнорировать эти ощущения. Он смотрел на фрукты, что ждали его на столе, и порой срывался, с жадностью их съедая. Редкие разговоры с Марией ничуть не занимали его, так ещё и происходили крайне редко. Большую часть времени Мидория был совершенно один. Он мог выходить, слышал голоса людей, возможно, при желании даже смог бы перекинуться с ними парой фраз, если бы на это у него хватило смелости. Все быстро перестали его замечать, будто его просто не существовало, будто он стал частью интерьера или чем-то обыденным, никто не смотрел на него с ядом в глазах, никто не бросал жутких фраз. Изуку чувствовал себя спокойно. Но говорить с этими людьми он не хотел и предпочитал скрываться в комнате, чем бессмысленно прогуливаться по коридору. Там обычно было ещё прохладнее, чем в комнате, а последнее время его постоянно знобило. Это утомляло. Часы тянулись медленно, каждая минута проходила тяжело. Мидория мог скрыться от реальности в своих мыслях, в своих фантазиях о Шото, они были его личным, приватным миром, куда никто кроме него проникнуть не мог, там он прятался от всех своих бед. Но временами он сильно уставал от этого. Развлекал себя тем, что считал плитку на полу и трещинки в потолке, но это занятие было болезненно кратковременным. На столе лежали книги. Изуку долго бросал на них хитрые взгляды, шумно вздыхал и хмурился, не собираясь к ним даже прикасаться. Он думал почему-то, что это неправильно с его стороны, читать их, что ему придется поплатиться за это, что так нельзя. Однако, со временем все эти мысли начали отступать. Мидория постепенно начал убеждаться, что безделие рано или поздно сведет его с ума. Это настолько скучно, что организму начинает казаться, что пришло время умирать. А умирать Изуку не хочется. Уже давно не хочется. Он робко поднялся, робко подошел к столу, взволнованно оглядываясь по сторонам. Взял книгу в руки, осторожно повертел её. Переплет был качественный, но вряд ли они были сильно дорогими. Омега неуверенно уволок книги на свой матрас, куда завалился, вздыхая. Первое время он рассматривал невинно обложку, поглаживал её пальцами и скучал, думая о множестве своих книг, что остались в его телефоне. Мидории всегда каким-то чудом удавалось находить трепетные произведения, что терзали и волновали его душу, радовали и успокаивали. Литература, что советовали ему окружающие, всегда была неприятной. После Изуку медленно начал листать страницы, осторожно проводя по ним подушечками пальцев. Ему думалось, что о края он рано или поздно порежется, как бывало часто, но почему-то этого не происходило. От книги пахло приятно. Терпко и как-то тепло, как пахнет от всех новых, только купленных книг. Мидории почему-то всегда нравился этот запах. А старые книги он, напротив, не любил за их будто бы настоящий смрад, который они источали. Взгляд омеги наконец зацепился за одну строчку. «После этого она не могла жить». Изуку поморщился. В голове сразу же закружились одна за другой догадки, что бы это могло значить, он с волнением ещё раз посмотрел на обложку книги, на имя автора, на жанр. Никакой романтики, никакого счастливого конца. Книга была очень толстой и тяжелой, с маленькими неприятными буковками. Мидорию это совсем не пугало. Ему нравилось читать, отвлекаясь от реальности, нравилось забываться и засыпать, погружаясь в книги. А длинные книги всегда были его страстью. Он обожал романы. От повести их, помимо длины, отличает ещё и то, что они повествуют о всей жизни героя, часто начиная с самого рождения, что основная суть произведения - в становлении его личностью, человеком. Изуку нравилось читать, будто проживать чужие жизни. Омега перекатился на другой бок, взяв с собой книгу. Ему нравилось держать её в руках. Но читать её Мидория всё же опасался, беспокоясь, что будет плакать и расстраиваться. Подобное с ним происходило с завидной регулярностью. Воздух в комнате показался ему вдруг душным; Изуку сел. Открывать окно ему не хотелось: он знал, что вечерний холод ворвется в комнату, а он и без того сильно замерз. Его удивляло, почему в таких широтах ночи столь холодные, обжигающие, но об этом Мидория никогда не спрашивал вслух, боясь, что его поднимут на смех. Это было чем-то из школьной программы, тем, что должны были знать все, а он не знал. Забыл… Он потянулся и поднялся, сонно зевая. Желание уснуть подступило так неожиданно, что Изуку удивился, как он только что не уснул. Омега подошел к столу, окинул его скучающим взглядом. Не смог удержаться и взял яблоко, покрутив его в пальцах. Фрукты, которыми его здесь кормили, были достаточно вкусными, Мидорию это сильно удивляло. Впрочем, глубоко задумавшись, он понимал, что, пусть он и пленник, глупо покупать для него отдельно какую-то гниль. Да и Мария явно не