Изменение гравитации

Изуку потянулся в кровати. Он не чувствовал себя выспавшимся, но, глянув на часы, обнаружил, что проспал более десяти часов. Его это слегка удивило – Мидория полагал, что его организм уже пришел в достаточную норму, что больше подобного происходить не будет, – но не озадачило. Омега медленно сел. Он огляделся по сторонам и с удивлением обнаружил, что Тодороки нет рядом с ним. Они засыпали вместе: Изуку точно помнит. За несколько дней пребывания в квартире альфы он успел привыкнуть к его присутствию. Лишь изредка Мидорию посещали мысли, что всё это нереально, от которых он с усилием воли, но избавлялся. Однако в кровати Шото не было. Омеге даже снилось, как Тодороки обнимал его во сне, как прижимал ближе, как грел. Это был приятный сон, если вовсе был сон. Изуку не мог ничего спутать. Когда-то давно альфа частенько просыпался раньше и аргументировал это тем, что ему нужно меньше сна. Но последние дни их совместной жизни он спал, как убитый, и практически не шевелился во сне, совершенно не подавал никаких признаков жизни. Мидория только удивлялся его крепкому сну. Сегодня что-то пошло не по плану. – Или это я долго сплю, – пробормотал себе под нос омега, почесывая живот. Он зевнул, лениво потягиваясь. Приятно было прочувствовать каждую клеточку тела. Изуку поднялся, удивляясь тому, что перед глазами не темнеет. Давно перестало темнеть, но он всё ещё к этому не привык. Мидория оглядел пол: тот был чист. Никаких тапок. Сам Изуку тапки не любил – забывал их постоянно то под столом, то под кроватью, – но Тодороки тапки приобрел в обязательном порядке в числе прочих необходимых ему вещей. Недавно он ездил в магазин: приобрел одежду и предметы личной гигиены. Омега медленно двинулся в коридор, про себя делая простой вывод: если тапок нет здесь – они есть в каком другом месте. Например, на ногах Шото. Осталось только найти его. Это оказалось несложно: Мидория понял всё, когда услышал шум на кухне. Он неуверенно нахмурился, вспоминая, как неаккуратно Тодороки иногда готовил, и с опаской выглянул из коридора. Альфа стоял к нему спиной, повязав на себя фартук. Он суетился у плиты, что-то помешивал лопаткой в сковородке и забавно покачивал из стороны в сторону головой, будто напевал под нос песенку. Но песенки слышно не было. Изуку подумал, что должен его как-то поприветствовать, но со словами не нашелся, вместо этого тихо захихикав. Его быстро засекли: Шото резко обернулся. Но в ту же секунду Мидория скрылся за дверью в ванную комнату. Он тяжело вздохнул, умываясь. Неуверенно несколько секунд смотрел на лейку душа, всё же решив окунутся. Сбросил с себя одежду, оставив её прямо на полу, и забрался под ледяные струйки. Холодно ему не было. Омега прикрыл глаза и отдаленно подумал, может ли он позволить себе поспать. Сегодня у него выходной, кроме домашних дел занятий особенно нет. Он планировал встретиться с друзьями, поскольку не видел их уже давно, но всякое желание с пробуждением отпало. В коридоре послышались шаги, а после в комнату заглянула разноцветная голова. – Ты чего дверь не закрываешь? – поинтересовался Тодороки удивленно. Изуку вздрогнул, открыл глаза и выжидающе на него посмотрел. Их разделяла всего лишь какая-то полупрозрачная шторка, которую Мидория даже не удосужился прикрыть до конца. Он ожидал, что сейчас Шото усмехнется в своей привычной манере, улыбнется и скажет что-нибудь откровенно пошлое, что заставит его только глаза закатить. Но альфа промолчал, даже никак не изменился в лице. – М… не знаю, – омега пожал наконец плечами, удивляясь такой реакции. Но тут дверь открылась, в ванную прошел Тодороки, а Изуку прищурился, ожидая от него каких-то действий. Их не последовал. Вернее, последовало, но не то, чего Мидория мог ожидать. Шото посмотрел на него спокойно, после опустил взгляд на оставленные на полу вещи и спросил: – Ну ты зачем? Испачкаются же, – он наклонился и как заядлый уборщик принялся их аккуратно складывать. Бережно положил на крышку бака с грязными вещами. Изуку в недоумении выключил воду, внимательно за ним наблюдая. – А… я не подумал, – неуверенно отозвался он. Тодороки улыбнулся. – Впрочем, пол очень чистый, – заметил он мягко. – Ты вроде не любишь убираться. Честно, я был удивлен, когда обнаружил такой порядок, – рассказал альфа весело. Мидория медленно кивнул, отодвигая в сторону шторку, и медленно вылез из ванны, встав перед Шото. Тот не сдвинулся с места, не сводя взора с его глаз. – Я не знаю, – Изуку пожал плечами, махнув волосами. Кончики намокли: он не удосужился собрать их в хвост. – Меня это обычно отвлекало, – тихо сказал омега, делая к альфе шаг. Он положил ладони на его плечи, вздыхая. Он не был уверен в том, что делает. Не думал, что Тодороки может оттолкнуть его или скинуть руки, не волновался, что ведет себя как-то странно. Просто не знал, правильно ли это, нормально ли это. – От чего