Изменение гравитации

Аппарата на кассе пищал очень неприятно. Изуку наблюдал, как кассир один за другим пробивает его покупки, как медленно они стекаются в одну большую кучу. Он должен был торопливо запихивать их в пакет, но вместо этого стоял в недоумении, дрожащими пальцами перебирая молнию на своей куртке. Дергал бегунок вверх-вниз так быстро, что рисковал вскоре его оторвать. После пришлось бы идти к мастеру, чинить… Но мысли Мидории в тот момент были далеки от этого. От бытовых реальных проблем, отягощающих жизнь миллионов людей. Он в шоке смотрел на фигуру неподалеку, что укладывала продукты в пакет за соседней кассой, быстро оплачивая покупку картой. Её спина была обтянута плотной тканью пиджака, Изуку мерещилось от необъяснимых вдруг подступивших слез, что это плащ. Мария взяла чек и медленно двинулась к выходу, взяв пакеты одной сильной рукой. Мидория вздрогнул. Только это, а не выжидающий взгляд продавца, заставил его опомниться и начать быстро всё собирать. Он неосторожно приложил карту к терминалу, дождался неприятного писка и ринулся вслед за уходящей. – Подождите! – вырвалось у него болезненной. – Стойте, – потребовал он, будто имел на это право. Тонкие лямки полиэтиленовых пакетов растянулись, намереваясь разорваться, но он не обратил на это внимания, продолжая трясти руками. Он преградил омеге дорогу, во все глаза на неё уставившись. Мария остановилась, медленно склонив голову набок. Изуку мгновенно понял, о чем речь, и она наверняка это знала. Но Мидория не мог воспринять всё, как факт, как должное, ему нужны были ответы. – Ты чего-то хочешь? – повторила омега свой недавний вопрос; в её голосе зазвучала сталь. Изуку сглотнул. Он вдруг испугался и отступил, ясно осознав, что творит. Совсем недавно она грозилась его убить, совсем недавно держала в плену. Они стали врагами по стечению обстоятельств, разве может он вести себя так? – Я… – Мидория шумно вздохнул ледяной воздух, решив, что обязан спросить. Сейчас. Без промедлений и глупых бессмысленных пауз. – Не знаете, где… где кто? Мария устало на него посмотрела, плотно сжав губы. Все её эмоции без труда можно было прочитать на её лице, вернее, только те, которые она хотела показать. Изуку нерешительно переступил с ноги на ногу, мгновенно вспоминая тот страх перед ней, что он испытывал, находясь в её полной власти. Подобные люди пугают одним своим присутствием, одной своей аурой. Мидория не назвал бы себя человеком, хорошо разбирающимся в людях, но он чувствовал энергию, исходящую от некоторых, сильную и необузданную. С уверенностью он мог сказать, что Мария должна была пугать людей намного сильнее, чем Шото, несмотря на весь его устрашающий грозный вид. – Ты прекрасно понимаешь, о ком я говорю, – спокойно сказала Мария. Изуку вздрогнул. Он понимал. Но боялся в этом признаваться. Особенно себе. – Я… Я… а… а…– Мидория запнулся, забыв, что собирался сказать. Мысли спутались, ему отчаянно захотелось без лишних слов получить ответы на все вопросы. Знать о Тодороки всё, что кому-либо известно. Знать, где он, с кем он… – Могу я пройти? – поморщившись, спросила Мария. Она могла без труда оттолкнуть его в сторону и уйти, но почему-то не сделала этого, и омега никак не мог понять, хороший это знак или плохой. Вызван тем, что она готова продолжить разговор, или тем, что неимоверно раздражена и с трудом сохраняет контроль. – Прошу… – Изуку замялся, – что вы знаете, скажите?! – взмолился он. Не нужны были пояснения, он знал, что она понимает, о чем он говорит. – Что именно ты хочешь услышать? – уточнила Мария и поморщилась. – Боюсь, я не скажу ничего из этого. – Скажите, что знаете, – торопливо повторил Мидория и сделал к ней несколько шагов, неприлично сократив расстояние. Но омегу это ничуть не напрягло. – Он пропал с арены, – пожав плечами, объявила она. Изуку вздрогнул. – Что? Что это значит? – Это значит, что он осел на дно. Он не ведет дела, он скрылся, – Мария странно на него посмотрела. – Нет никакой вероятности, что просто я не могу его найти. Причина в другом. Вероятно в том, что он не дает о себе знать. Предположительно, нарочно. Мидория вновь вздрогнул. Он не знал, как должен относиться к услышанному, но ни на секунду не сомневался, что это правда. – А… как же, – Изуку всплеснул руками. – Что это всё значит? – Я бы тоже хотела знать, – пожала Мария плечами и спокойно обошла его, замедлившись лишь на мгновение, когда поравнялась. – Я верила, он рядом с тобой, – шепотом сказала она. Омега дернулся. – Рядом! – выпалил он и обернулся. – Он любит меня! – выдохнул Мидория зачем-то. Мария посмотрела на него внимательно, слегка прищурив глаза. Изуку вдруг померещилось, будто она собирается что-то сделать с ним, будто вытащить пистолет и тут же прострелит ему голову. Такой пугающей была её аура. – Пусть так, – Мария не стала спорить и медленно двинулась прочь. Мидория проводил её глазами и только тогда смог выдохнуть, когда её фигура скрылась за углом. Тут же начало казаться, что её и не было здесь