Изменение гравитации

Мидория откровенно нервничал. Это чувство последний месяц не приходило к нему ни разу, что омега позабыл, какого бывает его ощущать. Он вошел в аудиторию вместе с другими экзаменуемыми, торопливо присел на стул, тут же начав ерзать на месте. Его охватили яркие школьные воспоминания, отозвавшиеся отвращением где-то внутри. Организатор громко зачитал правила, раздал всем бланки для ответов и заданиями. Время пошло. Изуку сразу же с жадностью накинулся листки. Он знал, что полностью готов, но всё равно переживал. Увидев задания, Мидория смог слегка успокоиться. Взял ручку и принялся решать. Экзамен не занял у него и двух с половиной часов. Изуку был не уверен в некоторых номерах, но продолжать сидеть над ними не видел смысла: от перенапряжения его мозг будто бы уже начал плавиться. Омега с облегчением вышел на свежий воздух. Он был доволен собой: столько времени посвятил учебе и не думал больше ни о чем, ничто его не тревожило. Результаты должны были прийти в ближайшие сроки, базируясь на них, Мидория надеялся подобрать для себя вуз. В глубине души он не знал, зачем делает всё это. Какой толк от учебы, если он ничего не хочет? Но Изуку не позволял себе думать об этом. Он притворялся, будто у него есть силы мечтать, есть силы жить, боялся сдаться. Не хотел быть проигравшим жизнь человеком. Каминари с друзьями яро поддерживали его и даже зазывали к себе в полицию, на что Мидория только нелепо смеялся. Он не мог представить себя в органах. Нет-нет, те соберут на него полное досье и обязательно всплывут неблагоприятные подробности его жизни. Слишком опасно. Разрез заживал стремительно. Или Изуку просто не замечал, как ускорило время бег. Большой кожный рубец образовался внизу живота, но омега не сильно переживал по этому поводу. Иногда ему даже начинало казаться, что шрам в этом месте более, чем логичен, что был с ним всю жизнь. Сознание стремительно забывало события тех дней, сейчас Мидории казалось, что, будучи беременным, он пребывал в каком-то забвении и смотрел на мир сквозь розовые очки, через призму слепых мечтаний. Погода улучшалась. Изуку постоянно хотелось гулять: он не мог усидеть дома. Омега гулял со всеми, кто куда-либо его звал. Он вновь начал очень часто убираться, подсознательно надеясь, что это поможет как-то преобразовать квартиру. Мидории хотелось новых впечатлений, новых мест. Двумя днями ранее ему даже пришло в голову сделать перестановку, Изуку начал. Вернее, попытался начать, но быстро обнаружил, что ему не под силу сдвинуть с места кровать или шкаф. Омега сильно огорчился, но надежды не потерял, решив попросить помощи у кого-нибудь из своих друзей-знакомых. Он до сих пор не мог решить, к какой именно категории их можно отнести. Каминари первый вызвался помочь. Он был так весел всегда и добр, что Мидория ему диву давался. Казалось, что ни произойди, Денки найдет в этом что-нибудь хорошее. Сломайся ноутбук, отключись вода, да хоть начнись конец света! Он останется таким же неунывающим. Но в итоге, когда Изуку в очередной раз прогуливался с Яойорозу по длинной дороге между их домами и обмолвился о своей ситуации, она решительно предложила свою кандидатуру. Поначалу Мидория ужасно смущался, отказываясь, ему казалось, что они недостаточно близки. Близки, но определенно не в этом ключе. Она была его подругой по несчастью, способной без слов понять и разделить боль. Но Момо настояла. – Я помою руки, – сказала она смело, когда они вошли в квартиру и разулись. – Конечно, – Изуку бережно повесил её плащ на крючок, медленно направляясь следом. – Я… пожалуй, поставлю чайник, – неуверенно сказал он. Альфа согласно кивнула. Омега поторопился скрыться. Он любил гостей. По крайней мере, так было в детстве. Очень любил сам ходить в гости и принимать их у себя дома, позволяя чужим запахам остаться в квартиры. Но сейчас это казалось чрезмерно личным, безумно интимным. Тройку месяцев назад он боялся, что чужие запахи затмят запах Тодороки, что люди затопчут ту тонкую атмосферу, что осталась после него. Позже просто не хотел никого видеть. Ему самому было тошно находиться дома, в какой-то момент Мидория даже размышлял о том, чтобы продать эту квартиру и купить другую, в другом районе, но быстро отказался от этих беспочвенных желаний. А сегодня Изуку просто недоумевал, когда кто-то другой был в его доме. Он не знал, как должен был себя вести, и стеснялся, опасаясь, что его аромат слишком сильный здесь, навязчивый. – Так что именно вы хотите переставить? – весело уточнила Яойорозу, проходя вслед за ним на кухню. – О, смотрю, у вас здесь новая записка, – заметила она, обратив внимание на холодильник. Мидория вздрогнул, проследив за её взглядом. Он уже и забыл о двух письмах, что с таким старанием написал Тодороки. Может, стоит их выбросить… – Да это так… ерунда, – Изуку поморщился. – Честно признаться, как я и сказал, я не знаю, что именно хочу переставить, – проговорил он виновато. – Пожалуйста, вы