Изменение гравитации

Горячий воздух обдал лицо, Мидория зажмурился, отворачиваясь от яркого солнца. На часах было чуть меньше восьми утра, но зной уже чувствовался. Все его конечности затекли от долго полета и неспокойного сна: Изуку не мог нормально спать, сидя в кресле. Последние две недели Шото усердно отслеживал все движения, что, по его мнению, должны были исходить со стороны Марии, выискивал её и видел во всем подвох. Мидория на такое поведение только глаза закатывал и недовольно цокал языком: он своего мнения ничуть не изменил, глубоко уверенный, что о Марии они больше никогда не услышат. Омега усердно пытался убедить в этом и альфу, но тот на отрез отказывался с этим соглашаться, не готовый признать, что человек может быть так великодушен. Но время прошло, ничего обнаружено не было, и Тодороки, раз уж обещал, не смог отказаться, они собрали вещи и полетели в Египет. Мидории ждал поездки со всем трепетом и неистовой жадностью, каждый день подолгу жалуясь на холод и сырость Бразилии. Шото только недоумевающе качал головой, бурча что-то о том, что Изуку хочет какую-то нестерпимую жару и не ценит обыкновенное тепло. Их самолет приземлился неподалеку от маленького города, но Мидория сильно об этом не переживал. После долго безделия он был бы рад пройтись по горячему песочку, вздыхая сухой обжигающий воздух. Но такой возможности ему не предоставили: Тодороки нашел где-то несколько машин, каких-то пикапов с большими колесами, отлично пригодных для поездок по песку. Стремительно они добрались до жилых районов. С ними было несколько человек, присутствием которых Изуку был страшно недоволен. Шото взял с собой несколько людей в исключительных мерах предосторожности – так, по крайней мере, он сказал Мидории, – не желая нарваться на очередные неприятности. Но омеге это всё равно казалось излишнем: Тодороки потратил несколько дней на проверку обстановки в Египте и близ лежавших стран, всё было спокойно. Изуку с самого освобождение не отпускало странное необъяснимое чувство, будто дальше всё будет хорошо. Он уже ничего не боялся, напротив, ему казалось, что они могут преодолеть все препятствия, что готовит для них жизнь. И пусть ему это и не нравится, Мидория предпочел бы жить совершенно спокойно, оставив заботы и волнения другим, но судьба уготовила ему другую жизнь. – Неужели тебе не нравится? – негромко поинтересовался Изуку, наклонившись к Шото. Тот сидел с угрюмым выражением лица, чуть хмурился и зыркал на окружающую местность недовольными глазами. – Что именно? – Тодороки посмотрел на него, уголки его губ слегка приподнялись. – Ну, всё, – Мидория пожал плечами. – Климат, местность. Солнце такое теплое и яркое, воздух такой горячий! – он радостно хлопнул в ладоши. – Не нахожу ничего замечательного, – чуть недовольно заметил Шото. Изуку посмотрел на него с легкой обидой, но придираться не стал. Такое поведение альфы не могло испортить его хорошего настроения. Всю поездку Мидория в голос восхищался жарой и видами, чем явно раздражал Тодороки, но тот стойко не подавал виду. Омеге даже подумалось, что Шото подходит какой-нибудь совершенно другой климат. Холодный, может, морозный. Жару он не любит, становится сонным и смешным со стороны, ему это не нравится. Не зря же Изуку всегда казалось, что он слишком европейский на вид, ему бы подошла жизнь во Франции или, может, Англии. А Мидории всегда нравилась жара. В Японии она наступала совершенно неожиданно, наваливалась после влажного мая и выжигала всё. Он любил, сидя в школе на занятиях, смотреть в окно и любоваться солнечными лучами, что окружающих только слепили. Практически никаких вещей они с собой не взяли. Изуку казалось это неправильным, но Тодороки настоял, что всё необходимое легче будет купить, чем с собой возить. Да и большая часть всего и вся осталась в их солнечном доме на острове, возвращаться туда перед поездкой казалось нерациональным. Автомобиль остановился; Мидория первым выскочил на улицу, сладко потягиваясь. последние несколько дней у него было прекрасное настроение, произошедшее с Марией так быстро стиралось из памяти, что порой ему даже казалось, что этого всего вовсе и не было никогда. Его больше не пугали окружающие незнакомые люди: рядом с Шото он чувствовал себя в необъяснимой, но полной безопасности. Тодороки лениво выкарабкался следом за ним, быстро взяв его за руку. Изуку улыбнулся уголками губ. Последние несколько дней он заметил за альфой, что тот постоянно пытаясь взять его за руку и встать ближе, всегда находиться рядом. Мидория не знал, с чем это может быть связано, предполагал, что с их долгой разлукой и беспокойством, но в любом случае был очень рад. – Сюда лучше прилетать в начале осени или весной, – заметил Шото и поморщился от порыва ветра. – Почему? – омега поднял на него глаза. – Неужели тебе помешает такая ерунда, как высокая влажность и сильный ветер? – он хитро прищурился. Уже давно Изуку заметил, что Тодороки готов сделать всё, что угодно, когда его хвалят, всё, лишь бы доказать, что он на всё способен, что нет вещей, способных ему помешать. Альфа посмотрел на него искоса и только сухо сказал: – Нет. – Ну