Между ангелом и демоном

      — Авель, ты что делаешь? А ну-ка иди отсюда! — Андрей взбрыкнул так, что Авель упал с кровати на пол.       Андрей спустил ноги, едва не наступив в потёмках на парня, и кинулся включать свет. Когда в комнате стало светло, он увидел Авеля, который сидел на полу и стыдливо прикрывал свою наготу.       — Ах ты змеёныш! — накинулся на него Андрей. — Ты зачем голый ко мне в кровать залез?       Пылая пунцом и прикрывая свои срамные места обеими руками, Авель дополз до своей койки, прыгнул в неё и с головой накрылся одеялом.       — А ну-ка вылезай, змеёныш! — Андрей резко сорвал с него одеяло. — Говори, кто тебя надоумил по чужим кроватям лазить?       Андрей был зол. Чуял ведь, что соседство с любовником Германа до добра не доведёт. Хотелось взять мальчишку за шкирку и вышвырнуть в коридор в чём мать родила.       — Простите, — еле слышно лепетал Авель, закрывая лицо руками, — простите, что я Вас разбудил. Я не знал, что Вам такое не нравится. — Он хотел опять накрыться одеялом, но Андрей не дал ему этого сделать.       — Что значит не нравится? Ты зачем голым ко мне в постель залез, я тебя спрашиваю? — требовал он объяснений, сжав кулаки и угрожающе нависнув над парнем.       — Я думал, что я Вам нравлюсь. Я думал, что Вы гей. — Авель начал всхлипывать.       — Что-о?! — не поверил Андрей своим ушам. — А ну-ка выметайся отсюда, паршивец! — потянул он его за руку, поднимая с койки. — Пошёл вон!       Андрей был страшно рассержен. Последний раз он так гневался на Антона. Так вот, оказывается, зачем этот малахольный вертихвост припёрся в мужской монастырь: монахов соблазнять! Сначала вилял задницей перед Германом, а как тот уехал, то за его спиной решил соблазнить Андрея! До чего в Воскресенском дожили! Уже и открытых геев пускают!       Андрей растолкал Авеля, чтобы тот убирался из его кельи. Парень спустил ноги с раскладушки на пол. Но встать не смог: разрыдался. Сначала Андрей не мог понять, что с ним. Парень плотно зажал руками глаза, нос и рот, а потом начал трястись, не издавая при этом звуков. Так он сдерживал свой истерический плач. А со стороны казалось, что он как будто задыхается.       — Перестань реветь! Лицо открой! Убери руки! — Андрей был к нему безжалостен.       Он грубо схватил его за руки, чтобы убрать их с лица и чтобы тот мог нормально дышать. Но Авель только сильнее зажал ладонями нос и рот. Глаза его были закрыты, и веки напряжены. Так, что их и насильно раскрыть было нельзя. Грудь и плечи резко вздымались, компенсируя недостаток воздуха. Потом парня затрясло: сдерживаться он больше не мог. Слёзы под большим давлением брызнули ему в ладони через нос и рот, и парень зарыдал в голос. Андрей немного оттаял. Признался себе, что обошёлся слишком грубо с парнем. С Германом он бы так не поступил. Перед Германом он стелился и поджимал хвост, как мелкая беспородная шавка перед чистокровным Алабаем. А на мальчика, который ему в сыновья годится, набросился как бешеный волк. Какой он христианин после этого?       — Ну прости ты меня, прости. — Андрей сел рядом с Авелем, начал ласково гладить его по спине и обнимать, чтобы успокоить.       Но становилось только хуже. Авель не принимал его извинений. Он захлёбывался мокротой, слюной, слезами и выделениями из носа. А откашлянув и проглотив всё это, снова выл, при этом зажимая себе рот и нос. Андрей сказал, что сейчас вернётся и куда-то побежал. Вернулся быстро. В руках держал пластмассовый тазик, который поставил Авелю под ноги. Тот всё ещё рыдал и не обращал внимание на действия Андрея и на его слова. Андрей распоясался, взял со стола графин с водой, полотенце, присел на корточки и возлил воду на ноги Авелю. Парень вздрогнул от холодной воды. Удивившись той процедуре, которую проводил Андрей, он открыл глаза и убрал от лица руки. Сидел, жадно вдыхая воздух и вытирая мокрое под носом.       — Что Вы делаете? — не выдержало его любопытство.       — Мою тебе ноги.       — Они не грязные.       — Я знаю.       — Тогда зачем? Мне этого не надо. — В какой-то момент он воспротивился. Вынул одну ногу из таза и хотел вытащить вторую.       — Авель, это мне надо. Мне. Понимаешь? — Андрей удержал одну его ногу и с чувством полного раскаяния посмотрел на него. — Прошу, позволь мне. Пожалуйста.       Авель поверил этому искреннему, доброму взгляду и поставил ноги обратно в таз. Андрей тонкой струйкой продолжил обливать их водой и кропотливо мыть свободной рукой, будто смывая с них грязь. Авель с удивлением наблюдал за этим процессом, тихонько всхлипывая и вытирая одеялом свои мокрые руки и лицо. Никто никогда не делал ему ничего подобного. Он чувствовал радостный покой и умиротворение. Последний раз он испытывал такое в детстве, когда его жалела мама. Андрей услышал череду быстрых хаотичных вдохов и выдохов — аффективно-респираторный синдром. Верный признак того, что Авель, наконец, успокоился. Когда вода в графине закончилась, Андрей взял полотенце, вынул ноги Авеля из воды и стал бережно отирать их, как грудному младенцу.       — Знаешь, что это за обряд? — Андрей посмотрел на Авеля. Тот помотал головой. — Это чин омовения ног. Его раз в год перед Пасхой в великий четверг совершает архиерей над теми, кто ниже его в церковной иерархии. То есть над священниками. Это как если бы учитель мыл ноги своим ученикам или начальник мыл бы ноги своим подчинённым.       — А такое правда бывает? — не поверил Авель. — Никогда не слышал, чтобы начальники мыли ноги своим подчинённым.       — Не-ет, — улыбнулся Андрей, — это чисто церковная традиция. Хотя было бы не плохо, если бы её соблюдали и начальники, и все остальные люди.       — Да, это было бы здорово, — согласился Авель. — А что означает эта традиция?       — Знак гостеприимства. Так древние евреи проявляли своё почтение к странствующих. Если путник останавливался в чужом доме на ночлег, хозяин того дома приказывал своим слугам помыть ему ноги. Это было не только проявлением уважения к путешественнику, но и гигиенической процедурой. Евреи жили в пустыне и ходили в открытой обуви. Ноги у них всегда были в пыли. Вот они их и мыли. А в христианстве омовение ног — это подражание Иисусу Христу. Как Христос омыл ноги своим ученикам, в знак своего глубочайшего смирения, так и мы — христиане должны это делать в знак любви друг к другу и чтобы не превозноситься друг над другом. Христос учил, чтобы мы не стремились быть первыми перед Богом. Он говорил: кто из нас хочет быть главным, да будет всем слугою; и кто хочет быть первым, да будет всем рабом.       Авель не сводил глаз с Андрея. Внимательно следил за тем, как он нежно, с трепетом обтирает полотенцем каждый сантиметр его стопы, каждый его пальчик. Это приводило Авеля в восторг и будоражило его воображение. Казалось, ещё немного, и Андрей станет целовать ему ноги.       — Прости меня, брат. — Андрей поднял на Авеля глаза, в которых отражался свет божественной истины. — Мир?       — Мир, — выдохнул Авель и улыбнулся.       