Декабрь
— Чонин, мухой на второй этаж! — громким шёпотом говорит Хёнджин. — Уборные, что в конце коридора! К Феликсу опять эти уебки пристали. — Черт, я тебе кто? Пёсик дрессированный? — возмущается Чонин в трубку. — Через минуту буду. Чонин и вправду добегает до нужного места меньше, чем за минуту. В коридоре стиснув кулаки и изо всех сил вдавившись спиной в стену, стоит Хенджин. Завидев младшего, он с мольбой в глазах смотрит на него и указывает на дверь, из-за которой слышалась ругань, а затем и сильный удар. — Да, они здесь, пожалуйста, быстрее! — кричит Чонин в пустоту и распахивает дверь уборных. Хенджин смотрит на в панике убегающих парней, борясь с желанием поставить одному из них подножку, а потом приложить пару раз головой о пол. Но шум точно услышит Феликс, а парень не хотел, чтобы его заметили. Все это время он ходил за младшим следом, приглядывая и в критической ситуации вызванивая Чонина. По какой-то причине он не хотел помогать Феликсу лично. Он подходит чуть ближе, чтобы услышать разговор и убедиться, что его бывший парень в порядке. — Да я вижу, как ты разбираешься, — слышится голос Чонина. — Нет ничего страшного в том, чтобы попросить помощи. Уверен, кто-нибудь из преподов точно сможет поставить их на место. Если не им, то расскажи хотя бы Хенд... — Нет! — наотрез отказывается Феликс. — Ему вообще ничего обо мне не говори. Вот и причина, что лезвием проходится по сердцу. Феликс ведь сам отказывается от его помощи, пусть и не глядя ему в лицо. Феликс сам продолжает прятать синяки под рубашкой и замазывать ссадины на лице тональником. Младший всегда прячет взгляд, стоит Хенджину появиться рядом. И уж тем более не разговаривает с ним. Хенджину просто хотелось, чтобы все стало как раньше, до их отношений. Он хотел, чтобы Феликс справился с этим сам с помощью своих друзей, а не героя, коим рисовал у себя в голове Хенджина, и понял наконец-то, что даже без него и Кейт он уже не одинок.***
Феликс сжимает в кармане канцелярский нож и закусывает губу в отвращении к чужой руке, легшей на плечо. Парень самодовольно хихикает, пытаясь заглянуть в лицо Феликсу, которое он склонил к полу. — Вот опять ты хмуришься, — цыкает парень. — Да чем этот Хенджин лучше нас-то? Ну, рожа у него смазливая, и что? Сам по себе он та еще мразь наверняка. Внутри продолжал нарастать гнев. На этих парней, на Хенджина, что делал вид, будто Феликс для него ничего не значит, и на самого себя, слишком слабого, чтобы бороться с ситуацией. Один из компании, судя по всему, устал ждать, пока их негласный лидер наиграется и надразнится, толкает Феликса в грудь. Он с грохотом падает на спину, чудом не влетев головой в угол парты. Феликс зажмуривает глаза, пытаясь унять боль в пояснице и шее. Парень садится на него сверху, придавливая коленями руки в предплечьях, и начинает сдирать галстук. — Видимо, не так уж сильно тебя он любил, раз решил оставить тебя нам на растерзание, — шепчет он на ухо Феликсу. В глазах все мутное в этот момент. Раздражение, боль, злость, что Феликс копил столько времени и усыплял внутри, моментом вырывается наружу. Он с небывалой силой ударяет коленом по спине парня и, почувствовав, что давление на руках ослабело, спихивает задиру с себя. У двоих, что наблюдали за этим, глаза в удивлении округляются. Они начинают было смеяться с тщетных попыток сопротивления, но останавливаются, когда Феликс так же, как и его секунду назад, прижимает парня под собой к полу и подставляет канцелярский нож к его шее. — Еще хоть слово скажешь, и я тебе глотку вскрою! — кричит Феликс. У парня под ним глаза округляются от страха. Он бросает взгляд на друзей, прося хоть как-то помочь. — Эй, ты охренел совсем?! Парни подрываются с места, желая спихнуть Феликса со своего друга. Но младший переводит на них абсолютно серьёзный взгляд и сильнее вдавливает лезвие в кожу. Из