Бродяги Дхармы

Теперь каждый раз, когда Харли возвращается в Нью-Йорк, он обязательно встречается с Питером. Первый раз его вихрастая голова появляется в проеме двери в лабораторию Паркера, словно повисшая в воздухе улыбка Чеширского кота. Лабораторное оборудование, колбы и реторты завораживают его так, что Питер не может надивиться этому выражению восторженной детской радости на лице Харли. Он ходит и выспрашивает про всё. Питер чувствует себя школьным учителем на экскурсии младшеклашек в лаборатории СтаркИн. К четвертому или пятому визиту Кинера в лабораторию он слышит от него удивительное сравнение. — Выглядит так, словно ты трудишься над синтезированием философского камня. Мой алхимический гений, мой толедо! Успехи? Питер морщится при воспоминании о безумном титане Таносе, одержимом камнями. — Нет уж, спасибо. Хватило с нас истории с камнями бесконечности. Но я вдохновился твоим рассказом и теперь мы работаем над аппаратом ДаВинчи 2.0. — Серьезно?! Ухты! Блин, Питер, это круто! Покажешь чертежи? И парни еще полчаса копаются в голографических чертежах с энтузиазмом пятилеток собирающих лего-модель Энтерпрайза. После экскурсии в другие лаборатории, где собирают аппарат, они отправляются в любимый паб Питера. И как раз там Питер расспрашивает Харли об очередном путешествии. Кинер — чудесный рассказчик. –… Но с тех пор как я стал путешествовать один, ведь у Джеймса работа, мне временами очень грустно, что нельзя вступить в этот нескончаемый диалог, который напоминает собирание мозаики из цветных стеклышек. Каждый осколочек — это впечатление от увиденного, услышанного, прочитанного, из каждой понравившейся цитаты, раскопанного артефакта, запечатленного образа с какого-нибудь полотна. Это увеличивает радость в разы, когда есть рядом кто-то с таким же азартным блеском в глазах, кто вместе с тобой стоял на этой промывке руды впечатлений в надежде найти несколько золотых самородков. Важен не размер найденного самородка, а радость узнавания. — Радость узнавания? — задумчиво говорит Питер, — Интересно, это когда ты узнаёшь что-то новое или распознаешь в этом что-то знакомое. Как говорит Кэп «Я понял эту отсылку». — Ааа Пит, ты про гиперссылочность нашего мира, кажется, для этого существует какая-то философская теория — Эббс, моя сестра, мне объясняла. Что-то вроде того, чтобы понять, к примеру, «Волхва» Фаулза ты должен знать «Бурю» Шекспира. — Или чтоб понять отсылку Тони «И нет покоя голове в венце», надо знать… Они одновременно говорят «Генриха IV». — Именно, — смеется Питер, — Это наверное я и называю радость узнавания, тогда как радость познания — это когда ты узнаёшь что-то совершенно новое. — Вот почему Стив каждый раз радуется, узнавая хотя бы одну из десятка отсылок Механика, — хмыкает Харли. — Откуда ты знаешь про эти подколы Тони? — Папа рассказывал, как Тони регулярно троллит Кэпа, но просил не упоминать это при Стиве. — Хаха, так и хочется взять эту гору суперсолдатских мышц и фантастического упрямства на ручки и пожалеть, — зловеще ржет Питер. — Боже, а с виду ты кажешься таким ангелочком, но Тонино воспитание все-таки проявилось. Паркер тут же делает невинные глаза, глядя на Кинера. Харли начинает понимать, из-за чего людей может сломить приступ слабоволия. — Так или иначе, когда мы ездили с папой — это, ну знаешь, радость познания и радость узнавания — были. Сейчас словно бы не хватает единомышленника, товарища по шалостям. Папа посоветовал вести дневник и слать ему фото. — Может ты просто будешь писать о путешествиях мне? — спрашивает Паркер. — А может ты как-нибудь просто отправишься со мной? — «Опасное это дело выходить за порог собственного дома»*, — задумчиво цитирует Паркер «Властелин колец». — Ощущение, словно я тащу Самуайза Гэмджи неизвестно куда, навстречу приключениям, — тут же добавляет Харли. — Ну что ж, с учетом того как я не люблю покидать Нью-Йорк, совсем как Сэм — Шир, пожалуй верное сравнение. Но он всегда был как кусочек родного дома, который помогал Фродо сохранить хоть какое-то подобие нормальности в ненормальных обстоятельствах. Поэтому я останусь, чтобы тебе было кому рассказывать свои замечательные истории. А когда подойдет время для главного приключения твоей жизни, обещаю, я буду там. Позже Питер вспоминает их разговор и думает: «Дом и Путешествие в другие края — одно как будто невозможно без другого, странствующему нужно место для возвращения, дорога «туда» имплицитно содержит в себе «обратно», Чужак в другой стране оборачивается Возвращающимся Домой. «Умирает ли дом, если мы этот дом покидаем?». Питер долго не может отделаться от какого-то ускользающего чувства, что увидел, услышал, уловил что-то знакомое и только через несколько дней он вспоминает. «Толедо» — название города, в котором Бродяга сфотографировал мост через реку, родной город Лукаса Корсо. Он думает, что надо как-нибудь спросить Харли о таком странном обращении. Вскоре после разговора о путешествиях Харли шлет Питеру первую фото-открытку из поездки в Корею — на переднем плане маленький чумазый рыжий котенок, закрывший глаза и будто спящий на фоне разноцветных тибетских молитвенных флагов и буддийских монахов где-то в покрытых зеленью горах***. «Монах в шафраном одеяния молится о будущем воплощении человеком. P.S. не показывай никому эту открытку — боюсь вновь показаться интеллектуальным позером». Питер восхищен подобранным Киннером кадром и еще больше подписью. Несмотря на просьбу Харли Питер крепит открытку на доску над рабочим столом, а когда Джеймс заходит проведать его в лабораторию, то сразу замечает ее и сетует «Для тебя он выбрал фото красивее». При следующей встрече он все-таки спрашивает Харли. — Помнишь, ты как-то назвал меня Толедо? Что это значит? Разве это не название города в Испании? — Да, все верно. И этот город наряду с Чешской Прагой считался столицей алхимии, чародейства и колдовства в средневековой и возрожденческой Европе. Так что название стало нарицательным для всех людей этого ремесла. И ей Богу, разве то, что ты делаешь в лаборатории не какая-то магия… алхимия***. Питер невольно вспоминает ту старую песню The Police «Каждая маленькая вещь, которую она делает — это магия»**** и начинает ее мурлыкать себе под нос. Пятница очень вовремя реагирует на это и запускает трек. И он, улыбаясь как сумасшедший, протягивает руку Харли, намекая на приглашение. — Оу. . Яяяя — ужасный танцор… Школьные танцы — это единственная тема, которую я боюсь обсуждать даже с психотрапевтом. — Давай же доверься мне… здесь никого кроме нас и я обещаю танцевать максимально идиотски и свободно. Харли понимает, что не может отказать Питеру. И они начинают кружиться по лаборатории. Питеру еще никто не говорил за рамками его супергеройского альтерэго что то, что он делает — волшебное. Харли вспоминает каждые мучительные школьные танцы, на которые его заставляли ходить и где он не знал, куда деться от неловкости. Потому что ты нескладный гик, любящий конструировать что-то в своем гараже и так и не определившийся со своими сексуальными предпочтениями. И в этот момент они находят свободу, счастье в друг друге, в этом танце, в неимоверной благодарности судьбе найти такого человека, с которым ты — просто ты и уже само по себе это волшебство.