вот, – Мидория прижался к его руке, улыбаясь. В самолете он успел переодеться в более легкую одежду, решив, что не хочет лишний раз задыхаться от жары, чего предложил и Шото, но тот почему-то отказался. И сейчас Изуку даже не представлял, какого ему стоять в джинсах и водолазке. В такой одежде Тодороки представал перед ним крайне редко, то ли у него была особая любовь к пиджакам, то ли это было частью его дресс-кода, но он никогда из них не вылезал. Видеть его в повседневных, нормальных для всех остальных вещах было очень странно. – Я смотрю, ты больно счастливый, – заметил Шото внимательно, когда они шли. – А? – Мидория моргнул и поднял вновь глаза. Последнее время он отличался особой рассеянностью, на что Тодороки недовольно жаловался. Изуку только вздыхал и говорил, что это всё после ужасов, которые он пережил – хотя сам омега ничего сильно ужасного в случившемся не видел, – после чего альфа тут же замолкал. – Как ты хочешь провести наше здесь пребывание? – со вздохом спросил Шото. Он уже устал повторять одно и то же по нескольку раз: у Мидории так быстро смещался фокус внимания, что с ним невозможно было поговорить. Так, по крайней мере, сказал Тодороки, а сам Изуку с этим утверждением вовсе был не согласен. – М… даже не знаю, – омега пожал плечами. – Ну я экскурсии какие-нибудь не люблю, – он качнул головой. – Я знаю, – Шото кивнул. – М… наверное… полежать, позагорать, покупаться, – Мидория неопределенно улыбнулся. Тодороки недовольно на него глянул и цокнул языком. – Опять ты за старое, – заметил он. – И не лень тебе вечно лежать? Мы когда дома были, ты же только этим и занимался, – фыркнул альфа. – Ну а что, – омега невинно посмотрел на него и пожал плечами. – Я люблю отдыхать. – Чтобы отдыхать, сначала надо устать, – Шото закатил глаза. – Ну-у… – Изуку вытянул губы немного обиженно в трубочку. Тодороки временами любил упрекнуть его в чем-нибудь, особенно в лени, якобы Мидория ничего не делает. А он бы рад учиться, вот только все необходимые для этого принадлежности остались дома… – Если так проводить время, то можно никуда не ездить, – заметил альфа. – Ну тебя, – омега пихнул его в бок и надул возмущенно щеки. – Если ты так сильно против, мог бы сразу не соглашаться, – буркнул он. Шото посмотрел на него беззлобно и легко рассмеялся. – Не обижайся, – он не постеснялся окружающих, наклонился и быстро поцеловал Мидорию в щеку, заставив его на мгновение замереть, – просто я предпочитаю активный отдых. – Ну плавать – это активность, – протянул Изуку. – Мы можем пофоткаться у пирамид, если ты хочешь, – хихикнул он. – А внутрь рекомендуют не ходить, там душно очень и темно. Да и страшно как-то… вдруг, потеряют нас… Тодороки посмотрел на него и снова засмеялся. – Не ты ли пару дней назад говорил мне, что стал смелее и уже ничего не боишься, как раньше? – фыркнул он. – Я, – не стал спорить Мидория. – Ну, – он пожал плечами, – ты же знаешь, прежде это был… ну… скорее что-то нервное это было, такое, неконтролируемое. А теперь всё достаточно обосновано, зачем ходить в какие-то темные душные коридоры, где легче легкого заблудиться? – омега махнул рукой. Альфа не стал спорить, но по его хитрым глазам Изуку понял, что Шото мог бы многое сказать. Далее они шли в молчании: Мидория переключил всё своё внимание на окружающую обстановку, пребывая в настолько расслабленном состоянии, что ему было лень думать, собирая мысли в кучу, и говорить. Тодороки крепко сжимал его ладонь и странно искоса на него посматривал; омега уже не впервые замечал такие его взгляды на себе, но никогда не спрашивал, что это всё значит. Какая ему разница? Шото спокойно шагает рядом, сжимает его ладонь своей очень крепко, даже немного больно, но Изуку не возражает. После возвращения запах Тодороки начал казаться ему ещё приятнее, Мидория был рад находиться с ним рядом очень близко. Дороги были выложены большими монолитными камнями, по обе стороны улицы находились невысокие домики и магазинчики. Они высадились далековато от центра города, но Изуку этим был полностью удовлетворен: ему не нравились шум и суета. Редкий песок под ногами был приятного золотистого цвета с редкими оранжевыми вкраплениями, Мидория улыбался, ступая. Всюду, несмотря на ранний час, бурлила жизнь, люди торопились сделать побольше перед полуднем, когда в ужасающую жару никто и носа не будет показывать на улицу, боясь обгореть. Чем дальше они заходили, тем громче становилась легкая музыка, доносящаяся откуда-то из далека. Вскоре Изуку догадался, что силуэты высокий зданий – отели, коих на побережье всегда было большое множество. Он удивленно посмотрел на Тодороки, не ожидал, что тот выберет место для их жизни рядом с курортной зоной, но так вслух об этом и не спросил. Прежде Мидории не нравились шумные места. Он чувствовал себя скованно и неуверенно, вечно о чем-то переживал. Но за последние недели его страх куда-то ушел, Изуку ощутил, что бояться ему нечего, Шото всегда сможет всё решить. А вместе со страхом ушли и нелюбовь к людным местам, и неловкость. Омега поймал себя на мысли, что он не против посетить шумные тусовки с множеством людей и орущей музыкой, потанцевать