хочет, чтобы он умирал. Изуку это настораживало. Что она собирается сделать с ним? Угрожала убить, если потребуется. Мидория яблоко есть не стал: сегодня он и без того съел много фруктов, в особенности слив, от которых после его мутило. Он с тоской подумал, что его с таким величайшим – или не совсем – трудом наетые килограммы с таким режимом питания скоро уйдут. Омега взял полотенце, вещи, щетку и побежал в ванную комнату. Он с опаской гадал про себя, как долго ещё подобная жизнь будет продолжаться. Изуку радовался, что его не бьют, не морят голодом, не издеваются. Но его пугало, что его держат здесь, как какого-то поросёнка, откармливают, а после прирежут на хороший стейк. Это сравнение казалось столь омерзительным, что ему становилось дурно. В ванной было ещё прохладнее. Мидория уже немного привык к этой комнате: больше ему не казалось, что кто-то подглядывает за ним, что где-то тут установлены камеры. Он достаточно спокойно, но быстро, разделся, залез в душевую кабину, включил воду. Только здесь на несколько секунд омега ухитрялся забыть о том, где находится. Вода обжигала кожу, Изуку специально выкручивал вентиль на максимум, наблюдая за тем, как клубы пара поднимаются к потолку и оседают на нем большими каплями. Мидория прикрыл глаза, направив душ себе в лицо. Он чувствовал, как пылает кожа, но не боялся, что после останутся временные ожоги. Омега успел убедиться, что Шото не обращает внимания на такие вещи. Из коридора до него донесся шум, но Изуку уже не вздрогнул: привык. Он знал, что там постоянно кто-то ходит, что-то происходит, он уже не боялся. Ещё ни разу никто не заходил в ванную комнату, по крайней мере, он ни разу ещё не видел этого, поэтому мог полагать, что сюда никто и не ходит. Персонал занят работой и делами, никто из них не заперт здесь, как он. Мидория резко выкрутил вентиль в обратную сторону, вода стремительно сменила температуру, тело Изуку от неожиданного холода задрожало. Он выключил воду и вздохнул. Вылезать не хотелось. Душ почему-то напоминал ему их маленький солнечный домик в чудном городке, омеге казалось, что за дверью его ждет Тодороки, который неустанно повторяет, что он тоже человек с базовыми человеческими потребностями и ему тоже надо в туалет. Мидория вспомнил этот случай и усмехнулся. Как же ему хотелось вновь оказаться там. Ему нравилось тепло, нравилось солнце. Жара днем стояла настолько невыносимая, что он мог задохнуться, но Изуку любил это. А ещё любил объятия Шото, которые порой казались ему даже более обжигающими, его поцелуи и неожиданные касания… Мидория вздрогнул. Он встряхнул головой, отгоняя эти воспоминания, быстро вылез на прохладный воздух из душевой, вытерся, оделся, вздохнул. Над раковиной висело маленькое зеркальце, только с его помощью он мог узнать, как выглядит. Под глазами залегли некрасивые круги. Они очень быстро появлялись у него, когда Изуку прекращал выходить на солнечный свет, а ещё кожа становилось бледной, будто бы прозрачной, через неё можно было рассмотреть капилляры. Они располагались таким образом, что часто, когда кровь приливала к голове, на его лице образовывались странные красные пятна. Омега достал одноразовую щетку из пластикового пакетика, которые во множестве ему преподнес какой-то бугай в пакете вместе с полотенцами и сменной одеждой. Мидории казалось это странным. Зачем им беречь его здоровье? Зачем? Если Мария всё равно собирается его убить… А если и не убьет, то что с ним будет? Если Шото не спасет его, то… его просто отпустят в тот момент, когда Тодороки сломается? Изуку не хотел об этом думать, поэтому просто был благодарен за такие простые предметы для личной гигиены. Он тщательно почистил зубы, не сводя с себя глаз в зеркале. Чистил долго, даже излишне долго, его десны, если бы были чувствительными, уже давно закровоточили. Мидория промыл щетку, прополоскал рот, вздохнул. Его волосы в зеркале выглядели ещё ужаснее, чем в жизни. Они будто бы свалялись, ему ужасно хотелось их все обрезать. Порой и прежде его одолевало подобное желание, Изуку думалось, что так ходить будет заметно проще. Но он почему-то не делал этого, грея мечту о том, что когда-нибудь будет собирать свои волосы в хвост… Неспешно омега вышел в коридор. Мимо него пробежал человек, Мидория отстранился. Ни первый, ни второй не придали ситуации особого значения: это не было чем-то удивительным. Изуку посмотрел на лампы под потолком, тут же сощурившись от яркого света. Ему подумалось, что вскоре его глаза просто отвыкнут от света: в комнате он предпочитал всегда держать свет выключенным. Омега прижался спиной к стене. Та была ужасно холодная, неприятная. Он практически слышал голос Тодороки в своей голове, такой недовольный и донельзя возмущенный тем, что Мидория стоит у