никогда, что ему померещилось. Не могла она переместиться из прошлого, из болезненных воспоминаний о Бразилии, в его настоящее, в Японию. Хотя причин сомневаться не было. Всё происходящее куда меньше ощущалось реальным, чем всё до этого. Шото реальный, в этом он убежден. До остального ему нет никакого дела. Изуку довольно долго стоял без движения, пока какой-то сварливый старик, выходящий из магазина, не толкнул его плечом, громко при этом ругаясь. Омега дернулся, нелепо взмахнув руками, послышался треск, и один из его пакетов разорвался, упав на землю. Мидория присел на корточки, торопливо собирая продукты. Он предчувствовал такой исход, но всё равно был ужасно разочарован тем, что теперь придется всё нести в руках. Банка с консервированной кукурузой выкатилась из-под пальцев и поскакала по лестнице, рискуя приземлиться прямо в лужу. Изуку не успел никак среагировать: его реакция всегда оставляла желать лучшего. Он лишь растерянно за ней проследил, пытаясь подняться и больше ничего не уронить. – Кажется, это ваше? – услышал он над своей головой, кое-как разгибаясь. Столкнулся взглядом с альфой, что замерла на лестнице, протягивая ему банку. – А… д-да, – Мидория глупо кивнул и осторожно взял своё из её пальцев, торопливо отступая. Про себя он подумал, что невообразимо странно то, с какой легкостью ему удается заводить множество новых знакомств. Стоило ожидать, что в его положении, он останется совсем один, не имея никаких знакомых и точек соприкосновения с окружающими. Ни работы, ни хобби, ничего. Даже собаки, с которой он мог бы прогуливаться по вечерам, знакомясь с другими собачниками. Должно быть, судьба ему благоволит. Или, напротив, намеревается сыграть ещё одну злую шутку. – Вам помочь? – с улыбкой предложила альфа и, не дожидаясь ответа, взяла у него из рук продукты, удобно перехватывая их снизу. Ей удалось это так легко, что Изуку непроизвольно восхитился, понимая, что ему самому такое бы не удалось. Ловким он никогда не был, да и сильными руками не отличался. – Если вам не сложно, – смущенно отозвался Мидория, не зная, как он должен реагировать. Она была красива. Возможно, лет на пять-семь его старше. Высокая, статная, с длинными черными волосами, подобранными в хвост, и такими же зачаровывающими глаза. Изуку сразу понял, что она чистокровная японка, и почему-то почувствовал себя из-за этого лучше. – Ничуть, – девушка быстро спустилась по лестнице. – Надеюсь, вы живете не далеко, – весело сказала она. Омега неуверенно последовал за ней. Он чувствовал себя неловко и немного виновато, когда ему пытались помочь. Особенно красивые и молодые с огненными глазами альфы. Но отказываться или глупо отнекиваться было бы слишком опрометчиво: сам всё это он не донесет. – Совсем близко, – вздохнул Изуку. – Я вас не утруждаю? – взволнованно спросил он, зная, что этот вопрос не имеет смысла: если она решилась помочь, значит, имела на это возможность. – Ничуть, – альфа одарила его внимательным взглядом, осмотрев с головы до ног. – К тому же, – она весело ему подмигнула, – я на машине, – и двинулась к стоянке. Мидория на секунду опешил: такого он не ожидал. Последовал за ней и нерешительно замер около автомобиля, в смятении наблюдая, как его продукты пакуют в багажник. Выбора ему не оставили. На секунду Изуку охватил легкий страх и волнение – не садиться в машину к незнакомым людям его научили с детства, – но быстро с собой совладав, он подошел и улыбнулся. На его решительность альфа удовлетворенно кивнула и учтиво открыла перед ним дверцу машины. Мидория сглотнул. Дежавю было таким сильным, что на секунду ему стало больно. Оно быстро сменилось тяжелыми воспоминаниям, что заполнили сознание и тут же лопнули, как мыльный пузырь, стоило ему переключиться на запах в салоне. Тот был сильный, но не крепкий, ненавязчивый и приятный. Не часто Изуку встречал таких альф и сильно обрадовался. – Адрес, пожалуйста, – окликнули его. Мидория вздрогнул. Он обернулся к альфе, внимательно её осмотрел. Не было никаких гарантий, что его сейчас доставят до дома, но почему-то он верил. Редко встречались люди, которым интуитивно хотелось доверять, но периодически такое всё же происходило. – А… – омега глупо улыбнулся. – Простите… а как вас зовут? – спросил он легко. В этом действии не было ничего. Изуку не смущался, не напрягался, ничуть. Только рядом с Тодороки он временами чувствовал себя глупым подростком, чувствовал их обоих глупыми подростками. С другими детство уходило куда-то далеко, он вел себя равнодушно. Понял, что легко флиртовать и заигрывать с теми, кто совсем не нравится… – Момо Яойорозу, – отозвалась альфа и весело ему подмигнула. – А вас? – спросила практически учтиво. Что-то заставило Мидорию слегка засмеяться. Он почувствовал себя так легко в новой компании, так привлечено к жизни. Находится в своей собственной компании ему было тошно, сложно. Это было настолько тяжело и отвратительно, что он предпочитал избегать одиночества, отчаянно его боялся. И даже не знал до конца, чем