Изменение гравитации

Мидория теребил край своей футболки и кусал губ, чувствуя, как громко стучит сердце, разгоняя ледяную кровь. Волнами беспокойство распространялось по телу. Беспричинно, но быстро. Квартира была пуста. За окном стемнело, рабочие давно закончили и ушли, оставив после себя в комнате едкий аромат краски. Тодороки открыл окна, чтобы проветрить, но при этом не прекращал ворчать, что это всё равно не поможет и вонь будет стоять ещё долго. Изуку его не слушал, рассеянно кивая. Он прижимал к груди пиджак альфы, что хранил его аромат и билеты на самолет во внутреннем кармане. Омега нервно вздыхал, не чувствуя любимого запаха, и пытался быстро понять, зачем Шото они могли понадобиться. Причин для волнения не было. Отнюдь. Наверняка стоит просто спросить, и вмиг всё прояснится, Тодороки рассмеется и ответит легко, как он делает это всегда. Но Мидории страшно даже открывать рот. Они с Шото чувствуют друг друга. Изуку давно это понял. Чувствуют, когда плохо, когда хорошо, будто слышат дыхания на расстоянии. Тодороки не умеет его обманывать, это взаимно. Мидория обожает знать, что альфа испытывает, это приносит необъяснимые волнующие ощущения. И сейчас Изуку чувствует… что что-то не так. Он чувствовал это и прежде, но не мог охарактеризовать это чувство, понять, что именно оно означает. А, увидев билет, вдруг осознал всё. И если Шото сможет дать разумный ответ, это всё равно ничего не изменит, нет. Мидория чувствует, знает наверняка. Омега медленно вздохнул и подошел к альфе, преградив ему дорогу. Тот улыбнулся и взял его за руку, но Изуку не улыбнулся в ответ, внимательно разглядывая его лицо. Это не так улыбка, которую Мидория знал прежде. Нет. И не те честные глаза, которыми он мог любоваться часами. Нет. Тодороки другой, его взор тяжелый и больной, полный горького осознания. Последние недели он был чем-то огорчен, взволнован, Изуку спрашивал, но Шото не делился с ним своими страхами. Видимо, страхи вылились в какой-то пугающий душу вывод. – Что-то не так? – словно через толщу воды послышался голос. Мидория нервно пожал плечами. Мысли кружат в голове уже больше часа, но он не решается заговорить. Прежде Тодороки был отвлечен на бригаду, обсуждал с ними детали ремонта, и омега боялся их прервать. Но рабочие ушли, они совсем одни. Изуку медленно вздохнул и с трудом вложил в руки Шото пиджак. – Разве? – хрипло выдавил он. Альфа недоуменно на него посмотрел. – Ты странно себя ведешь, – засмеялся он, но в смехе не было и тени веселья. – Что за взгляд? Ты вдруг осознал, что они покрасили стены не в желаемый цвет? – весело спросил Тодороки, стараясь выглядеть жизнерадостным и обычным. Мидория поджал губы и отступил. – Нет, – его голос зазвучал сипло. – Стены… это неважно, – он вздохнул. – Шото, – закусил губу и посмотрел на альфу, ясно осознавая, как между ними нарастает напряжение. – Что? – Тодороки вдруг стал серьезнее расправился и посмотрел на омегу внимательно, готовый слушать. – Ты… передумал насчет беременности? – предположил он с хорошо скрываемым страхом в голосе. – Нет, – Изуку покачал головой, грустно улыбаясь. – Меня волнует… более серьезная вещь. – Что может быть серьезнее новой жизни? – изумился альфа, на секунду вновь став веселым. – Это же такая ответственность! – он опустился на корточки и прижался щекой к животу Мидории, поглаживая его по боку. Тот не отстранился, лишь поднял руки, неготовый прикасаться к Шото и по привычке гладить его по голове. – Ты, – хрипло выдохнул Изуку. – Что? – Тодороки поднял глаза. – Я? – он поднялся. – А что со мной? Я сделал что-то не то? – предложил он весело, но под маской беззаботности Мидория легко распознал страх. – Внутренний карман твоего пиджака, – тихо пояснил омега и отступил на несколько шагов, ожидая. Сердце начало стучать быстрее, и ему казалось, что, игнорируя любые законы физики, оно стучит громко, громче ветра за окном и любого крика, детского плача где-то во дворе. – А… – Шото нахмурился, – что там? – удивленно спросил он и демонстративно полез в карман. Изуку не стал отвечать, лишь спокойно ожидал. Тодороки медленно достал бумажку, неуверенно покрутил ей между пальцами. Мидория посмотрел на него строго, ожидая ответа на непоставленный вопрос. Но куда сильнее его волновало другое. Сейчас Шото что-то скажет, объяснит ситуацию. Дело вовсе не в билете. А в том, что у Тодороки появляются секреты. Нечто, что он не рассказывает, бережет в тайне. Его мысли, его чувства, его желания. Это отдаляет их. – Изуку, – альфа вздохнул и улыбнулся, – это билет на самолет, – спокойно сказал он. Мидория кивнул. – Я вижу, – он поджал губы. – Чей он? – негромко спросил омега. Тодороки плотно сжал губы, не представляя, что должен ответить. Всё ясно читалось на его лице. – Это имеет значение? – тихо уточнил Шото. – Нет, – Изуку улыбнулся. – До этого… мне нет никакого дела, – честно признал он и нерешительно подошел к альфе, положив ладонь поверх его руки, скрывая под ней тревожащий клочок бумаги. – Ты можешь сказать, что он не твой… что… ты можешь сказать всё, что угодно. Я поверю. Но дело не в этом. – А в