Между ангелом и демоном

      То был Герман. Он был очень возбуждён. Навалившись на Андрея сверху, он пытался залезть к нему руками под подрясник. Только в полной темноте на ощупь ему это никак не удавалось. Очнувшись от сонного наваждения, Андрей стал отталкивать неприятеля от себя, но аккуратно, чтобы не причинить ему физического вреда. Любой нормальный человек, если его хотят изнасиловать, станет сопротивляться изо всех сил. А «не нормальный» сопротивляться не станет, а будет искать иной способ разрешить ситуацию.       — Отец Герман, Христа ради, перестаньте! Не делайте греха, побойтесь Бога! — Мирным путём Андрей пытался достучаться до своего настоятеля.       — Саша… — хрипел Герман, и его резкие, торопливые движения говорили о том, что он не остановится, пока не добьётся своего. — Сашенька, — нащупал наконец подол подрясника, в котором долго путался, и откинув кверху, прорвался к голым мужским бёдрам. Жадно стал мять их и гладить. — Не могу тебя забыть! Вижу тебя во снах! Хочу тебя сильно, мой сладкий сахар! — провёл по его бедру вверх до нижнего края трусов, захватил их и начал стягивать.       — Прошу Вас не надо, отец Герман! — взывал к его совести Андрей, натягивая трусы обратно. — Постыдитесь перед Господом нашим! Перед Пречистой Матерью Его! Перед всеми святыми Его!       А Герман не слушал. Он стянул таки с Андрея трусы и стал ласкать его член. У Андрея, как на зло, эрекция ещё не полностью прошла. Образ Дениса, хоть и оказался обманчивым, очень подействовал на него.       — Ну ведь хочешь же! — обрадовался Герман, теребя его набухший орган. — Хочешь же меня, мой сладкий! Зачем упрямишься? Ну скорее… давай…       Он просунул руки Андрею под ягодицы, раздвигая их и создавая себе доступ к сакральному. А потом резко задрал свой подрясник, под которым не было ни подштанников, ни трусов, и тесно прижался к Андрею. Андрей почувствовал, как в него упёрлась твёрдая, разгорячённая плоть Германа. Всё, это уже настолько серьёзно и зашло так далеко, что теперь остаётся одно из двух: применить грубую физическую силу и защитить себя или довериться Господу и всё отдать в Его руки. И Андрей выбрал… второе. Он мог бы легко дать Герману отпор. Его руки были абсолютно свободны. Да и Герман вовсе не удерживал его. Из-за эрекции у Андрея он был уверен, что тот не против секса, а просто набивает себе цену. Одним ударом Андрей мог бы поставить жирную точку в намерении Германа овладеть им. Но вместо этого он крестообразно сложил руки на груди и начал молиться. Вслух. Герману это не понравилось. Он как-то сразу застопорился.       — Что это ты делаешь? — занервничал он.       — Молюсь, — ответил Андрей.       — А зачем покаянный поёшь? Что за кощунство?       — Молю Небесного Отца, чтобы простил мне грех, который я совершаю.       — На исповеди мне завтра расскажешь об этом и всё. Я тебе этот грех отпущу. И нечего тут из себя святого строить.       — Я не святой. Я — грешник последний. Червь, а не человек. Пусть накажет меня Господь за мои грехи. Предаю себя всецело в руки твои, Господи Иисусе Христе Сыне Божий. — Андрей перекрестился и продолжил петь покаянный канон.       — Довольно! Хватит уже! Заткнись! — не вытерпел Герман и ударил Андрея по руке, как только тот закончил креститься. — Бога-то побойся, бесстыдник! Крестится он! Кается он! А сам ебаться хочет! Хуй у него вон как стоит, — ущепнул Андрея за член, который уже опал и стал вялым, — и очко хуя просит! — шлёпнул его по бедру.       Вялый член Андрея его расстроил. От разочарования его член тоже стал опадать, и желание совокупиться с «Сашкой» скоро прошло. От досады он хлестнул Андрея по лицу, но в темноте попал ему по рукам, крестообразно сложенными на груди. Тогда Герман взял выше и снова ударил Андрея по лицу, попав по носу, губам и подбородку. Излив таким образом на него свой праведный гнев, он слез с кровати и… ушёл. А Андрей привёл в порядок своё облачение, зажёг свечи перед иконами и воздал хваление Господу. Славословил и благодарил Его до самого утра.       На следующий день на божественной литургии к чаше причастия подойти не посмел. После ночи с Германом считал себя осквернившимся. Причастив последнего послушника, Герман, нахмурившись, начал оглядывать толпу в поисках Андрея. Увидев его, стоящего среди паломников, дал знак подойти. Андрей покачал головой в знак того, что причащаться не будет.       — Иди сюда! — громко во всеуслышание позвал его Герман.       