и понаблюдать за веселыми, возможно, пьяными активистами, решившими что-то учудить. Раньше такие места вызывали у него отторжение. Но Тодороки вряд ли понравится такая идея, Мидория сильно сомневался, что Шото любит так веселится. Вообще до конца не ясно, как он расслабляется… – А где мы будем жить? – спросил наконец Изуку. – О, тебя наконец-то начало это волновать, – неожиданно обрадовался альфа, будто только и ожидал этого вопроса. Мидория улыбнулся, но тут же прищурился, ожидая какой-то нехороший подвох. – Да-а, – он медленно кивнул, – я тебе, конечно, доверяю, но всё же, – омега внимательно на него посмотрел. – Только сразу скажу, – предупредил Тодороки, – я хотел, как лучше. – А, – Изуку растерялся, – говори, – потребовал он. – Четыре дня назад, если не ошибаюсь, ты сказал, что хотел бы где-нибудь оторваться, – протянул Шото, отводя глаза. Мидория медленно моргнул, пытаясь вспомнить, когда это он такое говорил. События с трудом, но всплыли в голове, как они сидят в комнате, Изуку, ничего не стесняясь, набивает рот эклерами, один за другим доставая их из упаковки, и радостно рассуждает на тему того, как они будут отдыхать. Да, кажется, он обмолвился о чем-то подобном. Накануне посмотрел американский фильм про выпускников, что под конец года закатили в чьем-то доме большую вечеринку, в тот момент ему почему-то тоже захотелось. Но, когда Мидория об этом рассказывал, Тодороки был сильно занят своими делами и не обращал на него никакого внимания, отвечая редко и односложно. Изуку поверить не мог, что его слушали с такой внимательностью, так ещё и запомнили такие мелочи. – Ну… – омега неопределенно покрутил свободной рукой, – да-а, – он медленно кивнул, – хотя, тут смотря что понимать под словом «оторваться». Я же не очень люблю шумные места, ты знаешь. Но… раз мы вроде на отдыхе… – Мидория поднял глаза к голубому небу, – то хотелось бы сделать что-нибудь необычное. – Что ж, – Шото кивнул, – поэтому я и забронировал для нас номер в отели, – сказал он наконец. Изуку медленно моргнул, его мозг отказался воспринять услышанное. Он медленно открыл рот и посмотрел на альфу шокировано. – Да?! – вырвалось у него. Тодороки прищурился. – Ты рад? Или ты в ужасе? – уточнил он. – Пока не знаю, – Мидория хихикнул. Его всегда пугали подобные места с кучей незнакомых людей, он всегда боялся, что что-нибудь пойдет не по плану, что-нибудь случиться. Но это было раньше, когда Изуку волновался о любой мелочи. Теперь его организм будто бы перестроился и не обращал на происходящее особого внимания, забывая всё с такой скоростью, что аквариумные рыбки с памятью в десять секунд могли бы позавидовать. – У меня в любом случае нет здесь дома или знакомых, – пожал Шото плечами, в его голосе послышались легкие оправдывающиеся нотки. – А снимать квартирку или дом… только проблем больше, да и сомневаюсь, что там тебе было бы комфортнее, – осторожно заметил он. Изуку довольно долго молчал, всё обдумывая, пока наконец не заявил: – Я рад. Ему показалось, будто Тодороки облегченно выдохнул. – Замечательно. – Это… наверное… достаточно удобно, – неуверенно сказал Мидория. Только когда-то очень давно с родителями он ездил в поездки, но уже успел позабыть всё, что в них было. – Вкусная еда… алкоголь… тусовки… уборка номеров, – Изуку улыбнулся, – мне так не нравится самому застилать кровать, – он поморщился. Шото глянул на него и весело рассмеялся. – Родной, когда это ты застилал кровать? Или хоть что-то другое делал по дому? Помнится, я тебя агитировал убираться, полы помыть, протереть пыль, когда мы жили на острове, а ты мне что сказал? Помнишь? – Тодороки усмехнулся. Мидория посмотрел на него то ли обиженно, то ли виновато. – Ну-у, я и говорю, не нравится мне. Вот я её и не застилал, – пожал плечами он. – Всё с тобой ясно, – альфа махнул рукой. – А зачем тебе алкоголь? – вдруг спросил он. – Мм, ну-у, – Изуку неопределенно покачал головой. – Кажется, я теперь понимаю, что ты подразумевал под «оторваться», – недовольно цокнул языком Шото. Омега посмотрел на него исподлобья. Сам Тодороки никогда не пил, даже разговоров таких не поднимал, порой Мидории даже казалось, что у него какая-то непереносимость или страх пьяных людей. – Да нет, ну что ты, – Изуку хихикнул. – Это я так… Просто… интересно, – он пожал плечами. – Просто так? – Шото прищурился. – Ты когда-нибудь пробовал алкоголь? – полюбопытствовал он. На этих словах омега вздрогнул. Он уже не ожидал от своего тела такой реакции, казалось, то расслабилось на жаре окончательно, поэтому удивился. Поджал губы, вздохнул. Воспоминания о родном доме давно потерялись где-то за чередой ярких событий. Происходило столько всего, что Мидория не успел ничего до конца осознать, как это уже забывалось. Но вопрос Тодороки заставил его вспомнить отчима и его единственную страсть, выпивку. – Нет, – тихо отозвался Изуку. Несмотря на его улучшенное физическое и душевное состояния, он всё ещё грустнел, когда вспоминал о семье и доме, поэтому предпочитал этого не делать. – Всё хорошо? – Шото сразу же заметил перемену в его настроение и наклонился, чтобы посмотреть в глаза. – Да-да, – Мидория улыбнулся