холодного. Изуку непроизвольно улыбнулся, представив, как альфа хватает его за локоть и дергает к себе, обхватывая своими вечно горячими руками… Люди скрылись в комнатах; коридор опустел. Мидория удивленно огляделся по сторонам и медленно двинулся в самый конец, с любопытством раздумывая над тем, насколько далеко он сможет зайти, прежде чем его схватят. Лестница. Он уже поднимался по ней с Марией. Изуку тихо хихикнул, вспомнив, что в тот раз почти никто не встретился им на пути. Быть может, и в этот раз он сможет незаметно уйти? Разве кому есть до него дело? Эта мысль была глупой. Мидория знал, что не может уйти, что в какой-то момент его схватят. Ровно то же самое он проходил на базе у Тодороки. Но почему-то попытать удачу хотелось ужасно. Изуку медленно направился к лестнице, всем своим видом показывая, что ничего дурного он не замышляет. Он быстро поднялся по ступеням, чувствуя неожиданный и очень резкий прилив сил. Мидория почувствовал себя способным сбежать отсюда и самолично найти Шото, хотя он и понимал прекрасно, что это глупости. На лестнице никого не было. Омега стремительно поднимался выше, понятия не имея куда попадет. На более высоких этажах людей должно было стать только больше, но его это не пугало. Изуку поймал себя на мысли, что причина его уверенности во многом из-за того, что он так много времени провел с Тодороки. Альфа часто бросался какими-то фразами, изредка рассказывал о каких-то своих делах, Мидории постепенно они начинали казаться совершенно нормальными, обыденными, даже привычными и простыми. Он свыкся с мыслью, что Шото носит при себе оружие, что его окружение носит при себе оружие, что все они стреляли в живых людей. Омега знал, что пока здесь никто не собирается его убивать, поэтому был практически спокоен. Его удивляла реакция своего организма, прежде Мидория думал, что будет бояться всего и вся вечность. Изуку замер посреди пролета на одном из этажей, вдруг решив, что ему пора прекратить. Иначе он рискует добежать до самой крыши. Или, что вероятнее, запыхаться раньше и без сил осесть где-нибудь на ступенях. Он на цыпочках двинулся в коридор, прекрасно зная, как всё это глупо выглядит со стороны. Если кто-то наблюдает за ним через камеры, что слишком вероятно, то явно смеется. Если бы Мидория был героем кино или хотя бы таким, как Тодороки, если бы умел драться, сбегать из любых ситуаций, если бы был опасен. Его в таком случае наверняка бы связали, закрепили наручниками, закрыли бы в комнате. Но таковым он не являлся, поэтому даже мысли, что он сможет сбежать, никто не допускал. Изуку вошел в коридор и огляделся взволнованно по сторонам. Ему нравился закипающий в крови легкий адреналин. Прежде подобные ситуации могли лишь вызвать у него отвращение, Мидория был сыт по горло стрессом. Но за неделю бестолкового лежания в комнате он забыл об этом, ему так не хватало огненных переживаний. Прежде вместо всех переживаний был Шото. Каждый день с ним Изуку открывал что-нибудь новое, альфа удивлял его, Мидория часто смеялся и испытывал новые, доселе незнакомые ему, чувства. Но сейчас Тодороки был далеко. Здесь оказался большой зал, назначение которого оставалось для Изуку неизвестным. Он сделал несколько неопределённых шагов и резко развернулся, почувствовав, что кто-то смотрит ему в затылок. У двери стояла рослая женщина с хмурым выражением лица. Мидория сглотнул и подумал, что ему не стоило затевать эти игры в кошки-мышки. Мало ли, ещё по голове огреют… На мгновение между ними зависло недоумение. У Изуку даже промелькнула мысль, что ничего не произойдет. Но вот альфа ожила и устремилась в его сторону, до боли схватив за руку. Её хватка была такой крепкой, что Мидория мог поклясться, что ещё чуть-чуть и его запястье треснет. Женщина быстро заговорила что-то на незнакомом ему языке то ли в рацию, то ли в ещё какой прибор, но ответ последовал незамедлительно. И этот голос Изуку узнал. Мария. Почему-то в эту секунду ему стало легче. Она не была похожа на человека, которого легко вывести из себя, нет, казалось, что при любых обстоятельствах она будет сохранять душевное равновесие, а значит, и в этом случае ничего не сделает с ним. Альфа получила какие-то указания и вдруг подхватила Мидорию на руки, без особого труда унося куда-то. Изуку тут же начал жутко брыкаться и чуть ли не визжать от того, в каких местах она к нему прикасалась. Его безбожно унесли на пару этажей вниз, где почему-то остановились. Мидория продолжал брыкаться и крутиться, пытаясь выбраться из мертвецкой хватки. Ладонь альфы касалась его чуть ниже поясницы, его так и подмывало её за это укусить. Неожиданно позади них послышался спокойный, немного удивленный и отчего-то уставший строгий голос. Руки альфы тут же разжались, и Изуку