чем? – Тодороки нахмурился и сунул билет машинально в карман. – Мм… – Мидория поджал губы. – Билет просто натолкнул меня на мысль… что последнее время… ты мне ничего не рассказываешь, – негромко заметил он. – И нет! Не говори, что мне кажется! Ты… закрываешься от меня. – Что? – Шото в шоке посмотрел на него, отступая назад. Изуку взволнованно сделал за ним шаг, прижимая ладони к груди. – Я давно хотел с тобой поговорить… но я чувствовал, что ты не готов, – неуверенно начал он. – Я… я знал, что что-то не так. А, увидев этот билет, я вдруг ясно понял, что… всё слишком не так. Ты чем-то терзаешься, но не говоришь мне. Что-то происходит с тобой, а я… словно посторонний, не имею об этом ни малейшего понятия… – омега нервно вздохнул. Тодороки растерялся. – Изуку, – мягко выдохнул он и улыбнулся, – к чему это? Всё хорошо, – с нежностью сказал альфа. – Я не… – Прекрати, – Мидория резко его перебил. – Я чувствую, Шото. Я знаю наверняка, – проговорил он жарким шепотом. – Я… не хотел тебя донимать, не хотел заставлять рассказывать. Билет… послужил толчком. Это… яркое доказательство того, что… что-то не так. – Изуку, – руки Тодороки медленно опустились. – Я лишь… я просто… – Шото, – омега улыбнулся. – Ты можешь доверить мне всё. Я… я же твой соулмейт, – проговорил он с нотками истерии в голосе. Но тихо, еле различимо. – Я всё могу понять, я… я… Страшнее всего пребывать в неведении, ясно осознавая, что что-то не так. – Изуку, – альфа взволнованно к нему подбежал, взяв за руку. – Ты сгущаешь краски! Ведь не происходит ничего ужасного? – он нервно рассмеялся. – К чему громкие фразы? Я… просто был встревожен твоей беременностью и… – Нет, – Мидория замотал головой и отпрянул. – Я пытался себя убедить… в этом поначалу. Я… думал, что ничего не происходит, ты просто отходишь от шока… после случившегося с Марией. Но нет! Идет время, а лучше не становится. Наоборот! Ты только больше погружаешься в себя и не хочешь говорить мне о своих чувствах! Я знаю, Шото. Я знаю наверняка. Ведь мы связаны, – омега со страхом на него посмотрел. Тодороки отступил шокировано назад. На его лице проступила боль, о причине которой Изуку не мог догадаться. – Я… – альфа растерялся. – Я же чувствую! Я чувствую тебя! Чувствую твоё волнение, твой страх! Я… раньше не понимал, что это за ощущение в груди, что за тяжесть при каждом вздохе. Теперь я понял. Это твои… твои ощущения! Откуда они взялись? Шото, расскажи мне! – Мидория сглотнул, пытаясь не дать комку встать в горле. Глаза защипало, но Изуку знал, что не заплачет. Хранимые страхи вырвались наружу словами, и он понимал, что просто так этот разговор не окончится. – Я… – Тодороки закрыл лицо ладонью. – Ты прав. Меня кое-что тревожит… – Что? – Мидория с волнением его осмотрел. – Страх, – альфа посмотрел на него взглядом человека, приговоренного к повешению. – А… что? – омега нахмурился. – Страх. Страх… за самое ценное, что есть в моей жизни, – Шото склонил голову, словно был готов перед казнью покаяться во всех своих прегрешениях. – Страх… что… – он затих. Изуку сглотнул. Он почувствовал, как из раны в душе Тодороки рискуют вырваться его черные грязные демоны, его страхи и боли, которые он таким усердием вскрывал. Мидории не нужно было прилагать усилий, чтобы открыть их, словно содрать кожицу с только-только присохшей ранки и снова пустить кровь. – И что же? – омега посмотрел на него внимания. – Я… пытался с ним совладать. И пытаюсь сейчас! Каждую секунду моей жизни, – Шото зажмурился. – Но он сильнее меня. Это похоже на паранойю, Изуку, я не знаю, что делать! Мне страшно, мне безумно страшно! – Я… – Мидория отступил. Он хотел помочь, всё в нем вопило о том, что нужно подбежать, утешить, погладить альфу по спине и забрать все его переживания навсегда. Он только кажется очень сильным, на деле весь состоит из обмана и дыма, что охотно пускает людям в глаза. Никто кроме Изуку этого не видит. – Мой страх нарастает… сводит с ума. И он не беспочвенный, нет, он оправдан. Я сколько угодно могу говорить громкие слова, сколько угодно могу убеждать тебя и себя, что я справлюсь, что смогу… уберечь… Но это только слова… Мидория нервно вздохнул. Он сразу понял, о чем Тодороки говорит, любой бы понял. Каждое его слово было пронизано неподдельным страхом и болью, всепоглощающей и разъедающей внутренности. – Шото, – Изуку подошел и коснулся его руки, доверчиво посмотрев в глаза. – Мы вместе… я рядом с тобой. Разве мы не можем всё преодолеть? – он улыбнулся. Альфа отпрянул. Отпрянул, будто от прокаженного, испуганно закрыв голову руками. Казалось, что перед ним стоял не Мидория, а самый страшный кошмар, что приходит только в жутких снах. – Я… я хочу верить! – Тодороки замер у стены. – Я… но я не могу, – его голос затих. Он звучал, как сдавший человек, как проигравший. Не способный больше сопротивляться, не способный беречь в груди надежду. Изуку осмотрел его с беспокойством. Хотелось приласкать, пожалеть, подбежать и обнять из-за всех сил, но ноги вдруг приросли к полу, а всё тело точно сковало железными путами. – И что же делать? – спросил Мидория. Шото