отвлекало? – тихо спросил Шото. – Ну, от мыслей, – Мидория качнул головой. – От… – он запнулся и не стал договаривать. – Это избавляло меня от мысли, что я ничего не делаю. Так сказать ИБУ, что значит, имитация бурной деятельности, – он улыбнулся. Альфа тихо рассмеялся. Он стащил с сушилки полотенце и осторожно накинул его на спину омеги, наконец обняв его за талию. – В какой момент жизни тебя начало это волновать? – изумился тихо Тодороки. – Ты же любишь бездельничать. – М… не скажи, – Изуку покачал головой, – безделье вводит меня в беспокойное состояние. Начинаю думать, что жизнь проходит мимо меня. Не люблю это ощущение. Шото только удивленно покачал головой. – Буду знать, – он наклонился, мягко поцеловав Мидорию в щеку. Тот вопросительно приподнял брови, не понимая, почему альфа не поцеловал его в губы, на что тот в ответ лишь улыбнулся шире. – Мне кажется, или ты какой-то нерешительный? – спросил Изуку, прищурившись. – Будто бы мы живем в квартире моих родителей, которые тебя недолюбливают и собираются пристрелить, если увидят нас вместе, – он захихикал. Тодороки медленно моргнул, тяжело вздыхая. – У меня там сырнички подгорают, – сказал он и бережно расцепил руки Мидории, торопясь на кухню. Тот глупо моргнул, тут же нахмурившись. И что это было? Изуку поторопился за ним, но, вспомнив, что так и не оделся, принялся агрессивно вытираться. Натянул футболку и побежал вслед за альфой. – Ты не ответил на мой вопрос, – строго заметил он, останавливаясь перед столом. – Всё готово уже, – Шото обернулся к нему со сковородкой в руках. Он продемонстрировал Мидории своё творение. Пахло очень вкусно. Омега даже замолчал и не стал приставать, решив подождать. В недоумении опустился на стул, одновременно натягивая на себя шорты. Тодороки достал тарелки и выложил на них сырники, тут же присаживаясь напротив. Он улыбнулся Изуку совсем по-домашнему, тот только растерянно приподнял брови. – Эм… ты рано проснулся, – сказал омега наконец. – Не-ет, – Шото засмеялся, – это ты долго спишь, – улыбнулся он. – Всю неделю вскакивал в рань, а тут спишь-спишь. Я не стал тебя будить. – Вот как… – Решил вот на завтрак чего-нибудь приготовить. Я знаю, ты обычно готовишь яичницу, но… это тоже очень вкусно, – альфа радостно на него посмотрел. – По крайней мере, – он с опаской прищурился, – я на это надеюсь. Мидория тихо захихикал. – М… а из чего это? – с опаской спросил он. – Я ел такие частенько, пока был в Европе, – протянул Тодороки, – было о-очень вкусно. У нас такого не делают. Здесь и яйца, и творог, поэтому без белка ты не останешься. Сметана, сахар, щепотка соль, мука, – начал он перечислять. – Ну ты попробуй. Изуку неуверенно улыбнулся. Он поднялся и налил себе стакан воды, решив не менять хотя бы эту утреннюю привычку. Без воды он теперь не может проснуться. – Ты вроде не любишь готовить, – негромко проговорил Мидория, прежде чем опустошить стакан. Шото только дернул плечами. Омега присел обратно и неуверенно откусил кусочек от горячего пушного круглешка. Сырник сразу начал таять на языке, а Изуку радостно замычал, удивленно посмотрев на Тодороки. – Вкусно? – с опаской спросил он. – Вкусно! – горячо подтвердил Мидория и набросился на еду. Папа готовил что-то подобное, когда он был маленький. Изуку практически ничего об отце не помнит, но то, как он, возвращаясь из командировок, привозил им местную еду, он не забудет никогда. Мидория в тот период перепробовал, казалось, все кухни мира. Альфа радостно на него посмотрел и поднялся, подходя к раковине. Принялся мыть посуду. Омега поднял на него недоумевающий взгляд. Тодороки не нужно было оборачиваться, чтобы почувствовать его взгляд на себе и понять, чем он вызван. Шото вздохнул и со смехом пояснил: – Я не голоден. – Как? Вкусно очень. Ты сам-то хоть пробовал. – О-о, ещё как, – альфа рассмеялся. – Ты думаешь, это первая партия? Ошибаешься. Четвертая. – Четвертая? – Изуку чуть не подавился. – А что случилось с предыдущими? Ты… все сожрал, что ли? – растерялся он. Нет, Мидория понимал, что аппетит иногда нападает зверский. Да и вкусной еды можно съесть раза в два больше требуемой. Но, как он успел почувствовать, сырники очень жирные и тяжелые, их много не съешь. А Тодороки вроде как к сладкой пище почти равнодушен… или нет. Омега уже ничего о нем не знает. Но в том, что обжираться Шото не стал бы, он уверен. – Не-ет, – альфа вздохнул. – Если бы, – он выключил воду и вытер чистую сковородку, поставив её сушиться. – Первая получилась слишком жидкая, всё растекалось. Вторая наоборот – слишком густая, консистенция резины, – Тодороки покаянно покачал головой, оборачиваясь к нему. – А вот третья была прям идеальной! – Ты её съел? – предположил Изуку, прищурившись. – Если бы, – повторил Шото. – Она у меня сгорела! – он всплеснул руками. Мидория хихикнул, глупо улыбнувшись. Он поднялся и подошел к альфе, медленно обвив руками