и прижался к нему ближе, вздыхая. – Нет, алкоголь я не пробывал. Ну… или… не знаю, разве что чайную ложечку когда-нибудь в детстве, – хихикнул он, – из любопытства. Но… было бы интересно. – Алкоголиком решил заделаться? – прищурился Тодороки. – Нет! – Изуку недовольно его пихнул, – так просто… попробовать. Какой алкоголь самый вкусный? Вино, шампанское, ром, текила? – он с любопытством посмотрел на альфу. Тот пожал плечами. – Понятия не имею. Ребята обычно пьют пиво или сидр, – заметил он. Мидория на этих словах искоса посмотрел на «ребят», что шли за ними следом, и почему-то подумал, что такие бугаи могут и водку литрами выжирать, не то, что пиво. – А ты? – Изуку глянул на Шото. – Совсем ничего? Совсем никогда? – удивился он. – Ну, – Тодороки пожал плечами, – иногда, – отвел он глаза, – изредка. Яблочный сидр вкусный, тебе тоже может понравиться. Ну, или шампанское. – У-у, пузырьки, – Мидория в предвкушении облизнул губы. – С такими запросами лучше пить газировку, – рассмеялся альфа. – Да не, она вредная. – А алкоголь, можно подумать, полезный. – Конечно! Душу лечит, – уверенно заявил омега. – Ага, а тело калечит, – закатил Шото глаза. – Ты где такого набрался? – удивленно спросил он. – Да нигде, – Изуку пожал плечами, – всё так говорят. А вообще… я хочу купаться и мороженого, – радостно заявил он. Тодороки усмехнулся уголками губ. – Похоже на тебя. Только не разжирей, смотри. – Я? – Мидория наиграно похлопал глазами, – да ты что! Если плавать буду, то только похудею, – уверенно заявил он. – А вот ты… – омега с некоторым скептицизмом во взгляде осмотрел альфу. – Что я? – нахмурился тот, быстро себя оглядывая. – Шучу-шучу, – захихикал Изуку. – Ты же от еды не зависим совсем, так что ничего тебе не будет, – улыбнулся он и, привстав на носки, чмокнул Шото в щеку. На секунду тот расплылся в идиотской улыбке, но быстро вернул себе нормальное выражение лица. Мидория тихо хихикнул: он давно заметил за Тодороки, что тот бывает очень падким на ласку и внимание. Они вышли на курортную зону, вскоре добравшись до территории своего отеля. Изуку с восхищением глазел по сторонам, то глупо открывая рот, то так же бестолкового его закрывая. Он никогда не бывал в подобных местах. Туристов было много, Мидория испытал облегчение, когда увидел здесь представителей разных рас и национальностей. Его внешний вид не будет вызывать излишнего интереса. Они зашли через большую распахнутую дверь в лобби, лицо сразу же обдал холодный воздух кондиционеров. Изуку тут же начал оглядываться по сторонам, заприметил за углом бар, высокую лестницу и несколько изысканных люстр, но Тодороки тут же увел его к ресепшену. Он заговорил по-английски, Мидория попытался разобрать слова, но по большей части ничего не понял. Шото достал откуда-то их паспорта, Изуку этот момент проглядел. Он лишь удивленно на них уставился, пытаясь вспомнить, когда это ему делали паспорт. Всё прошло достаточно быстро: портье выдали им ключи и, кажется, пожелали хорошего отдыха. – И всё? – уточнил омега, когда альфа потянул его к лифтам. – Всё, – Тодороки пожал плечами. – А что ещё? – А что… – понизив голос до шепота, начал Мидория, – что за паспорта? Когда ты их сделал? – Когда-то, – Шото неопределенно качнул головой, – к чему тебе это? – А там мои настоящие данные написаны? – заинтересовался Изуку и начал беспардонно рыскать по его карманам, желая посмотреть. – Прекрати, – Тодороки перехватил его вторую руку, – паспорт у тебя абсолютно настоящий, японский, и данные в нем все настоящие. – А… – Мидория замер, – так, а виза? – А это тут причем? – Шото нахмурился. – Изуку, оставь, пожалуйста, это всё мне, я разберусь. Тебе не надо об этом беспокоится, – он качнул головой. Омега посмотрел на него с легким недоверием, но спорить не стал. Пока они поднимались по лифту, Тодороки вдруг обмолвился, что Мидории он оформил помимо загранпаспорта ещё и гражданство, и паспорта некоторых стран. Изуку жутко удивился и заволновался, что, если об этом кто-то узнает, его посадят, но Шото успокоил его, сказав, что никто об этом никогда не узнает. Двери лифта открылись, они вышли в большой просторный коридор. Здесь было свежо и очень чисто. – Наш номер сто первый, запомнишь? – сказал Тодороки, останавливаясь у двери. Он приложил ключ-карту к двери, и та открылась, пропуская их в номер. Мидория радостно вбежал внутрь, спеша всё осмотреть. Он не знал, чего ожидать, готовый удивляться всему и вся. Номер оказался просторным, с большой ванной, почти джакузи, балконом, что выходил прямо на океан, и двумя комнатами: спальней и гардеробной, где в углу стоял небольшой письменный стол. – Возможно, при выборе отеля мне стоило посоветоваться с тобой, – протянул Шото, медленно проходя вслед за омегой. – Там были очень роскошные варианты. Но я подумал, что в номере мы много времени в любом случае проводить не будем. – Думаю, да, – Изуку пожал плечами, направляясь в спальню. – Ой, – он замер в дверях, – а это чего? – и удивленно обернулся на альфу. Тот бросил ленивый взгляд на большую кровать, усыпанную лепестками роз и стоявшую в центре корзинку с фруктами и бутылочкой игристого. – Полагаю, подарок