Август
Феликс абсолютно вымотан прошедшей ночью. Он и не думал, что милый вечер с печеньками и кино закончится очередной попойкой. Пусть они и выпили не так уж много, но прыгали по комнате они достаточно, чтобы сейчас болела каждая мышца. Он заходит в свою комнату и сразу же валится на кровать. Спать уже желания не было, но и на что-либо сделать сил не находилось тоже. — Как ночка прошла? — спрашивает Хенджин, не отрывая взгляда от скетчбука. — Устал. Было весело, конечно, но сейчас все тело ломит, — нудит Феликс, перекатываясь на спину. — Чем же вы таким занимались, что у тебя тело ломит? В голосе Хеджина начинала прослеживаться прикрытая шторкой заботы злость. Он упорно продолжал смотреть на двигающийся по бумаге карандаш, потому что знал, что если посмотрит на радостно-измученное лицо своего "парня", то точно вспылит. — Пели песни, танцевали. Кажется, в твистер играли... — задумывается Ликс и сразу же щёлкает пальцами, вспомнив. — Точно, твистер! Вот почему у меня все тело болит. Откуда он вообще у них? — Как на вас только студенты из соседних комнат не нажаловались? — Ну так большинство так же, как и мы, развлекались. Я слышал музыку с комнаты над нами и чьи-то стоны в комнате у душевых, когда ходил в уборную, — усмехается Феликс. — Хан все-таки такой интересный. Оказалось, что он стихи писал в старшей школе. Не знаю, почему перестал. Хотел бы я почитать. Думаю, у него они очень красивые получались. Феликс сегодня на удивление разговорчив. Последнее время они почти не говорили наедине, обмениваясь лишь короткими односложными фразами. Но причина его болтливости радости Хенджину не доставляла. Он с хлопком закрывает альбом и встаёт с кровати. — Ты куда? — удивленно спрашивает Феликс. — Проветрюсь. Хенджин выходит на общий балкон их блока и достает из тайника между кирпичами пачку сигарет с зажигалкой и импровизированную пепельницу из старой консервной банки. Судя по увеличившемуся количеству окурков, не он один нарушает правила проживания в общежитии. Он поджигает сигарету, вдыхая едкий дым. Горло неприятно пощипывает. Хенджин курил не так уж часто. Только тогда, когда его что-то очень сильно выводило из себя. Успокоиться, конечно, это особо не помогало, но давало время подумать в тишине и одиночестве. Конкретно сейчас его выводят из себя участившиеся восхищения и восхваления Джисона из уст Феликса. Хенджин понять не мог, что в этом сером мышонке мог разглядеть Ликс. Его солнечный мальчик всегда был слишком наивен. И пусть он и думал, что прекрасно разбирается в людях, но это явно было не так. Если бы Феликс действительно легко читал намерения людей, то точно бы заметил чувства Хенджина. Но он воспринимал его заботу лишь как проявление дружбы. По наблюдениям Хенджина, он был довольно любвеобилен. Если человек ему симпатизирует, то Феликс прилипает к нему как магнит при любой удобной возможности. Но в то же время, он не желал излишней опеки над собой. Именно такой контраст и привлекал в нем. Хенджин бы хотел быть единственным, на кого Феликс направляет свои лучи любви. Но он даже не в первой тройке среди их компании по получаемому от Феликса вниманию. А в последнее время вообще скатывается на последнее место. Феликса, по всей видимости, начала утомлять эта вынужденная игра в парочку. Он все чаще игнорирует Хенджина, когда они остаются вдвоём, все чаще огрызается в ответ на вопросы о том, где он и с кем. Так что, признайся Хенджин в своих чувствах, то получил бы стопроцентный отказ. По крайней мере, он был в этом уверен. Он докуривает сигарету и, спрятав все улики, заходит обратно на кухню. Сердце болит от того, что в обстоятельства, которые причиняют Феликсу уже явный дискомфорт, загнал их сам Хенджин. Но отказаться даже от такой маленькой возможности быть рядом, обнимать и на какое-то время забывать, что это лишь игра, он не в силах.***