еще неглубокий царапины стекает тоненькая струйка крови. — Не подходите, — пугающе спокойным и низким голосом говорит Феликс. Сознание будто в тумане. Феликс хочет выплеснуть все свои переживания, отомстить людям, что терроризировали его столько времени. И совсем немного он хотел доказать Хенджину, что может и один теперь справиться, раз Феликс ему не нужен. — Ты что творишь-то? — слышится незнакомый голос за спиной. Феликс чувствует, как на плечо ложится чья-то рука. Он зажмуривается от паники и с разворота режет воздух позади себя канцелярский ножом. Вместе с чьей-то кожей. — Айщ, — прикрикивает раненый парень, — меня-то за что? Поборов мимолётно возникший страх, Феликс поднимает глаза и видит Ёсана, держащегося за щеку. Ловя момент, парень, что лежал на полу, подскакивает на ноги и прячется за спинами друзей. — Вот так и знал, что в вашей компашке все поголовно отбитые, — причитает Ёсан, прикладывая салфетку к ране. — А ты какого черта тут забыл? — с толикой испуга в голосе спрашивает Феликс. — А, то есть спасибо сказать ты не хочешь за то, что остановил от перерезания чьего-то горла? И что за тон? Я вообще-то старше тебя, сопляк. — Простите, что прерываю, — говорит парень откашлявшись, — но у нас тут дела с этим чудом веснушчатым. Надо преподать ему урок, чтоб не творил всякой хрени. Так что, будь так добр, свали. Ёсан усмехается на подобную просьбу. Он издевательски приподнимает бровь и движется на парней, абсолютно не показывая ни страха, ни паники. — А мне вот кажется, — тихо говорит он, — что херню тут вы творите. Думаете, что все дозволен... Пафосную речь прерывает хлопок двери. Феликс боязливо поворачивает голову и видит в дверях разъяренного Чана. На его покрасневшем от злости лице можно омлет жарить. Он бросает короткий взгляд на Феликса, все еще сидящего на полу, и подходит к компании, что уже растеряла часть своей уверенности, завидев его. — Свалили на хер, и чтобы я вас рядом с Феликсом не видел больше, — коротко и уверенно заявляет он. Парни мешкаются еще с полминуты, обменивались безмолвными взглядами, и выходят из аудитории, тихо матерясь. Чан сразу же подлетает к Феликсу и приобнимает за плечи. — Феликс, ты как? Феликс смотрит на окровавленный нож в своей ладони. Руки начинают трястись, а слезы течь неконтролируемым потоком. После пары всхлипов, он закрывает глаза и проваливается в бессознательное состояние. Тяжело вздохнув, Чан поднимает его с пола, перед этим убрав нож в свой карман. — Ты куда его? — спрашивает Ёсан. — Он сознание потерял. Отнесу в медпункт, — не оборачиваясь, отвечает Чан и, остановившись на мгновение, добавляет: — Спасибо тебе. — Не за что, — усмехается тот в ответ, — я просто веду себя как примерный студент — предотвращаю действия нарушителей правил. Чан выходит, оставляя его одного. Ёсан выглядывает из аудитории, ища кого-то взглядом, но, не найдя, садится на парту. Он поднимает валяющуюся рядом сумку. Из открытого кармана вываливается альбом с торчащими из него страницами. Ёсан еле успевает его подхватить, не давая встретиться с полом. Аккуратно открыв, он пролистывает пару страниц. — Где Феликс?! — кричит ворвавшийся и запыхавшийся Хенджин. — Чан понёс его в медпункт, — Ёсан спрыгивает с парты. — Чан? Что он тут делал? — Я написал ему сразу после тебя. Хорошо, что он недалеко был, а то меня бы тут вместе с твоим возлюбленным по полу раскатали. — Он не мой... Ёсан не даёт ему договорить, ударяя в грудь альбомом, который Хенджин сразу же берет в руки. — Вот вы ж любите друг друга, — нахмурив в возмущении брови, говорит он, — так к чему этот цирк? Хёнджин опускает взгляд на свои ноги, что болели от столь быстрого бега. — Одной лишь любви недостаточно, — отвечает он, — а в нашем случае из-за нее только одни проблемы вокруг. — Теперь мы в расчёте. Надеюсь, ты наконец-то перестанешь перекладывать ответственность