безвольной куклой съехал на пол, тут же поднимаясь и агрессивно потирая места, в которых к нему прикасались. Он прекратил это глупое действие, только встретился с взглядом золотых глаз. Мидория сглотнул. Мария медленно направилась в его сторону, держа что-то в руках. Наверное, она была чем-то занята и, нехотя, отвлеклась на него. – И как мне надо это понимать? – негромко поинтересовалась Мария, медленно к нему подходя. Изуку поежился. Её голос прозвучал злее, чем он мог ожидать, Мидория растерялся и низко опустил голову. – Да… да никак особенно… – тихонько сказал он. Мария поморщилась. Она махнула рукой, и альфа оставила их наедине. – Я отношусь к тебе по-человечески. – А? – Поскольку ты ни в чем не виноват и лишь стал жертвой обстоятельств. Не виноват в нашей с Шото войне, не виноват в том, что оказался его чертовым соулмейтом! – Мария нахмурилась, на её лице проступило раздражение. Изуку сглотнул. – Я… просто… – он отступил назад. Мария была права, он не мог себя так вести, если не хотел попасть в условия, в которые попадали герои фильмов. В темные склизкие комнаты-тюрьмы с цепями, со всяким отсутствием света и окон. – Что? – женщина клацнула зубами и сделала к нему шаг. – Мне запереть тебя? Изуку, что ты забыл здесь, – она прищурилась, но омега вдруг почувствовал, что она не так зла, как хочет показать. – Нет, – Мидория замотал головой, вновь отступая, – мне просто… – Возможно, жизнь с Шото подготовила тебя к подобным ситуациям, – протянула задумчиво Мария. – Ведь это не первый случай в твоей жизни, когда кто-то похищает тебя. – М… – Изуку дернул плечами, не зная, как отвечать. – Тебе просто стало скучно? Или ты всерьез полагал, что сможешь уйти? – Нет! – Мидория всплеснул руками. Выглядеть полным дураком ему не хотелось. – Вовсе нет… – Значит, скучаешь, – Мария безэмоционально усмехнулась уголками губ. – И чего, скажи, ты ожидал? Какой реакции? Разве не думал, что тебя могут пристрелить здесь ненароком? – А? – Изуку вздрогнул всем телом. – Ну… – он тяжело вздохнул. Видимо, сидение в одной комнате в полном одиночестве постепенно сводит его с ума. Безрассудство и откровенная глупость… Мария посмотрела на него и так ничего и не сказала, поняв всё без слов. Она неспешно двинулась по лестнице вниз, а Мидория тоскливо последовал за ней, радуясь, что ничего плохого с ним не сделали. – Раз уж ты так скучаешь, давай заснимем для твоего драгоценного ещё одно видео, – предложила по пути Мария и улыбнулась. Изуку её взгляд напугал. Про себя он отметил, что она постоянно делает какой-то неприятный акцент на том, как сильно Тодороки дорог ему, называя его то любимым, то единственным. – Зачем это? – взволновано спросил Мидория. – Это заставляет его нервничать, – усмехнулась Мария. – Он злится, волнуется. И он совершает ошибки. – А… тогда не надо! – Изуку нахмурился, нервно вздыхая. Он всё ещё боялся думать о том, как на Шото отразилось то предыдущее видео. Не решил же он, что кто-то надругался над Мидорией… – Ну почему же? Он ведь наверняка скучает, пусть посмотрит на тебя. – Не надо, он будет переживать, – Изуку затряс головой, не понимая, как, должно быть, абсурдно звучать его слова в её глазах. – Тогда, может, снимем для него что-то эротическое? – пошутила Мария, мельком обернувшись. – Расскажи, он заставлял тебя наряжаться в разные наряды? – Чего? – Мидорию передернуло, – он никогда меня не заставлял. – Тогда, быть может, предлагал? – Нет! – Изуку нахмурился, ужасно недовольный тем, что кто-то смеет лезть в их личную жизнь. Это всегда казалось ему чем-то слишком своим, чем-то только для них, чем делиться он не может. А интимная сторона их отношений была настолько волнующей и неловкой, что даже с Тодороки он редко. Мария больше ничего не сказала. Она пропустила его вперед, в комнату, Мидория, низко склонив голову, прошел вглубь, расстроенно вздыхая. Ему было тошно от мысли, что Шото подумает что-то не то, будет мучаться, глядя на него. – Надеюсь, тебя не сильно это терзает, – весело заметила Мария, прикрыв дверь. – Что? – Изуку обернулся. – Ты же не стесняешься, не так ли? Мидория моргнул. – Это тут совсем ни при чем! – он насупился, боясь, что расплачется. – Я волнуюсь за него. Из окна в комнату ворвался воздух, Изуку задрожал. Его глаза стремительно наполнялись слезами, он закусывал изнутри щеки, не желая плакать. Для его организма это была такая естественная и простая реакция на всё и вся, что порой Мидория даже не замечал, как начинал плакать, это происходило совершенно непроизвольно. Мария окинула его странным взглядом. Недавно она выглядела очень раздраженной, но после его слов её лицо вдруг разгладилось, став более задумчивым. Она не собиралась обращать внимание на его слезы и попрекать за них, смеяться, но Изуку