присаживайтесь, – с улыбкой предложил омега. – Какой чай предпочитаете? – Любой, – пожала альфа плечами, присаживаясь за один из стульев. На секунду в кухне повисло молчание, пока Мидория разливал по кружкам чай. В воздухе витал некрепкий где-то даже приятный чуть мускусный запах Момо, который навивал на Изуку тоску и спокойствие. Он знал, что в этой компании с ним не случится ничего, но пока ещё не понял, плохо это или хорошо. – Совсем скоро лето, – неожиданно сказал омега, посмотрев в окно. – Весна… когда она успела пройти? – он растерянно улыбнулся. – Весна? – Яойорозу подняла глаза. – По моим личным ощущениям, только-только осень кончилась, – она тихо засмеялась. – Если мы выходим из привычного ритма жизни, мы теряем ориентацию во времени. – Да, наверное, – Изуку вздохнул, присаживаясь напротив неё. – Вы всегда такая радостная, – объявил он вдруг. Альфа удивилась и вновь тихо засмеялась. Мидория знал, что она не преисполнена счастьем, что пуста изнутри, но почему-то всё равно сказал так. И Момо явно знала, что он видит её насквозь. – Приятно знать, что вы так думаете, – отозвалась она негромко. – У вас… очень красивые глаза. – Глаза? – удивленно переспросил Изуку и, не зная почему, вдруг смутился. Этот комплимент был более интимным, чем замечание относительно любой другой части тела. – Красота в глазах смотрящего, – заметил он негромко. – Вы так думаете? – прищурилась Яойорозу. – Тогда у вас определенно очень красивые глаза, – объявила она. – Почему же? – Мидория вздохнул. О таком прежде говорил ему только Тодороки. Это успело отложиться в памяти, как что-то очень личное, очень сокровенное, сакральное. – Потому что вы всегда видите что-нибудь красивое! – всплеснула Момо руками. – Я? – изумился Изуку. – Вы, – альфа кивнула. – Вспомните. Каждый раз, когда мы гуляем, вы находите что-то прекрасное. – Я? – омега задумался. – Вы видите красоту в ярком солнце, которое слепит глаза. И в сильном холодном дожде. Вы видите красоту в цветах, в деревьях, во всей природе, даже в грязных дорогах. Вы замечаете радугу и восхищаетесь! Это было совсем недавно, помните? Вы видите красоту в людях. Скольким прохожим за время наших прогулок вы сделали комплименты? А если и не сделали, то сказали о их красоте мне. – Я… – Мидория растерялся. – Ну… Она была права: с ним происходило это удивительно часто. Но прежде Изуку не обращал на это внимания. Ему просто нравилось жить сегодняшним днем, радоваться всему. Недавно омега в страхе подумал, что, если он умрет завтра, то что скажут о его жизни. Имела ли она смысл? Надо жить так, чтобы он был готов умереть на следующий же день. Надо жить не зря. – Для вас красота висит в воздухе, – Момо подперла подбородок рукой, радостно его разглядывая. – А всё потому, что вы смотрите на мир своими глазами. Своими красивыми глазами. Сквозь них всё вам кажется красивым, – засмеялась она. Мидория улыбнулся. Мысль была очень философской, ему нравилась та легкость, с которой она её подала. – Ну… – Изуку не нашелся со словами. – Вокруг меня столько хороших людей! – вдруг выдохнул он. – Пожалуйста, не удивляйтесь, просто я думаю об этом не в первый раз. Все так милы со мной, все так чудесны. Я… – омега расплылся в нелепой улыбке, – не понимаю, почему притягиваю только хороших! Яойорозу странно на него посмотрела. – Я бы могла сказать, что подобное тянется к подобному, – протянула она, – но грязь не меньше тянется к свету. Дело не в этом. – А в чем? – удивился Мидория. – У вас есть на это ответ? – А это был риторический вопрос? – удивилась в свою очередь Момо. – Конечно, у меня есть ответ, – улыбнулась она. На несколько секунд повисло молчание, пока Изуку шепотом не спросил: – Какой? – Вы не притягиваете хороших людей. И они даже не находят вас сами. Вас не окружают добрые люди, нет, – Яойорозу легко рассмеялась. – Это подтверждается хотя бы тем, что я рядом с вами. Просто… – Просто? – Мидория насторожился. – Вы видите в людях только хорошее, – улыбнулась альфа. Мгновение Изуку пытался осмыслить её слова, прежде чем нелепо захихикал. Ему показалось это слишком глупым. – И почему окружающие часто говорят о каком-то моем великодушие? Будто бы я хороший человек, – омега поморщил нос. – А разве это не так? – Момо склонила голову набок. – А разве так? – Так, – она уверенно кивнула, поднимаясь. – Возможно, вы не до конца понимаете, насколько высоки, потому что никогда не сталкивались с теми, кто пал очень низко. – Пал низко? – Мидория изогнул брови. – Мне кажется, – он отвел глаза, – я встречал таких людей. – Значит, вы ещё лучше, чем я думаю о вас. Не берете на себя роль судьи, – Яойорозу развела руками. – Так, давайте уже начнем двигать мебель, если хотим управиться до темноты. К чаю они так и не притронулись. *** Эйджиро смотрел решительно. А Шото не знал, должен ли он за эти слова ударить его. Внутри не скопилось ни капли злобы, но прежний Шото обязательно бы ударил его за такой. Нынешний не стал. Не зря изменился. – И ты