его талию, посмотрел с улыбкой в глаза и спросил: – Чем же ты ухитрился наесться? – Чем-чем, – Тодороки фыркнул, – пока пробовал всё, – он поморщился. – Дрянь редкостная. Живот не свело бы. Изуку вновь тихо захихикал. – Ну ты у меня прям повар, – прошептал он, приподнимаясь на носочки и быстро чмокая альфу в щеку. Тот никак не отреагировал, чему Мидория смог только удивиться. Прежде его поцелуи вызывали в Шото очень бурную реакцию. – Я старался. Рад тебя порадовать, – Тодороки ему улыбнулся. – Доедай, – сказал он и подтолкнул Изуку к столу. Тот растерянно его опустил и всё-таки сел. Несколько минут в кухне висело молчание, пока Мидория жевал, а Шото пытался отчистить с плиты результат своей готовки. Он ухитрился несколько раз капнуть на неё жидкой смесью. Омега, наблюдая за ним, улыбался. Тодороки, которого он знал, готовить не любил. Изуку его в этой нелюбови в чем-то даже понимал. Но если альфа всё-таки начинал готовить, кому-то в конечном итоге всё-таки доставалось. Или сковородам, или приборам, или плите, или духовке. Мидория только удивляться мог тому, в каких он не ладах с техникой. Нынешний Шото в этом мало от него отличался. Разве что теперь он не ворчал и не злился, а очень смиренно всё отчищал и чистил, не собираясь просто выбрасывать грязные тарелки, вместо того чтобы их мыть. Изуку показалось это очень милым. Но, доев, он вспомнил о своем недавнем вопросе и решил его повторить: – С тобой… – Мидория задумался. Ему казалось, как он не сформулирует свой вопрос, прозвучит это или грубо, или глупо. – Ты хорошо себя чувствуешь? – Я? – Тодороки глянул на него. – Да, – он улыбнулся. – А ты? – поинтересовался учтиво. – Более чем, – кивнул омега и тут же одернул себя. – Вернее… обыкновенно, – он отвел глаза. – Ну… нет, – потряс головой. Такой ответ он давал друзьям, когда всё было плохо, а признаваться в этом он не хотел. – Всё… хорошо, ладно, я не об этом сейчас, – Изуку поторопился подняться. Шото удивленно на него посмотрел. – А о чем? – М… ты странно себя ведешь. – Разве? – Да. – И в чем это выражается? – Ты, – Мидория запнулся, – ну… – он переступил с ноги на ногу. – Так, – посмотрел на альфу строго, – поцелуй меня. Тот медленно изумленно обернулся. Глянул на Изуку растерянно, но возражать не стал, бережно взяв его за руку. Посмотрел пристально в глаза и мягко прижался губами к тыльной стороне ладони, галантно тут же кланяясь. – Мне нужно пригласить тебя на танец? – пошутил он. – Да нет же, – омега отдернул руку. – Поцелуй меня, – повторил он, – нормально, – и внимательно посмотрел на альфу. Тодороки, судя по взгляду, всё прекрасно понял, но всё равно вопросительно приподнял брови. – Что-то не так? – спросил он, обтирая влажные от воды руки о полотенце, и подошел к нему ближе. Мидория схватил его смело за плечи и притянул к себе, заставив посмотреть прямо в глаза. – Ты… меня боишься? – изумленно спросил он. Когда эта мысль впервые возникла в голове, Изуку ей только усмехнулся. Но вдруг ему подумалось, что это самое логичное, что может быть, и он спросил до того, как успел подумать, какой это возымеет эффект. Но вместо ожидаемого смеха и удивление Шото только тяжело вздохнул. – Я, – Тодороки прикрыл глаза, медленно их открывая. – О, почему ты такой проницательный? – он запрокинул голову назад, посмотрев вверх. Омега растерянно нахмурился и отпустил его. – М… что ты имеешь в виду? – тихо спросил он. – А что я могу иметь в виду? – альфа отступил и присел на стул. – Изуку, прости, – он закрыл лицо ладонями. – Я… я такой дурак. – О чем ты? Шото, я не понимаю, – Мидория торопливо присел рядом с ним, пытаясь взять за руки, но Тодороки от него отстранился. – Не подумай, – протянул он. – Я просто… – альфа качнул головой, – не в плохом смысле боюсь… Я… просто не знаю, что я должен делать. – В каком смысле? – Изуку нахмурился. Он готов был услышать всё, что угодно, но точно не это. Шото и прежде с трудом делился своими переживаниями. Стало лучше, но практически не изменилось. – Ты… – Тодороки поднял глаза и робко на него посмотрел. – Ты очень изменился, – тихо проговорил он. Мидория моргнул. – Только волосы отросли, – нервно сказал он. – Я даже не вырос, – омега захихикал. Альфа только мягко улыбнулся его нервозности. Они оба не умели нормально реагировать на сложные вещи. – Ты же знаешь, я не об этом. Ты очень сильно изменился, – Шото отвел взгляд. – И я не знаю, как к тебе подступиться. Я уже ничего о тебе не знаю, – он грустно вздохнул. – Прежде ты говорил, что это не проблема. Ты был таким уверенным, – заметил Изуку. – Был, – согласился Тодороки. – И я и сейчас уверен, что ты мой единственный, кроме тебе мне никто не нужен, – он посмотрел на омегу с любовью, мягко улыбнувшись. Тот так же мягко улыбнулся в ответ. – Тогда в чем же дело? Шото шумно втянул носом воздух, будто жутко стеснялся говорить по этому поводу. – Раньше… я знал тебя, как