Присутствующие в храме монахи осуждающе посмотрели на Андрея. Что он за вип-персона такая, что его уговаривает сам настоятель? Андрей, смутившись, подошёл. Возможно, Герман зовёт его, чтобы просить помочь с паломниками, как просил вчера.       — Руки сложи. Рот открой. — Герман зачерпнул ложечкой дары из Чаши и произнёс имя Андрея, чтобы причастить его.       — Ваше Преподобие, я грешен. Я не готов, — еле слышно пролепетал Андрей, испугавшись. — Не в жизнь, а в смерть хотите причастить меня…       — Рот открой, я сказал! — рявкнул Герман, держа перед ним ложку с телом и кровью Христа.       Два монаха, стоящие по обе стороны от Чаши и держащие под ней кусок красной ткани (чтобы кровь Христа случайно не капнула с ложки на пол), смотрели на Андрея, как на полоумного. Что он вытворяет? Как он смеет отказываться от причастия, да ещё и прекословить настоятелю? Андрей, чуть не плача, открыл рот.       — Шире открывай! Первый раз, что ли? — сердился Герман. Он небрежно сунул ложку ему в рот, так что кровь Христа пролилась и потекла Андрею по подбородку. Монахи тут же промокнули его губы и подбородок красной материей. — Целуй! — Герман поднял вверх Чашу, чтобы Андрей поцеловал её основание, символизирующее ребро Иисуса Христа. — Будешь мне помогать, — назначил ему послушание. — Сегодня у нас много работы.       Одержимых в этот день было ещё больше, чем вчера. С виду обычные, ничем не отличающиеся от остальных люди. Но как только начиналась отчитка, они начинали выть, рычать, материться, падать на пол и биться в припадке. Некоторые пытались убежать, но монахи их ловили и тащили обратно. Некоторые вели себя очень агрессивно: кидались на Германа и на монахов с кулаками, кидались на иконы, царапали их, пытаясь снять с них краску. У одного парня был приступ, напоминающий эпилепсию. У него начались судороги и пена пошла изо рта. Герман не стал с ним заморачиваться, а просто прошёл мимо него, не обращая внимания на страдания бедняги. Прошёл он и мимо бабушки, которая упала ему в ноги, стала плакать и умолять, чтобы избавил её от нечистого. Андрей вспомнил, что вчера эта бабушка тоже была на отчитке. Вчера она тоже плакала и умоляла о помощи, но Герман ей не помог, а просто прошёл мимо неё, как будто её не существует. Андрея это возмутило. Уж коли ты бесами повелеваешь, ну так возьми и помоги человеку! Неужели душа не болит, глядя на то, как он мучается? Среди бесноватых Андрей увидел и ту женщину, которая была вчера на отчитке и у которой беса звали Айфон. Сегодня она вела себя смирно, поэтому её можно было не держать. Когда Герман подошёл к ней, она стала жаловаться, просить его, чтобы он смиловался над ней. Говорила, что больше так не может и чтобы Герман пощадил её, ведь она столько всего сделала для него и столько лет ему служила. И тут Андрей узнал её. Это была та самая женщина, с которой Герман приезжал в Покровку. Она тогда повсюду за ним ходила как привязанная, как собачонка. Её звали Наташей. Андрей внимательно следил за их разговором.       — Герман, ради Бога, я больше так не могу! Я больше так не могу! — ныла она, прижимая руки к груди. — Ну изгони из меня эту нечисть! Ну будь ты человеком, изгони! Ну не мучь меня больше! Не томи мою душу! Я же всё для тебя делала! Я и в Москве тебе помогала, и монастыри с тобою строила, и квартиру свою на тебя переписала…       — Перестань, Наташка! Ну-ка цыц! — шикнул на неё Герман. — Не сегодня, кумушка моя, не сегодня. Сегодня Бог не благословил. — И он отошёл от неё.       — Герман! Герман! — закричала Наташа и рванулась к нему.       — Держите её, держите! — скомандовал Герман монахам. Те быстренько схватили женщину и оттащили назад.       — Герман! Герман! — вырывалась Наташа. — Ты мне обещал! Ты мне обещал! — билась она в истерике. — Мы же с тобой столько лет знакомы! Это же я тебе на ноги встать помогла! Это же я для тебя разрешение на отчитки из патриархии выбила!       — Ну-ка закрой рот! — топнул ногой Герман, пытаясь её приструнить. — Ничего я тебе не обещал! Это твой бес тебе мозги крутит!       — Ты мне вчера обещал, что сегодня его изгонишь! Ты мне вчера обещал, что сегодня его изгонишь! — бедная женщина никак не могла успокоиться.       — Ах, да! Сегодня! — лукаво улыбнулся Герман. Он подошёл и взял её за шиворот, как шкодливого котёнка. — Лучше расскажи-ка нам сегодня, демон, когда антихрист придёт?        — Скоро, скоро придёт! — вдруг басом закричала Наташа, закатив зрачки. — У кого его печать, к тому он и придёт! У кого его печать, к тому он и придёт! — И она вдруг засмеялась мужским голосом.       — Какая она эта печать? Говори, демон! — требовал Герман, и люди в храме затаили дыхание. Все хотели узнать про печать.       — Банк… банк… банк… банковская карточка! — с трудом выговорила Наташа, потому что демон овладел её языком, а её саму скрутил и поверг на пол. Люди в ужаснулись, что тонкоголосая женщина вдруг начала кричать мужским басом.       — Все слышали?! — обратился Герман к толпе. — Банковская карточка — это печать антихриста! У кого есть банковские карточки? Деньги на банковских картах — прокляты! Виртуальными деньгами антихрист выкупить ваши души собирается! Скорее бегите деньги с карточек снимайте! Тимофей!.. — искал он кого-то в толпе. — Тимофей, ты где?       — Я здесь, отец! — отозвался один монах.       — Тимофей, срочно организуй ящики для проклятых денег!       — Хорошо, отец! Благословите!       — Во имя отца и сына и святого духа. — Герман наспех перекрестил его и продолжил «обрабатывать» паломников.       Он внушал им, что виртуальные деньги — это зло, и что расплачиваться нужно только наличными. А также нужно требовать у своего работодателя, чтобы он выплачивал зарплату только наличными. Шустрые монахи стали подсказывать мирянам, где здесь поблизости есть банкомат, чтобы снять наличные. Люди после отчитки ринулись туда. Некоторые были до такой степени напуганы, что побежали снимать деньги не дожидаясь окончания отчитки. Потом они приходили обратно и клали все свои деньги в ящики, который монах Тимофей быстренько для этого соорудил. Нет, Герман не стал сжигать эти деньги. Он обещался освятить их святой водой, чтобы снять с них метку антихриста, а затем выдать людям обратно, чтобы те смогли уехать и купить что-нибудь в монастырской лавке. К вечеру люди получили назад свои кровные. Но не полностью. Потому что в страхе и впопыхах мало кто запомнил какую сумму положил в ящик. Чтобы никому не было обидно, Герман распорядился выдать каждому по одинаковой сумме. Такой, чтобы хватило на обратный проезд и кое-какие мелочи. Многие люди отказывались брать деньги даже после снятия с них проклятья. Они боялись, что антихрист сильнее Бога и всё равно найдёт их по этим деньгам. А Герман не отговаривал. Не хотят, так не хотят. Он найдёт куда пристроить их денежки. То, что осталось в ящиках, пошло якобы на благоустройство монастыря.       Андрей сквозь пальцы смотрел на это мошенничество. Он знал, что Герман сам пользуется банковской картой и не одной. Потому как в свечной лавке и в храме стояли ящики для сбора пожертвований, и на них были надписи с номером банковского счёта монастыря и номером мобильного банка Германа. Чтобы те люди, у кого не было при себе наличных, могли перечислять пожертвования. Интересно, зачем Герман разыграл весь этот спектакль с карточками, если он не против виртуальных пожертвований? Есть ли толк его об этом спрашивать? Всё равно ведь ответит, что это из-за беса, что это бес так сказал. Точнее попутал. Именно так со стороны выглядела вся эта история с банковской карточкой.       После отчитки и уборки храма Андрей был и физически, и психологически измотан. Из храма сразу пошёл в трапезную, чтобы набраться сил. А Герман уже пообедал и стоял, беседовал возле трапезной с прихожанами. Увидев Андрея, подозвал его к себе и, отведя в сторонку, дал наставление:       — Если не будешь каждый день причащаться, то скоро подохнешь. В лучшем случае. — Андрей испуганно взглянул него. — А в худшем, станешь таким вот как он… — Герман указал на старика, сидящего неподалёку на скамейке и без остановки раскачивающегося взад-вперед. — Это Никодим. Наш схимонах. Тоже, как ты, от каждодневного причастия бегал. Недостойным себя считал. Ну и через пару месяцев слетел с катушек: бесы в него вошли. Мы его переодели в мирское, чтобы паломников не пугал. Представь только: бесноватый монах. Да кто в наш монастырь приедет, если узнает, что у нас сапожники без сапог ходят, что монахи у нас бесами одержимы?              Андрей ничего не ответил, а только посмотрел на Германа вопрошающим взглядом, который говорил сам за себя.       — Да там их целый легион. Туева куча. — Герман понял его без слов. — Мне одному с таким полчищем не справиться. Но вместе, — задорно тронул плечо Андрея своим плечом, — вместе мы справимся. Только не будь идиотом, причащайся каждый день. Ведь ты же знаешь, что причастие — это то единственное, что нас защищает от тёмных сил. Всё понял? — Андрей кивнул.       