именно это было вызвано. То ли его отвращением к самому себе, то ли от душащих сознание мыслей. Изуку представился и назвал адрес, быстро пристегиваясь. Его дом был неприлично быстро, что они успели обменяться лишь несколькими фразами, не более. Автомобиль остановился, и альфа с явным разочарованием вздохнула, вылезая на улицу. Мидория поспешил за ней. Она взяла продукты из багажника и спросила, куда нести. Они вошли в подъезд. – Я не хотел бы так сильно вас утруждать, – неловко сказал Изуку. Ему не хотелось уходить. Не хотелось оставаться одному. – Меня это ничуть не утруждает, – рассмеялась Момо. – У вас красивый дом. – Д-да… наверное. – Снимаете здесь квартиру? – Нет, я… – Мидория осекся. – М… – он криво улыбнулся, не зная, как должен отвечать. Соврать? Или сказать правду? Но какую именно часто правды? Насколько лет он выглядит? Нормально ли соврать, что живет в родительской квартире? – Э… – Погода сегодня чудная, – заметив его замешательство, поспешила сказать Яойорозу. Изуку удивленно посмотрел на неё и с благодарностью улыбнулся. – Да… верно… Лифт остановился, заставив на секунду все внутренности подпрыгнуть. Мидория ойкнул. – Так, ваши продукты, – Момо отдала ему порванный пакет. – Какой у вас чистый коридор, – обратила она внимание. – Да-да… – согласился омега и неуверенно на неё посмотрел, не зная, как должен себя вести. Стоило бы что-то сказать или хотя бы спросить телефон? Но он забыл обо всем, представив, как сейчас ему будет тяжело: предстояло войти в холодную пустую квартиру, остаться один на один с самим собой. Повисло молчание, но Изуку не почувствовал себя неловко. Он просто не чувствовал ничего, находясь в чей-либо компании. Альфа вежливо ему улыбнулась и отступила назад, торопясь зайти в лифт, пока он не уехал. – Рада была помочь, – объявила вместо прощания и ободряюще махнула рукой. Мидория посмотрел на неё нерешительно и лишь глупо кивнул, не найдя подходящих слов. Его вдруг осенило, что и Яойорозу растерялась точно так же, что не нашла, что сказать, хотя было видно по её быстро бегающим глазам, что она пытается найти логичный выход из ситуации… Изуку медленно вздохнул и развернулся к своей двери. Пришлось опустить продукты на пол, чтобы нарыть в кармане ключ. Квартира встретила его порывом холодного ветра, и омега с досадой вспомнил, что опять забыл закрыть окно. Вроде же собирался? Или ему это приснилось? Часы смешались в кучу, он уже не смог бы с точностью сказать, что было наяву, а что ему привиделось. Мидория забежал в ванную, включил горячую воду и принялся греть замерзшие пальцы. На улице не было очень холодно, но ветер всегда оставался таким пронизывающим, что спрятаться от него не получалось ни в каких куртках. Зима… Омега включил в коридоре свет и перетащил продукты на кухню, улыбаясь уголками губ. Момо оставила после себя приятное радостное ощущение, осознание, что в мире есть ещё добрые бескорыстные люди, способные помочь. Прежде Изуку такие не встречались. Или он просто этого не замечал? Заполняя холодильник, он отдаленно подумал, что, быть может, просто понравился ей. Предположительно она могла намереваться познакомиться, взять его номер, но почему-то потом передумала. Рассмотрела его и поняла, что Мидории нет и двадцати… Изуку глупо захихикал от этих мыслей. Он слабо себе представлял, считают ли окружающие его привлекательными, но периодически грел себя мыслями, что не отразим. К чему себя накручивать, ведь наверняка он не узнает никогда? Да и не волнует его это практически. Мидория поставил рис вариться на плиту и отправился переодеваться, делая это нарочито медленно и с большой смущенностью. Почему-то временами ему казалось, что в квартире он не один, что у стен есть глаза, что кто-то может видеть его. Домашняя одежда не была уютной. Он оделся тепло, но всё равно мерз, пришлось надеть две пары носков, но это практически не помогло. И омега знал, в чем причина. Ему страшно. Оставаясь один, он начинается мучаться, тяготиться своими мыслями, яркими воспоминаниями, что прорезают сознание, стоит только закрыть глаза. Они настолько яркие, что способны без труда свести его с ума. Или Изуку это только кажется. Он не знает, что чувствует. Сил заниматься самокопанием у него нет, Мидория предпочитает игнорировать, не замечать, не сопротивляться. День ото дня он сбегает из квартиры в магазин, даже если холодильник набит, на прогулку, на встречу с Денки. Куда угодно, лишь бы не оставаться одному, лишь бы не думать, не позволять мозгу медленно убивать его изнутри. Ему пришло в голову, что в срочном порядке нужно расширить круг знакомых, удача сопутствует ему – люди находят его сами, – но вряд ли это будет продолжаться очень долго. Изуку поел и забрался на кровать, собираясь заняться учебой. Это было невыносимо, но всё же менее невыносимо, чем мысли, как пчелы, роющиеся в голове. Но стоило только открыть учебник, как веки потяжелели и он не заметил, как уснул. В поликлинике было душно. Врачи будто нарочно не открывали нигде окна, чтобы