облупленного. Знал все твои привычки, повадки, реакции. Знал, как я должен себя вести, чтобы ты был счастлив, чтобы чувствовал себя любимым. А сейчас… Ты такой другой! Ты всё ещё нравишься мне, даже больше! – огненно проговорил альфа. – Но я не знаю, что сделать для тебя! Я не понимаю, в чем… я тебе могу быть полезен… – он прикрыл глаза. Мидория растерянно на него посмотрел, мягко погладив по плечу. Он вздохнул. – И поэтому… ты не целуешь меня? – прищурился он. – Да, – признался Тодороки виновато. – Мне кажется, что я… просто не имею на этого права. Кто я такой? Почему я так близок с тобой? Достаточно ли я сделал, чтобы заполучить такого омегу? – спросил он. Изуку глупо моргнул, а после не смог сдержаться и захихикал. Шото посмотрел на него растерянно и где-то даже оскорбленно, но омега не смог себя остановить и прекратить смеяться. Он лишь закрыл лицо ладонями, отворачиваясь. – Поверить не могу, – вырвалось у него, – где твоя хваленная самооценка? – спросил изумленно. – О, это совсем не тот Шото, которого я знал раньше. – Не смейся, – одернул его Тодороки и тихо сдавленно зарычал. – Я и раньше об этом переживал. – Помню, – Мидория кивнул. – Но раньше это не было проблемой, – протянул он, качнув головой. – Напротив… ты был очень напористым, ты старался, а не занимался самобичеванием. Шото, послушай, – Изуку переместился, присев перед ним на корточки, и взял ладонями его лицо очень бережно и осторожно. – Мне не нужно, чтобы ты делал что-то особенное. Мне не нужен повар, не нужен защитник, не нужен спонсор, не нужен любовник. Мне нужен ты. Просто… будь рядом, этого достаточно. Омега сам удивился сказанному. Он смутился и поторопился встать, отходя к окну. Солнце давно поднялось, озаряя город своими золотыми лучами. Тодороки тоже поднялся, встав за его спиной. Мидория почувствовал, как альфа выдохнул над его головой, всколыхнув легкие прядки. – Это не то, что я хочу услышать, – глухо признал Шото. Изуку удивленно обернулся. – А что ты хочешь услышать? Скажи, и я произнесу это, – с улыбкой предложил он. Тодороки тяжело вздохнул, виновато склонив голову. Последнее время он делал это так часто, что омега уже не знал, имеет ли это первоначальный смысл или просто стало частью бессмысленной манерности. – Я хочу… чтобы ты конкретно назвал то, в чем я нужен тебе. Или… – Шото всплеснул руками, – прости, – он болезненно застонал, – я знаю, что ничего не может быть, как раньше, я и не хочу, чтобы всё было, как раньше, но… без этого я просто теряюсь, – альфа растерянно поднял глаза. Мидория обернулся к нему и привстал на носочки, чтобы поцеловать его в лоб. Еле ощутимо коснулся губами гладкой кожи. Тодороки посмотрел на него как взрослый ребенок. Изуку удивился. Прежде ему казалось, что Шото теряется, как маленький ребенок, которой не знает о жизни ничего. Теперь он знает, он вырос. Но он всё ещё теряется. Мидория отчасти его понимает. Иногда он забывает, сколько ему на самом деле. Жизнь слишком насыщенная, за последний год случилось столько всего, сколько у других не происходит за целую жизнь. А ведь он один из тех, кто мечтал о жизни тихой и размеренной, лишенной приключений… – Просто будь самим собой, не нужно никем притворяться, – наконец изрек Изуку. Альфа поморщился. – А я не знаю, кто я есть. Я не знаю… кем должен быть, кем ты хочешь меня видеть, – признался он. Мидория отстранился и присел на стул. – Шото, – он подпер голову рукой, – тебе же не пятнадцать лет. – Что? – Определяйся скорее. В пубертат люди решают, кем хотят быть. В юности становятся. А ты… – Изуку мягко улыбнулся. – Старый уже для таких мучений? – Скорее зрелый, – омега тихо засмеялся. – Думаю, ты знаешь, кем хочешь быть. Думаю, ты уже тот, кем ты должен быть. Тебе… м… просто нужно привыкнуть к новому себе, узнать себя, принять себя. Тодороки испуганно на него посмотрел. – А если… если я не буду тебе подходить? Если… если… – он встряхнул руками в негодовании: такой расклад вещей его не устраивал. Мидория поднялся и взял его за руки. – Ничего. Мы это переживем, – он посмотрел ему в глаза пристально. – Стань самим собой. Я… почти стал самим собой. – Что? – Шото моргнул, он явно не понимал, о чем омега говорит. – Крепкие отношения выстраивают взрослые самодостаточные люди. Это здорово меняться ради любимого человека, и я правда это в тебе ценю, но, прошу, не потеряй в погоне быть идеальным для меня самого себя. Иначе у нас опять ничего не получится, – Изуку с теплотой ему улыбнулся. Тодороки задумался и медленно нерешительно наконец кивнул. Он отошел в сторонку. – Как глупо, – улыбнулся уголками губ. – Жизнь коротка. А я впустую потратил столько лет. Наконец я понял кое-что о себе… – альфа запрокинул голову назад, – я хочу быть с тобой. Этого осознания оказалось достаточно для того, чтобы всё изменить. Впрочем, это было несложно. Всё, из чего состояла моя жизнь, было создано не мной и