думаешь, я прислушаюсь? – удивительно спокойно спросил Тодороки. Киришима еле заметно вздохнул. Он явно делал это из лучших побуждений, но альфа не был готов услышать эти слова сейчас. – Не знаю. И я даже не знаю, хочу ли я этого, – откровенно отозвался бета. – Но ты думаешь, так будет лучше? – шепотом спросил Шото. Они были совершенно одни. Царила ночь; кто мог, все спали. Тодороки бы предпочел присоединиться к ним, не желая и секунды дольше находиться в реальности. – Я не знаю. Возможно, – Эйджиро пожал плечами. – Решать только вам. Но правда в том, что вы давно не с нами. Вы не здесь. И вряд ли когда-либо вернетесь сюда. Это лишь вопрос времени, когда это поймут все, – объявил он спокойно. Шото поджал губы и отвернулся. Ветер был холодным, а на небе одна за другой проступали звезды. Тодороки они напоминали веснушки на лице Изуку, которые от загара тоже становились ярче, начиная появляться буквально на глазах. – Я хочу это изменить, – заявил альфа. Далеко не так уверенно, как ему хотелось бы. – Хотите? – переспросил Киришима, придав своим вопросом реплике ироничности. – Нет. Но… я ведь должен, – Шото посмотрел ему в глаза. – Я здесь уже который год, в этом вся моя жизнь. Я умею только это, я живу только этим. Я должен всё вернуть, заставить себя, – проговорил он будто бы заученный текст. Тодороки так не считал. Но другого пути он просто не видел. Эйджиро мягко ему улыбнулся. – Не должны. И вы… уже давно живете вовсе не этим. Можете попытаться, но я сомневаюсь, что это можно изменить, – заметил он серьезно. Шото только поджал губы. Он не умеет жить по-другому. Долгие годы в его голову даже не приходило, что можно попытаться что-то изменить. Это казалось слишком диким, слишком противоестественным. Такой мысли прежде он не мог допустить. – Я… – Тодороки вздохнул побольше воздуха, но так и не нашелся со словами. Он посмотрел на Киришиму с волнением и легкой надеждой, ожидая, что тот сумеет дать ответ на его вопрос. – А что же иначе мне делать? Бета посмотрел на него удивленно. Ему казалось, быть может, это настолько логичным, что он никак не ожидал, что кого-то это поставит в такой тупик. – Я не могу знать, как кому жить, – пожал Эйджиро плечами. – Просто… мы прошли через многое. Я… желаю лучшего… вам, – спокойно проговорил он. Шото нахмурился. Но лишь для того, чтобы скрыть свою растерянность. Сам бы он никогда не решился на такие слова. Даже разобраться бы в своих чувствах не сумел, не то, что озвучить их. – Делайте то, чего на самом деле хотите. – Чего хочу? – Тодороки поморщился. – А если я не хочу ничего? Я всегда так жил. И был здесь. Это было нормально. Киришима внимательно на него посмотрел. – Может, так и было раньше. Но сейчас, я уверен, вы хотите. И знаете, чего именно. Ответ появился в голове Шото незамедлительно. Он хочет быть с Изуку. Больше всего на свете. Он готов пожертвовать половиной отведенных ему лет, лишь бы оставшиеся быть с рядом с Изуку, видеть его, чувствовать его запах, слышать его голос. Все остальное не имеет значения. – И… что я могу сделать? Я здесь. Моя жизнь в этом. Я не могу… – Тодороки осекся и замолчал. Вдруг он осознал, что нет никаких преград, кроме его собственных глупых страхов и странных убеждений, навязанных Энджи. – Я… – альфа нахмурился. Киришима улыбнулся ему. Он не стал больше ничего говорить, хотя Шото знал, что в голове этого беты ещё полно мыслей. Эйджиро позволил ему самому думать, оставив тактично наедине со своими мыслями. – Небо очень красивое. Из какой точки мира вы бы хотели за ним наблюдать? – спросил он только напоследок. – Спокойной ночи, – сказал тихо и медленно ушел. Тодороки показалось, что он слышал в его голосе горькие нотки прощания. Подул сильный ветер, и альфа задрожал, поднимая к небосводу взгляд. Звезд было много, они все были такие яркие, такие прекрасные, такие далекие. Кое-кто в жизни Изуку не менее прекрасный, но не такой далекий. Шото вздохнул. Что-то щелкнуло в голове, когда он понял, к чему Эйджиро ведет. Тодороки вмиг охватило множество мыслей. Он может просто уйти. Он хочет просто уйти. Он… просто уйдет. Альфа быстро облизнул губы; вдруг в нем загорелся неподдельный огненный азарт. Он огляделся, по-новому воспринимая окружающее. Он чужой здесь, он давно чужой здесь, осталось только физически подтвердить это. И почему это только не пришло Шото в голову чуть раньше? Несколько секунд он стоял, позволяя жажде распаляться внутри, прежде чем сорвался с места. Сердце ускорило бег, Тодороки впервые за последние недели почувствовал хоть что-то, почувствовал радость быть свободным. Торопясь, Шото не мог понять, почему такая простая истина не пришла в его голову раньше. Всё было так очевидно, почему он не сделал этого раньше, чего боялся? Всегда мечтал вырасти и стать другим, не похожим на отца. Это просто. Очень просто, если он будет жить по-другому. Если будет далек от его поприща. Альфа поднял на уши людей, разбудил и заставил сделать кое-что для