не впускать холодный воздух с улицы. Мидория их понимал: он успел замерзнуть, пока шел. Но сидеть в душном коридоре в жаркой зимней одежде было подобно пытке. Все остальные посетители болезненно вздыхали, чуть ли не стонали, в голос жалуясь неожиданно образовавшейся очереди. Всех пациентов принимались по записи, но кто-то ухитрился задержаться на приеме на добрых полчаса, тем самым сместив всю последующую запись. Но Изуку был доволен. Он сидел на лавке и терпеливо ожидал, улыбаясь рассеянным мыслям. Погода была паршивая, шел дождь, но изредка пробивающееся из-за облаков солнце радовало его. Мидория пришел в поликлинику, чтобы планово сдать кровь. Не так давно он встал на учет и теперь неустанно высчитывал дни до первого узи. Почему омега был искренне убежден, что это очень важно, что это одно из главных происшествий в его жизни. Наверное, гормоны. Каминари периодически звал его гулять, активно писал и присылал веселые смайлы в чате, Изуку не сильно хотел его видеть – он никого не хотел видеть, – но всё-таки соглашался, не готовый оставаться один. Иногда Денки очень осторожно расспрашивал его о жизни, здоровье. Он уже понял, что Мидория не любит говорить о себе, но отчаянно хотел выпытать все подробности. Омеге редко удавалось придумать, как ответить. Он только глупо улыбался и отчал очень размыто, хотя внутри все клокотало, требуя рассказать всё. Делиться подробностями своей жизни с окружающими так же естественно для людей, как и жить в обществе. И Мидории ужасно хотелось поделиться с кем-нибудь своими радостями. О волнениях он и не думал заикаться. Это глупо. Кому нужны чужие проблемы? Кто будет его слушать? Кому он, собственно, говоря нужен? Даже близкие люди не готовы день ото дня выслушивать о чьих-то проблемах, уж слишком это тягостно. Но вот радости… И о них Изуку молчал. Знал, что должен молчать, хотя иногда сердце, неровно сжимающееся, бунтовалось. Вряд ли кто-то другой сочтет его «радость» радостной. Узнав хоть что-то, всякий придет в ужас, Мидория не сомневается. Он понимает, что в его положении объективно нет ничего хорошего, светлого, но почему-то радуется, когда думает о ребенке. Понимает, что не должен, осознает, что странно это всё, но радуется. Должно быть, действительно гормоны. Другие люди не поймут. Они не беременные, у них нет гормонов, их вряд ли когда-либо одолевал этот инстинкт. Он распространен среди взрослых, никак среди молодежи. Другие люди не поймут, они будут в ужасе. Один. Шестнадцатилетней. Носит под сердцем плод… Изуку знал, какая будет реакция. И знал, что она объективна. Поэтому таил отчаянно свою радость, боясь даже поднимать этот разговор, ронять хоть слово. Они всё поймут и разрушат его розовый хрупкий мир, сотканный из мечтаний. Пациент, что был перед ним, наконец вышел, и Мидория поднялся, смело заходя в кабинет. Он уже не испытывал былого страха перед новыми местами, уже не волновался. Знал, что в любой момент может просто уйти, ничего не держит его. Нет никого, кто станет осуждать. Он мог бы даже и радоваться, что остался один, если бы одиночество не было для него таким тягостным. Многим людям хорошо наедине с самими собой. Они прячутся от людей, закрывают глаза и улетают в мечты, успокаиваясь. Окружающие их раздражают, пугают. Но Изуку, к большому своему несчастью, к их числу не принадлежит. Он не хозяин своих мыслей, он не может их обуздать, успокоить. Они сводят его с ума, они диктуют состояния. Мидория даже не может до конца сказать, о чем именно он думает, оставаясь один, но ощущение это настольно неприятное и болезненно, что ему хочется визжать. Он пугается и прячется в делах, в людях, в реальности. Она отвратительно, но не так болезненна и невыносима, как мысли. Смотреть, как шприц наполняется кровью, было почему-то не очень приятно. Изуку это навивало ощущение, будто он режется. Подобные желание давно оставили его голову, давно, до встречи с Шото. кажется, что это в какой-то прошлой жизни. Он изменился… Думать о себе вчерашнем было словно заглядывать в жизнь другого человека. На тяжелых ногах Мидория вышел на улицу. Он намеревался взять с собой злаковый батончик, чтобы не потерять сознание, но забыл об этом, так и оставив его на прилавке в магазине. У него каждый раз, стоило прийти в продуктовый, появлялось странное ответственное ощущение и внутренний барьер на покупку всяких вкусностей. Но, стоило вернуться, как его одолевали тоска и великое сожаление за такие необдуманные решения. Шагая медленно вдоль домов, Изуку без интереса смотрел на рекламы и афиши, всюду расклеенные на столбах. Его взгляд остановился на рекламке о школе моделей, Мидория усмехнулся. Будь он выше, подошел бы по всем параметрам полгода назад. По обхватам и весу. Сейчас о таком и мечтать не стоит… Изуку усмехнулся, представив, как вскоре от его талии останется одно лишь название. Живот раздуется, и соотношение талии к бедрам будет больше единицы… А должно ведь быть как семь к десяти. Если он правильно помнит, конечно. Омега двинулся