Тогда Герман традиционно поинтересовался, есть ли у него к нему вопросы. Старый авантюрист прекрасно понимал, что совершил сегодня нечто противозаконное. Хотел узнать, что Андрей об этом думает. Андрей сказал, что монаху не подобает быть сребролюбивым и корыстным и что обманывать людей — не хорошо. Герман сказал, что никого не обманывал, а деньги собрал не из корыстных побуждений, а для благоустройства монастыря. Сетовал, что с каждым годом люди становятся всё жаднее и жаднее. Жертвуют мало, а получить благодать и отведать монастырской трапезы все хотят. Есть такие, которые приходят на отчитку и, получив исцеление, быстренько смываются, материально не отблагодарив, как будто так и надо. А есть и такие, кто живут неподалеку от монастыря и просто приходят бесплатно пожрать. Слишком умные все стали. Считают, что священники всё должны делать бесплатно. Якобы даром от Бога дары получили, даром их должны и раздавать: крестить, отпускать грехи, покойников отпевать, бесов изгонять, болезни исцелять. А у Германа в монастыре даже прейскурантов на таинства нет, в отличие от мирских храмов, где на каждое таинство стоит фиксированный ценник. А вот здесь он явно преувеличил. В монастыре отца Нафанаила тоже ценников на таинства не было. И когда Андрей был священником, в его храме по его инициативе тоже не было цен. Он жил исключительно на пожертвования и на проценты от местной епархии. Правда, в кафедральном городском храме, где настоятелем был отец Михаил, ценники всё же были. И не маленькие. Были они и в других городских храмах. Поэтому нельзя было сказать, что Герман солгал на счёт благоустройства. А в монастырях паломников и правда кормят бесплатно. Но накормить ораву из нескольких сотен человек — не каждый монастырь такое потянет, если учесть, что люди не охотно расстаются с деньгами и скупятся на жертвования. Андрей и здесь согласился с Германом. Тот был превосходным управленцем и очень замотивированным, энергичным пастырем. Таким, каким когда-то был отец Александр. Отчего, вспомнив об этом, Андрей с грустью вздохнул. Теперь он не такой, как раньше. Раньше он опекал своих пасомых, певчих, работников, детей из воскресной школы… алтарников… Всё делал, чтобы им было радостно служить, работать и учиться при его храме. А теперь? Теперь он чувствовал себя конченным эгоистом, который бросил заботу о ближних и стал заботиться только о себе, о спасении своей души. Да ещё имеет наглость поучать своего настоятеля и указывать ему на его огрехи.        После того, как Герман его отпустил, Андрей пообедал и сделал вид, что пошёл к себе. А на самом деле он обошёл вокруг монастыря и вернулся, дабы посмотреть вблизи на того самого бесноватого монаха. Народ, бывший у трапезной, к тому времени весь рассосался. А монах так и остался сидеть на лавочке. Он всё так же раскачивался вперёд-назад, вперёд-назад, как будто у него вместо позвоночника была пружина. Андрей чуть замедлил шаг, проходя мимо него. Взгляд монаха был обращён вниз на землю. Он сидел тихо, временами издавая протяжные звуки, будто бы напевая какую-то мелодию. Происходящее вокруг его совершенно не интересовало. Он ни с кем не разговаривал и никуда не ходил, а целый день вот так сидел на лавочке и раскачивался. Он не был больным и мог себя обслуживать. У него было всё, но не было только одного — цели в жизни. Братья-монахи приходили и говорили ему когда пора принимать пищу, когда пора сходить в туалет, когда пора ложиться спать… Три раза старика находили повешенным на собственном поясе, которым подпоясываются все монахи. И каждый раз его благополучно вытаскивали из петли. Потом монашеское облачение с него и вовсе сняли, чтобы спокойнее было, и одели в гражданскую одежду.       Андрей присел на скамейку рядом с ним, представился и спросил как его зовут. Монах, не поворачивая головы, ответил, что зовут его Айфон. Андрей ничуть не удивился этому имени. Больше его удивило то, что монах вообще с ним заговорил. Ведь по рассказу Германа он ни с кем разговаривал, а только бубнил что-то невнятное. Поговорив с ним, Андрей понял, что отец просто не в себе. В смысле, что он не бесноватый, а психически не здоровый. Он рассказал, как его несколько раз похищали инопланетяне и проводили над ним эксперименты. Когда его похитили в последний раз, то встроили в него чип, чтобы следить за состоянием нашей планеты. Теперь он не человек, а робот-иноземный агент. Его задача сидеть здесь и посылать в космос сигналы, которые попадают в компьютерную базу инопланетян, и те видят, в каком состоянии находится планета Земля. В общем, у дедули были бредовые идеи. Он не переставал раскачиваться даже во время разговора. Говорил, что так вырабатывает энергию для передачи сигнала. Переубеждать его в этом было бесполезно. Андрей изрядно подустал от него и пошёл к себе в келью. Старик идти в монастырь отказался. Сказал, что не может оставить свой пост, потому что за ним наблюдают из космоса.       