от отеля, – пожал Тодороки плечами. – Я регистрировал нас, как молодоженов, – тихо проговорил он, подходя к Мидории со спины и медленно обнимая его поперек живота. Изуку почувствовал, что стремительно начинает заливаться краской. – А… з-зачем? – робко спросил он. – Не знаю. Возможно, мне уже давно стоило сделать тебе предложение, – шепотом отозвался альфа, наклоняясь к его шее и еле ощутимо касаясь её губами. *** Мидория стоит без движения и смотрит нерешительно на кровать, слегка покусывая свои губы. Он делает так достаточно часто, но последнее время Шото разучился понимать, что именно это значит. Тодороки придерживает его поперек живота, искренне убежденный, что в противном случае омега упадет. Несколько секунд висит пустое молчание, которое кажется альфе мучительно длинным. Мысли о желании последние дни редко посещали его голову, волнение и страх за Изуку были сильнее. Но вот, они здесь, далеко от всех бед, совсем одни в номере отеля, где собираются отдыхать, и похоть, вне желания Шото, выкарабкивается наружу, заполняет собой всё его естество, чуть ли не сводя с ума. Весь перелет Тодороки не мог заставить себя не смотреть на Мидорию. Большую часть времени тот проспал – они летели ночью, – поэтому альфа мог не переживать, что Изуку заметит эти глупые взгляды и начнет задавать вопросы. Ещё тогда ему ужасно захотелось завалить его на пол и взять прямо там, не стесняясь посторонних людей. Но Шото огромной силой воли отогнал это непристойное желание. Отогнал, но не избавился на совсем. Стоило им оказаться наедине, как оно накрыло его лавиной, не оставляя и шанса на сопротивление. Тодороки медленно провел рукой от кисти вверх по локтю к плечу омегу, касаясь его легко, нежно. Он делал это специально, боясь выглядеть несдержанным. – Шото, – вдруг выдыхает Мидория, но не оборачивается к нему, лишь опускает глаза. Альфа обожает, когда Изуку называет его по имени. Трепет разливается по телу от мысли, что они – пара, они – истинные, Мидория только его, только с ним. Всегда. – Что? – отзывается Тодороки еле слышно, боясь зарычать. Он медленно втягивает носом, пропуская через себя все нотки любимого аромата. Шото вновь ловит себя на мысли, что тот кажется ему особенно приятным, куда более приятным, чем раньше. Это необъяснимо, но альфе хочется не просто укусить его, а сожрать, он усердно отгоняет эти мысли, не имея никакого успеха: те слишком назойливы и сильны, вновь и вновь появляются в голове. – Ох, – Изуку глубоко вздыхает; Тодороки видит, как стремительно поднимается и опускается его грудь, он сглатывает. Омега оборачивается к нему, Шото смотрит в его глаза, желание огнем нарастает в груди. – Почему ты так смотришь? – Мидория тихо хихикает и осторожно берет голову альфы в свои ладони. Тодороки с трудом заставляет себя спокойно дышать. Ему хочется закричать, буквально заорать о своем всепоглощающем желании, а лучше просто подхватить Изуку и кинуть на кровать, снять его одежду, прижать его к простыням, видеть его покрасневшие от смущения и нетерпения щеки, но он стойко молчит и не двигается. Не собирается говорить, нет. Намекая Мидории на близость, Шото чувствует себя ужасно. Ему хочется, чтобы омега, только завидев его, кидался к нему на шею, целовал и торопился стянуть одежду, не готовый терпеть, ему хочется видеть в его глазах такие же огонь и желание, которые горят в его собственных, хочется слышать желание в его голосе и ужасно хочется видеть, как в неистовом исступлении Изуку набрасывается на него. Альфа испытывал всё это единожды. И видел, и слышал, и чувствовал. Когда у Мидории началась течка, он стал совершенно другим, бойким и резким, уверенным и громким, усердно настаивал на своем и не готов был отступить. Тодороки замечал его взгляды на своем теле, слышал такие желанные томные вздохи, но не мог и пальцем его коснуться. Это было подобно пытке. Было, но уже прошло. Без течки Изуку становился спокойным и нежным, Шото обожал, когда Мидория или гладил его по голове, перебирая холодными пальцами его волосы, или когда рассеянно чмокал его в лоб, весело хихикая. Это было так хорошо, но так редко, да и совсем не вязалось с буйным, всепоглощающим желанием Тодороки. Он хотел, чтобы оно овладело и омегой, но этого не происходило. Поэтому альфа пообещал себе никогда этого не предлагать, подождать, когда, быть может, огонь похоти сам собой разгорится в Изуку. – Как так? – завороженно спрашивает Шото, ничуть не удивляясь, что его голос хрипит. Мидория однажды заметил, что его голос становится заметно ниже в моменты смущения или возбуждения, как это скрыть, Тодороки не знал. – Ну-у, – Изуку качает головой и прижимается к нему ближе, перемещая свои руки на его плечи. – Чем ты хочешь заняться сейчас? – спрашивает он с доброй улыбкой. Но альфа готов поклясться, что видел, как запрыгали бесята в его изумрудных глазах. Мидория всё прекрасно понимает, чертенок, чувствует, как нарастают жар и напряжение в комнате, как желание повисает в воздухе, но виду не подает, вынуждая Шото сказать. Тот сдаваться так легко не готов. – А ты? – переадресовывает Тодороки вопрос, медленно скользя ладонями по бокам Изуку. Он