посмотрел на него опустошенно. – Ты не должен был знать, – тихо признался он. – Я не должен был тебе говорить! Это только мои страхи! Ты не должен беспокоиться об этом. – Ты ошибаешься, – Изуку с нежностью улыбнулся. – Ты всё должен мне рассказывать. Боюсь… без меня ты ничего не преодолеешь, – осторожно заметил он и титаническим усилием воли сделал шаг вперед. – Как и я без тебя. Ведь мы пара. Мы вместе. Мы соулмейты, по отдельности ничего не значащие, – омега с трудом положил ладони на его плечи и дернул к себе, крепко обнимая. Тодороки прижался носом к его шее, но это, вопреки обыкновению, не было щекотно. Альфа лишь прикрыл глаза, шумно вздыхая, и обхватил его крепко, но, казалось, совсем неощутимо. – Твои слова истинны, – усмехнулся Шото. – Но дураков всегда отличает борьба с истинной, – рассмеялся он неожиданно. Мидория посмотрел на него, шумно вздохнул, и вдруг прильнул к его губам, зажмурив глаза. Обхватил руками за шею до боли и прижался всем телом, не готовый отпустить. Тодороки откликнулся мгновенно: его тело будто не могло сопротивляться. Руки заскользили по мягким бокам, Изуку почувствовал, как ускорила бег кровь, а тело стремительно начало нагреваться, преодолевая леденящее беспокойство. Шото с жадностью начал вдыхать его аромат, прижимаясь к губам с новой неизвестной силой. Мидория притягивал его ближе, приподнимаясь на носки, и не о чем не думал, позволяя отдаться моменту. Желание, зародившееся когда-то давно, разгоралось пожаром в груди, распространяясь в каждую клеточку тела. Тодороки шагнул вперед, а Изуку оступился, поскользнувшись на пленке, что они постелили на полу во избежание грязи. Альфа подхватил его и медленно опустился на колени, помогая омеге безболезненно осесть вниз. Они не прекращали притягивать друг друга ближе, словно боялись потерять, не удержать. Мидория чувствовал, как горит кожа на шее от каждого влажного поцелуя, как вздохи становятся тяжелее, а в голове, как мыльный пузырь, нарастает дурман. Шото подхватил его, посадив к себе на колени, и на секунду отстранился, чтобы посмотреть в раскрасневшиеся глаза. Изуку застенчиво улыбнулся и поспешил поцеловать альфу, не способный, не краснея, дальше выдерживать его взгляд. Ладони Тодороки заскользили по его спине, забираясь под мягкую ткань штанов. Пальцы до боли сжали ягодицы, но Мидория этого не заметил, чаще вздыхая, наслаждаясь шоколадным ароматом. Непростительная сладость скопилась на языке, захотелось запить, но вместо этого он тянул Шото ближе, задыхаясь от крепости аромата. Альфа отстранился на мгновение, чтобы стянуть его футболку и прильнуть вновь к мягким желанным губам. Изуку не почувствовал холода: ладони Тодороки, всё его тело были горячими, чуть ли не обжигающими. Он не думал об окружающей обстановке, не думал ни о чем, позволив мыслям, разлететься в сторону, а голове опустеть. – Изуку, – Шото резко выдохнул и посмотрел в его глаза. – Ну же, – Мидория отозвался горячо, притягивая его ближе. – Не говори, ничего не говори, – пробормотал он и толкнул Тодороки в плечи, призывая лечь на спину. Тот начал сопротивляться, они забились рыбками, вытащенными на лед, с не скрытой жаждой касаясь друг друга. Изуку оказался чуть более упертым: Шото сдался, стоило отвлечь его поцелуем, и послушно лег. Омега заскользил ладонями по его твердому животу, не сводя с лица глаз. Задрал футболку и потянулся пальцами к ремню, непривычно для себя быстро его расстегивая. Тодороки помог ему спустить свои джинсы вместе с бельем. Мидория взял ладонью набухающий пенис, начав мягко его ласкать. Посмотрел на альфу, чье дыхание незамедлительно сбилось. – Изуку, это, – вырвалось у него, – не подходящее место… – Плевать, – отмахнулся омега и прильнул к нему, быстро поцеловав в губы. – Здесь и сейчас, Шото, – выдохнул он и потянул Тодороки к себе. Тот послушно сел, обхватывая его руками, забираясь пальцами под трусы. Осторожно начал массировать сжимающийся от каждого прикосновения вход, не сводя с Мидории глаз. Омега не смог долго нависать над альфой, вскоре без сил опустившись на его колени. Вздохи спутались, в теле скопился жар, а страхи отступили на второй план. Изуку посмотрел в глаза Шото и неожиданно для самого себя прильнул к нему, целуя. Снова и снова, позволяя желанию вырваться наружу. Он прижимался, не задумывайся о своих действиях. Тодороки нравились его прикосновения, он откликался горячо и радостно, это было главным. – Можно? – хрипло спросил альфа, подняв глаза. Мидория выдохнул. – Ты каждый раз спрашиваешь это, – заметил он. – Неужто думаешь, что я могу передумать посреди процесса? – вырвалось со смехом. Шото прижался носом к его мягкой груди. – Такое бывает, – негромко заметил он. – Изуку, – шумно вздохнул и быстро облизнул розоватый сосок языком, – я не могу не спросить, – улыбнулся альфа. – Лучше бы ты спрашивал, прежде чем касаться моей груди, – прошипел Мидория и отстранил его голову, схватив её ладонями. – Можно, – тихо выдохнул он, и Тодороки осторожно толкнулся пальцами внутрь его влажного тела. Омега прижался к нему, без сил обнимая Шото руками за шею, и прикрыл глаза, дыша