него. Шинсо был одним из первых, кто явился по его зову. Он ничуть не удивился, когда Тодороки объявил ему своё решение, лишь согласно кивнул. Чуть позже Шото довелось выяснить, что для многих его уход был лишь вопросом времени. *** Изуку проснулся сегодня раньше обычного. Он обожал утро, обожал солнце и тишину. Город только-только начинал просыпаться, а Мидория уже был на ногах и вовсю занимался делами. День он решил начать с плотного завтрака, всё ещё беспокоясь о том, что начал терять вес. Доктора рекомендовали ему следить за питанием, омега не смел ослушаться их, беспокоясь за своё здоровье. Омлет скворчал на сковороде, пока Изуку усердно расчесывал волосы. Те продолжали путаться и выводить его из себя, но недавно, задавшись этим вопросом, Мидория нашел несколько средств, которые могли облегчить его муки. Приобрел для себя простую деревянную расческу с редкими зубьями и недорогой лосьон для волос, который рекомендовали наносить сразу после того, как помыл голову. Изуку не сильно интересовал блеск и густота, он пользовался им только потому, что после волосы расчесывались с особой легкостью. Они отросли. Касались плеч, когда он распускал их, и даже закрывали ключицы. Со стороны это выглядело очень необычно. Но Мидория так никогда не ходил, предпочитая всё собирать в хвост. Недавно ему даже пришло в голову заплетать всё в простую косу, чтобы волосы за день меньше путались, но для подобного они были ещё недостаточно длинными. Закончив, Изуку вернулся на кухню, выключил плиту и залпом выпил ещё один стакан воды. Он взял за привычку пить пол-литра по утрам, чтобы наверняка выпивать всю норму воды. С почками проблем у него не было, Мидория спустя неделю даже начал замечать благоприятные последствия для своего организма. Омега с благоговейным вздохом опустился за стол, приступив к еде. Солнце стремительно поднималось, заливая всю кухню нежным желтым цветом. Изуку улыбался. Небо в тот миг было настолько красивым, что глаз оторвать не получалось. Он допил чай и отправился чистить зубы. Принял душ. После решил протереть пыль и заодно проветрить во всей квартире: последнее время ему не нравилось беречь внутри чужие, а особенно свой, запахи. Включил ноутбук, залез на официальный сайт. Сегодня обещали вывесить результаты экзаменов, Мидория ожидал их с легким трепетом. Он не рвался набрать высшие баллы. Зачем рваться, поступать в топовое место, а после с треском вылетать, не потянув программу. Лучше сразу попадать туда, где будешь чувствовать себя своим. Но результатов ещё не было. Изуку немного огорчился, но быстро переключился, решив сходить прогуляться. Недавно купил новые кроссовки, мягкие, удобные, в которых он будто бы летел, отчего гулять хотелось ещё сильнее. Улица встретила его легким ветром и теплым ласковым солнцем. Машины только-только заполняли дороги, а люди лениво выбирались из домов, торопясь на работу. Мидория шел неспешно. Он позволял себе наслаждаться каждым мгновением и не думал ни о чем. Его рубец с каждым днем выглядел всё лучше, что недавно доктор даже разрешил ему легкий физические нагрузки. Изуку, сам себе удивляясь, воспользовался его разрешением. Он не знал, откуда в нем столько энергии. Откуда это странное желание жить. Почему он чувствует себя так, будто смертельно болен, ему осталось лишь несколько считанных лет, которые он хочет провести в спокойствии, далеко от тревог. Момо на его подобные высказывания говорила лишь, что все люди рано или поздно, нахлебавшись боли, перестают биться, начиная просто жить. Но подобное состояние редко длиться долго: не умеешь мечтать – не умеешь жить. Не мечтаешь – не живешь. Мидория был с ней согласен. Он шел долго, наслаждаясь красотой природы. Всё цвело. У школьников вскоре должны были начаться каникулы, Изуку немного опасался, представляя толпы людей в парках. Иногда он с забавой вспоминал, что сам ещё мог быть таким же обычным школьником, и ему хотелось начать смеяться. Школьник? Он? И сколько же ему? Шестнадцать? Точно нет. Повернув через две трети часа обратно, Мидория легко побежал. Медленно, настолько неторопливо, что со стороны это могло показаться ироничным. Он смотрел по сторонам и наслаждался воздухом, где-то глубоко внутри зная, что долго не протянет. Дыхание не сбилось, Изуку чувствовал легкую гордость за своё тело. Он надеялся научиться отжиматься этим летом, а, если повезет, даже подтягиваться. Дома его ждали вновь дела. Мидория, приняв душ, преисполнился сил. Каминари прервал его телефонным звонком. Они так ни разу и не подняли тему беременности и её неожиданно завершения. – «Как ты?» – только и спросил альфа. – В груди так холодно, что больше уже не болит, – отозвался Изуку легко. *** Тодороки равнодушно наблюдал за тем, как его имя стирается изо всех источников, как всякое упоминание о нем уничтожается. Шинсо чистил всё быстро: он работал монотонно, но четко и выдержано, наблюдая за ним, Шото даже думал, что он был готов к этому уже очень давно. Все