чувствует их мягкость, хочет сжать пальцами, но одергивает себя, помня, как Мидория этого не любит. Его руки останавливаются на его талии, медленно обнимают и притягивают ближе. – Мм, – омега тихо смеется, – я много чего хочу, – говорит он тоном, будто вовсе ничего не происходит, будто он не знает, как быстро сердце Шото бьется в эту секунду, каким желанием горят его глаза. Знает, черт его, конечно, знает! У Тодороки не было никогда и шанса скрыть это от Изуку, глупо было даже пытаться. – Хочется плавать… и… м… вкусненького чего-нибудь, – Изуку неопределенно качает головой, слегка улыбаясь, – мороженого, не знаю… эклеров, хотя вряд ли мы их тут найдем. Можно что-нибудь необычное, чурчхелу, особенно вишневая мне нравится, – он хихикает, закусывает губу и вновь смотрит на альфу. Тот не в состоянии отозваться. Ему нравится легкость, с которой Мидория говорит и жмется к нему, нравится, что омега больше не вздрагивает от его прикосновений, не отводит больше смущенно глаза, не поджимает губы и не пытается отступить, нет, он доверяет, Шото чувствует это, и ему нравится. Нравится, но и толкает на мысль, что Изуку и в десятую часть не так заведен, как он, не так похотлив и озабочен. Это заставляет Тодороки чувствовать себя грешным слабаком. Но он тут же находит для себя оправдание: Мидория в десятки раз привлекательнее и желание, его прикосновение нежнее и ласковее, они не могут не вызывать трепет внизу живота. Никто бы не смог сопротивляться. И Шото не может. – А я хочу… – Тодороки тяжело вздыхает, внимательно смотрит в изумрудные глаза, такие чистые и ясные, что, кажется, Изуку не способен на плотские желание, но альфа знает, что это лишь самообман. Мидория будто дионея, с виду красивый и безобидный, но стоит лишь подойти достаточно близко, как он поймает тебя в цепи, из которых выбраться будет уже невозможно. – Тебя я хочу, – резко говорит Шото и подхватывает омегу, делая несколько больших шагов к кровати. Обещание, данное самому себе, летит к чертям. Но Тодороки уже позабыл про него. Лепестки роз, так аккуратно разложенные на кровати в форме сердца, подлетают в воздух и хаотично оседают на простынях и их головах, но Шото этого не замечает. Даже не чувствует их запаха, полностью погруженный в карамельный аромат. Он горячо целует мягкие губы Изуку, тонкие и бледные, но мягкие, нежные. Руки скользят по его теплому телу, Шото с жадностью сжимает его бока и слышит, как Мидория недовольно мычит в губы: он это не любит. Альфа тут же виновато его отпускает, не прекращая одаривать кожу поцелуями. Это идет изнутри, и Тодороки понятия не имеет, как себя остановить. Он целует веснушчатые щеки, шею и ключицы, что выглядывают из-под воротника. Изуку тихо смеется: ему щекотно, а Шото думает, что ужасно соскучился. – Эй, – Мидория осторожно касается пальцами его макушки, заставив замереть и вытянуться по струнке. Тодороки ненавидит, когда Изуку так легко его контролирует, когда одно его прикосновение вызывает в теле альфе такую ответную реакцию, его это злит до жути, – прежде Шото и мысли допустить не мог, что какой-то самый обыкновенный человек будет иметь над ним такую власть, – но Тодороки уже давно смирился, готовый снова и снова попадаться этому омеге в оковы. – Ты такой мягкий здесь, – неразборчиво говорит Шото, задрав его майку и бережно касаясь пальцами груди. – Погоди, – вдруг зовет Мидория, и альфа, как по волшебству, замирает и поднимает голову, совсем не шевелясь. Вот и ответ на вопрос, что может остановить его, остудить пыл и погасить разгорающееся с каждой секундой желание. – Шото, что на тебя нашло? – Изуку хихикает и закусывает губу. – Что? Ничего, – отвечает Тодороки, не отводя от него глаз. – Ты на меня нашел, с самого первого дня я не был способен сопротивляться, – хрипло говорит он. Омега смеется. Снова смеется. Альфа не знает, смеется Мидория над ситуацией, словами или ним, но ему всё равно. Это ничуть не терзает его гордости, пусть смеется и над ним, лишь бы смеялся, лишь бы Шото мог видеть это нелепое выражение лица со складочками вокруг глаз. – Все эти две недели… – Изуку ерзает на простынях, – ты… не подавал никаких знаков внимания, – говорит он и явственно смущается. Тодороки слегка хмурится. Он был так сильно взволнован происходящим, так переживал, его страх за Мидорию был сильнее желания. – Я просто был занят, – отвечает альфа сдержанно. – Да? – Мидория смотрит на него с подозрением, – а я уж думал, что ты… меня совсем не хочешь, – еле слышно говорит он, – ну… что тебе это всё не интересно, – в его голосе звучит та подростковая застенчивость, которую Шото никогда не замечает. Обычно Изуку кажется ему старше своих лет, а юношеский идиотизм просыпается в нем крайне редко. – И как только можно было придумать такую глупость, – хрипит Тодороки и губами касается его груди, оставляя на мягкой коже влажный след. – Ну-у, – Мидория тянет его голову обратно. – Я этого не люблю, ты же знаешь, – он хихикает. – Так, Шото, почему сейчас, почему здесь? – спрашивает он немного нелепо, – может, лучше подождать до вечера… Альфа смотрит на него и его так и подмывает спросить, в своем ли омега вообще уме или