Когда Андрей закончил, то отставил тазик в сторону, взял пустой графин и вышел. Сказал, что пошёл за водой. Вернувшись, налил в кружку воды и подал Авелю. Парень утолил жажду, а потом, после некоторого раздумья, робко сказал:       — Это отец Герман дал мне послушание, чтобы я Вас ублажал пока его не будет.       — Вот как? — Андрей нахмурился. Довёл парня до истерики. Спустил на него всех собак. А всё из-за чего? Из-за того, что не захотел его выслушать. Оказалось, Авель ни в чём не виноват. Он вёл себя так, как велел ему Герман. — А что тебе отец Герман обо мне рассказывал? — Андрей повесил полотенце на спинку стула и сел на край своей кровати.       — Сказал, что Вы гей. И что у Вас с ним близкие отношения, — отвернулся, чтобы не смотреть на Андрея, потому что ему было стыдно это сказать.       — Это ложь, — спокойно ответил Андрей, удивляясь своему спокойствию.       — Да, я уже это понял. Вы совсем не такой, как говорил о Вас отец Герман. — Авель закручивал на пальцы края одеяла, чтобы куда-то деть свои руки.       — И что ты теперь о нём думаешь? Не хочешь уйти отсюда?       — Нет, мне здесь нравится. — Авель улыбнулся. — Здесь в сто раз лучше, чем у меня дома. — После этих слов, он загрустил.       — А как было у тебя дома? — Андрей встал и погасил свет. — Если не хочешь, не рассказывай. — Андрей лёг в постель, так и не услышав от Авеля ответа. Он подождёт, когда тот уснёт, чтобы потом встать на молитву.       — Дома меня считали одержимым, — неожиданно стал рассказывать Авель. — Однажды моя мать застукала меня, как я целуюсь в губы с моим другом, и рассказала моему отцу. А мой отец — глубоко верующий человек. Он сказал, что во мне сидит бес и что меня надо срочно вести к экзорцисту. Так я здесь и оказался. — Авель закончил рассказ. Кратко. Ёмко. Содержательно. Стоит ли ещё что-то спрашивать?       — То есть по одному только поцелую с парнем твои родители решили, что ты одержимый?       — Да. Отец сказал, что гомосексуализм — это духовная болезнь. Проще говоря, беснование.       — А ты считаешь себя гомосексуалистом?       — Не знаю, — задумчиво произнёс Авель. — Мне никогда не нравились девочки в плане, чтобы с ними встречаться.       — Мне тоже они не нравились, — поделился Андрей. — Но я себя нетрадиционно ориентировонным из-за этого не считал.       — Странно. А отец Герман мне рассказал, что у Вас был парень. Это правда?       — Правда, — честно ответил Андрей, про себя помянув Германа нехорошим словом.       Вот же Герман трепло! Взял и растрепал его тайну постороннему. Не хватало ещё, чтобы об этом узнал весь монастырь. Тогда к нему будут относиться так же, как в монастыре у Нафанаила. Если не хуже. Ведь здесь дофига людей нецерковных, но консервативных. Они понятия не имеют, что такое борьба со страстями и что монахи тоже люди грешные.       — А у Вас с ним было, ну это… — по голосу было слышно, что Авель стесняется задать вопрос. — У вас с вашим парнем были близкие отношения?       — Если ты имеешь ввиду секс, то да, он был.       Андрей расценил его вопрос как «странный». Ведь Авель уже имеет достаточный сексуальный опыт, а стесняется сказать слово «секс». Ну прям как маленький.       — Значит Вы правда гей. Отец Герман мне не солгал.       — Я не гей. Я уже тебе это говорил.       — Ну Вы же занимались со своим парнем «этим самым»?       — Послушай, ты ведь тоже занимаешься «этим самым», — специально сделал акцент Андрей, — с отцом Германом. И тебе, судя по всему, это очень нравится. А на мой вопрос «считаешь ли ты себя гомосексуалистом?» ты почему-то ответить не можешь. Почему?       