происходило медленно, будто бы липко, тягуче; Тодороки не мог ждать. Его распирало от энергии, от жажды движения, действия. Альфа не мог усидеть на месте и злился, что жизнь не подстраивалась под скорость биения его сердца. Это было так очевидно. Это было так легко, это было так просто! Осознав всё, Шото не мог понять и простить себе, что не понял этого раньше. Ответ был на поверхности, а Тодороки упорно его игнорировал, словно слепой не замечал истины под самым носом. Свобода так близко – только руку протяни. Всё встало на круги своя. Альфа чувствовал такую живую легкость, будто за спиной у него выросли крылья, способные унести его в другие края. Шото казалось, что он снял с плеч тяжкий груз, который волочил последние несколько лет совершенно бессмысленно. Он не знал, что будет дальше, но знал, что поступает правильно. Это было так просто, так элементарно. Тодороки хотел только сбежать, хотел исчезнуть, раствориться в воздухе, чтобы больше никто никогда не вспомнил о нем. Хотел стать одним из множества безликий людей, проживающих свою собственную никому неинтересную жизнь. Душа наполнялась радостью. Шото чувствовал это так ярко, так сильно. Ему думалось, что никогда ещё с момента рождения он не принимал таких простых и таких верных решений. Хотелось хотя бы раз в жизни поступить правильно. Никто его решению не противился. Тодороки вначале удивился, а после понял, что по-другому быть просто не могло. Все чувствовали, что он далек от этого места, от этой жизни, что ему не место здесь. Когда альфа объявил некоторым о своём решении, все восприняли это как должное. Шото не думал о будущем. Не позволял себе начинать мечтать, что он сделает, освободившись. Не решался загадывать. Сейчас он существовал только в моменте, только в мгновении, в настоящем и не видел перед собой ничего, кроме дышащей неизведанной свободы. Говорят, человек становится по-настоящему свободным только тогда, когда теряет всё. Альфа не был с этим согласен. Неважно, какую мишуру своей жизни он потерял, он приобрел самого себя. *** Изуку присел на корточки перед большим зеркалом. В руках его было ведро с чистой водой и тряпка. Омега нерешительно оглядел заметный слой пыли, поморщился. Он не решался притрагиваться к зеркалу, позволяя пыли свободно на нем оседать, он не хотел на себя смотреть. Чувствовал себя не собой в новом теле. Но недавно, когда они с Каминари и его друзьями вновь решили заглянуть в какой-то шумный клуб, Мидория ненароком познакомился с одной неоднозначной, где-то даже сомнительной особой. Но альфа оказалась очень милой и безо всякой задней мысли делала ему комплименты один за другим. Все они казались внешности, его лица и тела. Проснувшись сегодня, Изуку понял, что готов. Прошлое подернулось пеленой новых воспоминаний, он запрещал себе вспоминать о днях беременности, надеясь всё поскорее забыть. И те моменты постепенно сами собой начали стираться из памяти. Мидория был готов взглянуть на себя по-новому. Рубец превратился в настоящий шрам, смотреть на него удавалось без содрогания. Изуку старался убедить себя, что этот шрам был у него всегда, и в какой-то момент ему даже это удалось. Он не удивлялся, как прежде, обнаруживая его на животе, а, напротив, воспринимал как нечто должное. Мидория медленно ополоснул тряпку в воде и неторопливо принялся протирать зеркало, начав сверху. На гладкой поверхности тут же появились разводы, а омега с раздражением подумал, что это занятие окажется более длительным, чем он ожидал. Но через двенадцать минут с зеркалом было покончено. Изуку протер его насухо другой тряпкой; зеркало вновь заблестело, а с той стороны Мидории улыбнулось его отражение. Омега поспешил слить воду, помыть руки и вернуться обратно к зеркалу. Недавно Яойорозу обмолвилась с ним, что очень многие люди в глубине души бояться сами себя, потому что именно они сами делают себе больно. Изуку поначалу эти слова показались глупостью, но после он понял, что травмируют его только его собственные мысли, неоправданные ожидания, страхи. Другие люди только создают для этого подходящие условия. И Мидория принял для себя решение, что хочет принадлежать к той группе людей, которая себе доверяет, которая знает, что организм не предаст их в самый важный момент. Омега оглядел себя в зеркало. Увиденное не сильно ему понравилось, но про себя Изуку удивился – ожидал увидеть худшее. Мидория принялся детально разглядывать своё лицо. Оно в целом устраивало его, нравилось всегда, начиная с детства, омега иногда находил себя даже очень симпатичным. Он по совету кого-то из интернета начал вслух перечислять всё, что ему в себе нравилось. Начал с глаз, ведь на них все всегда обращали больше всего внимания, перешел на веснушки, черты лица. Больше всего в своей голове Изуку не любил волосы. Они выглядели эффектно, но он лучше всех знал, насколько с ними сложно уживаться. Вечно лезут в глаза, в рот, в них то и дело застревают листики и лепестки. – Ладно… – Мидория