веса не имело… А другие сферы жизни… кем я хочу быть? Я не думал об этом раньше… – испуганно признал он. Мидория ободряюще погладил его по руке. – Ты скоро найдешь ответ, я уверен. Шото посмотрел на него внимательно. – Ты повзрослел, – он улыбнулся. *** Тодороки сидел на кухне один. Он мешал ложкой свой горький кофе, хотя сахара в нем не было, как и причин мешать. Но альфа мешал, равнодушно наблюдая за тем, как пенка закручивается в водоворот. Он даже не собирался это кофе пить, последнее время его начало воротить от запаха, впрочем, он и раньше его не особо жаловал. Мидория чем-то занимался в комнате. Сначала Шото слышал, как он шумел пылесосом, даже порывался ему помочь, но омега отказался, аргументируя это тем, что это его квартира, а значит убираться он будет сам. Его это якобы успокаивает. Тодороки не стал настаивать. Вскоре шум стих, альфа предположил, что Изуку закончил. Он ждал его вновь на кухне, но Мидория остался где-то там в комнате. Шото догадывался, что он или учится, или читает. Застать омегу за каким-то другим занятием ему ещё ни разу не удавалось. Нет, однажды он видел, как Изуку пытается заниматься спортом по видео-урокам из интернета, но это его занятие сопровождалось громкими охами и ахами, а также шумом, поэтому в такой тишине заняться этим Мидория не мог. Он жаловался на какую-то разбитость, вряд ли у него нашлись бы на это силы. Тодороки даже не нашел, что ему на это заявление сказать. Тот Изуку, которого он знал, всегда был уставшим. Абсолютно всегда. Его невозможно было представить бегающим или приседающим. До сих пор Шото иногда это всё казалось каким-то наваждением. Альфа вздохнул, поморщившись от запаха кофе, который он неясно зачем заварил, и устало откинулся на спинку стула, самому себе усмехаясь. Мидория… ужасно изменился. Тодороки не думал до встречи с ним об этом не секунды. Ему казалось, что времени прошло не так много, он не мог представить себе какого-то другого Изуку. Думал, что тот успеет его разлюбить, что найдет кого-то другого, особенно ярко начал ощущать это после разрыва их связи. Но то, что Мидория изменится, казалось невозможным. И вот. Шото здесь. Его – если Тодороки всё ещё имеет право называть его своим – омега прямо перед ним. Альфа смотрит на него и не может узнать. Не таким он оставлял Изуку, совсем не таким. Он смелый, он решительный, он не боится. Шото таким его совсем не знает. У него друзья, работа, какие-никакие планы на жизнь, учеба, спорт. Он живет или хотя бы имитирует жизнь, что уже неплохо. Он такой обычный, как миллионы других людей, его не преследует прошлое. Тодороки изумлен. Он приглядывается к Мидории и замечает, что начинка почти не изменилась. Он всё так же добр и всё так же этого не замечает. Он всё так же миролюбив, его ресурс на спасение чужих жизней кажется неисчерпаемым. Шото этому может только восхищаться. Скольких людей Изуку успеет спасти? Тодороки в искреннем исступлении, изумлении. Откуда берутся такие, как Мидория? Посланные всевышнем, чтобы спасать заблудшие души? Альфа усмехается своим мыслям. Сначала Мария, после он сам. Изуку изменил его, открыл глаза на мир и выбросил словно в холодную воду бултыхаться в событиях и чувствах самостоятельно. Дальше он помочь не сможет. Шото закрыл глаза. Он чувствовал себя глупо. Скоро тридцать. И что? К чему он пришел? Стыдно, очень стыдно. Но Тодороки рад и благодарен, что ему тридцать, а не семьдесят, у него ещё есть время всё изменить. И Мидория прав: он должен найти самого себя. Он медленно поднялся, взял кофе и вылил его в раковину, тщательно помыв за собой кружку. Вздохнул и двинулся к комнате, замерев в дверях. Как он и предполагал, Изуку что-то читал. Он сидел на кровати, его глаза лениво скользили по строчкам. Шото прижался щекой к холодной поверхности стены. Он начал обожать такого Мидорию. Взрослого, серьезного. Поначалу растерялся и теряется до сих пор, поскольку не знает, как должен себя вести, кем должен для него быть, но он искренне восхищен. Изуку умный. И Тодороки начал это в нем обожать. Он спокойный и временами даже совсем тихий, он не любит ссор. И Шото удивляется этому: прежде омега был совсем другим. Боялся. А когда не боялся, любил поругаться. Сейчас такой сосредоточенный, благоразумный. Он нашел самого себя, он, пусть и разбитая внутри, но цельная личность. И он готов подождать, пока Тодороки разберется в себе. Стоило бы сказать за это спасибо… Альфа нерешительно подошел к кровати; Мидория отвлекся от чтения и поднял на него добрый взгляд. – Твои волосы так необычно лежат сегодня, – негромко заметил он. – Да-а… пытался причесаться, – Шото только отмахивается. Изуку улыбается. – Тебе идет. Сразу такой… примерный, – он слегка смеется. Тодороки неуверенно присаживается рядом с ним на кровать. – Тебе нравятся такие альфы? – тихо спрашивает он. Мидория недовольно вздыхает. И Шото прекрасно понимает причину его