неглубоко и часто. Прикосновения альфы были щекотными, но Изуку этого почти не замечал, кусая от нетерпения губы. Тодороки стянул его штаны ниже почти до колен, прижимая ближе к себе. Его дыхание стало тише, такое происходило всегда, когда он сжимал зубы и старался не шуметь, чтобы казаться более выносливым. Или ещё для чего, но об этом Мидория не знает. У Шото была повышена температура тела, хотя в сравнении с Изуку он всегда горячий. В разноцветных глазах появились блеск и жажда, он будто кот, ластился и жался ближе. Мидория не возражал, шумно вздыхая. – Достаточно, – сорвалось с губ. Тодороки смотрел несколько секунд на омегу, дыша тяжело, а потом сорвался, смял губы в поцелуе, приподнимая омегу рукой выше. Обхватил пальцами свой пенис вокруг головки, осторожно вводя между влажных ягодиц. Изуку впился пальцами в его плечи и запрокинул голову вверх, медленно опускаясь вниз. Ноги сами собой разъезжались в сторону, он без сил навалился на альфу, позволив сильным рукам его держать. – Тебе не больно? – спросил Шото с тревогой. Его голос, всегда такой пронзительный посреди процесса, выбивает Мидорию из колеи. Он вздрагивает и опускает на альфу недовольный взгляд. – Когда-нибудь ты доконаешь меня своей заботой, – выдыхает Изуку и, схватив его лицо, целует его в губы, не отдавая себя ни в чем отчета. Тодороки тихо рычит в поцелуй, сжимая пальцами его мягкие бока, и медленно, непростительно медленно входит внутрь, шумно дыша. Мидория стонет несдержанно и прогибается в спине, чувствуя, как теряются под завесой удовольствия все страхи. Он лишь тянет альфу ближе, подсознательно боясь его отпустить, прижимается и успокаивается. Шото вцепляется пальцами в его бедро, оставляя следы на нежной коже, и тихо рычит, носом прижимаясь к шее. Изуку не любит, когда он так делает, – щекотно слишком, но сегодня не возражает, не замечая ничего. – Ближе, Шото, ближе, – шепчет неразборчиво, кусая губы. – Ближе, больше, – бормочет, разрешая Тодороки сжать его до боли. Член внутри толкается медленно, но не ритмично, не позволяя Мидории подстроиться под ритм. Он обиженно сжимает плечи альфы ногтями, но тот будто не понимает, лишь продолжая тихо рычать. Раньше Изуку это пугало. Но недавно он подумал, что так Шото похож на злого кота, у которого отобрали блюдце с молоком. – Ты жаркий. – Ближе, ещё, Шото, – Мидория душит его в объятиях. – Ещё, ещё, – выдыхает он. – Ты тесный, – отзывается Тодороки сипло. Его ладони продолжают сминать ягодицы Изуку, будто он не понимает, что это не подушки, а частичка живого человека, которому из-за подобных манипуляций может становится больно. Мидория тихо мычит, кусая губы, и не открывая глаз, не желая вспоминать, где они находятся. Шото горячий. И омеге это нравится. Его запах кружит голову, забирается в нос, заставляет чуть ли не чихать. Его объятия крепкие, душные, Изуку готов растворится в них. Альфа толкается глубже и рычит, клацая у Мидории над ухом зубами. Хочет укусить, но, помня о предостережениях омеги, послушно этого не делает, весь от недовольства пыхтя. – Больше, сильнее, – бормочет Изуку и не думает ни о чем, в данную секунду изо всех удерживая Тодороки подле себя. До боли сжимает его плечи и с жадностью вздыхает, ощущая что-то неладное под ребрами. Страхи теряются за удовольствием, но до конца никогда не отступают, а Мидория пытается забыться, снова и снова целуя пухлые губы альфы. Шото продолжает рычать и неосторожно от переизбытка эмоций шлепает омегу по ягодице, за что тут же платится прикушенной щекой. Изуку дрожит, запрокидывая голову назад, кончает, сжимая Тодороки в себе. Тот толкается ещё несколько раз и хрипит глухо, не успевая выйти, кончает внутрь. Тело Мидория смягчается, он без сил разваливается на альфе и моргает часто, пытаясь прийти в себя. – Всё хорошо? – еле слышно спрашивает Шото и с трудом отстраняется. – Ты… – Что? – омега отворачивается, стесняясь смотреть на него. – Ты не отказался, значит, ты соучастник! И не спрашивай, чего я так неожиданно, – пробурчал он. – Я и не спрашиваю, – альфа усмехнулся в своей привычной манере. – Ты такой красивый в эти моменты, – тихо проговорил он. – В какие моменты? – переспросил Изуку недоуменно. – Это в какие? – Мм, – Тодороки растянул губы в улыбке и медленно заправил прядь его кудрявых волос за ухо. – В такие, как сейчас, например. – Это какие? – повторил Мидория и нахмурился. – Ой! – его лицо вытянулось, – Шото, фу! – он обиженно оттолкнул альфу, пытаясь с него подняться. Внутри тела стремительно набухал узел. – Вытащи, ты что! – Ну-у, – Тодороки потянул его обратно. – Позволь хоть одну вязочку, – попросил он взволнованно. – Нет! – Изуку вскочил и отбежал к стене, прикрывая задницу ладонями. – Ишь, что у думал. Зачем эта вязка, если я уже и так беременный? – недовольно спросил он. Альфа только понуро склонил голову. *** Мидория спал. Шото любил наблюдать за тем, как он спит. Это шло откуда-то изнутри, омега выглядел спокойным, умиротворенным, таким в моменты бодрствования удавалось застать не всегда. За окном было темно: солнце давно село. Тодороки периодически устало