Следующую пару Джисон проводит в обнимку с нервозом. В мыслях с обеда только и крутится, что вопросы, вопросы и вопросы. «Что случилось между Минхо и Хенджином? Почему они подрались? Почему Минхо внезапно захотел увидеться с Чонином? И почему он просит меня в этом помочь? Он не может просто подойти к нему в универе? Это ведь связано с тем случаем, после которого они перестали общаться?» Внутри все сильнее разгоралось любопытство. Он не то что не слушал преподавателя, он вообще даже не замечал его присутствия. Все происходящее вокруг будто заволокло туманом, оставляя лишь громко звенящие собственные мысли. После окончания пары Хан не выдерживает напряжения от молчания Минхо, который проигнорировал его вполне логичный вопрос «зачем?». Он выясняет у Сынмина, где найти расписание других групп. Узнав аудиторию, в которой должна быть следующая лекция у группы Минхо, он подрывается с места и идет туда, надеясь получить хотя бы часть ответов на вопросы. Видимо, он приходит даже раньше необходимого, потому что Минхо нет ни в аудитории, ни около нее. Судя по тому, что Хенджин пришел на прошлую пару, то из медпункта Минхо тоже уже должен был уйти. Но время идет, а его все не видно. Может, он прогуливает? — О, Сони, — слышится за спиной голос Минхо, — что здесь забыл? Его голос звучал даже слишком близко. Практически под самым ухом. Хан резким движением разворачивается, сталкиваясь с любопытным взглядом напротив. — Я поговорить хотел. Касаемо твоего сообщения. Зачем тебе... Джисон не договаривает. Минхо прикладывает указательный палец к его губам, заставляя замолчать. Он усмехается, заглянув в растерявшиеся глаза Хана. — Не здесь. Ты прямо сейчас об этом поговорить хочешь? — говорит Минхо, отстранясь. — Ну, ты просто не ответил на сообщение, поэтому я пришёл. Можно и позже, если сейчас неудобно. — После занятий. У меня собрание старост. Подожди около 208 аудитории. Джисон кивает и собирается уже уходить, но вспоминает, что не спросил что-то более важное. — Как ты? Нос в порядке? — Все пучком, — Минхо лучезарно улыбается, потирая пластырь на носу. — Перелома нет, просто ссадина небольшая. Может кровь из носа иногда течь еще какое-то время, но жить буду. — Рад, что все обошлось. — Спасибо, что поинтересовался, — загадочно хмыкает Минхо. То, как Минхо улыбался Джисону, заставляло его чувствовать невесть откуда взявшийся трепет. Внезапно для самого себя, он понимает, что благодарен судьбе за то, что парни подрались. Ведь теперь будет лишний повод написать Минхо, увидеть его под предлогом заботы о его здоровье. И старший, судя по всему, не против этого. Последняя лекция пролетает мгновенно. И несмотря на это, Джисон сидел как на иголках. Ему поскорее хотелось узнать подробности недавней стычки, хотелось побыстрее вновь увидеть лицо Минхо, что улыбался так загадочно и притягивающе. После звонка он как улитка прилипает к ничего не понимающему Сынмину и тащится за ним. Сынмин тоже идет на собрание, а учитывая навыки ориентации в пространстве Джисона, ему будет проще последовать за ним, нежели искать нужную аудиторию самостоятельно. — Ты чего? — усмехается Сынмин, пытаясь отцепить парня от своей руки. — Ты ведь в 208? Я тоже туда. Без тебя могу и заблудиться. — А тебе туда зачем? — Договорился с Минхо встретиться. Сынмин лишь загадочно ухмыляется на этот ответ. Его забавляло поведение Джисона. Тот за короткий период времени превратился из застенчивого мальчика в немного нагловатого старшего. — Кстати, у вас с Феликсом же дни рождения с