ужасно не хотелось показывать, как сильно он волнуется, как сильно разрывается его сердце. – Ты… – женщина прищурилась, – волнуешься за него? – удивленно спросила она. Мидория моргнул в недоумении. Это не то, что он ожидал услышать. – К-конечно, – на его губах появилась легкая тень улыбки. – А как же иначе? – тихо спросил Изуку. Он давно понял, что очень глупо скрывать от Марии его привязанность к Шото. Прежде Мидория редко думал об этом, но Тодороки стал основообразующим в его жизни, дорогим и ценным, омега не готов был ни при каких условиях потерять его. – Это… – женщина нахмурилась, недовольство отразилось на её лице, – зачем?! – брови поползли вверх. – Разве ты не понимаешь, какой он плохой человек? – Он не плохой, – Изуку качнул головой. Мария скривилась. – Не заблуждайся. Он совершал множество плохих поступков, в большинстве стран его давно бы посадили. – Это… это неважно. – А с тобой? Как он обращался? – она прищурилась. – Неужели, он никогда не был груб с тобой? Как ты можешь всё ему простить? – её губы сжались в тоненькую полосочку. Мидория открыл рот, но сразу сказать ничего не смог. Опустил глаза будто бы виновато, тихо вздохнул, соединив ладони и осторожно их потирая. Как и всегда, они были ужасно холодными… – Я… не помню. – Вы знакомы совсем недавно, – Мария покачала головой, – ты помнишь всё очень хорошо. Как ты можешь его простить?! Изуку слегка дернул плечами и отвернулся. Он редко задавал себе этот вопрос, поскольку логического ответа на него не было. Мария была права. Тодороки при первом знакомстве вел себя, как свинья. Он угрожал, домогался, шутил, будто бы даже издевался. Мидории было противно даже думать об этом. – Я… не думаю об этом, – тихо признался он. – Но, признайся, где-то в глубине тебя живет обида, не так ли? – Мария прищурилась и цокнула языком. – Скажи, если бы ты мог, ты бы бросил его? – Нет! – Изуку отозвался резко и взволнованно, будто его вынуждали в обязательном порядке это сделать. – Нет… – повторил он уже тише. – Я его люблю. Женщина цокнула языком и вздохнула. Она не верила. – Разве ты не злишься на него? Как можешь после произошедшего позволять ему быть рядом? Обнимать и целовать тебя? Мидорию передернуло. – Я его люблю, – повторил он еле слышно. – И поэтому ты готов простить ему всё на свете? – Мария сморщилась. – Это отвратительно. Вокруг ходит столько прелестных альф, которые подошли бы тебе куда больше. Почему же ты с ним? Изуку её вопрос поставил в тупик. Он никогда не мог предположить, что будет разговаривать о своих отношениях с подобным человеком. – Он ведь… мой соулмейт, – тихо заметил омега. – И? – Ну… я его люблю, – снова сказал Мидория и почувствовал, что начинает от этого краснеть. Мария цокнула вновь языком и обошла стол кругом, о чем-то раздумывая. – Просто на секунду… отбрось ваши мнимые чувства. Изуку, он ужасный человек, он так плохо с тобой обращался. Знал бы ты, сколько в нем яда! Сколько грязи, сколько отвратительных мерзопакостных желаний! – она обернулась и в упор на него посмотрела. Мидория только дернул плечами и низко-низко опустил голову. – Это неважно, – тихо сказал он. – То есть, ты всё же понимаешь, насколько он грязный человек? Изуку долго молчал. Ему не хотелось продолжать этот разговор, но он сомневался, что Мария просто уйдет, оставив его наедине со своими мыслями. Её вопрос не заставил его нервничать. Мидория изредка уже думал об этом, когда оставался один. Когда Тодороки уходил спать или отлучался по каким-то делам. Изуку не питал иллюзий. Шото казался ему хорошим, он был ласков и добр с ним, но омега понимал, что он жесток, что своё место в жизни он получил не за красивые глаза… – Я… – Мидория тихо вздохнул и закрыл глаза, что отчего-то начали болеть. – Я понимаю, – шепотом подтвердил он. Мария приподняла брови и присела на корточки напротив него, пытаясь внимательно изучить его лицо глазами, но Изуку, поняв это, усердно начал отворачиваться. – Тогда зачем ты с ним? – Неважно. – Нет, скажи мне, – в её голосе зазвучал металл. – Зачем? – М… я его люблю. – И насколько твоя мнимая любовь будет распространяться?! Как далеко? Сколько всего ты готов ему простить? – Марию передернуло. Мидория задрожал. Об этом он никогда не задумывался, воспринимая всё происходящее, как должное. – Я… я… – Что? – она поднялась, вздыхая. – Просто признайся, дело в том, что тебе некуда идти, не так ли? – Нет, – Изуку замотал головой. – Я… я… – он поднял глаза, сглатывая, – желаю ему лучшего. – Что? – Мария нахмурилась. – Мне… мне кажется… – по коже стремительно побежали мурашки, Мидория слегка задрожал, – мне кажется, что… да, возможно, это вовсе и не так, но мне кажется, – он начал одергивать край своей футболки, – что рядом со мной Шото… становится чуть лучше. – О