вздыхал, но тревожные мысли не давали ему заснуть. Стоило догадаться, что Изуку не потребуется много времени, чтобы заметить. Чувство истинного страха посетило альфу впервые давно. Во время зарождения их любви, когда Мидория был похож на утопающего и не видел ничего вокруг себя. В тот день, когда Шото по обещанию вернул Изуку домой, когда отдал ему рюкзак, попрощался и должен был уехать. Тогда впервые по-настоящему Тодороки охватил страх. Страх… словно ужас, неподдельный, животный, зарождающийся где-то под ребрами и стремительно распространяющийся по всему телу, душащий. В тот день Шото не смог уехать. Не смог. Он сидел в автомобиле и ждал, как у моря погоды, сидел и ждал, не способный уехать, покинуть Мидорию, человека, единственного во всем свете, которого Тодороки не хотел бы потерять. Он ждал… он дождался. И они снова были вместе. Но страх никуда не ушел. Тогда альфа осознал, что значит бояться за другого, не за себя, не за свои эгоистичные стремления, что значит зависеть от другого, что значит дорожить. Страх зародился и навсегда остался жить в потемках его грязной души. Вскоре страх отступил. Он спрятался за радостью, за всепоглощающем счастьем, что были сильнее всего на свете. Никогда прежде Шото не чувствовал, что его жизнь настолько осмысленна, никогда так сильно за неё не цеплялся. Он любил, он был любим, а страх давал о себе знать редко, очень редко, тихими холодными ночами, когда Тодороки оставался один на один со своими мыслями. А после… всё случилось так быстро. Альфа вспоминает дни похищения с трудом, будто они происходили давно, очень давно, долгие годы назад, будто вовсе не с ним. Вспоминает и чувствует, как дрожит его тело, как содрогается от боли сердце. Радость отступила, счастье погасло. Страх, буйный, стихийный, вновь дал о себе знать, Шото вздрагивал, просыпаясь по ночам, замирал на секунды вдруг, чувствуя тяжесть в животе, и сглатывал ком в горле, когда слышал самый драгоценный в мире голос. Страх, зарожденный давно, выполз наружу, отравляя его жизнь, отравляя его душу. Тодороки смотрел на Мидорию, смотрел в его веселые глаза и боялся потерять, эгоистично боялся лишиться. Боялся, что с Изуку что-то рано или поздно произойдет, причин для этого предостаточно. Страх овладел им, его жизнь, стянул и рисковал задушить в любой момент. Шото не мог ему сопротивляться. С каждым днем становилось всё хуже. Он неспокойно спал, но скрывал, он видел кошмары, но старался не вспоминать, он мучался, глядя на светящиеся радостью глаза омеги, он задыхался от его прикосновений и поцелуев. Беспокойство разрасталось, отравляя своим ядом каждый вздох, каждое действие, мгновение существования. Тодороки пытался его скрыть. Он не мог говорить об этом, он не хотел. Мидории ни к чему его страхи, он и без того большой паникер. Ни к чему. Шото улыбался ему, нежно обнимал, жарко целовал ночами и молчал, проглатывая жгучее беспокойство, чувство, раздирающее душу изнутри. Альфа был беспечным, веселым, обычным. Он старался улыбаться, смеяться и шутить, но Изуку всё равно всё понял. Было глупо пытаться его обмануть… Временами Тодороки ловил на себе задумчивый взгляд изумрудных глаз, временами Мидория задавал очень опасные вопросы, ответы на которые могли выдать тайну Шото. Продолжаться долго это не могло, и сегодня Изуку взорвался. В его голосе звучало беспокойство, волнение за Тодороки, и альфа почувствовал себя виноватым. Он не смог уберечь омегу от волнений. И наверняка не сможет уберечь его от других напастей, от бед и опасностей, что подстерегают их. Только не при его образе жизни… Шото не сможет его защитить. Он пытается убедить себя в обратном, но слова не имеют смысла. Он каждую секунду рискует потерять самое любимое, что у него есть. А теперь Изуку ещё и беременный… Нельзя построить счастье на тонком льду, нельзя быть спокойным, зная, что каждую секунду ты можешь провалиться под толщи воды на дно океана, оставшись навсегда один. Альфа вздохнул. Голова была забита болезненными мыслями, но он уже не старался отстраниться от них, знал, что бесполезно, просто сидел и рассеянно наблюдал за дремлющим Мидорией. Тот выглядел смешным. Слегка хмурился по сне и временами что-то мычал, Тодороки было очень интересно узнать, что там ему сниться… Шото подался в его сторону, бережно провел пальцами по оголенному плечу. То показалось ему холодным, и альфа поспешил натянуть одеяло выше. Изуку заерзал, пока полностью не скрылся под тканью. Тодороки усмехнулся. Даже теплыми ночами Мидория ухитрялся мерзнуть во сне, чего уж говорить теперь, зимой. За окном постукивает неожиданный дождь, весь город, несмотря на его обычную суету, погружен в тишину, в пугающую мрачную дрему. Альфа лег на спину, подняв глаза к потолку. Темно. Но света, пробивающего через окно от уличного фонаря, хватает, чтобы различать очертания предметов. Он перевалился на бок и осторожно протянул руку, обнимая Изуку поперек туловища. Тому это не сильно понравилось: он замычал от неожиданной тяжесть и попытался перекатиться, но Шото потянул его обратно, прижимая к себе. Мидория был теплым и пах приятно. Если