разницей в один день. Чан предложил вместе их отпраздновать. — А? Откуда вы знаете когда мой день рождения? Джисон раскрыл глаза и рот в удивлении. Так он был похож на рыбку фугу. Очень милую рыбку фугу. — Ну я же староста, — с написанным пафосом говорит Сынмин, — я еще в первый день полистал твое личное дело, перед тем как идти тебя встречать. — Похоже на сталкерство, — Джисон недоверчиво косится на него, но тут же расслабляется. — Значит у Феликса день рождения на следующий день? — Ага, пятнадцатого числа. А у меня двадцать второго. — То есть мы все братишки почти что. — Да, только от разных мамок. В общем, с остальными еще не обсуждали, но планируется выход на природу с ночёвкой. Как раз пятнадцатого выходной. Так что можно неплохо повеселиться. — Я только "за". Я никогда не ходил в походы. С палатками и всяким таким. — Серьезно? А в школе вы разве подобным не занимались? Сынмин звучал действительно шокированным. Потому что все в старшей школе ходят в походы с классом. И не только походы — кто-то ездит в горы, кто-то на курорты. В его голове не укладывалось, как кто-то мог пропустить всю эту движуху. — Ну, я не очень-то ладил со сверстниками. Да и родители считали это пустой тратой денег и времени. Так что с одноклассниками я ни в чем подобным не участвовал. Зато с репетитором... — начинает воодушевленно он, но тут же осекается. Почему вдруг он вспомнил об этом человеке, как о чем-то хорошем? Да, до определённого момента Джисон действительно чувствовал себя с ним счастливым. Пока не осознал, в какое болото позволил себя утянуть. Болото взаимной зависимости и нездоровой тяги к саморазрушению и разрушению всего окружающего. — Мысль потерял? — спрашивает Сынмин вполне обыденно, заметив растерявшийся вид друга. — Ах, да, — Хан улыбается изо всех сил, прикрывая собственную слабость, — вроде на языке вертелось, но забыл. Оставшийся путь до аудитории они проводят в тишине. Сынмин проверяет какие-то документы в папке, пока Джисон старательно отгоняет от себя мысли о прошлом. Выходило так себе. Потому что если тебя попросят не думать о слонах, ты только о них и будешь думать. Такова суть идеи. Однажды поселившись в голове, она уже неискоренима. Хан усаживается на подоконник напротив аудитории в ожидании Минхо. Он пытается перебить собственные размышлениями о том, что же произошло в их компании. Быть может, если бы он поступил в начале года, как и все нормальные студенты, то и не подружился бы с ребятами. А может, подружился бы, и того конфликта не произошло. Джисон погружается в собственные фантазии, прикрывая глаза. Фантазии о мире, где он обычный парень с обычными, но немного чокнутыми друзьями. — Алло, Сони. Джисон резко открывает глаза. Он моргает глазами, привыкая к яркому свету, и видит перед собой лицо Минхо. — Ты чего тут спишь? — Прости, я ждал тебя и, кажется, задремал. — Пошли, спящая красавица. На автопилоте, Хан встаёт и плетётся за старшим, не совсем понимая, куда вообще они направляются. Да и было как-то плевать. Только подойдя к узкой лестнице он решается поинтересоваться этим. — А мы куда идём-то? — На крышу. Там точно не будет лишних ушей. «Все настолько секретно?» Поднявшись по лестнице, они упираются носами в дверь с тяжёлым висящим замком на ней. Минхо без колебаний просовывает пальцы в вентиляционное отверстие и достает оттуда что-то типа шпильки для волос, только всю изогнутую волнами. Напоминала она подобие самодельного ключа или отмычки. — Ты часто сюда пробираешься? — Иногда. Хорошее место, чтобы собраться с мыслями и побыть в одиночестве. Минхо с полминуты возится с замком, пока он с громким щелчком не открывается. Он берёт его с собой, чтобы никто случайно