дальше, но тут же остановился у соседней вывески. Курсы дизайнеров. Вдруг захотелось пойти, чтобы хоть знать, его это или нет. *** Шото с тоской оглаживал свои горячие руки. Кожа на них казалась ему грубой и шершавой, натянутой, будто барабан, плотной. Он изучал внимательно голые запястья, не понимая, что те остаются такими. Его сердце билось неровно, а виски пульсировали от недосыпания. Он этого совершенно не замечал, погруженный в мысли. Болезненные, тяготящие, настолько тяжелые, что от них он не мог избавиться нигде. И уже оставил попытки пытаться. Тодороки знал, что забыть Мидорию он не успеет. Он тот единственный человек в его жизни, которого альфа не оставит духовно никогда, которого будет беречь в воспоминаниях до последнего вздоха. Он не верит, что есть другие. Как и не верит, что когда-либо сможет его забыть. Забыть лучшего? О, нет! Будто это возможно. Другие омеги, другие в целом люди потеряли всякое значение после знакомства с Изуку. Они и прежде не имели особого смысла. Никто, никогда. Мидорией он был очарован. Его душой, его слепящим золотым теплым светом, способным уберечь, сокрыть ото всех проблем. Он привык, он полюбил его тело, ритм его жизни, привычки, поступки. Ему нравилось наблюдать, как омега лопает пирожные, как лениво перекатывается с боку на бок, когда не хочет вставать с кровати. Эти воспоминания были такими яркими и нежными, что от них не было никакого шанса избавиться. Шото и не хотел. Он не пытался бороться с собой. Не было смысла пытаться забыть, отвлечься, нет. Он знал, что это бесполезно, абсолютно бессмысленно, абсурдно. Ему не удастся забыться, не удаться сбежать, не удастся опустошить сердце, в котором намертво поселился Изуку. Он не пытался. Он расслабился и отдался. Каждый вечер прикрывал глаза и видел перед собой Мидорию, как наяву. Он был ослепительно красив и счастлив, он был весел, и Тодороки практически мог почувствовать его прикосновения на своем теле, на лице, почувствовать холодок его ладоней. Это было подобно сладкой неге, граничащей с самой болезненной пыткой. Альфа позволял мыслям унести его далеко, позволял завладеть воспоминаниям своими телом и мыслями. Он не сопротивлялся, он наслаждался, как мог, зная, что всякое отвлечение отзовется внутри лишь болью. Он не желают других людей в своём окружении, ни умных, ни дураков, ни счастливых, никаких, никто не заменит ему Изуку, никто не отвлечет его от него. Нет. И он не желает других омег ночами, никогда. Это кажется настолько противоестественным и глупым, словно его окружают животные или представители другого вида, скрещивание с которыми просто идет вразрез с его природой. Это вовсе последнее, о чем он вспоминает. Руки чисты. Как бы Шото ни мучался, на его запястья до сих пор ничего не появилось, пусть он и был убежден, что стоит только покинуть Мидорию, как миллион нужд прорежется на руке. Иначе… создается ощущение, будто он до сих пор не умеет чувствовать. Его левое предплечье оставалось прежним. Как с него исчез последний символ, так более оно не окрашивалось вовсе. Можно было подумать, что Изуку он совершенно не нужен, что не оставил ничего в его жизни. Что омега не скучает, не нуждается в нем, что имеет всё, чего желает. Тодороки этим не тяготился. Старался не тяготиться. От боли сжимались все внутренности, но он успокаивал себя ярким осознанием, что Мидории это только на помощь. Чем раньше забудет, чем раньше оставит в прошлом, тем скорее освободиться и снова сможет стать счастливым. Альфа понимал, что он страдает сейчас. Он знал, что Изуку любил его, что его чувство было искренним и неподдельным, что омега не хотел его потерять. Но он так же знал, что Мидория сможет. Он вытерпит, он переживет. Рано или поздно для него всё закончится. Все люди когда-либо в своей жизни безответно влюблялись, мучались от силы лет пять и забывали. Человеческий мозг просто не способен протащить подобные яркие чувство через всю жизнь. А Изуку – подросток. Придет весна, и он снова влюбится. Цветы вновь распустятся не только на улице, но и в его душе. Вряд ли он будет таить обиды. Нет. Он понимает, что так было лучше: Тодороки видел всё в его глазах в тот момент. Мидория всё понимает, он умен. И когда-нибудь, быть может, он сможет простить… Не будет видеть Шото, не будет вспоминать о нем. Всё пройдет. События прошлого очень быстро теряются в вихре воспоминаний, если не мучатся ими каждый день, если не прокручивать в голове. Сам альфа только так и делает. Он не хочет забывать. А Изуку, сколько бы не верил в лучшее, сколько бы не надеялся, рано или поздно увлечется настоящим, найдет другую. Тодороки убежден. На столике перед ним стояла неоткрытая бутылка виски. Шото не любил пить и не думал когда-либо начать этим баловаться. Но алкоголь часто был при нем, и за последние дни альфа нашел ему удивительно полезное применение: в особо тягостные минуты, когда в воспоминаниях всплывал приторный карамельный аромат, настолько сильный и яркий, что Тодороки был готов потерять сознание от нахлынувшей