поморщился, – они всё равно красивые, – с трудом проговорил он, наматывая прядь на палец. – Вон, мягкие какие-то… о, кого я обманываю, я похож на барана, – простонал омега и сморщился. – Ну… на очень красивого барана, – постарался он убедить себя и тут же рассмеялся. – Это будет сложнее, чем я думал, – Изуку вздохнул. Он ещё несколько секунд разглядывал свои волосы, а после решил, что от такого пристального разглядывания те могут ему ещё больше надоесть, и прекратил. Взгляд переместился на шею, плечи, руки. Шея была обыкновенная. Мидория заставил себя считать, что она длинная и тонкая, обрадовавшись. После со всей внимательностью изучал ключицы. Те показались ему какими-то угловатыми, но Изуку решил, что это нормально. Отдаленно подумал, что они ему на самом деле совсем не нравятся. Возможно, он предпочел бы, если бы их вовсе не было видно… Что-то заставило омегу снять майку. В квартире было слегка прохладно, но Мидории нравилось: воздух пах свежестью. Он нарочно не закрывал окна днем, позволяя квартире проветриться насквозь. Его плечи оказались жалкими. По крайней мере, эта была первая мысль, которая посетила Изуку, когда он обнажил их. Излишне бледные, излишне… острые. Омега принялся ощупывать их пальцами, легко прощупывая подушечками кости и сухожилия. Решил для себя, что обязательно должен начать заниматься спортом… После переключил внимание на свою грудь и ребра. Отчего-то его передернуло. Мидория никогда не любил себя разглядывать, особенно последние несколько лет, особенно эти части тела. Ему не нравилось, как ребра проступали под кожей, как без труда их можно было пересчитать. А грудь… Может, Изуку казалось, а, может, она действительно слегка изменилась после… произошедшего. Омега почти не обращал на неё внимания во время беременности, больше следя за изменениями живота, но пару раз он заметил, что грудь кажется ему какой-то припухшей, словно набитой изнутри. Сейчас это прошло. Но немного лишней кожи осталось, делая его грудь зрительно выразительнее. С недовольством Мидория подумал, что с этим тоже должен помочь спорт. Изуку вздохнул и наконец уставился внимательно на свой живот. В первое мгновение его охватило странное испуганное состояние, связанное с болезненными воспоминаниями. Омеге было противно вспоминать, ничего светлого не осталось, кроме отвращения он не испытывал ничего. Осторожно Мидория прикоснулся пальцами к животу. Тот… выглядел ужасно. Не так ужасно, как сразу после операции, но всё-таки ужасно. За первые пару недель он заметно уменьшился в объемах, а к концу месяца откровенно сдулся, но лишняя кожа сложилась множеством складок. Омега мог растянуть её в разные стороны и увидеть на коже будто бы красные разрывы, которые постепенно бледнели, превращаясь в обыкновенный растяжки. Он тихо застонал, болезненно скривившись. Если к шраму он уже начал привыкать, то принять это казалось просто невозможным. Как забыть обо всем, если при нем всегда есть такое неприятное напоминание? Изуку опустился на корточки, вздыхая. Знакомые советовали ему, пусть и не знали всей правды, научиться принимать себя таким, какой он есть, любить каждую клеточку своего тела. И омега искренне старался. Но силы периодически покидали его, а на любовь их нужно было очень много. Мидория намеревался просто всё забыть, будто ничего и не было, а не мириться со следом, оставленным после произошедшего. Он торопливо натянул на себя футболку, решив, что на сегодня попыток принятия себя уже достаточно. Продолжил уборку, стараясь выбросить это всё из головы. Не получилось. Надеясь проветриться, Изуку вновь вышел на улицу. Он знал, что легче всего забыть что-то, не вспоминая об этом. Не вспоминать, значит, заполнить мысли чем-то другим, новым, более ярким. И омега наполнял каждый свой день, стараясь сделать жизнь полноценной, чтобы, засыпая, прокручивать в голове только мгновения пережитого накануне. На улице было тепло. Ветер казался Мидории всё таким же холодным, но солнце светило ярко, практически слепило. Всё цвело, пахло и наполняло пространство ярким цветом. Изуку непроизвольно улыбался: прежде голые деревья навивали на него тоску. Омега уже в который раз проходил мимо недавно открывшегося спортивного центра и в которых раз думал, что, быть может, через несколько лет он всё-таки соберется с силами и запишется туда. Но в глубине души Мидория знал, что от этого он уж слишком далек. Он продолжал бегать. Это приятно разгоняло кровь и заставляло мышцы к вечеру слегка болеть, позволяя Изуку чувствовать себя живым. Он бегал рано по утрам или вечерами, наблюдая за тем, как садится солнце. Ему нравилось встречать пустынные улицы и наслаждаться тишиной спящего города. К более серьезным нагрузкам Мидория даже не знал, как подступиться, и до конца не был уверен, что это будет достаточно безопасно для его тела. По пути омегу неожиданно застал слепой дождик. Такой ерунды Изуку не боялся, но решил всё-таки зайти в небольшую кофейню. В воздухе пахло слишком