Между ангелом и демоном

      Два месяца райской жизни в реабилитационном центре подошли к концу. Дениса выписали — свободного, жизнерадостного и… абсолютно нищего. Четыре месяца ему нечем было оплачивать за квартиру, и набежал приличный долг по квартплате. Андрей, пока Денис находился на реабилитации, подвизался в местной епархии разнорабочим. Ему платили небольшие деньги и бесплатно кормили. На этом и продержался два месяца, ночуя в квартире без электричества, газа и горячей воды, которые коммунальщики отключили за неуплату. Деньги копил на проезд до Покровки и обратно, и на гостиницу за тридцать километров от села. В самой Покровке гостиницы нет. Приезжие останавливаются кто у родственников, кто у знакомых. Но кто из сельчан захочет дать ночлег хулигану Сашке? Деревня вздохнула с облегчением, когда он пропал пропадом. Слишком много неприятностей он доставил односельчанам. Андрей долго сомневался, стоит ли ему вообще соваться в Покровку. Если его узнают, стыда и срама ведь не оберётся. Тот, кто ненавидел попóв, сам стал попом. Кто гадил в божьем храме, сам стал богомольцем. Вот это позорище!       — Саш, ты как? Всё нормально? — Денис видит, что на нём лица не стало, как только они вышли из автобуса, который привёз их в Покровку.       — Ой, Денис, если бы знал, как мне сейчас страшно показаться кому-нибудь на глаза. Я такие вещи совершал… Ты не представляешь. Скорее, пошли отсюда!..       И он ломанулся вперёд быстрым шагом. Денис за ним еле поспевал. Андрей чувствовал на себе любопытные взгляды людей. Сначала на него пялились в автобусе. Уже тогда он заподозрил, что его могли узнать. На автобусах ведь покровчане ездят: кому в районный центр, кому в соседнюю деревню. Автобусом ехать дешевле, чем на попутках. Потом, когда они вышли, на Андрея начали глазеть прохожие. Не каждый день ведь увидишь монаха в отдалённом населённом пункте. Молодёжь монахов только в кино и видит. А кино выставляет служителей божьих не в лучшем свете. Часто, как закостенелых лицемеров, властолюбцев, пьяниц и развратников. Вот так, через кино и рождаются мифы о попáх. Остаётся надеяться, что нравы у покровской молодёжи за десять лет изменились в лучшую сторону. А то ведь выследят, и тогда им с Денисом не поздоровится. Деревенские городских не любят. Сам Андрей, когда жил здесь, выслеживал и избивал приезжих парней. Как бы ему это не аукнулось. Ещё и Денис навязался. Ещё и за него теперь переживай!       — Отец Андрей, подождите! — кричит Денис. Отстал от него порядком метров на пятьдесят.       Он не называет его Сашей и отцом Александром. Знает: его нельзя так называть. Андрей останавливается и ждёт. Денис, запыхавшись, приходит, а Андрей так и не трогается с места.       — Динь, я, кажется, заблудился. Здесь всё так изменилось. Я не знаю, как пройти на Советскую.       — Иди за мной. — Денис знает, куда идти.       Андрей очень удивлён его способностью ориентироваться в незнакомой местности. Позабыл, что Денис уже был здесь два года назад. А два года — это не четырнадцать лет. Именно столько Андрей не был на своей малой родине.       Через десять минут они пришли на место. Табличка с номером дома совсем проржавела и надписи на ней не было видно. Летом, покуда вокруг дома пышно цвела зелень, он не выглядел так страшно, как сейчас под конец ноября, когда с деревьев упали все листья, а землю припорошило снегом. Деревянный дом с провалившейся крышей, с заколоченной дверью и окнами, с зияющим чернотой чердаком, в окружении корявых, безжизненных деревьев — это настоящий дом из фильмов ужасов. Одно окно, выходившее в сторону дороги, было не заколоченным и тоже, как и чердак, зияло чернотой. В эту черноту не хотелось входить не при каких условиях, и Денис теперь знал почему: этот дом проклят. Но сильнее Бога силы нет. Вспомнив об этом, Денис первым полез через забор.       — Ты куда? — опешил Андрей.       — По другому сюда не попасть. Только через забор. Тут где-то ещё дырка была под забором. В первый раз я через неё пролазил. Сейчас уже не пролезу. И ты тоже.       — Ты, смотри, осторожнее! Тут гвозди везде, не поранься.       — Знаю. — Денис аккуратно спрыгнул, отчего по забору пошла вибрация. Он захрустел, зашатался и едва не рухнул. — Ну, ты идёшь или нет? — Денис ждал его с другой стороны.       — Динь, боюсь он меня не выдержит, — с опаской осмотрелся Андрей на забор, который ходил ходуном и хрустел даже от лёгкого давления на него. — Он весь прогнил. Он точно упадёт, если я на него залезу. Посмотри пожалуйста калитку. Может с твоей стороны её можно открыть?       — Она вся досками заколочена. — Денис начинает возиться с калиткой, пытаясь отодрать от неё доски. — Блин, что за упырь тут всё наглухо заколотил?!       — Это я, — сказал Андрей со смешком.       — Саша! Вот блин! Тебе не лень было? — Денису не смешно. Он засадил через перчатки уже дюжину заноз. — Как ты вообще умудрился заколотиться с этой стороны? Ты как потом вышел?       — Как, как… Через забор.       Андрею смешно с той стороны, а Денису со стороны проклятого дома — не очень.       — Динь, ты скоро? А то я слышу машину. Сюда едет. Что, если меня увидят?       — Ну и что? Ведь это же твой дом.       — Я не хочу, чтобы меня видели.       — Надо было одеваться по-нормальному, как все люди. — Денис торопится.       — Я — монах. Я не могу одеваться по гражданке, как священники.       — Могу, не могу, — кряхтит Денис, срывая доски со столбов, к которым те были прибиты огромными гвоздями сантиметров с десять. — Сам же привлекаешь к себе внимание. В чёрном ты сразу в глаза бросаешься. Особенно на белом фоне.       — Ну я же не заяц: не могу шкурку сменить на белую.       — Да ты у меня зимой и летом одним цветом, блин, — подавляет смешок Денис.       — Динь, ты там смотри аккуратнее с рукой. Не перенапрягай.       Зря он так переживает. У Дениса рука абсолютно здорова. Дай Бог здоровья врачам реабилитационного центра! Раздаётся скрип калитки и она, наконец, открывается. Увидев свой родной дом, Андрей встал перед ним, как вкопанный. Это место, где он родился и вырос.       — Альбом я нашёл на чердаке.       Денис думает, что альбом — это портал, через который демоны попадают в мир людей, и нужно вернуть его на место, чтобы снять проклятье. Стало быть, нужно лезть на чердак. Андрей твердит, что этого делать не нужно, а нужно найти того человека, кто навлёк проклятие на его семью. Без магии здесь точно не обошлось. Он вспомнил, что Герман говорил ему о том же самом, что в его роду кто-то занимался колдовством. Герман мог видеть прошлое и будущее. Только способности эти он получил не от Бога, а от дьявола.       — А может это кто-то из посторонних, а не твой родственник. — Денис хочет помочь ему разобраться. — Завистник, например, который прибегнул к услугам ведьмы.       — Не думаю, Динь. Ни одна ведьма не сможет наслать порчу на весь род, на ещё не родившихся детей и на дальних родственников. Это ей не по силам. Вспомни, может быть, бес проговорился тебе, почему он напал на тебя? Чем ты ему приглянулся? Ведь так не бывает, что ты просто взял альбом и проклятье перешло на тебя.       — Он говорил, что это из-за того, что мы с тобой были близки. И потому он должен будет меня убить.       — Ну вот видишь: он уничтожает всех, кто связан с моим родом. Я тебя предупреждал, что секс — это нечто большее, чем просто физический акт. При слиянии плоти, сливаются также и души. Это нужно помнить.       Какой ужас! Денис тут же вспомнил про секс с Олегом и Максом. Неужели теперь он породнился с ними? И особенно породнился с Олегом? У Дениса лицо искривилось как от кислого, а на языке почувствовался привкус желчи. К сожалению, даже после генеральной исповеди и сеансов психотерапии, память о наших поступках остаётся с нами на всю жизнь.       Они влезли в разбитое окно и оказались внутри дома.       — Смотри, что здесь алкаши понаделали! — Денис показал на разбитые бутылки, пивные банки и окурки, разбросанные по углам. — Ворюги! Всю мебель вытащили!       — Динь, это не алкаши и не ворюги сделали, а… я. Это я так жил.       Андрей смотрел на голые, обшарпанные стены и, казалось, сам не верил в то, что только что сказал; не верил, что четырнадцать лет назад он был тем, за кого ему сейчас было ужасно стыдно перед Денисом, стыдно перед самим собой. Всё это как будто сделал не он, а другие — плохие люди. Четырнадцать лет раскаяния, четырнадцать лет пролитых слёз, но ему всё ещё стыдно за свои девятнадцать лет, что он здесь жил. Всего один худой поступок способен перечеркнуть всё самое хорошее, что в тебе было. И каким бы замечательным ты не стал в будущем, твоё прошлое всегда будет напоминать о том, каким ты был. Андрей расстроился из-за нахлынувших воспоминаний. Ничего хорошего, доброго, радостного, что происходило бы с ним в этом доме и о чём можно было бы вспомнить с теплом и улыбкой, он припомнить не мог. Этого просто не было, когда он здесь жил. Денис не совсем понимал, зачем Саше нужно было приходить в этот дом, если с ним его связывают лишь негативные воспоминания? На чердак он лезть не хочет, чтобы положить фотографии на прежнее место. Тогда что ему вообще здесь делать? Вспоминать о том, как умерли его отец и мать?       — Ты сейчас стоишь как раз на том месте, где стоял мой отец с ружьём. — Вдруг говорит Денису Андрей.       