болезненной эйфории, он подносил спиртное к носу и резко приходил в себя. Этот способ работал безотказно, но Шото опасался, что вскоре привыкнет и это перестанет на него действовать. Придется переходить на более крепкие напитки, пока в итоге он не перейдет на медицинский спирт… *** Учеба утомляла. Изуку сидел за учебниками так много, что уже досконально выучил чуть ли не все из них. Ему не удавалось сосредоточиться на сути, он читал и не понимал смысла, перечитывал и снова не понимал, запоминая каждое слово. Общая идея часто ускользала от него, мысли растекались, а глаза беспричинно начинали слезиться. Но куча свободного времени сыграла своё дело: он нагнал всю школьную программу и долго удивлялся, как ему это удалось. Все мысли были забиты задачками и тестами, которые он во множестве проходил на сайте, готовясь к экзаменам. Квартира постепенно обрастала пылью. Мидория обнаружил это только тогда, когда, поскользнувшись, упал на пол в коридоре и не смог подняться. Сил не хватило. Изуку растянулся в позе морской звезды и вдруг заметил, что всё покрыто легким сероватым налетом. Его это напугало. Воспоминания о родном доме так болезненно врезались в голову, что он подскочил и побежал за тряпкой, намереваясь всё помыть. Как оказалось, физическая работа ещё сильнее отвлекала от дурных мыслей. Через два часа, когда со всем было покончено, силы полностью покинули его. Он подмел и помыл полы, отчистил ванну и раковину, протер всё зеркала. Чувство удовлетворения было слишком мимолетным… Следующим утром Изуку проснулся от стучащего в окно ветра. В комнате было холодно, он закутался в одеяло, которое ухитрилось куда-то сползти, и побежал на кухню, решив поесть. Его это успокаивало и грело. После он вновь приступил к учебе, от которой его уже начинало тошнить. От мыслей Мидория убежал гулять. Улица встречала холодом. Омега кутался в куртку и вжимал голову в плечи, сонно перебирая ногами. Дома на столе его ожидала рекламка о курсе дизайнеров, которую он сорвал не так давно, Изуку даже намеревался позвонить. Но что-то останавливало его. Прогуливаясь мимо поликлиники, Мидория снова подумал о ребенке. Это были самые безопасные его мысли, те единственные, немногие, в которых он мог спрятаться. – Так что, чем ты так занят в четверг? – повторил свой вопрос Каминари, когда омега, растерянно сминающий в пальцах соломинку, не ответил во второй раз. – Эй, там что-то важное? Ну, что с тобой, – альфа легко засмеялся и наклонился к нему, мягким прикосновениям убирая прядь его кудрявых волос за ухо. Изуку вздрогнул. Они опять сидели в кафе, опять разговаривали ни о чем. Мидория не заметил, как согласился на очередную встречу. До сих пор омега не мог понять, что именно Денки подразумевает под их отношениями. Вряд ли это была дружба. Но ещё меньше это походило на романтический интерес. Разве мог Каминари увлечься им? Это было пятое их свидание. Если их встречи можно было назвать свиданиями. Денки провожал его до дома каждый раз и временами будто пытался взять за руку, совсем неуловимо легко, что Изуку не мог понять, что это должно было значить. Он слышал, что впервые целуются нормальные пары на третьем-пятом свиданиях, а иногда и заметно чаще. Но они были далеки от этого, и Мидория мог лишь надеяться, что причина в дружеском настрое, а не их юном возрасте или неуверенности в себе. – Ах… мне надо сходить в поликлинику, – глупо отозвался Изуку. – Эм… – он улыбнулся, – ничего серьезного. Не могу рассказывать об этом. – Что-то со здоровьем? – с искренним волнением спросил Каминари. – Ты ничего не рассказываешь о себе, хотя, кажется, мы общаемся довольно много, – он усмехнулся. – Ты уже говорил, – Мидория неуверенно на него посмотрел. – Так… – Денки пересел к нему ближе. – Я никак не пойму, какие у нас отношения, – негромко сказал он. Изуку замялся. В четверг его ожидало узи, он был так счастлив, предвкушая скорую встречу с плодом на экранчике. Мидория ничуть не волновался, искренне убежденный, что с ним всё в порядке. А тут… Этого вопроса он боялся. Он не мог врать, как и промолчать: Каминари ждал ответа. Сказать, что Изуку не хочет встречаться, наверняка означает потерять Денки навсегда. Тот вряд ли по уши влюблен и не станет его добиваться, скорее просто уйдет… – М… – омега виновато улыбнулся, – что именно ты хочешь услышать? – тихо спросил он. Каминари пожал плечами. Он улыбался, как и всегда, и казался совершенно расслабленным; напряжения между ними не возникло. – Сам не знаю. Наверное, правду. – Это… разумно, – Мидория вздохнул. – Я… – он закусил губу. Не мог врать. Но и говорить правду… – У меня разбито сердце, – вдруг сказал Изуку, сам себе удивившись. Это звучало так клишировано и глупо, что на секунду он подумал, что Денки сейчас засмеется. Но альфа лишь внимательно на него посмотрел. – И… поэтому я не уверен, что готов к новым отношениям. – Однако, ты продолжаешь со мной общаться, – прищурившись, заметил Каминари. – Я стараюсь не думать об этом, – признал Мидория, пожав плечами. Он