не закрыл их на крыше, и открывает дверь. Кожу сразу же опаляет прохладный воздух. Но Минхо в одной лишь рубашке с закатанными по привычке рукавами, будто бы плевать. Джисон слегка вздрагивает, постепенно привыкая к температуре, и выходит следом. По периметру крыши был установлен высокий забор из проволоки. Но даже сквозь него с пятого этажа здания открывался потрясающий вид на весь учебный корпус. — Так ты хотел обсудить мое сообщение? — начинает издалека Минхо. — Да. И узнать, почему вы с Хенджином подрались. — Отвечу для начала на последний, — с саркастической усмешкой отвечает старший, — Хенджин слишком много языком треплет порой. Вот и вывел меня из себя. Знает же, что о некоторых вещах меня не стоит докапывать, но будто сам нарывается. Минхо выглядел абсолютно расслабленно. Будто подобная ситуация норма. Джисону в который раз подумалось, что его хён немного странный. Но именно это было одной из причин, почему Хан тянулся к нему. — А по поводу Чонина, — Минхо вздохнул, — возможно, мы действительно поступили с ним несправедливо. Хочу прояснить некоторые моменты. А просто так он к себе меня не подпустит — он все еще обижен. — Ты про ту ситуацию в клубе? — Ага. Вероятно, Чанбин тогда и вправду соврал. Из недавнего разговора с Хенджином я понял, что он способен пойти даже на шантаж ради своих целей. А на меня с Чанбином у него компромат есть. Так что, он мог просто надавить на него, чтобы вывернуть ситуацию в свою сторону. — Ни черта не понимаю, — шепчет Хан, облокачиваясь на проволочное ограждение, — зачем ему это? Ну, Хенджину. — Он слишком ревностно относится к своему солнышку в лице Феликса. А Чонин довольно сблизился с ним в то время. В голове понемногу складывался пазл. Но поверить в то, что Хенджин знает что-то, что может заставить самого искреннего и понимающего человека — Чанбина — заставить соврать, верилось с трудом. — Что за компромат такой? — решается задать он вопрос. Минхо подходит максимально близко, так, что их груди почти соприкасается. Джисона от подобной близости бросало в лёгкую дрожь. — Секреты на то и секреты, Хани, — говорит он, не снимая ухмылки с лица, — они должны оставаться в тайне. Может, когда-нибудь я и доверюсь тебе настолько, что расскажу об этом, но точно не сейчас. — Так, получается, Хенджин действительно влюблён в Феликса настолько, что готов предать друга? — Да ты Шерлок! Они же встречаются, забыл? — Это фиктивные отношения, — произносит Хан, не подумав. Но ему кажется, что Минхо уж точно можно доверять подобное. — Так Чонин сказал. — Что за чёртова Санта-Барбара? Минхо устремлялет взгляд в небо. В таком положении его профиль кажется ещё более утончённым. Джисон нервно сглатывает от эстетического наслаждения представшего его взору. Но тут же старается вернуть себе самообладание. — Так, не лучше ли будет для начала поговорить с Чанбином? — Вот ты самый умный, что ли? — возмущается Минхо, но все же задумывается. — Он точно будет против того, чтобы рассказать Чонину о том, что его шантажируют. Он же гордый. Но доля здравомыслия в этом есть. — Просто я с Чонином особо и не контактировал после разговора с тобой. Не думаю, что будет просто подстроить обстоятельства так, чтобы вы могли поговорить. — Все-таки задумался над моими словами? — Немного. Да и времени не было на встречи. Подготовка к зачёту по английскому. Еще и по математике контрольная. — По математике могу подтянуть, если надо, — внезапно выдаёт Минхо. — А ты-то ее откуда знаешь? — Я на экономическом. Математика у меня как вторая мама. Челюсть Джисона пробила бы пол, если бы он вовремя ее не подхватил. Он был абсолютно уверен, что Минхо учится на какую-то творческую специальность, но