бы Тодороки мог, он навсегда остался в этом тихом моменте, где не происходит ничего. Словно не существует никого кроме них двоих и несущихся за окном машин. Альфа прикрыл глаза, носом прижавшись к мягкому плечу. То слегка приподнималось и опускалось на каждом вздохе, но это совсем не мешало, напротив, Шото успокаивался, слыша, как Изуку дышит. Ему вдруг пришло в голову, что Мария сделала это специально. Прежде такие идеи посещали его очень часто, но именно сейчас они стали особенно реалистичны. Должно быть, она знала, что произошедшее начнет сводить Тодороки с ума, что он не сможет нормально спать и существовать, беспокоясь за Мидорию, за его жизнь… Ведь нет пытки страшнее. Шото замер, надеясь уснуть. Он не шевелился почти целый час, в надежде обмануть мозг, но тот отказывался признавать, что на дворе ночь, и спать. Тодороки бессмысленно провалялся до самого утра. Тревожных мыслей за этот день стало больше, теперь ещё Изуку обо всём знает. Он будет допытываться, будет задавать вопросы, альфа не сомневается. Тогда ему, вероятно, станет ещё хуже. Нет ничего неприятнее признания собственной слабости перед любимым человеком, для которого ты хочешь быть самым сильным. Забавно осознавать, что никаких слабостей бы не было, если бы Мидория не появился в жизни Шото. Если бы тому не было любопытно увидеть своего соулмейта, повстречаться с ним. Если бы… Но тогда не было бы ни Изуку, ни Тодороки такими, какими они стали. Мидория перекатился и открыл глаза, потягиваясь. Он случайно ударил альфу локтем под ребра, только тогда тот понял, что наступило утро. – Ой, – омега виновато улыбнулся и сел. – Прости, я тебя разбудил, – тихо сказал он, поворачиваясь к Шото. – Я не спал, – Тодороки покачал головой и устало на него посмотрел. Очередная бессонная ночь вряд ли хорошо скажется на нем. – Ой, ты давно проснулся? – Изуку протянул ладонь, убирая прядки волос с его лба. – Можно и так сказать, – пробурчал альфа и сел. – Ты хорошо себя чувствуешь? – поинтересовался он негромко. Каждая клеточка тела ныла от усталости, но это отвлекало его от разъедающего внутренности страха. – Я? – удивился омега и улыбнулся. – Да, – он наклонился к Шото. – А что? Тебе плохо? Думаешь, мы могли где-то заразиться? – Нет, – Тодороки пожал плечами. – Тебе нельзя болеть, – заметил он негромко и внимательно посмотрел на Мидорию. Шото хотел ребенка, и его страх, что Изуку может избавиться от него, был очень силен, пусть и не так убийственен. – Мм, – омега поморщил нос. – Чем мы сегодня будем заниматься? – полюбопытствовал он весело. Альфа посмотрел на него с опаской. Казалось, что Мидория напрочь забыл их вчерашний разговор или решил, что это всё несерьезно. – Э… следить за ремонтом, – Тодороки дернул плечами. – Но, если у тебя есть предложения поинтереснее, – он неуверенно замолчал. – Мы могли бы куда-нибудь сходить, – весело объявил Изуку. – В музей, не выставку… в галерею. Или… ты не любишь такой отдых? – Я? – Шото нахмурился. Сил встать с кровати у него не было. – Тебе разве не надо заниматься учебой? – уточнил он. Мидория поник. – Ну-у… – он вздохнул и медленно сполз с кровати, поднимаясь. – Может быть… Да, ты прав. Я запустил учебу… Ой, сколько всего надо будет нагонять! – Изуку схватился за голову. Тодороки проследил за ним внимательно, не сводя с мягких ягодиц, обтянутых тонкой тканью трусов. Мидория предпочитал последнее время спать без шорт, аргументируя это тем, что резинка больно давит на живот. Шото не возражал. – Не волнуйся, ты со всем справишься, – негромко сказал альфа и встряхнул головой, отгоняя озабоченные мысли. Порой его даже удивляло, как они ухитряются образовываться в голове, минуя его всепоглощающий страх. – Хотелось бы верить, – пропел Изуку и скрылся в ванной. – Раньше учеба съедала всё моё время. Чтобы нагнать программу… придется учиться вдвое быстрее. А это значит, что нельзя ни есть, ни спать… – Как? – Тодороки дернулся. – Ты не можешь не спать, это очень вредно! – воскликнул он. – И, тем более, не есть. – Я же шучу, – Мидория тихо засмеялся. Его смех был такой легкий, что Шото на секунду показалось, что все его беспокойства развеиваются. – Да-да… – альфа устало прикрыл глаза и лег. – Мы закончим с отделкой квартиры очень скоро. Мебель докупим в процессе. Предлагаю тебе пока не думать об учебе, – оповестил он. – Займешься этим, как появятся соответствующие условия. Ответа не последовало, сначала Тодороки услышал, как выключилась вода, а после из-за двери неторопливо выплыл Изуку, о чем-то задумавшийся. – Мм… наверное, ты прав, – согласился он с грустным вздохом. – Я даже не знаю, радоваться мне или огорчаться. С одной стороны, есть что-то приятное в том, чтобы ничего не делать. С другой, мне кажется, что жизнь проходит мимо меня, – пожаловался омега и медленно подошел, окинув его заинтересованным взглядом. Шото сонно посмотрел в ответ и поспешил натянуть на грудь и живот край одеяла, пряча их от Мидории. Тот на это шумно вздохнул и подошел. – Чтобы не было такого чувства, надо заниматься чем-то значимым, – негромко заметил Тодороки. – Это чем? – Изуку присел