Поздно вечером Герман снова припёрся к Андрею, чтобы раскрутить его на любовь. Вчера Андрея очень подвёло его возбуждение. Герман подумал, что Андрей хочет его, но усиленно это скрывает.       — Сашенька, — Герман был немного выпивши, — как же тебе идёт эта ряса! — Он пожирал его глазами. — Боже мой, какой же ты в ней красивый! — осматривал его со всех сторон, как дорогой товар. — А помнишь, когда ты был пацаном, я тебе говорил, что из тебя отличный монах получится? Помнишь, а? — Нет, Андрей этого не помнил. Герман протянул к нему руки и положил их ему на пояс. — Давай… — Без всякого стыда вдруг прижал его к себе и поцеловал в губы. Андрей зажмурился. Ему было очень неприятно. — Ну ты чего? — Герман уловил то, как напряглись его губы и тело. — Ну не ломайся, мой ангел. — Последние слова пронзили Андрею сердце. — Ты же мой ангел, да?       Откуда этот старый чёрт узнал про то, как Саша ласково называл Дениса? А может «мой ангел» — это просто совпадение? У Андрея похолодели руки и ноги. По телу пробежала дрожь. Не та дрожь, какая бывает от единения с любимым человеком, а та, которая бывает от страха. Герман… Что он был за человек, если знал самые потаённые, самые сокровенные тайны других людей?       Пока Андрей находился в сомнении, Герман развязал его монашеский пояс и просунул руки ему под подрясник. Андрей спохватился только когда почувствовал твёрдый, пульсирующий член, упирающийся ему в бедро. Герман стал поглаживать Андрею его выпуклость внизу живота, чтобы пробудить в нём желание.       — Господи, помилуй меня грешного! — Молитва у Андрея вырвалась сама собой. До того, как Герман снова хотел накрыть его губы своими.       — Опять богохульствуешь?! — рассердился Герман и хлопнул Андрея по губам. Так мать бьёт по губам своего малолетнего ребёнка, если услышит от него бранное слово. — Ещё раз начнёшь молиться — получишь! — приставил кулак к его лицу. Но потом подумал, что с избранником лучше не ссориться, иначе секс может обломиться. А трахаться Герману страсть как хотелось. — Ну давай, попкой ко мне поворачивайся… — смягчился он и полез к Андрею под подол подрясника, в надежде добраться до его трусов. Но под подрясником у Андрея были брюки. Герман сначала очень этому удивился, а потом рассмеялся и начал стягивать с Андрея брюки вместе с трусами.       — Зачем Вы делаете это против моей и против своей воли? — стал давить на жалость Андрей. — Я же знаю, что Вы меня не любите…       — Люблю-ю-ю! — чувственно пропел Герман и впился губами в его губы, пропихивая ему в рот свой кислый от вина язык. Одной рукой он обнял Андрея, а другой начал ласкать его член, чтобы возбудить.       Так как его рот был перекрыт губами Германа, Андрей стал молиться про себя Иисусовой молитвой. Каким-то образом Герман это почувствовал и резко прекратил все свои греховные действия.       — Ты долго будешь Бога гневить? Ты что, придурок, совсем страх потерял? — Вдруг начал беситься на ровном месте.       — Я молился, чтобы Господь наш Иисус Христос простил мне мои грехи и помиловал на страшном своём суде. Молитвами пречистой Его матери и всех святых…       — Да заебал ты уже! Заткнись, слышишь?! Заткнись!       И тут Герман хлестнул Андрея по лицу. А затем ударил кулаком в грудь, так что у Андрея на несколько секунд остановилось дыхание. Согнувшись от боли и схватившись за грудину, Андрей не мог ни вдохнуть ни выдохнуть. А когда боль отпустила, и лёгкие задышали ровно, посмотрел перед собой: Германа в келье не было, он ушёл. Андрей помолился, изучил несколько глав Библии с толкованиями святых отцов, спел благодарственный акафист Божьей Матери и лёг спать. Перед этим он булавками приколол брюки к подряснику. Теперь их можно было снять только если вынуть булавки. Так его тело было надёжно защищено от ночных посягательств Германа.       