никак не на экономике. «Что он там, блядь, забыл с его-то данными?» — Серьёзно? — не скрывая своего удивления, спрашивает Хан. — Я думал, что ты на хореографическом. Ну, или на актёрском. Но финансы... — Как и большинство студентов, я тут не столько по своей воле, сколько по наставлению родителей. А они считают, что своими танцами я себе на жизнь не заработаю и стоит обучаться чему-то более практичному. — Так ты все-таки танцуешь? Минхо слегка щурит глаза, прикусывая нижнюю губу. — Показать? Джисон немного теряется от этого предложения. Они ведь другое обсуждать собирались. Да и в танцах он не разбирается, так что как-то объективно оценить не сможет. Но любопытство тут же завладевает разумом. — Если ты не против... — тихо шепчет Хан, уткнувшись взглядом в свои ботинки. Старший кидает на землю свою сумку и усаживает на нее Джисона. Тот хочет сначала запротестовать, она ведь испачкается, но взглянув на уверенное лицо напротив, смиряется с ситуацией. Минхо наскоро находит в плейлисте на телефоне какой-то трек с мощными басами и, включив его на полную громкость, кидает смартфон в руки Хана. Тот кое-как ловит его, спасая от встречи с металлическим ограждением и бетонными полом. Джисон полностью загипнотизирован движениями крепких рук. Минхо двигался расслабленно. Так будто он научился танцевать сразу после рождения, а потом уже говорить. Будто не задумываясь, как обычный человек не задумывается о том, как он дышит, это происходит само собой. Но в то же время каждое движение было чётким, начиналось и заканчивалось именно там, где должно. Минхо потрясающе контролировал свое тело. Хан поражался как возможно сочетать такую мощь и элегантность одновременно. А мимика старшего была достойна отдельного пьедестала в зале славы. Он не просто танцевал, он передавал каждым махом ногой и выражением лица историю без слов, эмоции, которые подсознательно считывались и разливались красочным фейерверком в сознании. Хотелось наблюдать за этим танцем вечность. Хотелось, чтобы никто кроме Джисона не удостаивался чести видеть такого потрясающе красивого Минхо. Красивого и счастливого. Невооружённым взглядом видно, что танцы приносят ему невообразимое удовольствие. На секунду сердце кольнуло сожаление о том, что он не может заниматься тем, что поистине любит из-за глупых устоев родителей. Когда песня закончилась, Джисон все еще продолжал неверующе пялиться на старшего, что сейчас откидывал растрепавшиеся волосы назад. Минхо глубоко вздохнул, приводя дыхание в норму, и, заметив столь пристальный взгляд младшего, усмехнулся. — Что, понравилось? Я неплох, да? — Это... просто шикарно, — восторженно шепчет Хан. — Я не эксперт, но мне кажется, что ты мог бы стать очень известным. Учитывая твои навыки и внешность. — Считаешь меня красивым? Губы Минхо изгибаются в улыбке, приоткрывая вид на белоснежные клыки. — Я думал, это очевидно, — смеется Хан. Старший опускается на корточки рядом с сидящим Джисоном и заглядывает в глаза так настойчиво, будто пытается разглядеть в них саму его душу. Хан невольно опускается взглядом к его пухлым губам, что раскраснелись от притока крови. — Вернемся к нашим баранам, — говорит Минхо и забирает из рук младшего свой телефон. — А, да. — Поговорим с Чанбином? Удобно, что ты с ним живёшь. — Ага, стоит сначала убедиться в твоих догадках. Но, — Хан на секунду задумался, — даже если все так, то какой вообще от разговоров прок? Раз у Хенджина есть компромат на вас, то рассказать остальным правду все равно будет невозможно. — Ну, мы сможем примирить хотя бы Чанбина с Чонином. Да и если мы втроём начнём общаться с Чонином как раньше, то и остальные понемногу забудут обиду. Нам не обязательно