рядом с ним. Он умылся, и на лице остался еле заметный водный блеск, чем-то похожий на слезы. Шото это не понравилось. – Для тебя значимым, – пояснил альфа. – Это может быть любимое дело, например. Учеба-учебой, но, Изуку, большая часть знаний, которая тебе дается в школе, не будет иметь в твоей жизни никакого практического значения. – Ну… ну да. – Ты, – Тодороки посмотрел на него внимательно, – кем хочешь работать? – спросил удивленно. Почему-то подобный вопрос никогда не приходил Шото в голову. Мидория не выглядел как человек, способный где-то работать, исключительно, как вечный школьник. Или альфе это просто казалось, очень яркий у него в голове отложился образ. – Ну-у… – Изуку поерзал на месте, – так сразу и не скажешь, – негромко промямлил он. Тодороки напрягся и даже сел, шокировано его оглядывая. – Это что за работа такая? – нахмурился он. – О которой сразу даже и не скажешь. – Чего? – Мидория посмотрел на него. – Ты о чем думаешь? – обиженно спросил он и пихнул альфу, отвернувшись. – Ничего не пристойного, – буркнул омега. – Ах, ну да, – Шото расслабился. – Ты же танцевать не умеешь, куда тебе, – фыркнул он. – Эй! – Изуку снова его пихнул. Тодороки тихо засмеялся. Мидория всегда легко начинал ругаться, ему для этого и повода не нужно. – Ладно-ладно. Если не стриптизером, то кем? – устало спросил альфа. Омега шумно вздохнул и отвернулся, поджав губы. – М… ну… – он неуверенно поерзал, – а ты… кем работал? – спросил вдруг. – В смысле? – Шото глянул на него. – А-то ты не знаешь. – Ну… ты же говорил, что ты не всегда… вел дела мафии, – осторожно заметил Изуку и подался в его сторону, ладонью опершись Тодороки на грудь. Стало тяжело дышать, но альфа ничего не сказал. – Да-а, – выдохнул он. – Я… хорошо закончил школу и… поступил в университет международных отношений, кажется. Что-то подобное, – Шото поморщился. Он не любил вспоминать эту часть своей биографии, как и вовсе не любил вспоминать всё прошлое из своей жизни до знакомства с Мидорией. – О, – Изуку моргнул. – Ну, это… здорово. Ты знаешь столько языков и, наверное, умеешь договариваться с людьми, – неуверенно протянул он. Тодороки скривился. – Что это за «наверное»? Умею я договариваться с людьми, – фыркнул он. Омега захихикал. Он оперся на альфу руками и перекинул через него ногу, сев на живот верхом. – Допустим. Хотя мне кажется, что ты их только пугать умеешь, – заметил Мидория. – Ну тебя, – Шото отвернулся. – Ладно, не обижайся, – Изуку наклонился, поцеловав его в нос, и невинно улыбнулся. Тодороки вздохнул. Омега, сидя на нем, казался непростительно тяжелым, а в совокупности с недосыпом совсем неподъемным, но альфа не стал об этом говорить, продолжая без движения лежать. – Я не обижаюсь, – сказал негромко. – Кажется, ты можешь свести с ума кого угодно, – усмехнулся он. – В смысле? – удивился Мидория. – Улыбнись, – Шото посмотрел на него. Изуку неуверенно растянул уголки губ в стороны. – Ну, естественнее. Представь, что перед тобой эклер. – Эй! – омега его пихнул. – Не издевайся! Я их люблю, но не буду расплываться в идиотских улыбочках перед какими-то сладостями, – надулся он. Тодороки рассмеялся. – Именно это ты обычно и делаешь, – негромко заметил он. – Но, ладно-ладно, не дуйся. Просто улыбнись. Будто бы увидел меня. – Но я и так тебя вижу, – Мидория захихикал. – Ну так улыбайся! Или я тебе не нравлюсь? – Шото хитро прищурился, в точности копируя манеру поведения Изуку, когда он задавал подобные бессмысленные вопросы. – Нравишься, конечно, – ответил омега и улыбнулся. – Вот, – Тодороки сглотнул. – Будешь всем так улыбаться, люди не смогут сопротивляться, – рассмеялся он. – И ты получишь всё, что хочешь. Будешь управлять миллионами. – Ну что за глупости? – закатил Мидория глаза. – Я серьезно. – Значит, ты ошибаешься, – он захихикал. – Даже если это действует на тебя, то на других, боюсь, нет. – А ты попробуй, – Шото хмыкнул. – А потом покажешь мне человека, который сможет тебе сопротивляться, – рассмеялся он. – Спорю, это будет слепой или мертвый. – Эй! – Изуку недовольно пихнул его коленом под ребра. – Хватит, всё. Не свожу я никого с ума, – буркнул он. – Скажи лучше, что с тобой потом случилось? Ты закончил университет? – Мм, – Тодороки покачал головой. – Нет, – признал он. – Но диплом у меня, однако, есть, – похвастался альфа. – А почему не закончил? – Так… получилось. – А ты работал? Ну, где-нибудь. – Мм, – Шото поморщился. Рассказывать об этом он не хотел. – Нет, – признался всё же честно. – Я… не смог сопротивляться, – тихо сказал он. – Чему? – Мидория нахмурился. – Воспитанию… родительскому влиянию… – Тодороки вздохнул и отвернулся. – Кажется, я уже говорил об этом, – негромко заметил он. Изуку вздохнул и устало завалился на него, голову прижавшись к плечу. Альфа успел лишь вздохнуть, прежде чем его вжали в матрас. – Говорил, наверное, – согласился Мидория тихо. – А я вот не знаю… раньше меня было много… желаний… целей… Я хотел работать и там, и там. А сейчас… не знаю. – Мм, думаю, это нормально, – негромко заметил Шото и уже веселее сказал: – Ты потолстел? – Что? – омега оживился