нет. Как можно ждать, когда он лежит прямо под Тодороки, уже в его объятьях, как можно сдержаться?! – Нет, – Шото мотает головой. – Изуку, – он облизывает губы, – я всегда тебя хочу, слышишь? И если порой я никак этого не показываю, тебе достаточно в любую секунду поманить меня пальчиком, и я прибегу. Мидория смотрит на него с недоверием. – Врешь? – Не вру. – Да врешь, – омега хихикает, – я всё ещё помню, как ты во время первой течки мне отказывал, – надувается он, – в моей жизни не было ничего более обидного, чтоб ты знал, – говорит Изуку возмущенно. Тодороки виновато склоняет голову и трется щекой о его грудь, за что тут же получает по голове. Мидория почему-то ужасно не любит прикосновения к груди, а Шото, напротив, хочет гладить её и касаться, держать в своих ладонях, как бы иррационально и бессмысленно это ни было. Это что-то животное, что объяснить он не может. А Изуку не нравится… – Знал бы ты, как сильно я хотел тебя в те дни, – хрипло признается альфа. – Да ну, – омега машет рукой и вновь тихо смеется. – Мм, и в самолете, – Тодороки закрывает глаза, не готовый больше выдерживать взгляд Мидории, – ты был так близко… мне так хотелось к тебе прикоснуться, я готов был начать трахаться прямо там, на холодном полу… – А чего не начал? – немного ехидно спрашивает Изуку. – Боялся, что ты огреешь меня чем-нибудь по голове, – фыркает Шото. – Я? – Да-да, ты. Ты и не это можешь. – Да я бы не стал, – омега отводит глаза, его щеки стремительно заливает румянец. – Мы… делали это всего ничего раз… – тихонько замечает он, – и… события с Марией, – на этом слове Тодороки чуть не вздрагивает, – не так сильно меня подкосили, как по идее должны были… Я всё так стремительно забываю, – хихикает Изуку. – И я думал об этом… А ты, даже когда мы засыпали вместе, м… ничего… никаких знаков не подавал… м… – А чего же ты сам не предложил? – удивленно спрашивает Шото, медленно перемещая ладони на его бедра. Мягкие и нежные наощупь, совсем молочные, их хочется сжимать, целовать и кусать. – Ну-у… – Мидория ерзает на месте, – а вдруг бы ты мне отказал! Это… очень неловко, знаешь ли, – смущенно говорит он. Тодороки смотрит на него и только бестолково открывает рот. – Я? Я откажу? Изуку, не издевайся надо мной! Я хочу тебя, хочу постоянно, все дни, что мы вместе, постоянно! Когда мой взгляд падает на твою задницу, штаны в паху резко начинают жать. Когда ты произносишь моё имя, по спине бегут мурашки. Я хочу, хочу, хочу, – он резко наклоняется к нему, выдыхая последние слова в губы. Мидория смотрит на него внимательно; на несколько секунд в комнате будто бы всё замирает. – Хочешь? М… Бери, – омега пожимает плечами и обвивает его руками. В голове Тодороки что-то щелкает. Он резко накидывается на Изуку, стремительно стягивает его одежду, забираясь пальцами под нижнее белье. Хочется медлить, хочется быть нежным и ласковым, но жар внутри такой буйный, такой неконтролируемый. Мидория ерзает, он явно не против. Его глаза полны огня и странной радости, он покусывает губы и то и дело шумно вздыхает. Шото бесцеремонно откидывает его шорты в стороны. Они такие короткие и узкие, что Тодороки мысленно удивляется, как Изуку удалось впихнуть в них свой зад. Он с жадностью сжимает его мягкие ягодицы, осыпая кожу поцелуями. Быстро спускается от грудины по животу, радуясь его непривычной мягкости, на несколько секунд замирает, прижавшись щекой к внутренней стороне бедра и смотрит на омегу, будто спрашивает разрешение. Тот смотрит в ответ и глупо кивает, вдруг хватая альфу за плечи и дергая к себе. Обнимает и целует, а Шото чувствует, как от этого простого действия растворяются последние частички здравого смысла. Он приспускает штаны, нашаривая где-то в карманах презервативы. Купил их накануне зачем-то, погруженный в рассеянные мысли. Хочется красиво, хочется, как в кино, даже обстановка располагает, но терпение лопается, как легкий мыльный пузырь. Да и Мидория, обычно любящий киношную романтику, не настаивает. Из головки пениса сочится смазка, Шото может кончить в любую секунду, стоит только Изуку коснуться его пальцами. Тодороки вновь целует его губы, руками пытаясь открыть и натянуть презерватив, но получается плохо, он отстраняется и спешно делает это, резко осознавая, какой пыткой стало ожидание. Изуку проводит руками по своей задранной майке, но вопреки обыкновению, не спешит её опустить, спрятав своё тело. Шото не знает, что послужило тому причиной, но он бесконечно рад, готовый разглядывать Мидорию часами. Он нависает над омегой, их носы оказываются очень близко, Изуку глупо хихикает, но это не может испортить момента. Тодороки быстро скользит рукой по его бедру, останавливаясь ладонью между ягодиц. Мидория смотрит на него внимательно, но это уже не тот взволнованный взгляд, что он видел прежде. – Ты хочешь этого? – спрашивает он неожиданно для самого себя. Омега рассеянно моргает. – Шото, – облизывает словно нарочно медленно губы, – ты идиот? – отзывается еле слышно. – Идиот, – соглашается альфа и целует его, толкаясь пальцами во влажное отверстие. Плотные стенки медленно расступаются, Тодороки осторожно ласкает его, большим пальцем