за сохранность Феликса на других, шантажируя их всяким дерьмом. Молча Ёсан выходит из аудитории, оставляя Хенджина наедине со своими мыслями, что пожирали его изнутри. Он сжимает в руках подаренный когда-то альбом и роняет одинокую слезу. Он думал, что изменился, но он все так же скрывает от Феликса свои чувства, как и раньше, и все также манипулирует другими ради своих целей. Присутствие Феликса рядом каким-то странным образом заставляло перестать думать обо всех, кроме него. Хенджина все больше пугало, что в погоне за близостью с ним, он причинял боль не только окружающим и себе, но и ему. Парень мог лишь надеяться, что, отчислившись, он сможет стать тем человеком, который ему самому не будет противен.***
Минхо на мгновение разрывает поцелуй и пристально заглядывает в глаза Джисона. — Точно уверен? — тихо спрашивает он. — Ты вроде бы передумал. — Давай уже сделаем это, — тяжело дыша, отвечает Хан. — Пока я снова не испугался и не слинял. Усмехнувшись, Минхо вновь припадает к чужим губам. Он осторожно стягивает с младшего футболку и осыпает грудь лёгкими поцелуями. Прикасается нежно и невесомо, будто к дорогому произведению искусства. У Джисона голова уже кругом идет. Не то от столь трепетных прикосновений, не то от алкоголя, ударившего в голову. Старший продолжает прокладывать дорожку из поцелуев к низу живота. Когда он начинает стягивать с Хана низ одежды прямо зубами, тот резко хватает его за волосы, через секунду сам испугавшись своей реакции. — Ты что делаешь? — неуверенно интересуется он. — А мы тут для чего собрались? — с издевательской ухмылкой отвечает Минхо вопросом на вопрос. — Но... не ртом же... Старший упирается руками в упругий матрас и привстает, продолжая смотреть прямо в глаза. — Тебе минет никогда не делали? — Н-нет. — Ну, я тоже таким первый раз занимаюсь, — задумчиво шепчет старший, а затем счастливо, будто выиграл лотерею, добавляет: – С дебютом нас! Джисон не удерживается от смешка. От глупой шутки он расслабляется и решает позволить Минхо делать то, что хотел. Хан вздрагивает, когда к разгоряченной плоти прикасаются столь же пылающие губы. Он стонет громко и протяжно. Старший двигает своим языком немного неуверенно, изредка поглядывая на возлюбленного, чтобы проверить реакцию. Но даже такие застенчивые движения и рядом не стояли со всем, что Джисон испытывал когда-либо раньше. Пульс продолжал учащаться, а дыхание сильнее сбиваться. Когда Хан уже хочет начать кричать от удовольствия, Минхо внезапно отстраняется и встаёт с кровати. Он подходит к тумбочке, доставая оттуда бутылёк смазки и пару презервативов. — Прости, — обречённо вздыхает он, увидев вопросительный взгляд младшего, — я уже не мог терпеть. Закончим с дебютом потом. Хан улыбается и распахивает руки в стороны, принимая Минхо в объятья. Они вновь сплетают языки, будто готовые их в узел связать, чтобы никогда не отстраняться друг от друга. Старший мягко берет за плечо, желая развернуть Джисона спиной. — Перевернись, так удобнее должно быть. В голове всплывают пугающие воспоминания и кошмары. Уже затянувшиеся раны на спине начинают ныть и гореть. — Нет! — в панике выкрикивает младший. — Пожалуйста, давай останемся в таком положении. — Хорошо-хорошо, — успокаивающе шепчет Минхо и прикасается губами к чужому взмокшему лбу, — все будет так, как пожелаешь. От этих слов хочется растаять словно сладкая вата в жаркий летний день. Завораживающе глубокий тембр голоса старшего дарил никогда не виданный покой на душе. — Я... подготовился, — осторожно уточняет Хан, когда Минхо выдавливает на свои пальцы холодную жидкость. Он кивает и растерев пальцами смазку осторожно входит, аккуратно растягивая, даже дольше чем требуется. Пусть он и выглядел спокойным, внутри все металось в предвкушении и лёгкой панике. Минхо хотел, чтобы Джисону эта ночь запомнилась как самая лучшая