Авель замолчал. Наверное, этот вопрос поставил его в тупик. А может, он стесняется говорить на эту тему? Андрей не стал его доставать с расспросами. Как никак на дворе глубокая ночь. Нужно выспаться, ведь завтра у него очень ответственный день. Первый день, когда он будет сам проводить отчитку.       — Я с отцом Германом никогда не занимался сексом. — После долгого молчания, вдруг подал голос Авель. А Андрей уже подумал, что тот уснул.       — Как не занимался? — поднял голову Андрей. — Но я же видел тебя с ним. И не раз.       — Мы не занимались сексом, — настаивал Авель. — Это был не секс, — обиженно бубнил он.       Он что, страдает амнезией? А может, у него раздвоение личности?       — А что же это было? — Андрей даже принял положение сидя. Разволновался. А может, это у него были галлюцинации? Может, ему всё это привиделось? — «Господи помилуй!» — Он перекрестился.       — Это был не секс, а обряд экзорцизма. — Авель раскрыл Андрею их с Германом тайну. — Отец Герман изгонял из меня демона-содомита.       — Что-о?! — Андрей, чуть не грохнувшись с кровати, снова бросился к выключателю. — Что ты сказал, парень? Повтори ещё раз! — поднял его с постели.       — Отец Герман, как только меня увидел, сказал моему отцу, который меня сюда привёз, что во мне сидит демон-содомит. Мой отец даже не успел рассказать о моей проблеме, как отец Герман сам о ней узнал. Он всё обо мне рассказал. Сколько мне лет, из какого города мы с отцом приехали, что я люблю, как учусь в школе и сколько у меня друзей — всё рассказал. Сначала я, как и все, ходил на очитку в церковь. Но это мне не помогало. Я спросил об этом отца Германа. Он сказал, что мой демон очень сильный и страшный, и что он крепко во мне засел и его невозможно выманить наружу. Но можно его перехитрить, чтобы он сам из меня вышел. Для этого мне нужно было делать только то, что вызывает у меня боль и отвращение. Отец Герман предложил мне проверенный метод. Сказал, что он очень действенный, но отвратительный в моральном плане, и что без моего согласия он его проводить не будет. И я согласился испробовать этот метод. Он заключался в том, — Авель сглотнул, — что я должен испытывать отвращение во время полового акта с отцом Германом. А вместе со мной его будет испытывать мой демон. Ему это будет противно и он выйдет. Но в итоге… — Авель сжал губы. Подбородок его задрожал. — В итоге я всё испортил, потому что… Потому что мне это понравилось. Мне понравилось то, что отец Герман делал со мной. — Он заплакал.       Андрей сел рядом с ним и, приобняв, стал энергично растирать ему спину, шею, плечи. Слегка похлопывать по спине, взлохмачивать волосы, чтобы приободрить и успокоить. Авель громко всхлипнул и начал быстро шмыгать носом, засасывая обратно свои слёзы.       Герман… Вот же распутный мужик! Похотливый кобель! Блудливый ишак! Грязный ублюдок! Деторастлитель! Педофил! Андрей перебрал почти все бранные слова, которые приходили на ум, чтобы хоть как-то охарактеризовать этого мерзавца. «Отец Герман мне сказал», — фраза, которую Авель употреблял в разговоре чаще всего и от которой у Андрея внутри всё кипело и бурлило. Старый мракобес хорошо поработал с мальчиком. Он его зомбировал. Так промыл ему мозги, что парень искренне считал, что его не трахают в задницу, а изгоняют из него демона! Насилуют его по его собственному желанию! Авель только сейчас понял, когда рассказал всё Андрею, что Герман его обманул и надругался над ним и что никакой он не бесноватый. И когда он это понял, то не смог сдержать слёз. Уткнулся Андрею в грудь и разревелся. Андрей крепко, как сына, обнял его и пообещал, что не оставит и защитит от домогательств Германа, когда тот вернётся.