Слава Богу этой ночью Герман не приходил. Он вообще больше не приходил к Андрею по ночам, а начал приставать к нему средь бела дня при каждом удобном случае. Принять то, что Андрей не испытывает к нему вожделенных чувств, он никак не хотел. Герман пытался дарить ему подарки. Так, после очередной отчитки, он принёс ему смартфон самой последней модели, в чехле, украшенном бриллиантами. Это один бизнесмен так отблагодарил Германа за исцеление бесноватой дочери. Андрей этот телефон не взял. Сказал, что он ему не за чем и что у него есть свой, и что он им всё равно не пользуется. Потом Герман принёс оформленную на имя Андрея банковскую карту с несколькими сотнями тысяч на счету. Сказал, что это не подарок, а его зарплата. Герман выплачивает её всем, кто ему помогает на отчитках. Посмотрев на протянутую ему карту, Андрей сказал что не возьмёт её и напомнил Герману про слова беса Айфона, что банковские карточки — это печать антихриста. Герман рассмеялся и по-дружески встряхнул Андрея, похвалив его за сказанное. А потом нежно шепнул на ушко:       — Ведь ты же у меня умный парень. Ты же ведь знаешь, что никакая это не печать антихриста, — подмигнул и сунул карточку ему в карман.       Андрей тут же достал её из кармана и протянул обратно Герману. Сказал, что он трудится во славу Божию. Что значит безвозмездно. Деньги ему не нужны, так как он всё равно ничего не покупает. То необходимое, что ему нужно, — это всё даёт ему монастырь. Герман фыркнул и ушёл. Потом он пришёл к нему вечером и пригласил покататься вместе с ним по ночному городу. На Лексусе. Андрей отказался. Сказал, что по ночам он молится и молитву эту не променяет ни на что. За отказ его величеству Герман дал Андрею пощёчину и ушёл в расстроенных чувствах. После тщетных двухнедельных ухаживаний терпение у Германа лопнуло и он стал угрожать, что выселит Андрея из монастыря, если тот не вступит с ним в интимные отношения. Андрей ответил, что он раб божий и что его воля зависит от воли Бога. Если Богу угодно, чтобы он согрешил, то пусть Герман делает с ним всё, что хочет, Андрей не станет этому препятствовать. Если же Богу будет угодно, чтобы Герман выгнал его из монастыря, то так тому и быть. Герман бесился от таких его высказываний. Вдобавок у него пропадала эрекция, когда он домогался до Андрея и хотел взять его силой. Тогда он от досады избивал его, обвиняя в том, что у него «не стоит».       Андрей после побоев ходил весь в синяках. Однако насельников монастыря это не смущало. Все знали, что Андрей помогает настоятелю на отчитках и что ему сильно достаётся от бесноватых. Хотя на самом деле бесноватые были ни при чём, а это ему доставалось от настоятеля. Герман приказал Андрею не бриться и снова отпустить бороду, чтобы синяки на лице были меньше заметны. А ещё он велел Андрею выметаться из его комнаты. А то слишком жирно ему одному проживать на сорока квадратных метрах, с индивидуальным санузлом и балконом. Андрей в глубине души был рад этому. Монахи не должны жить в роскоши. Ему выделили одиночную келью, очень похожую на ту, в которой он жил с батюшкой Иоанном. Андрей был счастлив поселиться в ней. День и ночь он проводил в молитве и в изучении трудов святых подвижников: Феофана Затворника, Игнатия Бренчанинова, Иоанна Лествичника… Иногда даже забывал ходить в трапезную и принимать пищу, так его увлекло затворничество.       Помогать Герману на отчитках становилось в тягость. У него сердце разрывалось от жалости к больным, одержимыми бесами людям. Андрей не видел результатов этих отчиток. Люди вроде бы избавлялись от бесов, но через некоторое время — через неделю или месяц, приходили снова с той же проблемой. А Герман, казалось, ничего не делал, чтобы прекратить их страдания. Казалось, что он только оттягивал их исцеление, разбивая отчитку на несколько этапов. То ли он сильно уставал от взаимодействия с тёмными силами, то ли делал это специально, чтобы привязать к себе этих людей и создать вокруг себя армию поклонников. Ведь если бы он изгонял из них демонов с первого раза, то они бы уехали из монастыря с концами. А так им приходилось вновь и вновь приезжать на отчитку или снимать номер в монастырской гостинице. Естественно не за бесплатно. Поэтому-то на отчитках Андрей видел одни и те же лица. Лишь когда количество паломников достигало таких размеров, что они не вмещались в храм и образовывали очереди, только тогда Герман сподоблялся исцелять бесноватых, чтобы они поскорей уезжали и не мешали ему окучивать новых клиентов. Вот таким не совсем честным способом Герман и срубал большие деньги. Но Андрея волновало вовсе не это. А то, что Герман оставался равнодушным к чужому горю и совсем не жалел людей. Не жалел Наташу — женщину, которая столько лет была его верным другом и помощником и которую он не спешил исцелять. Изо дня в день она молила его о помощи, валялась у него в ногах и плакала, а он… Он любил беседовать с её демоном. А монахи снимали всё это на камеру и выкладывали в интернет, чтобы повысить рейтинг Германа в социальных сетях. От того его имя было очень известным среди православных. От того к нему съезжались люди со всей страны и не только. Андрей как-то раз решил зайти к настоятелю и поговорить с ним. Рискнул указать ему на его ошибки.       — А ты меня не учи! — ворчал Герман, раскупоривая бутылку вина. Андрей его не осуждал за это. От той невероятной психологической нагрузки, которая ежедневно падала на Германа, любой на его месте начал бы пить. — Ишь какой! Учить меня вздумал! Поработай с моё сначала. Вот когда опыта наберёшься и благословение от патриарха получишь, тогда и учить меня будешь! Понял?        — Отче, Господь дал Вам редкий дар, чтобы помогать людям, а Вы им не помогаете! Вы их мучаете! Ну неужели Вам не совестно?       — Не совестно, представь себе, — усмехнулся Герман и, взяв бокал, уселся в мягкое кресло, указав Андрею на второе. Но Андрей сесть не захотел и остался стоять.       — А большинство людей, которые сюда приезжает, они же не одержимые. Они — психически больные. Их к врачу отправлять надо, к психиатру.       — Это ты у нас психиатр что ли? — Герман вальяжно положил ногу на ногу и налил себе бокал вина. Андрей, конечно, не психиатр и не врач, поэтому он промолчал. — А раз не психиатр, то чё тогда диагнозы ставишь? — сделав пару глотков вина, замычал, наслаждаясь терпким вкусом. Из вежливости предложил Андрею выпить с ним. Тот отказался и продолжил ему докучать.       — А матушка Наталья? Почему Вы ей не поможете? Она же так страдает! Неужели Вам её не жаль?       — А вот Наташку мою ты не трогай! — Герман погрозил ему пальцем. — Не твоя это забота! Не лезь в наши с ней дела! Ясно тебе? Ну всё, проваливай давай! А то я устал…       Андрей огорчился. Он так ничего и не добился. Беснования продолжались. Бесы вопили, рычали, лаяли, сотрясали и скрючивали человеческие тела, но всё ещё оставались в них. Бедную Наташу Герман использовал как живую рекламу своей деятельности. Она была классическим примером кликушества и во время приступа, выкрикивала различные пророчества о судьбе России и всего мира, об антихристе и конце света. А остальные женщины подхватывали. Нет, по наблюдениям Андрея, они не были бесноватыми. Они имели незначительные психические отклонения, которые резко обострялись в нестандартной для них обстановке. Андрей замечал, что до начала отчитки люди в основной своей массе ведут себя спокойно. Но как только начинается отчитка, в храме возникает как бы цепная реакция: сначала начинает кричать кто-то один, затем подхватывает второй, а затем втягиваются и остальные и тоже начинают кричать. В психологии этот феномен называется «Эффект толпы». Когда даже самый спокойный, самый рациональный человек может начать вести себя точно так же, как ведут себя люди вокруг него. В этом состоянии невозможно анализировать ситуацию. Все действия осуществляются как бы под гипнозом и управлять толпой в этом случае становится намного легче, чем каждым человеком в отдельности. Вот этим «Эффектом толпы» и пользовался Герман. Поэтому его отчитки проводились при открытых дверях, чтобы собрать как можно больше народу. Поэтому люди на его отчитках так легко исполняли всё, что он им говорил. Столпотворение, повышенный интерес к мистическому, тревожность и страх, незнание православия, высокий уровень доверия к Герману — всё это приводило к тому, что люди на отчитках временно сходили с ума и ими было легко манипулировать. Были там конечно и настоящие бесноватые, но их были единицы. Наташа однозначно была бесноватой. Потому что женщины не могут разговаривать мужским басом, как могла Наташа в минуты приступа. Вне храма она вела себя как обычно: помогала на кухне, болтала с другими женщинами–трудницами монастыря, вышивала бисером иконы на продажу…      Прогуливаясь один раз около озера, Андрей увидел, как она высаживает в клумбы цветы и решил к ней подойти, чтобы посмотреть, узнает она его или нет. Он назвал своё имя и предложил ей помощь (от чего она не отказалась), а потом спросил, узнаёт ли она его. Наташа ответила, что его лицо ей знакомо, но она не помнит, где с ним встречалась. Тогда Андрей признался, что он и есть тот самый хулиган Сашка из Покровки. Внезапно Наташе стало не хорошо. Она извинилась, бросила цветы и убежала. Андрей огорчился. Не нужно было говорить ей, кто он такой. Видимо, будучи Сашкой он очень напугал эту женщину. Теперь она будет его бояться.       