I drink blood and my friends are dead

Кто-то скажет, что Ласомбра и Вентру никогда не стать друзьями, что межклановые отношения отравлены навсегда ещё со времён прегрешений патриархов. Что ж, это абсолютная правда, даже если и не вдаваться в спекуляции насчёт опостылевшей "сенсации", предсказанной ноддистами. Однако, и я не из тех, кто наивно верит в дружбу между сородичами, как таковую. Я, вообще, перестала верить в приятельские отношения и любовь: любая связь ослабляет. Любая связь сулит утраченную свободу и предательский нож в спину. Мне ли не знать?.. В коридорах двора "Башни из Слоновой Кости" протянута красная нить, на которой выжжено единственное понятие: выгода. Полезность общения определяется именно выгодой, иногда, — реже — взаимовыручкой и, почти никогда, симпатией, обусловленной исключительно схожестью взглядов и амбиций. Поэтому, когда кто-то, — противореча вышесказанному, — утверждает, что я и Эддисон Пэйн подружились, мне смешно. Мы нашли общий язык. Но я, — тот самый нож, который окажется у него в спине. Уверена, он в курсе. Не просто так, — даром, что старик, — господин Пэйн показался мне одним из самых сообразительных сородичей Нью-Йорка и поспособствовал триумфу. "Жаль, что Кадир отдалился", — приходит на ум короткая мысль. А, через секунду, я осознаю, что не чувствую настоящей жалости. Любую горечь затмевает эйфорическое ощущение плети, — той, что била меня, — но в собственной ладони. Дело вот в чём. Пэйн, по-своему переживая, видимо, утрату друга в лице Вандервейдена, повадился навещать мою квартиру на Манхэттене. С одной стороны, мне претило вмешательство, — я хотела насладиться одиночеством, как привыкла задолго "до", сменив, разве что, эстетику бургерной на безликую роскошь пентхауса. С другой, внутри боролись две крайности: скука по разговорам с Кадиром и алчность до обретения связей в грязном социуме Камарильи. Я, всё-таки, не дура. И зная, каковы местные обычаи, мне может пригодиться поддержка не только от признавшей меня "семьи" в Чикаго. - Мисс Джулия, — выдрессированный голос слуги Эддисона я воспринимаю за его голос. Ручка в моих пальцах застывает на окончании очередного отчёта, прямо над выведенными — с язвительной, тщеславной гордостью — словами: "друзьям ночи". Примогена Вентру, как и меня, одолевает гнетущая скука. Он привык коротать свободные часы в разговорах с Картером, цепляясь за развлечения, оставшиеся якорем его смертной жизни. Я могу предложить лишь сигарету — ни пространные, любезные разговоры, ни экономика меня не волнуют. Кровью, насыщенной экстази, я — тоже — не собираюсь делиться. Дакота... ха. Дакота была права. Я — жадина. И думаю лишь о себе. - Мисс Джулия, — повторяет голос. Тени по углам кабинета сгущаются, выдавая моё недовольство, — Мы можем говорить откровенно? Это его "мы" я трактую, как откровенность его и его слуги, но не свою. - Если Вы ждёте, что я снова расскажу какую-нибудь забавную хуйню про современный мир, напрягите башку, чтобы вспомнить: я уже год как не понимаю о чём болтает молодёжь на улицах. - Шериф аль-Асмей... вы всё ещё близки? Я прикусываю язык. "Когда ты освободишься о всего, что волновало при жизни, тогда и станешь по-настоящему свободной", — так говорил Кадир. Нет, мы больше не близки, но вопрос напрягает. - Что случилось? — а Пэйну, впрочем, не упало знать правду из первых уст. Хочет, — пусть добывает "заголовок" самостоятельно. Из ящика стола я достаю сигару. Наверное, это выдаёт моё... волнение?.. - До меня дошёл слух, якобы он встречался с одним известным анархом, покинувшим Нью-Йорк, — в чеканке речи не читалось, выбирает он слова или, просто, удачно складывает, — И что эта персона вновь настаивает на титуле князя для нашего шерифа. - Ха, — я выпускаю облако сизого дыма, представляя лицо аль-Асмея, которому что-то плетёт сраный анарх, — Кадир никогда не согласится на подобное. Традиции и правила — его всё. - Возможно. В ответе Вентру сквозит приятной прохладой. - И с чего Вы взяли, что именно мне стоит доверить секрет? Кто был тот чел?.. - Я посчитал, что именно Вы, мисс Джулия, удачно оперируете полученной информацией... даже, если она, поначалу, не складывается в единую картину, — слуга подкатывает инвалидное кресло ближе к моему столу, — Тот сородич... Тео Белл. Знаете о нём?.. Остаток совместного вечера он рассказывает мне о Тео Белле, об истории сородичей, которую я успела узнать от Карен, но не всю. О важности соблюдения традиций, о чести, — частично, совсем как Кадир, но не залезая под тёмный полог души, словно между нами не только его безвольный слуга, подчёркивающий возведённую стену профессионального этикета, но и накалённый меч древней вражды, воткнутый в землю. Возьми его в ладонь я, — станет орудием Каина. Возьми он, — предо мной явится паладин, потерявший геральдический скипетр. Безглазые тени наблюдают. Когда-нибудь я снесу Эддисону Пэйну голову, но, сегодня, — мы "друзья". Молодая примоген Ласомбра, несущая перемены в жёстком кулаке, и старый примоген Вентру, уповающий на незыблемость многовековой "Башни из Слоновой Кости".