будет раскрывать всю правду. В словах Минхо был смысл. Джисон уверенно кивает и, поднявшись с чужой сумки, еще раз оглядывается на простирающиеся дали. За территорией Академии виделся густой лес, разрезаемый лишь железной дорогой и узким шоссе. За деревьями не было видно даже скрывшегося вдалеке города. Их учебное заведение действительно было похоже на изолированный мир. — Пошли, холодно уже, — командует Минхо, начиная подрагивать от прохлады. В комнату Чанбина Минхо врывается, как и обычно, без стука и предупреждений. Чанбин в этот раз даже не оборачивается, сидя за столом спиной к двери, думая, что вернулся Хан. — Приветики, — оповещает Минхо о своём присутствии. — О, привет, — Чанбин неохотно отрывается от тетради, в которой он что-то активно писал. — Джисон, ты зачем эту занозу с собой притащил? Чанбин наигранно возмущается, указывая на друга. — Это не я, он сам припёрся, — подыгрывает ему Джисон. — Вот как, значит? Спелись два дурачка. Я по делу. Чанбин убирает улыбку с лица, обращая внимание на серьёзность голоса Ли. — Я весь во внимании. Джисон усаживается на свою кровать, а Минхо рядом с ним. Старший облокачивается на него, как на спинку стула, отчего тот недовольно бухтит, но не скидывает с себя. — Ты ведь соврал тогда, после клуба, когда мы устроили Чонину разбор полётов? Глаза Чанбина расширились настолько, что, казалось, сейчас из орбит выпадут. Но он тут же натянул обратно маску безразличия и прокашлялся. — О чем конкретно? — Ты ведь действительно был тогда с Чонином? — Минхо говорил абсолютно непринуждённо, без претензией в голосе. — Но ты соврал об этом, чтобы все подумали на него. — Ну, раз ты так уверенно говоришь, значит у тебя есть основания так считать, поэтому врать нет смысла. Да, я тогда сидел с Чонином на улице. И он точно не мог нас сдать. — А заставил тебя соврать Хенджин, верно? — Именно так, — Чанбин щёлкает пальцами в подтверждении догадки Минхо. — Ты ведь понимаешь, на что конкретно он надавил? Чанбин косится на Хана. Он знал, что Минхо точно не рассказывал ему больше необходимого. И он был благодарен Джисону за то, что не задает лишних вопросов. — Ага, он недавно и меня хотел под себя подмять. — А, — Чанбин звонко рассмеялся, — так вы поэтому подрались? — Одна из причин. Парни замолкают. Каждый из них смотрит куда-то вдаль, осмысливая новые сведения. Хан, который все это время лишь слушал, решает вставить и свои пять копеек, дабы разбавить тишину. — Так и что мы будем делать? — А что ты хочешь с этим делать? — Чанбин изгибает бровь. — Рассказать все Чонину? Ему это уже нахер не сдалось. Я с ним поговорить пытаюсь последние три месяца, но все бесполезно, ты был тому свидетелем. — А если я с ним поговорю? — говорит Джисон, кладя руку на грудь. — Лучше уж я, — отвечает Минхо. — Только надо как-то подстроить обстоятельства так, чтобы он не мог избежать этого разговора. — В комнате его закроешь? — усмехается Чанбин, но, видя ехидную улыбку напротив, понимает, что он действительно может сделать нечто подобное.***
Май
Чонину тяжело дышать. В клубе ужасно душно. Музыка слишком громкая, люди слишком пьяные. Нахождение здесь не доставляло никакого удовольствия. Он десять раз пожалел, что не отговорил парней от этой затеи. Но, остальным, судя по всему, очень даже весело. Что еще больше выбешивало, так это крутящийся вокруг Феликса Хенджин. Последние несколько недель Чонин, несмотря на предостережения старшего, изо всех сил заполнял поле зрения Феликса. Он старался чаще "случайно" оказываться вместе с ним в библиотеке, почти каждый вечер играл с ним в приставку, пока родители не увезли ее. Феликс, казалось, очень привязался к нему, что не могло не тешить