чем ты? – Он… добреет и расцветает на глазах, – тихо проговорил Изуку. – Он становится… внимательнее… не знаю… – Если он ведет себя так с тобой, это не значит, что он становится лучше. – Нет-нет, он правда становится! – Мидория с волнением на неё посмотрел. – Он… он меня, я знаю. – Пусть так, – Мария прищурилась, – какой в этом смысл? Изуку удивленно на неё посмотрел. Ему не было понятно, как кто-то может недоумевать от таких простых вещей. – Я… желаю ему лучшего, – повторил омега тихо. – Я хочу, чтобы… он был счастлив, чтобы… его ничего не мучало, чтобы… – О чем ты говоришь? – женщина отшатнулась от него; на её лице проступила смесь раздражения с удивлением. – Я… – Мидория густо начал краснеть. Об этом он не стал бы говорить ни с кем, а Шото особенно бы не признался, но ей зачем-то рассказал. Мария посмотрела на него странно и быстро ушла, оставив в гордом одиночестве. Видео они так и не записали. До самого утра Изуку бестолково пролежал на своей «кровати». Заснуть у него не получалось: Мидорию терзали мысли о Тодороки, омега вдруг задался вопросом, что будет с Шото, если они расстанутся. Он кажется очень сильным и самодостаточным, но Изуку лучше других знает, насколько его альфа слаб и уязвим. Его работа может убить его, покалечить. Он и так будто калека, что не умеет чувствовать, не знает, что такое любовь. Тодороки сам признавался в своей эмоциональной тупости, Мидория прекрасно знал обо всех его изъянах. Он не думал об этом, но где-то в глубине души знал, как бесконечно сильно ему хочется сделать Шото счастливее, лучше, спасти его от детских мучений. Изуку никогда об этом не скажет, но он искренне убежден, что человек, занимающий место главы мафии, просто не может быть до конца здоровым, нормальным, нет. Тодороки не рассказывает об этом, но омега видит, как что-то сжирает его изнутри, какое-то беспокойство и жуткая злость на родителей. Солнце стремительно поднималось, но Мидория этого не замечал. Его начало клонить в сон, он уснул очень беспокойно и несколько раз просыпался, не понимая, где находится. Ему что-то снилось, но, окончательно проснувшись, Изуку не смог ничего вспомнить. День прошел совершенно тихо, спокойно: никто не заходил к нему кроме привычного бугая с едой. Мидория больше не пугался его, но ему казалось очень забавным, что именно этот человек приносит ему легкие тарелки с едой. Изуку был погружен в взволнованные раздумья и старался всё время чем-то себя отвлечь, то пытался всё же читать, принесенные Марией, книги, то обливался ледяным душем, но ничего не помогало. Тело изнывало от тоски. Ночью Мидория заснуть не смог. Он окончательно сбил своей режим. Если бы в комнате не было окна, Изуку потерялся в часах. В коридоре ему слышались какие-то шумы, но он старался не обращать на них внимания и уснуть, но вскоре понял, что это совершенно бессмысленная затея. Омега поднялся и на цыпочках подошел к двери, почувствовав себя каким-то непоседливым ребенком, которого родители уложили в постель, а он так и не уснул. Мидория очень робко приоткрыл дверь и, надеясь, что его не заметят, выглянул в коридор. Люди сновали туда-сюда, суетились, что-то происходило. О причине их движения Изуку не имел ни малейшего понятия, но про себя понадеялся, что что-то случилось. Быть может, Тодороки пришел наконец за ним? Но ложными надеждами терзать себя Мидория не собирался, поэтому вновь отправился спать, искренне надеясь, что ему это удастся. Ему подумалось, что Шото может не найти его никогда, ведь мир так велик, а Мария могла увезти его куда-нибудь очень-очень далеко, в Сибирь, например. Эта мысль показалась Изуку забавной. Следующим утром Мидория проснулся с первыми лучами солнца. Они прокрались через окно и начали щекотать его лицо, мешая спать. Омега лениво потянулся и сел. Ему почему-то подумалось в тот момент, что уж сегодня что-то обязательно должно произойти. Но до самого вечера даже Мария к нему не заглянула. Изуку читал одну из малоинтересных ему книг, что она принесла, когда за окном совсем потемнело. Его глаза быстро устали, но сон казался столь бесполезным, что Мидория целенаправленно от него отказывался. История повествовала о какой-то художнице, чья жизнь пошла по наклонной после самого её рождения. Она упорно искала пути решения каждой трудности, действия развивались в середине девятнадцатого века. На Изуку этот роман навевал тоску, он непроизвольно начинал задумываться о бренности бытия и грустить. Если жизнь уж так бессмысленна и, чтобы мы не делали, мы в любом случае умрем, то зачем же вообще что-то делать? Почему бы сразу не умереть? А если уж оставаться живым, то только ради того, чтобы быть счастливым. Оставаться с любимыми людьми, заниматься вещами, что приносят радость… Мидория пришел к такому