виновато опустил глаза, почувствовав себя настоящим уродом, использующим Денки в самых низких целях. Тот продолжал поднимать полицейские сводки и искать Тодороки, хотя Изуку уже успел увериться, что это бесполезно. Лишь надеялся. – Мне… не нужны серьезные отношения сейчас… в этом правда, – с трудом проговорил омега. Правдой это не было. Ему нужны были серьезные отношения. Именно серьезные. С квартирой, с ребенком. Но только с одним конкретным человеком и не кем другим. – Вот как, – альфа задумчиво кивнул. – Что ж, это я могу понять. – М… пожалуйста, не подумай ничего дурного, – взволнованно проговорил Мидория. Каминари посмотрел на него и мягко улыбнулся, совсем невинно и спокойно. Изуку даже показалось, что Денки полностью его понимает, что ничуть не осуждает. – Конечно, – альфа кивнул. – Что ж, это весьма огорчительно, – заметил он и постучал пальцами по столу. Мидория виновато пожал плечами. Это была одна из лучших реакций, на которые он только мог надеяться. Вероятно, Каминари с самого начала догадывался об этом. – М… извини меня, – Изуку поднял на него глаза. – Я… не хотел бы зазря тебя обнадеживать, я… – Всё в порядке, – Денки улыбнулся. – Ты и не обещал мне ничего. Я… сам всё придумал, – рассмеялся он. – Ты казался мне таким загадочным, интересным… и временами ты так смотрел на меня, что я… самовлюбленно надеялся, что это что-то значит. – Ох, – омега съежился. Слушая Каминари, он частенько выпадал из реальности и непроизвольно представлял на его месте Тодороки, расплываясь в идиотской улыбке. Это происходило само собой, не всегда Мидории удавалось с собой совладать. – А, как оказывается, ты просто мучаешься, – альфа вздохнул. – Неужто у тебя остались чувства… к тому человеку? – негромко спросил он. – Или есть кто-то ещё, о ком я не знаю? Изуку покачал головой, и это значило всё. Денки понял его без слов и снова сочувственно вздохнул. На мгновение Мидории захотелось доверить ему свою печаль, честно рассказать обо всем, довериться и поверить, что они могут стать близкими друг другу людьми, друзьями. Но вряд ли Каминари на это согласится: не всякий решится затоптать свой романтический интерес. Дома Изуку почувствовал себя хуже. Он со страхом думал, что Денки после сегодняшнего больше никогда не напишет ему, не позвонит. Предпочтет забыть и удалить номер, это было бы разумно. И, несмотря на то, что Каминари галантно проводил его до подъезда, Мидория практически наверняка был уверен, что это их последняя встреча. Отвлекаться уборкой или учебой он был неспособен. Остатки сил покинули его, Изуку сумел только принять душ и отправиться на кухню, намереваясь перекусить. Рис казался ещё более безвкусным, чем обычно, он чуть не уснул, пока ел. Дома всё ещё было отвратительно. Родной запах всё ещё временами мерещился ему, Мидория ежился и морщился, стараясь выбросить его из головы. Наедине с самим собой было отвратительно. Он не знал, куда деть себя от тягостных мыслей, а когда те от усталости мозга наконец растворялись, он не знал, куда спрятаться от их отсутствия. Время словно замирало, когда он оставался один. В поликлинике было светло. Изуку улыбался, сдавая свои вещи в гардероб и натягивая с трудом бахилы. Его координация никогда не была отменной, а за последний месяц испортилась окончательно. Стоило бы заняться спортом или хотя бы делать зарядку по утрам, но он всегда забывал об этом. В кабинете узи было ещё светлее. Мидория смело поздоровался и прошел за ширму, окинув взглядом кушетку. Прежде у таких врачей он не был, но прекрасно знал, что будет происходит: перечитал накануне миллион статей о эмбрионах. – Какой у вас срок? – уточнил доктор и, не дождавшись ответа, сразу заглянул в монитор, выискивая ответ в электронной карточке. – Так, стелите себе салфетку, да-да, из рулона отматывайте и ложитесь. Изуку послушно кивнул, выполняя все манипуляции. Ему не терпелось увидеть на экранчике зародыш, пусть здравого объяснения этому желанию не было. Врач искоса посмотрел на него, и только тогда Мидории стало не по себе. Доселе он не задумывался, что странно появляться так: в шестнадцать, в одиночку. Захотелось соврать, что его альфа много работает и не может прийти, но омега только язык прикусил. Посторонним нет до него дела, да и пусть думают, что хотят. Он оголил живот, осторожно забираясь повыше. Но кожу выдавили холодный гель; он вздрогнул, испугавшись, что будет хихикать. Только сейчас Изуку вдруг обратил внимание, что его живот вовсе не такой плоский, каким был прежде. И дело не в прибавленных килограммах. Когда он стоял или сидел, видно этого не было. Но стоило лечь на спину, стоило коже и всем внутренностям впасть внутрь, как явственно проступала твердая выпуклость. Мидория видел фотографии других беременных в интернете и часто с беспокойством думал, что они на таком же сроке выглядят совершенно по-другому. В голову даже закрадывались мысли, что это вовсе никакая не беременность, что тест и доктор ошиблись. Но он успокаивал себя мыслями, что уже не настолько