самолюбие. Ведь он того и добивался — переманить внимание Феликса с Хенджина на себя. Он решился идти в клуб в надежде, что сможет ещё больше выбесить Хенджина, обнимаясь с подпитым Феликсом, но тот, будто чувствуя это, не отпускал своего парня из своих объятий. «Как же бесит!» Чонин выходит на улицу и наконец-то облегченно вздыхает. Свежий ночной воздух заполнял легкие, давая вторую жизнь помутненному сознанию. Он садится на ступени у чёрного входа и достает электронный испаритель. Пристрастие к никотину было еще одной перенятой у Хенджина привычкой. Он улыбается своим ностальгическим мыслям о том, как они втихаря на перемене бегали за школу, чтобы раскурить одну несчастную сигарету на двоих, что стащили у кого-то из старших. — Курить вредно. Чонин оборачивается на голос и видит Чанбина, уши которого раскраснелись толи от алкоголя, толи от духоты в клубе. — Тоже мне ЗОЖник нашёлся, — усмехается в ответ младший. Чанбин присаживается рядом, морщась от приторно-сладкого запаха дыма. — Чего в одиночестве тут сидишь? — Там дышать нечем. Вышел свежий воздух сглотнуть. — Ага, подышать свежим воздухом с электронкой в зубах. Чанбин звонко смеется и буквально впивается взглядом в Чонина. Он сегодня был на удивление спокойнее, чем обычно. Как правило, он при первой же возможности лез потискать младшего да пощекотать. Видимо, его забавляла реакция не очень-то тактильного Чонина на подобное. — Зачем чокер надел? Тебе ведь они не нравятся, — спрашивает Чанбин, все еще не отводя взгляда. — Повыебываться хотел, какой я красавчик, — саркастично усмехается Чонин, — но он меня действительно уже достал, щекочет. — Ты и без него красавчик. Чанбин звучит даже чересчур серьёзно, что не может не насторожить Чонина. Тот рукой просит повернуться, чтобы он помог его снять. У Чанбина руки, как и всегда, очень тёплые и мягкие. Он осторожно расстегивает замок и кладет украшение в руку младшего. Парни болтают ни о чем, чтобы хоть как-то заполнить обволакивающую тишину: зачёты, преподаватели, продуваемое со всех сторон окно в общей кухне. Так проходит полчаса или час. За временем никто не следил. Сидеть вот так с Чанбином казалось самым лучшим решением вместо нахождения в этом треклятом клубе. Они молча смотрят на тёмное ночное небо. Звезд не видно, лишь серые облака и проглядывающийся сквозь них тусклый свет луны. На Чонина накатывает жуткая меланхолия. Он впервые задумывается о том, что любви к Хенджину внутри уже почти не осталось. Осталась только злость и обида, что поглощала понемногу все хорошие и светлые совместные воспоминания. Может, стоит уже прекратить пытаться насолить ему. Время смириться? Чонин уже не был уверен, станет ли ему легче от того, что он добьётся своего. — Хён, — тихо спрашивает Чонин, — ты когда-нибудь влюблялся в человека, который любит другого? — Внезапный вопрос, — со смешком отвечает Чанбин и ненадолго задумывается. — По правде, я сейчас влюблён. И, думаю, это именно такая ситуация. — И что ты с этим делаешь? — А что мне делать? Я не могу силой заставить кого-то полюбить меня. Я просто хочу быть рядом и поддерживать как только могу. Если он заметит мои чувства и ответит на них, то будет здорово. А если нет, то и суда нет. Внимание Чонина привлекает машина, приехавшая мимо с громко играющий музыкой. Он поворачивает голову ей вслед. — А ты не хочешь признаться? По своему опыту могу сказать, что никто не обращает внимания на чужие чувства, особенно когда влюблён. — Думаешь, хорошая идея? — задумчиво шепчет Чанбин. — Не узнаешь, пока не попробуешь. Хотя бы ты не будешь жалеть о том, что не попытался. Чонин ужасно жалел о том, что не признался в своих чувствах Хенджину раньше. Пусть