выводу и решил отложить книгу и больше её не читать. Художница к этому выводу так и не пришла, обрекая себя на грустную бессмысленную кончину. Изуку никогда не нравились несчастливые финалы. Он закрыл глаза, тело было утомлено, поэтому быстро начало засыпать, хотя он усердно сопротивлялся этому желанию. Но, в конечном итоге, всё равно уснул. Разбудил его свет. Омега не сразу понял, что происходит, он начал ерзать и щуриться, отворачиваясь от неправильного белого света. – Мм… – Мидория замычал от недовольства, – хватит, – вырвалось у него еле слышное. – Какая жалость, я не хотела тебя будить, – донесся до него спокойный голос. Сквозь сон он показался Изуку даже веселым. – Что? – омега резко сел и начал оглядываться испуганно по сторонам. – Куда? – он начал тереть глаза, пытаясь понять, что происходит. В комнате было темно. А солнце даже не думало подниматься; на дворе стояла ночь. Мидория начал морщиться и отворачиваться, сообразив, что его слепят фонариком. – Ну-ну, извини, – свет отстранили от его глаз и направили его в потолок, хорошо освещая комнату. Изуку проморгался, сонно зевая. – А… ой, – он смутился и притянул к себе сонно одеяло, пытаясь прикрыться, хотя в этом действии не было никакого смысла, ведь он и без того был одет. Мария посмотрела на него странно. Она казалось очень необычной во тьме, но ничуть не уставшей, в отличии от Изуку, у которого от яркого света даже начали слезиться глаза. Он ещё раз зевнул. – Должно быть, мне стоило прийти утром, – усмехнулась женщина и присела рядом на краешек его матраса. Мидория заерзал. – Впрочем, учитывая, что ты мой пленник, нет нужды так церемониться, – она улыбнулась. – А… – Изуку вздохнул, – я не чувствую себя особым пленником, – признался он, не прекращая потирать глаза. Они отказывались держаться открытыми, всё время закрываясь. – Это плохо? – Мария качнула головой, – если хочешь, могу заковать тебя в колодки, – рассмеялась она легко. – Правда сомневаюсь, что ты этого действительно хочешь. Я просто не люблю пытать людей, да и убивать тебя пока что не собираюсь. – Вот как… – Мидория поерзал. – Ой… – он ещё раз зевнул, не решаясь задать волнующий его вопрос. – Хочешь знать, что я делаю здесь в такой час? – догадалась Мария. – Решила, вот, занять небольшое видео. – Какого содержания? – испугался Изуку и прижался спиной к стене. – Не волнуйся, – она улыбнулась, – самого, что ни на есть, миролюбивого. – А… – Просто то, как ты спишь. – А… – Мидория нахмурился, – зачем это? – Отправлю твоему ненаглядному. – Зачем? – растерялся Изуку. – Это ведь… ничего такого… – Почему же? – Мария улыбнулась. – Я знаю, это возымеет должный эффект. Просто представь на секунду, как он скучает по тебе, переживает. Какого ему будет наблюдать за тем, как ты спишь? Но не рядом с ним, а где-то далеко, в чужой постели, – она склонила голову набок. Мидория представил себя на месте Тодороки и ему стало не по себе. – Но… зато он будет знать, что со мной ничего не случилось, – заметил омега взволнованно. – Его это скорее успокоит. – А ты думаешь, он считает, что я издеваюсь над тобой? – искренне удивилась Мария. – Ну, может быть совсем чуть-чуть, – рассмеялась она. Изуку нервно вздохнул. Ему сложно было судить об этом, ведь он не знал, какие отношения были между этими двумя. В его голову порой даже закрадывались подозрения, что у них что-то было… – М… и… и только это? – тихонечко спросил Мидория. – Просто как я сплю? – Да, – она пожала плечами, – только это. Больше снимать я ничего не собиралась. Но, раз ты уже проснулся, мы можем сделать кое-что поинтереснее. – Что? – Изуку сжался, предвкушая неладное. – Мм, – Мария задумалась на несколько секунд, поглаживая себе по подбородку. – Может… – Чего? – Мидория начал ерзать от волнения на месте. – Сними-ка маечку, – неожиданно предложила она. Он дрогнул. – А… зачем это? – Изуку обхватил себя руками и попытался отползти от неё как можно дальше. – Что вы хотите сделать? – взволнованно спросил он. – Что это будет за видео такое? – Снимай, не стесняйся, – Мария склонила голову набок. – Ведь твой обожаемый и так видел тебя без одежды, не так ли, – проговорила она и поморщилась. Мидория вспомнил, в каком она была негодовании, когда узнала, что у них уже была интимная близость. Он вздохнул. – Пожалуйста, зачем это? – его голос зазвучал робко и слабо. – Не надо. Мария клацнула зубами. – Раздевайся, – повторила она холодно, – или я позову кого-нибудь из своих ребят сделать это, – хмуро пообещала она. Изуку стоило только представить, как какой-нибудь бугай схватит его, как начнет срывать с него одежду, что к горлу подступала тошнота, а голова кружилось. – Ну… – Мидория робко опустил глаза, медленно потянув за ворот футболки. – Это… это же бессмысленно, – нервно