и с трудом приподнялся на руках. – Разве? Ну тебя, – зашипел он и отвернулся, ложась обратно. Кудрявые волосы оказались у Тодороки на груди, щекоча кожу. Альфа заерзал. – Чего ты обижаешься? Я ничего плохого и не сказал, – заявил он. – Ну тебя, – Изуку скинул его руки с себя. – Тебе только гадостей говорить лишь бы, – буркнул он и сел, отворачиваясь. – Почему сразу гадостей? – застонал Шото и поморщился. – При твоем весе потолстеть – это хорошо! – Ммм, – Мидория нахмурился. – А почему тебе так кажется? – спросил он строго, оглядев своё тело. Нигде не было ни складочки. Разве что легенькая под грудью, но, чтобы увидеть её надо, смотреть сверху-вниз, а не наоборот. – Тяжело, когда ты лежишь на мне, – объяснил Тодороки. – А-а! – Изуку фыркнул. – И чего ты решил сразу, что проблема во мне? Может, это ты… ослабел? Дохленьким стал. Нет ни мышц, ни сухожилий, – он отвернулся. Шото закатил глаза. – И это мне говорит человек, который не знает значения слова «спорт»? – А я… – Мидория обернулся. – А мне! А мне нельзя! Я вообще… беременный, – он сложил ладони на животе. Тодороки рассмеялся. – Теперь у тебя есть официальная отмазка, чтобы ничего не делать, – вздохнул он. – Как иронично. Хотя беременным не противопоказан спорт. Точнее, не весь. Всегда есть йога для беременных, например. – Нет, ну ты что, – омега наигранно вытянул губы в трубочку и покачал головой. – Я не могу! Я боюсь. А вдруг… что-то случится! – он демонстративно погладил себя по животу. Шото снова рассмеялся. – Можешь ничего не говорить. Я уже смирился с тем, что ты ничего не делаешь, – вздохнул он. – Мм, – Мидория прищурился и с опаской его осмотрел, видимо, решая, стоит ему обидеться или нет. – А ты? Спортом больше не будешь заниматься? – спросил вдруг тихо. – Тебе же это не нравится? – удивился Тодороки. – Ну… ну да, мне не очень это нравилось, – негромко согласился Изуку. – Ты и меня заставлял. Это было не очень здорово, – протянул он. – Но… но мне нравилось, какой ты… был красивый, – смущенно признался омега. Альфа опешил. – А сейчас я урод, что ли? – Нет, конечно, – Мидория захихикал. – Но… просто… мне нравилось, какой ты был сильный и спортивный… и что ты мог носить меня на руках, – он закусил губу и отвернулся, слегка покраснев. Шото тихо рассмеялся. – Ладно-ладно, только ради тебя я запишусь в зал, – пообещал он. – Но ты учти, что физическая нагрузка снижает либидо, – заметил Тодороки и усмехнулся. – Что? – Изуку нахмурился. – Как! – воскликнул он, когда до него дошел смысл слов. – Нет, тогда никакого спорта! – омега навис над альфой, прижав его плечи руками к матрасу. – Ты… ты и так очень красивый. И не страшно, что не самый сильный. Зато… у тебя есть пистолет! Это точно очень круто. Шото моргнул и снова засмеялся. На сей раз веселее и радостнее, чем прежде. В такие моменты он забывал обо всех своих переживаниях. – Ах, Изуку, какой ты забавный, – весело сказал альфа и сел, обхватив Мидорию вокруг туловища. – Тебя заботят такие странные вещи. Физическая сила, пистолеты. Что в этом крутого? – он хмыкнул. – Ну-у, – омега взял его лицо в свои холодные ладони. – Я обычный человек, с обычными ценностями. Меня заботит внешность и вкусная еда, – заявил он, потрясывая голову Тодороки. – А-а, я понял, – тот вырвался из его рук. – Хорошо, ладно, – усмехнулся вздыхая. – Если это так важно, – он улыбнулся. – Предельно. – Но ведь никто не знает, что у меня есть пистолет? В чем тогда смысл? – Ну я же знаю, – Изуку улыбнулся. – И это главное! Ох, какая это будоражащая мысль! Находится где-то и знать, что ты пив-пив-пив и можешь всех расстрелять. – Чего? – Шото нервно усмехнулся. – Заканчивай давай, не собираюсь я ни в кого стрелять, – заявил он. – Что на тебя вообще нашло? Кажется, мы говорили о работе. Куда ты собираешься поступать? – Тут сначала бы школу закончить, – вздохнул Мидория и погрустнел, положив голову альфе на плечо. – Изуку, – Тодороки потянул носом и наклонился, губами прижавшись к теплой шее. Омега вздрогнул. – Когда мы уже поженимся? – прошептал альфа чуть недовольно. – Ну, – Мидория искоса на него посмотрел, – а когда ты сделаешь мне предложение? – в свою очередь спросил он. – Я сам не могу. У меня нет денег на кольца, – фыркнул омега. – О, – Шото оживился. – Достаточно сделать предложение? А ты согласишься? – он хмыкнул. – Ну-у, – Изуку неопределенно пожал плечами. – Я скажу, что мне надо подумать. И буду думать. Может, ещё и откажусь. Мне рано вступать в брак… – протянул он. – Да? – Тодороки поморщился. – Ну и в чем смысл? Если ты всё равно откажешь. – Ну-у, – Мидория легко улыбнулся. – Смысл в том, чтобы верить и ждать, – рассмеялся он. – Потому что без предложения мы точно не поженимся, – захихикал омега. – Хм, – Шото недовольно нахмурился. – Я могу поженить нас и без твоего участия. Все необходимые документы у меня есть, знакомые тоже, – заметил он. – Эй, – Изуку обиженно его пихнул. – А нечего мне отказывать. Я всегда добиваюсь того, чего хочу, – Тодороки не сдержался и показал омеге язык, рассмеявшись. Тот опешил. – Ишь, – фыркнул он и высвободился из рук альфы. – Не верю.