недовольства, но ничего не может с собой поделать. – Понятия не имею, – Изуку дергает плечами. – Бунтари обычно глупые, – неуверенно протягивает он. – Но всё это неважно. Мне нравишься ты. И неважно, каким ты будешь. Тодороки улыбается. В первое мгновение ему приятно это слышать, очень важно и нужно. Но тут же он встревоженно замирает и хмурится. – Так не бывает, – объявляет он. – Любят за что-то. Если я стану круглым уродом, сможешь ты любить меня? – Шото хмурится сильнее. – Хотя ты сможешь, я знаю, – фыркает он, хотя у самого внутри всё встревоженно замирает. Живот бурчит, но это явно не от недожаренных сырников. – Ты прав, – соглашается Мидория и закрывает книгу. Он потягивается, с удовольствием разваливаясь в постели. – По факту существования любят только родители своих детей. Неважно, какими те будут, какими являются. Родители всё равно их любят. Вся остальная любовь… крутится вокруг чего-то светлого. – И что светлое есть во мне? – Тодороки поджимает губы. Он прекрасно знает, что нет смысла выставлять себя в плохом свете лишний раз, что это совершенно глупо и напрасно, но говорит быстрее, чем успевает подумать. – Думаю, – Изуку улыбнулся, – свет, как и красота, в глазах смотрящего. Любовь… помогает увидеть в человеке хорошее. Шото слегка сощурился – Ты видишь хорошее везде, – заявил он. – Думаю, в любом человеке. Ты же смотришь через призму своих светлых глаз. Но тогда… Изуку, почему ты со мной? Резко стало тихо. Или Тодороки так только показалось. За окном перестали гудеть машины; тишина будто зазвенела. Мидория не сразу нашелся с ответом. Он долго думал и не смотрел ему в глаза. Шото боялся услышать ответ. Боялся, что в этом ответе не будет любви. – Мм, – омега вздохнул, пожимая плечами. Он улыбнулся, будто речь шла о списке покупок в продуктовом. – Потому что… я просто не вижу себя ни с кем другим. Потому что знаю, что не смогу полюбить кого угодно другого, – ответил Изуку легко. Шото растерялся. – Как же… – он потер ладони между собой, что вдруг начали казаться ему очень холодными. – Ты… – хотя всегда отличались своей теплотой. – Не знаю, что это со мной. Возможно, весь мой ресурс на любовь был потрачен на тебе, – Мидория тихо засмеялся. – Я не знаю, что я чувствую, я ничего не понимаю, я запутался. Но я знаю, что я могу быть только с тобой, я хочу быть только с тобой. Нам некуда спешить. Мы вместе, сейчас это главное. Со временем… быть может, это станет обыденным. – Тебе нравится рутина? – неуверенно спросил Тодороки. Они пытались говорить о сложных вещах слишком простым языком. Шото терялся. В голове было столько мыслей, но он запутался. – Думаю… – Изуку качнул головой, – да. Думаю, да. Почему нет? – он улыбнулся. – Что плохого в рутине? Никогда не понимал, почему другие люди её не любят. Всё размеренно, всё одинаково. День ото дня. Никаких стрессов, никаких интриг. Всё спокойно, всё привычно. Я хотел бы так жить. – Рутина разрушила многие отношения, – заметил альфа. – Погубила страсть… интерес… Мидория только отмахнулся. Тодороки и сам прекрасно понимал, что это глупости. Они на совершенно другом уровне отношений. – Я не знаю, – Изуку пожал плечами. – Но наши отношения… это только укрепит. Я хочу с тобой общую рутину. Мы знакомы так давно, я… – он вдруг осекся и замолчал. Они пересеклись взглядами и одновременно нелепо рассмеялись. – Мне тоже кажется, что давно, – понял его Шото. – Но прошло меньше года, – он в шоке покачал головой. – Да… – Мидория вздохнул. – Кажется, я знаю тебя уже тысячу лет. Вернее, кажется, я узнал тебя тысячу лет назад. Прошло много времени, и мы встретились вновь. Иногда я чувствую, что мы… как какая-то дряхлая супружеская пара, – он захихикал. – И ты ничего не имеешь против? – Тодороки удивился. – Мне это даже нравится, – улыбнулся Изуку. – Это практически стабильность, – он тихо засмеялся. Неожиданно его телефон завибрировал, и омега отвлекся, переключив всё внимание на экран. Шото удивился: прежде он не видел, чтобы Мидории кто-то звонил или писал. Изуку обмолвился, что у него появилось много друзей и новых знакомых, но Тодороки слабо себе это представлял. Никакого любопытства в альфе не было. Только беспокойство. Но он продолжил сидеть, ожидая, когда же омега ему всё объяснит. Но он не объяснил. Вместо слов вскочил, отложив телефон, и подбежал радостно к шкафу, принявшись одеваться. Шото в недоумении за ним наблюдал. – В магазин? – предположил он. Мидория мотнул головой. – Какой там. Надоели они мне, стараюсь как можно реже ходить. А раньше каждый день заглядывал. – Тогда… – Тодороки нахмурился. – На пробежку? Но ты бегаешь по утрам… – он тоже поднялся. – Я иду гулять, – легко отозвался Изуку. – С друзьями, – пояснил он на удивленный взгляд альфы. У того что-то свернулось в желудке. Прежде Шото было невозможно представить, что Мидория пойдет куда-то гулять один. Вернее, без него. Что у него будут