Однажды Андрей сам увидел страшное. Он возвращался из храма и по ошибке, по старой привычке вошёл в комнату Германа, как в свою. А там… Там Герман трахал молоденького послушника. Задрав его и свой подрясники, он имел парня на письменном столе в позиции «сзади». Пареньку едва ли исполнилось восемнадцать, таким юным он выглядел. Тёмные, чуть длинноватые кудрявые волосы, густые брови, греческий нос и пухлые губы, гладкий, чуть заострённый подбородок — юноша был красивым и стройным. Он грудью лежал на столе, руками обхватив его с двух сторон. Глаза его были закрыты, мышцы лица слегка напряжены, губы разомкнуты и из них вырывался стон. Ему нравилось то, что Герман делал с ним. И Герману нравилось. Он громко хрипел, широко раскрыв рот и сильно зажмуривая глаза от кайфа. Любил он парня так горячо, что стол ходил ходуном, а сквозь хрипы и стоны были слышны звуки шлепков, которые возникают при столкновении обнажённых тел. Разменявший уже шестой десяток Герман как мужчина был в отличной форме. Он двигался быстро и с такой страстью, будто это были последние минуты его жизни и он хотел насладиться ими сполна.       Андрей выскочил оттуда как ошпаренный. А любовники были так увлечены процессом, что не заметили его. Весь оставшийся день Андрей не мог прийти в себя, не мог сосредоточиться на молитве и на прочтении священного писания. Он был слишком потрясён увиденным. А ещё он впервые в жизни увидел, как люди занимаются сексом. Порнуху он в юности, конечно же, смотрел и дрочил на неё, как делают все холостые парни. Но вот так вживую увидел секс в первый раз. Пусть не во всех деталях, но в целом, увиденное произвело на него шокирующее впечатление. Чувство омерзительности под вечер сменилось сильным желанием проделать то же самое, что Герман делал с тем парнем. Только вместо того парня Андрей, конечно же, хотел Дениса. В голове один за другим возникали будоражащие образы обнаженного тела Дениса, сюжеты, как они занимались любовью. Андрей вспоминал, как ему нравилось смотреть, как Денис делает ему минет. Наблюдать за тем, как член медленно и глубоко погружается в его ротик, а его распухшие от поцелуев губы плотно обхватывают ствол. Как язычок играет с головкой: сначала робко, кончиком обводит её контуры, щекочет уздечку, словно дразнит, а потом набрасывается и с аппетитом вылизывает, а потом жадно заглатывает и погружает глубоко в самое горло, доставляя незабываемое удовольствие, которое Саша не мог долго терпеть, и кончал Денису в рот…       Ближе к полуночи стало совсем невмоготу. Ни молитвы, ни чтение книг не помогали бороться с блудными помыслами. Правая рука уже блуждала вокруг да около, ожидая когда похоть пересилит воздержание. Андрей не стал тушить на ночь лампаду возле икон, а оставил её горящей, чтобы чувствовать на себе осуждающий взгляд Иисуса Христа и святых. Хотя по правилам пожарной безопасности оставлять на ночь горящие свечи и лампады было запрещено. Ворочаясь в постели, Андрей молился, чтобы поскорее уснуть и чтобы оскверниться во сне. Кончить во сне — не является грехом. Потому что происходит помимо воли, неосознанно. Но сами помыслы, разжигающие похоть плоти — греховны, так как человек сам их создаёт, позволяет им рождаться. Но даже если невольно впустить помысел в свой разум, можно принять его, а можно отвергнуть, выкинув из головы. Значит, человек свободен в своём выборе и сам определяет, как ему поступать, грешить ему или не грешить. И такая свобода порой угнетает. Порой хочется вернуться в первобытное дочеловеческое состояние и подчиняться лишь законам природы и инстинктам, которые и будут нести ответственность за твою жизнь.       В первом часу ночи Андрей услышал стук в дверь. Этого ещё не хватало! Не хватало, чтобы Герман пришёл домогаться до него.        — Кто? — строго спросил Андрей.       — Это я — Денис, — ответил юношеский голос.       «Денис?» — Андрей ещё не спал и поэтому отдавал себе отчёт, что ему не послышалось.       Между тем, как он был обескуражен и медлил с ответом, в дверь снова постучали.       — Денис, это правда ты? — переспросил Андрей. Он не мог поверить в то, что ему не померещилось.       — Да, это правда я.       Это был его голос! Андрей узнал его! Немедленно поспешив к двери, он с радостью открыл её, чтобы встретить любимого… но за дверью никого не оказалось.