слегка касаясь поджимающихся яичек. Изуку обвивает руки вокруг его шеи, вздыхает и в нетерпении ерзает. Смазка стекает по пальцам Шото, он хозяйничает внутри, не отрывая от раскрасневшегося лица Мидории взгляда. Изуку смущенно улыбается, отводит глаза и позволяет делать с собой всё, что угодно. – Можно, – неожиданно говорит омега. Его ладони забираются под футболку Тодороки, останавливаются на горячем животе. Шото касается губами его нежной кожи на плече и вдруг прижимается сильнее, оставляя следы и укусы. Мидория вздрагивает от неожиданности и смотрит на него удивленно. Альфа может лишь виновато отвернуться, не признаваться же ему сейчас в своем безудержном желании его заклеймить. Тодороки обхватывает пальцами вставший член Изуку и проводит пару раз вверх-вниз, получая в ответ движение бедрами навстречу ласкающей руке. Он садится, свободной рукой перехватывает левое бедро и прижимается головкой члена к омеге, желая войти в него безо всякого промедление по самые яйца до звездочек перед глазами, хочется затрахать, но Шото держится. Он осторожно толкается внутрь, не сводя с Мидории взволнованных глаз, на дне которых – альфа уверен, – плещется похоть. Изуку влажный, он сжимает почти до боли, и Тодороки замирает. Омега глубоко дышит и смотрит в потолок совершенно бессмысленным взглядом. Он дёргает бедрами через полминуты, без слов разрешая действовать, и Шото совершает первое движение: плавно выходит почти до конца, а потом входит, плотно сжимая челюсти, пытаясь удержать вырывающийся наружу рык. Мидория издает еле слышный мычащий звук и дергает альфу на себя, в эту секунду Тодороки чувствует, сколько силы собралось в его длинной на вид такой слабой руке. Омега обнимает его и прижимается носом к плечу, Шото готов кончить от одного это действия. Он осторожно толкается глубже, Изуку сжимает его сильнее. Его ладони перемещаются на спину альфы, дергают кожу, до боли сжимая её пальцами. Но Тодороки не подает виду, упираясь руками в матрас. Ему кажется, если он не будет держаться за простыню, то схватит Мидорию с такой силой, что останутся синяки. Медленно выходит, вновь медленно толкается внутрь. – Шото, – неожиданно подает голос омега, – всё хорошо, – говорит он слабо, а Тодороки вдруг чувствует, как необходимы ему были эти слова. Он целует Изуку в плечо, слегка позволяя прикусить кожу зубами, в ответ получая недовольное мычание. Мидория такой горячий под ним, его запах такой сильный, насыщенный и крепкий, что у альфы кружится голова. На языке оседает сладкий привкус, а при поцелуях Шото с трудом удерживает себя от желания откусить от омеги кусочек. – Тебе нравится? – с трудом спрашивает Тодороки, носом прижимаясь к кудрявым волосам. Он чувствует, как быстро поднимается и опускается грудь Изуку, с каким трудом он дышит. Омега еле слышно мычит, и альфа не знает, сдерживается он или нет, но его всё устраивает, лишь бы Мидории было хорошо. – М… да, – Изуку чуть отстраняется и смотрит на него большими влажными глазами, – мне нравится, Шото, мне нравится, – начинает повторять он, а Тодороки чувствует, что заливается жгучей краской. Он медленно выходит и резко толкается внутрь, клацая зубами у Мидории над ухом. Сложно не пытаться укусить его. Изуку до боли сжимает пальцами его плечи и кожу на спине, после наверняка останутся синяки, но альфа готов терпеть сколько угодно. Омега ерзает, пытаясь свести ноги вместе, коленями упирается Шото в бока, ему не очень удобно, но Тодороки не может отвлечься, чтобы сменить позу, лишь толкается внутрь снова и снова, с трудом сдерживая рычание. Что-то есть в запахе Мидории, что сводит его с ума, что лишает рассудка и заставляет прижимать его ближе, перехватывать его руки, сжимать бока и ягодицы, целовать и пытаться окутать своим запахом, чтобы всем на свете показать, чей это омега. – Хочу тебя, – вырывается у альфы изо рта. – Шото, – Изуку с трудом смеется, – ты буквально втрахиваешь меня в кровать сейчас. Чего ещё ты хочешь? – он запрокидывает голову назад и дышит тяжело, хрипло. – Больше тебя, сильнее, – Тодороки мажет губами по его шее. Мидория весь замирает, альфа вдруг чувствует, как внутри он весь сжимается, до боли обхватывая его пенис, и резко расслабляется, тихо мыча. Руки бестолково съезжают с плеч Шото и падают на кровать, глаза сонно закрываются. Тодороки хрипит и делает несколько завершающих толчков в разгоряченное совершенно податливое тело. Он входит в последний раз резко, бедрами ударяясь о бедра. Изуку громко мычит. – Ты так смешно пыхтишь, – говорит он и хихикает. – Как паровоз, – с трудом выкарабкивается из-под альфы, собирая ноги вместе. Садится и смотрит на него с глупой улыбкой. – И ничего я не пыхчу, – недовольно отзывается Шото и шумно вздыхает. – Наверное, всё же стоило сделать это вечером, – протягивает Мидория, с сожалением оглядывая лепестки роз, разлетевшиеся по всей комнате. – Теперь уборщики точно решат, что мы молодожены, – отзывается Тодороки и усмехается. Изуку медленно моргает, чуть хмурясь, пока до него не доходит смысл сказанных слов. – Эй! – он кидает в альфу подушкой. – Это стыдно, – и закрывает лицо ладонями. – Стыдно, – соглашается Шото.