сказал он. – Кому как, – Мария прищурилась. – Давай, уже снимаю, – улыбнулась она и перевела на него камеру телефона. Изуку весь сжался, отворачиваясь. Ему почему-то стало ужасно стыдно и отвратительно, он заерзал, жутко медленно раздеваясь. Мария больше не подгоняла его и вовсе ничего не говорила. Мидория пусть и верил, что кроме неё и Тодороки никто этого не увидит, всё равно ужасно стеснялся. Ему не хотелось представлять, что Шото там может понюхать. Только Изуку стянул футболку, как Мария вырвала её из его пальцем и отбросила куда-то в сторону. – М… слепит жутко, – вырвалось у Мидории. – Глаза можешь закрыть, если хочешь, – отозвалась Мария весело. – Но лучше посмотри в камеру и улыбнись. Шото буквально смотрит на тебя, неужели не хочешь показать ему своё милое личико. Изуку передернуло от отвращения, но почему-то вместо раздражения он начал краснеть. Щеки залил густой румянец, растянуть губы в улыбке Мидория не смог и только отвернулся. – А долго это всё…? – начал говорить Изуку и осекся, замолчав. – Как пойдет, – улыбнулась Мария и приблизилась к нему. – Ты такой миленький. Шото, просто посмотри, какая у него нежная кожа, – она протянула руку и легко коснулась его щеки. Мидория вздрогнул. Прикосновение не было неприятным, ладонь была теплой и сухой, а движения плавными, безболезненными, но ему всё равно стало не по себе. – Мм, – Изуку постарался отвернуться, когда она потянула его за щеку, пытаясь вызвать легкую улыбку. – Немного сухая, но всё равно нежная, – продолжала комментировать Мария, а Мидория вдруг со страхом подумал, как отвратительно для Тодороки будет смотреть всё это. – А его шея… – её ладонь сместилась ниже, – как часто ты думал о том, чтобы укусить его? Посмотри… я могу прикасаться к нему, где захочу, а ты не можешь. Изуку передернуло. В её голосе звучал неподдельный яд, и он знал, что на это должна быть какая-то обоснованная причина. Какая-то очень серьезная, толкающая на такие странные поступки. – М, зачем это? – вновь спросил Мидория еле слышно. Его голос прозвучал тоскливо и слабо, он с отвращением к себе подумал, что стоило хотя бы постараться выглядеть неунывающим, чтобы Шото меньше переживал. Мария его вопроса будто не услышала. Её ладонь заскользила ниже, коснувшись его груди, отчего Изуку дернулся и подпрыгнул, резко отстраняясь назад. Он не любил, когда Тодороки её касался, а уж посторонний человек… Она посмотрела на него холодно, и Мидория без слов вдруг понял, что или она будет трогать его, или один из её бугаев. Изуку сглотнул. Мария ничуть ему не нравилась. Но она была омегой, и он мог не бояться каждую секунду, что ей что-то придет в голову и она решит его изнасиловать. На камеру или без. Альфы всегда пугали его, знать наверняка сумасшедшие они или нет, он не мог. Было неприятно даже мысль допускать, что кто-то из них прикоснется к нему. – Его грудь такая мягкая, ты знал? – весело поинтересовалась Мария, надавив на неё пальцами. Изуку неприятно сморщился. – Хм, может мне залить в интернет порно с его участием? – вдруг спросила она и поднялась, отходя от Мидории на пару шагов. – Он такой душка, наверняка соберет множество просмотров. Вот только сама я в этом участвовать не хочу… Как думаешь, кого из ребят мне позвать? Мария говорила легко и весело, будто обсуждала с другом список покупок. Изуку пугало это больше всего. Его сердце уже начинало стучать быстрее, но он убеждал себя, что она лишь угрожает, но не сделает на деле так. Он понадеялся, что и Шото решит так. – Холодно, – еле слышно сказал Мидория и обнял себя руками, вздыхая. Отчего-то ему было ужасно стыдно за это всё перед Тодороки. – Холодно? – Мария перевела на него взгляд. – М, давай я всё же позову кого-нибудь, чтобы согреть тебя? – усмехнулась она уголками губ. – Шото, ты любишь грубое или нежное? Я могу попросить ребят быть мягкими с ним. Изуку сглотнул. От одной мысли об этом ему становилось дурно, внутри просыпался животный страх, он ежился и нервно вздыхал. – Ох, – Мидория выдохнул тяжело. – Представь, – но Мария его не слышала, – его прижмут грудью к матрасу, а руки вытянут над головой. С него снимут штаны, его возьмут раз, два, три. Он будет плакать, но ты не сможешь ему помочь. А после… вдруг он забеременеет от кого-то из них? Если ты вдруг спасешь его, что будешь делать с ребенком? Она говорила так живо и ярко, что Изуку без труда смог представить эту картину. Его горло заболело, а на глаза начали наворачиваться крупные слезы. Мидории стало так страшно, так противно от мысли, что это легко может случиться. Он задрожал. Свет неожиданно погас; Мария прекратила съемку. – Не реви, – бросила она резко. – Никто не будет тебя насиловать. Может убьют, но, чтобы ни происходило, ни одна альфа и пальцем тебя не тронет.