друзья и какая-то своя собственная, далекая от Тодороки жизнь. – Вот как… – альфа неуверенно кивнул. Ему стоило радоваться. И он радовался. Но беспокойство превалировало. – Что за друзья? – Так… – Изуку с трудом натянул на себя джинсы, недовольно тут же жалуясь, что они стали ему малы. Шото на это никак не отреагировал, про себя подумав, что так смотрится даже лучше. – Не знаю, что и сказать. Я вас как-нибудь познакомлю. Милые ребята, очень даже забавные. – Как-нибудь? Может, сейчас? – вдруг предложил Тодороки и тут же одернул самого себя. Глупые беспокойство и ревность. Причин нет. Они с Мидорией на совсем другом уровне отношений, у Шото нет причин не доверять ему. Альфа тут же поправился и отказался от своих слов, пожелав ему хорошо повеселиться. Уточнил, зарядил ли Изуку телефон, попросил его включить звук и вручил ключи, когда омега их чуть не забыл. Даже заставил себя не спрашивать, куда Мидория поедет. Он взрослый, разберется. Дверь хлопнула; Тодороки остался один. Он огляделся по сторонам. Квартира казалось такой странной. Шото с трудом узнал её, когда вернулся. Изуку успел обжить её, сделать своей собственной норкой. Он передвинул мебель. Альфа не знал зачем и не представлял себе, как Мидории это вообще удалось, но благоразумно об этом не спрашивал, опасаясь, что за этим скрыта больная история. А ему всё равно. Все комнаты пропахли Изуку. Его запах немного изменился, стал тяжелее. Тодороки этому удивлялся. Всегда аромат Мидории был легкий и ненавязчивый, настолько неуловимый, что не задерживался на одежде дольше дня. Шото радовался: ему нравилось. Изуку изменился, он вырос. Его карамель больше не была такой сахарной, став более молочной, солоноватой. Как десерт, что продавался в их кофейке. Других ароматов Тодороки не чувствовал. Он знал, что здесь было много людей, но по словам Мидории никто не задерживался здесь даже на ночь. Запах это подтверждал. Шото не знал, как должен реагировать на это. Изуку… был с другими альфами. Это была даже не ревность, нет. Тодороки знал, что омега ничего не вкладывал в этот секс, что это не значило ровным светом ничего. Не было причин для боли. Он знал и то, что у Мидории не было ни к кому из них особого желания, только обыкновенный физиологические потребности. Он не был ни с кем из множества своих партнеров больше одного раза. Альфа не осуждал его, не ревновал. Он лишь не мог понять, как Изуку дошел до этого. Что происходило здесь, пока его не было. Что Мидории пришлось пережить? Шото помнит совершенно другого Изуку. Такого робкого и застенчивого. Он смущался, неловко улыбался, пожимал плечами, отворачивался. Он стеснялся говорить о сексе. Он даже его боялся. Куда всё это ушло? Тодороки никогда не забудет, как Мидория долго хихикал однажды и повторял: «Он растет в ладошке». Речь тогда шла о причинном месте, а Изуку был в очень приподнятом настроении, вот и шутил. Куда это всё ушло? Альфа открыл нараспашку окна. Захотелось проветрить. Мидория это занятие с возвращением Шото разлюбил, а тот, напротив, сильно нуждался. Ему было очень душно. Он переместился на кухню, где и опустился на стул. Тодороки глупо уставился в стену. На холодильнике висели бумажки. Альфа обратил на них внимание не на первый день своего здесь пребывания и даже не на второй. Не замечал до тех пор, пока Изуку не тыкнул его в них носом. Шото изумился. Письма… для него? Мидория попросил его прочитать. А потом вдруг остановил. Долго думал и наконец сказал, что Тодороки должен прочитать их тогда, когда почувствует, что готов к этому. Альфу это напугало. Что там могло быть? Из окна дул холодный ветер. Погода успела испортиться. Шото вдруг подумал, что это то, с чего ему стоит начать. Почему нет? Распрощаться с прошлым ради своего настоящего, ради их будущего. Он смело снял их с холодильника, сел. Снова захотелось заварить себе кофе, но Тодороки выбросил эту глупую идею из головы. Вместо этого по рекомендации Изуку налил себе воды. Тот убедил его, что это тоже бодрит. Альфа вздохнул. Он уставился в листок, глаза начали читать прежде, чем он успел начать сомневаться, а правильно ли всё это. Шото читал с тревогой и даже страхом, ожидал, что любое последующее слово принесет ему боль. Так и происходило. Но тупую, не острую. Тодороки дошел до конца быстро. Он изумленно оглядел листки, удивляясь, что текста в них оказалось так мало. Он ожидал больше. Внутри всё всколыхнулось. На листках стояли даты. Шото долго смотрел на них, пока наконец не понял, что именно в период между ними с Мидорией что-то произошло. Он изменился. Но легче от этого не стало. Альфа долго не мог решить, что сделать с листками, пока наконец в гневе не выбросил их в мусорное ведро. Изуку сказал сделать с ними именно это, если Тодороки они не нужны. Нет смысла беречь эти болезненные старые воспоминания. Всё забудется, достаточно просто не вспоминать. Только одно удивляло Шото. Ни