он и отверг бы их, но это казалось менее болезненным, чем то, что испытывает Чонин сейчас. — Чонин... Младший оборачивается на оклик и тут же замирает, сталкиваясь с чужими губами. Губы Чанбина такие же мягкие и тёплые, как и его руки. Он, прикрыв глаза, выжидает хоть какой-то реакции. Сердце Чонина готово остановиться прямо сейчас. В голове каша. Он не думал, что сам может оказаться объектом воздыханий Чанбина. Если бы он знал об этом, дал бы он ему такой совет? Отбросив мысли подальше, Чонин неуверенно отвечает на поцелуй. Может, он хотя бы так сможет избавиться от груза боли внутри. Чонин, что так желал почувствовать себя любимым, ставит все на человека, который действительно всегда был добр к нему. Человека, который всегда незаметно заботился и никогда не причинил ему боли. Чанбин улыбается в поцелуй и мягко сплетает их языки, пододвигаясь ближе. У него внутри сейчас целый фейерверк из эмоций с фанфарами и хлопушками. Он проводит рукой по чужой шее. Чонин резко дергается, отстраняясь. Поймав на себе испуганный взгляд Чанбина, он звонко смеется. — Щекотно, — сквозь улыбку говорит он. Чонин впервые чувствует себя настолько легко, что может искренне улыбнуться. Чужие чувства льстили, и пусть он не был уверен, что может ответить прямо сейчас взаимностью, но готов был принять эти чувства. — Ах, — усмехается Чанбин, — прости, забылся. — Я тебя настолько с ума свожу? — говорит младший, играя бровями. — Ты бы знал. — Но, боюсь, ты прав по поводу сложившийся ситуации, — с грустью в голосе говорит Чонин. — Ничего. Я могу и подождать. Я не жду взаимности прямо сейчас. То, что ты мне не врезал, уже радует, — Чанбин встаёт со ступеней и отряхивает джинсы. — Думаю, тебе нужно подумать над всем этим. Так что оставлю тебя. — Хорошо, и... — Чонин растягивает губы в самой лучезарной улыбке, на какую только был способен. — Спасибо. Я действительно ценю это. Чанбин смущённо отводит взгляд и, махнув рукой напоследок, уходит обратно в здание. Чонин вздыхает и затягивается сладковатым дымом. Перспектива отношений с Чанбином казалась ему вполне неплохой. Пусть и был он с придурью, но всегда относился к Чонину с трепетом и уважением, несмотря на то, что он значительно младше. Внутри поселилась искра надежды на то, что он сможет забыть о Хенджине и начать наконец-то наслаждаться своей жизнью. Но искра эта угасает этой же ночью, когда Чанбин своими же руками разбивает ту хрупкую связь, что успели они наладить, втаптывая самоуважение Чонина в грязь.***
— Чанбин, погоди, — окликивает его Хенджин, когда они уже идут в общежитие после неприятной встречи с преподавателями и выслушивания часовой лекции о нравственности. — Да? — У меня к тебе просьба. Ты ведь с Чонином на улице сидел до того, как пришли преподаватели? — кивок в ответ. — Скажи, что ты не видел Чонина последние несколько часов. — Что? Тогда же все на него и подумают. — Это мне и нужно. Взгляд у Хенджина непроницаемо стеклянный. В нем не было и капли сочувствия. — Зачем тебе это? И с чего ты решил, что я соглашусь на это? — Чанбин начинал злиться. — Ты согласишься, потому что я знаю то, чего остальные знать не должны. Чанбин хватает Хенджина за воротник и прижимает к ближайшему дереву. — Ты нам обещал, что забудешь о том, что видел, — шипит разъяренно Чанбин. — Прости, у меня слишком хорошая память, — усмехается Хенджин. Чанбин отпускает ворот и отходит, смотря на друга максимально презрительным взглядом. — Я не стану делать это. — Вы чего застряли? — кричит отошедший уже на приличное расстояние Чан. — Идем! — кричит в ответ Хенджин. — Дело твое, Чанбин. Просто подумай, что тебе важнее: малознакомый парниша или ты сам и твой лучший друг Минхо.