сладко, Мидория непроизвольно поморщился. Он подошел к стойке, без особого интереса оглядывая пирожные. Ему подумалось, что они все безумно, чертовски сладкие, ему не захотелось ни одного из них. Взгляд упал на небольшой кусочек торта «Три шоколада». Омега смотрел на него непростительно долго, но во рту не скопилась слюна, ему не захотелось его купить. Он лишь растерянно посмотрел на продавца, вздохнул и вышел. Влажные улицы были ещё приятнее. Вернувшись домой, Изуку собирался пообедать, но, оказавшись на кухне, он не захотел ничего. Аппетита совсем не было. Мидория переоделся, помыл руки и забрался на кровать, включив на ноутбуке очередную подборку развлекательно-познавательных видео. Под них ему удивительно хорошо получалось учиться. Результаты экзаменов пришли. Они оказались для Изуку удивительными. Он ожидал, что сдаст язык на максимальный балл, а получилось совсем наоборот. Всё остальное неожиданно оказалось высоким. Мидория не сильно огорчился – вряд ли он огорчился бы, окажись всё нулевым, – и подал свои результаты в несколько приглянувшихся вузов. У него не было особой цели или планов на будущее. Просто омеге хотелось быть, как все. Получить образование, найти какую-нибудь тихую работу. Ответ из университетов последовал очень быстро. Никто не был удивлен его желанием присоединиться к обучению, начиная со второго полугодия, однако, только половина была готова принять таких абитуриентов. Но кто-то из них отказал Изуку из-за низких баллов, от чего-то Мидория отказался сам, поняв, что программа слишком сложная. В итоге он остановился на вузе с совершенно базовой, как ему показалось, специальностью. Экономика: природопользование. До октября ему предстояло самостоятельно пройти всю программу первого полугодия. Омеге это казалось даже ироничным. Если бы обучение не стоило таких денег, никто не согласился бы их всех принимать. Изуку даже предполагал, что его выгонят спустя несколько месяцев, поэтому нарочно выбрал далеко не первое в рейтинге место. Мидория открыл вкладку с сохраненным списком необходимых материалов, но звук, доносящийся из ролика, который он поставил на фон, остановил его. «Главное в спорте вовсе не мотивация. Да и не только в спорте, а в любом деле. Вы можете сколько угодно ждать мотивации и верить, что она поможет вам достичь высот, но правда в том, что это так не работает. Мотивация – это состояние, когда вы хотите. Хотите что-то делать. Но невозможно вечно хотеть, у вас просто не получится надолго сохранить это состояние. Мотивация это как вдохновение у поэтов, такая же неуловимая. Мотивация нужна для того, чтобы начать. А вам нужна не мотивация, хотя бы потому что вы уже смотрите это видео, вам нужна дисциплина. Дисциплина, друзья! Это единственное, что поможет вам в достижении вашей цели». Изуку вернулся на вкладку с видео, удивленно уставившись в экран. Экспрессивная бета по ту сторону активно жестикулировала руками и рассказывала о том, как же наконец изменить себя. Мидории её слова показались очевидными, но тут же с удивлением он понял, что этот простой факт вряд ли доступен большинству людей. «Дисциплина! Вы не хотите, но вы делаете. Вы просыпаетесь утром, вы всё ещё хотите спать, но вы встаете и идете, делаете. Дисциплина не позволяет вам отлынивать или отвлекаться просто из-за того, что у вас пропало настроение или желание. Без дисциплины дальше одного шага вы не уйдете. Итак, давайте начнем. Для того, чтобы научиться качественно и много отжиматься, необходимо укрепить не только мышцы кора, спины, груди и рук, но также и плечевой пояс, в особенности суставы». Омега продолжил внимательно её слушать, надеясь, что сможет почерпнуть хоть немного полезной информации, но, когда дело дошло до выполнения упражнения понял, что ему это не подходит. Бета рекомендовала всем, кто не умеет отжиматься, отжиматься хотя бы с колен. Но Мидория знал, что и это у него не получится. Для убедительности он даже решил попробовать. Поднялся, перелез на пол, встал на четвереньки. На коленках стоять было больно. Изуку постарался, чтобы всё тело приняло одно ровное положение, и медленно начал сгибать руки в локте. Его не хватило и на секунду: омега тут же без сил рухнул на пол, болезненно морщась. Он сел. У него было желание заняться хоть чем-то, об отжиманиях Мидория думал, как о какой-то далекой недостижимой мечте. Он хотел, но не знал, как подступиться. Начать отжиматься от стен и мебели, постепенно понижая угол? Идея показалась Изуку разумной, он поднялся и двинулся на кухню, к столешнице. Оперся на неё руками, постарался отжаться пару раз. Это ему удалось, но отдалась непривычной тяжестью во всем теле. Омега обрадовался. Он не знал, возымеет ли это хоть какой-то эффект, но, если тяжело, значит, мышцы растут. На следующий день Мидория проснулся с неожиданной усталостью в руках. Они болели так сильно, что привычные домашние дела давались ему с большим трудом. Изуку так удивился, что даже ничуть не огорчился. Яойорозу