слова о ребенке. Ни слова об аборте. Он боялся поднимать эту тему. Боялся сделать больно себе, боялся сделать больно Мидории. Он просто делал вид, что ничего не произошло, Изуку ему в этом не мешал. Это берегло их души. Но внутри Тодороки терзался. Иногда он с горечью думал о том, что было бы, оставь омега малыша. Срок был бы уже совсем большой, Мидория ходил бы смешной, круглый. Но Шото отгонял эти мысли. Ребенок точно не то, что им сейчас нужно. Изуку, может, и готов. Но Тодороки точно нет, как бы стыдно ему за это не было. Однако от этого не легче. Внутри по-прежнему болит. И по-прежнему очень сильно. Альфа не знает, что думать. Так, должно быть, правильно. Но почему-то очень-очень больно. Он знает, что сам виноват. И от этого ещё больнее. Шото старается просто не вспоминать об этом. Мидория уже это сделал, ничего не вернешь. И смысла возвращать нет. Тодороки видел его шрам. Видел его живот. Он быстро тогда понял, зачем Изуку качал пресс. Его живот выглядел очень странно. Можно было прощупать мышцы пальцами, жира почти не было. Зато осталась дряблая кожа, что шла иногда рябью, когда Мидория наклонялся. И шрам. Альфа помнит, каким его живот был раньше. Худосочным, впалым с ровным круглым пупком. Иногда он становился чуть более округлым, когда Изуку объедался всласть, тогда периодически Шото думал, что ему пойдет беременность. А тут этот шрам. Ему не по себе от одного вида. Тодороки боится думать, что Мидории пришлось пережить, что он чувствовал. И каждый раз, когда ему удается видеть голый живот, Шото делает вид, что ничего необычного в нем нет, что он ровно такой же, каким был раньше. Изуку видит его игру, но ничего не говорит, только всегда улыбается. Альфа поморщился. Листки, лежащие в мусорке, раздражали его. Он не нашел ничего лучше, чем отнести их на мусорку. Оделся, взял ключ и торопливо вышел. Но уже на месте понял, что этого недостаточно. Разорвал пакет, содержимое высыпав в бак, а листки вытащил, решив порвать их на маленькие кусочки. Прохожие изумленно на него косились, но Тодороки не было до них никакого дела. Он с раздражением думал, как сильно ему хочется, чтобы Мидория никогда не испытывал таких эмоций, чтобы всё это исчезло, растворилось навсегда в прошлом. Он вернулся домой, квартира встретила холодом. Шото тщательно вымыл руки. Вдруг он понял, что заняться ему нечем. Последний раз в жизни Тодороки испытывал подобное только в детстве, когда отец исчезал на каких-то заданиях, а его с собой не брал. Оставлял список заданий, но альфа обычно справлялся с ними быстрее, чем Энджи возвращался. Когда Шото стал старше, он всегда был в делах и никогда не задавался вопрос, чем должен заниматься. Ответ на этот вопрос у него всегда был. Тодороки медленно двинулся в комнату. На столе стоял ноутбук, Мидория создал на нем учетную запись для альфы, сказав, что он может пользоваться, если она ему пригодится. До этого момента такой потребности не было. На секунду Шото замер над клавиатурой. Он практически забыл, какого это. Пальцы коснулись клавиш и принялись печатать с большой неохотой. Он искал работу. Не совсем ясно представлял себе, чем именно хочет заниматься, но знал, что Изуку совершенно прав в своей любви к рутине. Тодороки полностью его понимает. Он устал от бурной жизни, приключений и потрясений. Зачем это всё? Он хочет всего, как у всех. Где-то в глубине души Шото и раньше это знал, просто не понимал, что оно намного ближе, чем ему кажется. И если он хочет – должен брать и делать. Он создал себе новую личность, собрал документы, сменил имя. Возможно, стоило ещё отыскать какие-нибудь рекомендации для работы, но так далеко альфа прежде не заглядывал. Куда возьмут его теперь без опыта работы? Тодороки нашел много предложений. Зарплата его не сильно интересовала, как и объем работы. Он знал, насколько трудоспособен. Если это поможет придать жизни обыденности. Отдаленно Шото думал над словами Изуку. Найти самого себя? Это сложно. Тодороки порой кажется, что он уже не в том возрасте. Он просто не умеет. Искать друзей надо в молодости. Потом их можно только терять… как и работу, мечты, хобби. Он не молод и молодым себя не чувствует, хотя только каких-то полгода назад рядом с Мидорией это чувство вечно его охватывало. Стоило пользоваться, а он, дурак, всё упустил: Изуку успел повзрослеть. Альфа решил позвонить по первому же предложению. Ему назначали собеседование на послезавтра. Он слегка разочаровался, тут же удивляясь своей собственной несдержанности. Откуда такая спешка? Вернувшийся Мидория ничуть не удивился его объявлению. Только попросил Шото быть осторожнее. Тот удивился, но не мог не признать, что Изуку почти прав. Тодороки не знает, как это работать среди нормальных людей. За ужином они вместе пили чай. Аппетита у обоих совсем не было. В холодильнике всё ещё стоял торт, который омега на удивление альфы даже пробовать не захотел.