в жизни, поэтому старался быть предельно осторожным. Когда он чувствует, как пальцы на его спине сильнее сжимаются, он поднимает глаза, проверяя, не больно ли младшему, но видит на его лице с прикрытыми веками лишь удовольствие. Старший, не теряя времени, натягивает защиту и на секунду останавливается, прежде чем перейти наконец-то к самому главному. — Помни, если станет неприятно или больно, не молчи. Мы в любой момент можем остановиться. Получив кивок в ответ, он наконец-то входит. Медленно и периодически выжидающе, поднимая взгляд. Дыхание будто останавливается на мгновение, когда Минхо входит до упора. Он опускает голову на вздымающуюся грудь под собой и сдержанно стонет. Нежная рука опускается на волосы. Старший поднимает голову и видит натянутую улыбку и ставшие уже родными глаза. Начиная понемногу двигаться, он все еще не сводит глаз с лица Джисона, что уже без стеснения стонал в голос и отчаянно сжимал под собой простынь пальцами. От вида такого откровенного и честного Сони хотелось рыдать от наслаждения. А Хан будто изнутри сгорал до самых костей. По всему телу расходился электрический ток при каждом толчке. От того, как мягко и ласково Минхо проводил ладонями по телу, сердце начинало биться еще быстрее. Казалось, еще секунда, и оно выскочит. Ноги начинало сводить, а руки будто немели от силы, с которой сжимал в ладонях чужие мягкие пряди волос. На минуту комнату наполняют громкие и хлесткие хлопки двух тел друг о друга, прежде чем они застонут в унисон, создавая симфонию, что эхом будет раздаваться в ушах еще долгие годы. Они лежат, тяжело дыша и прикрыв глаза в блаженстве. Хотелось продлить этот миг еще на вечность. Засыпая в обнимку, Джисон продолжает благодарить судьбу за то, что встретил Минхо.***
Чонин с Джисоном весело смеются, заходя в комнату. Как только они распахивают дверь, на пол падает лист бумаги, который, судя по всему, до этого был прикреплён к двери. Чонин берет его в руки и читает расчерченное в виде таблицы расписание, сразу же сменяясь в лице. — Привет, — воодушевленно приветствует Минхо, сидящий на стуле, — будете печенье? Феликс наконец-то исп... — Вы совсем дурачки? — состроив максимальное отвращение, интересуется Чонин. — Что там? Хан заинтересованно заглядывает через плечо друга и видит крупным шрифтом заголовок «расписание спальных утех». А внизу расписанные по дням и времени чередующиеся имена его вместе с Минхо и Чанбина с Чонином. Джисон застывает на месте в лёгком непонимании. — Что? — усмехается Чанбин. — Это для сохранности нашей с вами психики. Я вот не горю желанием случайно застать этих голубков в процессе, — указывает он на смеющегося в голос Минхо и невинно хлопающего глазами Джисона. Смяв бумагу, Чонин кидает лист в своего парня, попадая в голову. Он начинает в шутку бить его своими небольшими кулаками, вызывая лишь еще больший смех, разносящийся звоном по комнате. — Чтоб я еще сексом занимался по расписанию! — возмущается младший, откидывая назад растрепавшуюся чёлку. — Ты такая булочка, даже когда злишься, — приторно мило выдаёт Чанбин и тянется, чтобы потискать его за щёки, но, лишь дотронувшись, отдергивает руку. — Ай! — Что? — в растерянности спрашивает Чонин. — Горячая булочка, — с невиданно довольной собственной шуткой улыбкой отвечает тот. Наблюдавший за этой перепалкой Минхо издаёт очередной ироничный смешок и переводит взгляд на потерянного Хана, который так и стоял пялясь в пустоту. Он подходит к нему и, осторожно взяв за руку, заглядывает в глаза. — Ты чего? — с мягкой улыбкой спрашивает он. — Мы пошутили просто. — А? — Хан выходит из ступора. — Не-не, все нормально. Просто выпал из реальности на секунду. — Скажи «ам», — говорит старший и протягивает ему печенье. Минхо хотел бы узнать, что в тот момент крутилось в голове младшего. Он очень надеялся, что тот наконец-то начал задумываться о статусе их отношений и скоро Минхо добьётся своего. Но со столь нежным и восприимчивым человеком, как Джисон, точно не стоит торопиться. Впереди у них еще как минимум два года до выпуска Минхо. Старший думал, что времени еще полно и тогда не понимал, как сильно ошибется.***