худой, чтобы подобные маленькие изгибы проступали столь скоро. Узист принялся водить по его животу, заставляя испуганно вздрагивать. Было холодно и щекотно; Изуку всеми силами пытался не захихикать. – Так, посмотрим… – в обычной манере протянул доктор, а Мидория переключил всё внимание на экран. Он встревоженно замер и даже сжал пальцами постеленную клеёнку, пытаясь совладать с неожиданным переизбытком чувств. Врач начал что-то говорить, указывая на какое-то темное пятнышко на экране, а Изуку взволнованно заерзал. – А какого он размера сейчас? – не выдержав, спросил омега. – Около восьми сантиметров, – немного раздраженно отозвался доктор. Но Мидория это практически не заметил, ослепленный своими мыслями. – А что вы там смотрите? – с интересом спросил он. – Толщину воротникового основания для начала. – Что? – Изуку нахмурился, волнуясь. – Это позволяет определить наличие хромосомных аномалий, – пояснил доктор. Омега вздрогнул. Из курса биологии он очень хорошо знал, что такое хромосомы и к чему приводят их аномалии. Недостаток хромосомного набора почти всегда ведет к гибели плода, а его избыток – к страшным отклонениям, Мидории придется от него избавиться, если что-то пойдет не так. От мыслей об этом на спине выступил холодок. – И что? – шепотом спросил Изуку. – Что там? Врач окинул его странном недовольным взглядом. Надоедливость беременных уже явно порядком утомила его, но Мидория не был готов просто молчать и терпеливо ожидать. Несколькими днями ранее Изуку ужасно озаботился вопросом своей беременности и решил сходить ещё на одну консультацию, намереваясь найти себе акушера, что занимался бы им до самых родов. Тот наверняка будет что-то спрашивать у него при следующей встрече и не обратит внимания, что у него есть результаты всех анализов… Прощаясь, Мидория пребывал в прострации. Он ни прежде, ни сейчас не понимал, что значит быть беременным. Как это носить другое существо в своем теле, как какая-то жалкая зигота может превратиться в живого полноценного человека. Как! Это было подобно чуду. И омега, даже видя эмбрион на экране, всё ещё не верил, что тот находится где-то внутри него. Дом встретил его холодом. Изуку захотелось принять ванну, но новая волна иррационального страха остановила его. Утонет там ещё. Уснет, а рядом не будет Шото, способного достать его… Мидория сложил на кровати все одеяла и пледы, что были в квартире, и спрятался под них, убежденный, что его это защитит. Воздух вскоре нагрелся, и он уснул. *** Тодороки обрабатывал бедро перекисью водорода, отдаленно размышляя над тем, что его не зацепило просто чудом. Если бы попали чуть выше или чуть правее, он рисковал бы остаться или без ноги, или без яиц. Прежде подобного с ним не происходило. Многие знакомые часто шутили, что Шото кто-то бережет. Ни одна шальная пуля его не трогает, никогда. А тут… Удача, должно быть, покинула его. Или альфа сам по великой дурости её оставил… В комнату бесцеремонно вошли. Тодороки резко обернулся, рефлекторно потянувшись к кобуре, но тут же облегченно выдохнул: это был просто Эйджиро, которого он сам приглашал зайти. – Много крови? – поинтересовался он немного скучно. – Нет, – Шото лишь отмахнулся. – Какие есть новости по нашему делу? – устало поинтересовался он и присел на стул, позволив себе прикрыть глаза. Киришима медленно подошел. – Ничего нового, – пожал он плечами. – Неужели? – Тодороки поморщился. – Я утомлен. Может, нам не стоило за это браться? – уточнил он. Эйджиро отозвался не сразу. А когда заговорил, Шото в очередной раз удивился его проницательности. – Вы об этом хотите спросить меня? – тихо уточнил бета. Альфа скривился. – Ты родился таким внимательным или приобрел это качество в ходе жизни? – со вздохом спросил он. Киришима слегка улыбнулся. – Я хочу спросить. И ты знаешь о чем. Но я не буду об этом спрашивать. И ты знаешь почему, – Тодороки рассмеялся. – Всё верно, – согласился Эйджиро. – Тогда могу я задать вопрос? Шото поморщился. Захотелось отказаться, но его любопытство оказалось сильнее: – Валяй. – Вам не интересно, что с ним? Как вы ещё держитесь? – спросил Киришима. Альфа фыркнул. Это был далеко не самый болезненный вопрос. – Интересно, – признался Тодороки. – Как держусь? Если бы я знал. Я волнуюсь, Эйджиро. Я уехал из Японии демонстративно, все знали о том, что я вернулся в Бразилию, поэтому… его никто не найдет. Но я волнуюсь. – Вот как, – бета поджал губы. – И вы предпочтете знать? – уточнил он. Шото насторожился. – Что именно? – Шинсо, – только и сказал Киришима. Всё сразу стало ясно. Конечно! Тодороки запретил, но Хитоши всегда поступает, как хочет. Для него достать любые сведения легче легкого. – Говори, – с болезненным вздохом сказал альфа. Вытерпеть интригу такого уровня он не мог. – Мм… – Эйджиро качнул головой, – он был в поликлинике… на узи. Шото вздрогнул, жар охватил его, а на загривке выступил холодный пот. Так значит, он оставил ребенка… О чем он вообще думает? Резко скрутило живот, Тодороки стало невыносимо больно.