написала ему, предлагала встретиться ближе к вечеру. Увидев это сообщение, омега непроизвольно улыбнулся и радостно написал в ответ, что ждет её с тортом. Они уже не впервые собирались на ночь глядя у него на кухне, обсуждая всё подряд. Эти вечерние посиделки постепенно становились настоящей традицией, Мидория думал о них с некоторым трепетом. Момо ему нравилась. Нравилась тем, что она была единственным, как ему казалось, человеком, который без слов полностью его понимал. Ему не нужно было ничего говорить, чтобы Яойорозу уловила настроение или состояние души. Она всегда говорила именно то, что Изуку ожидал услышать. Зачем альфа общается с ним, для омеги было некоторой загадкой. Он не знал, может ли считать себя интересным человеком, но Момо неустанно это повторяла. Иногда в её глазах помимо далекой печали он видел ещё и искреннее любопытством. Им нравилось открывать друг друга. Перед её приходом в которым раз Мидория решил затеять уборку. Ему вновь начало это нравиться. Изуку чувствовал себя намного лучше в квартире после перестановки. Кровать они отодвинули в угол, а шкафы один за другим поставили вдоль стены. Стол переместился под окно, за ним и стулья. Комната приобрела новый вид. На кухне стол был повернут на девяносто градусов, а стулья переставлены на другую сторону. Это было мелочью, но очень важной для омеги мелочью. Руки болели, что Мидория вскоре без сил упал на в горячую ванну, решив, что это хоть немного должно расслабить его мышцы. Комната мгновенно наполнилась паром, а Изуку чуть ли не уснул, сонно опустив голову на бортик. Когда он заставил себя прийти в себя, облился холодным душем и наконец вылез на коврик, вдруг обнаружилось, что его волосы успели намокнуть и уже даже высохнуть в странном положении, устремившись вверх. Это выглядело забавно, но Мидория не стал с этим ничего делать. Омега завернулся в полотенце и вышел в коридор, решив, что ужасно хочет есть. Думая о болящих руках, сварил два яйца, вспомнив, что в них есть необходимый мышцам белок. Но одними ими он не наелся, поэтому пришлось доставать и жарить курицу. Одеться Изуку так и не удосужился. Полотенце было слишком приятным наощупь. Передумал он только тогда, когда ему стало прохладно. Открыл дверцу шкафа и обнаружил, что надеть ему нечего. Все вещи были в стирке. Мидория накапливал их, намереваясь после постирать все разом. Пришлось быстро запихивать всё в машинку, ждать, развешивать на сушилке и снова ждать. Всё это натолкнуло омегу на мысль, что ему давно следовало съездить в магазин. К приходу Момо Изуку только-только оделся. Он заварил по обыкновению чай, хотя и знал прекрасно, что они вряд ли будут его пить, ещё раз проветрил и протер стол. В дверь раздался звонок, и Мидория почувствовал, как его охватила радость. Он двинулся навстречу, на секунду замирая около зеркала. Его волосы всё ещё торчали в разные стороны и усердно смотрели вверх, несмотря на пройденные несколько часов. Пытаться изменить это было уже поздно. – Рад вас увидеть, – вместо приветствия сказал он. – Проходите, – и широко улыбнулся, пропуская женщину внутрь. – Взаимно, – Яойорозу кивнула и на секунду замерла, окинув его удивленным взглядом. – Не обращайте внимания, – Изуку хихикнул, коснувшись пальцами своей головы, – это… можно сказать, молодежная мода. – Да? – Момо усмехнулась, закрывая за собой дверь. – Должно быть, я уже слишком стара, – засмеялась она. – Ваш торт, – сказала радостно и отдала в его руки презент. – Ой, – Мидория удивленно на это посмотрел, – зачем? Я же не ем сладкое, – он поежился. – Как? Вы сами сказали, – пожала альфа плечами, разуваясь. – А вы не едите сладкое? – спросила удивленно, проходя в ванную. – Ну… просто не хочется никогда, – Изуку неловко улыбнулся. – Я просто пошутил… – неуверенно сказал он, – впрочем, пусть будет, – вздохнул и побежал на кухню. Яойорозу вскоре присоединилась к нему. Она присела осторожно за стол, подперла подбородок рукой и с улыбкой начала за ним наблюдать. Мидория поставил перед ней чай и присел напротив. – Вы сегодня особенно красивы, – негромко сказала Момо. Омега глупо засмеялся. В этих словах не было ничего дискомфортного, лишь безобидное восхищение. – Вы говорите это каждый раз, – Изуку подпер щеки руками. – Это перестает удивлять. – Мм, думаю, это хорошо, – улыбнулась Яойорозу. – Можно мне воды, – попросила она и сонно потянулась, вытаскивая что-то из кармана. – Конечно, – Мидория подскочил, суетливо наливая стакан, – пожалуйста, – он опустил его перед ней и замер, вперив взгляд в баночку таблеток, появившуюся на столе. – Ах, простите, – Момо виновато на него глянула, – у меня гон, – объяснила она. – А от этих пилюль так хочет спать, – альфа вновь потянулась. Изуку рассеянно кивнул и присел, пытаясь вспомнить, что именно доктора говорили ему насчет течки. Прикинул, сколько с операции прошло дней, нахмурился. Он чувствовал себя хорошо, сон давно нормализовался, как и гормональный фон. Стоит заглянуть к врачу.