Медсестра подносит к носу Феликса ватку, смоченную раствором с резким запахом, что даже на расстоянии вызывал легкое чувство тошноты. Он с трудом приоткрывает веки и жмурится от яркого света. В ушах звенит. Сквозь пелену перед глазами он видит, как медсестра что-то говорит Чану и уходит в соседнее помещение. — Ты как? — тихо спрашивает старший. — Не тошнит? — Нет, — хрипло отвечает Феликс, — пить хочется. В горле словно пустыня, а в голове по-прежнему туман. Чан наливает ему воды из графина и наблюдает, как светловолосый за раз его осушает. — Прости, — с неловкой улыбкой на лице говорит Чан. Наконец-то произошедшее несколькими десятками минут ранее всплывает в памяти. Злость все еще не утихла, только направлена она теперь на него самого за столь безрассудный поступок. Феликс осторожно присаживается на кровати, облокачиваясь на спинку больничной койки. — Тебе-то за что извиняться? — стыдливо отводя взгляд говорит Ликс. — Это я виноват. Если бы не ты с Ёсаном, даже думать не хочу, что мог бы натворить. — Я был так зол на вас всех, — спокойно объясняет старший, — специально еще сильнее загрузил себя работой, только чтобы не думать о вас и не видеть лишний раз. А в это время надо было только внимательнее прежнего проглядывать за тобой. Я настолько погрузился в обиду, что и не заметил, что с тобой творится. За это прости. Повисает тишина, но не давящая или неловкая. В этой тишине было невероятно спокойно. В голове Феликса наконец-то утихают мысли, будто не желая нарушать короткий момент умиротворения. Чан осторожно сжимает ладонь друга и прикасается к плечу, стараясь отдать частичку еще оставшихся сил. Феликс только сейчас понимает, что он уже давно не один. Ведь так много людей готовы были помочь ему, но он сам их отвергал, зациклившись на том, кто от него отказался. В сердце мягко распускается смирение.***
Раздражающий скрип двери выводит из сна. Феликс приоткрывает глаза и не видит ничего, кроме темноты и тихо дремлющего Чонина на соседней кровати. Он бросает беглый сонный взгляд на тумбочку и видит то, что вчера искал несколько часов. Взяв в руки альбом, он включает фонарик на телефоне, желая проверить, не выпала ли часть листов. На обложке приклеен стикер с короткой надписью. «Ты останешься для меня лучшим воспоминанием». Сонливость сразу же сметает осознание того, кто его принес. Феликс слишком хорошо запомнил этот почерк. Он открывает альбом и замечает, что выпавшие когда-то страницы аккуратно приклеены обратно декоративным скотчем с цветочным орнаментом. На лице невольно растягивается улыбка. Несколько слегка надорванных фотографий заменены новыми. А в конце альбома появились несколько новых страниц. На первой из них написано «для новых счастливых воспоминаний», а на остальных приклеены уголочки для вложения фотографий. Пролистав до последнего форзаца, Феликс пугается выпавшего оттуда предмета, прикрикивая вполголоса от неожиданности. Он смотрит настороженно на Чонина, но тот, мыча, лишь переворачивается на другой бок. Он поднимает письмо с пола, открывает и вчитывается в каждое слово. Неторопливо, не желая, чтобы оно кончалось. Улыбка растягивается сильнее, а из горла рвётся нервный смешок. На листок падает слеза, безжалостно промачивая. — Феликс, ты чего не спишь? — тихо спрашивает Чонин, глядя на экран своего смартфона. — Четыре утра. — Прости, уже ложусь. В голосе слышалось воодушевление, странно граничащее с сожалением. Можно ли назвать влюблённых, что отчаянно цепляются за обреченные отношения, в то же время ничего не меняя ради их спасения, отчасти мазохистами?