Денис от страха отскакивает в сторону. На кой чёрт он попёрся в соседнюю комнату! Денис прав: ни о чём другом, как о смерти своих родителей, Саша думать здесь не может и не будет. Вот он выдвинул ящик старого комода и вынул оттуда чёрно-белую газету с крупным подзаголовком «И снова убийство в Покровке». Денис уже видел эту газету, когда был в этом доме два года назад. В этом ящике была целая стопка таких газет с кричащими заголовками об убийствах. Неужели Саша специально собирал их и хранил? Как он вообще мог оставаться жить в этом доме после того, что здесь произошло?       — Хочешь найти что-то о демонах? — спросил его Денис, глядя на то, как он берёт и читает эти газеты одна за другой и чуть ли не плачет.       Боже, зачем же он так себя истязает? Хочется вырвать у него из рук эти газеты, разорвать их на мелкие кусочки и сжечь вместе с этим проклятым домом! Чтобы больше никаких воспоминаний, больше никаких демонов! Денис, не зная, как подступиться, чтобы закончить всё это, просто подходит к нему и сочувственно обнимает. Андрею приходится опустить газету и обнять Дениса в ответ.       — Замёрз? — спрашивает, ощутив, как холодный нос задевает его ухо. — Пойдём, придумаем что-нибудь, чтобы согреться.       Андрей повёл его к окну на выход и прихватил с собой несколько этих злополучных газет. Они пошли вглубь двора. Андрей ни разу не замедлил шага, чтобы посмотреть, как изменился за четырнадцать лет его двор: сарай, гараж и другие хозяйственные постройки. Потом над ними поплачет и погорюет. А сейчас Денис замёрз и его надо согреть. Они зашли в какую-то маленькую хижину, неплохо сохранившую, в отличие от дома. Здесь было одно маленькое окошечко, две лавки и железная печка, сверху-донизу обложенная булыжниками. Андрей сказал, что это баня и что сейчас они её затопят, и станет тепло. Он принёс со двора охапку сгнивших поленьев, которые когда-то заготавливались им на дрова. Потом Денис увидел, как он скомкал те самые газеты и бросил в печь, сверху положил дрова, вытащил из кармана своей чёрной синтепоновой куртки спички и поджёг. Сухое трухлявое дерево быстро разгорелось. Баня заполнилась едким дымом. Андрей открыл дверь, чтобы его выветрить. Сказал, что это нормально и что когда печка нагреется, дым пойдёт куда надо — в трубу. Через двадцать минут уже можно было снимать верхнюю одежду — в бане стало тепло. Андрей ненадолго вышел. Вернулся с чёрным, закопченным железным чайником, доверху заполненным снегом. Рассказал, что раньше это был его походный чайник, в котором он кипятил речную воду и топил снег, когда ездил на охоту и рыбалку. Чай из топлёного снега — это очень вкусно. На обед был доширак и бутерброды с колбасой, которые они взяли с собой в дорогу. Ели как бомжи в заброшке, но Денису понравилось. С Сашей не пропадёшь: всё умеет, найдёт выход из любой нестандартной ситуации. Кто бы мог подумать, что он сможет почти с нуля обеспечить их теплом и пропитанием. Денис ещё не знает, что это Саша сколотил эту баньку собственными руками. А было ему на тот момент всего семнадцать лет. Вот уж настоящий мужик, так мужик!       — Может, не будем тратить деньги на гостиницу, а переночуем здесь? — Денису понравилось в бане. — Смотри, тут как раз две лавки, можно лечь во весь рост, а под голову куртку положить вместо подушки.       — Денис, ты же воспалением лёгких недавно переболел. Какая может быть лавка? — Печётся о нём, как о маленьком, что Дениса немного раздражает.       — Лавки, пощупай, тёплые. — Денис взбирается на ту, что повыше — у самой печки, ложится на спину и, вдыхая носом сухой, тёплый воздух, кряхтит от удовольствия. — Подумай, сколько денег мы потратим на гостиницу и на проезд туда-сюда. Это же очень затратно.       — А застудишься, сколько на лекарства потратишь? Не спорь со мной. Через три часа вечерний автобус — поедем.       Застудиться в горячей бане? Его не переубедить. Скажет, что он старше и опытнее, и что больше него знает. Денису ничего не остаётся, как вздохнуть и смириться с его решением.       — Саш, извини, что только сейчас задаю тебе этот вопрос: «Тебя не раздражает, что я тебя Сашей называю?» У тебя ведь, вроде как, уже другое имя, и все тебя Андреем называют, а я один — Сашей. Может тебе это неприятно? Ты скажи, и я больше не буду.       — Если бы меня коробило собственное имя, то я бы давно его изменил. Нет, Динь, меня это не раздражает. Называй меня хоть Сашей, хоть Андреем. Мне это без разницы.       — Хорошо. — Денис лежал на лавке и смотрел в потолок, густо оплетённый паутиной, которая от потоков горячего воздуха с печки, колыхалась, как от ветра. — А что ты думаешь сделать с альбомом? Ты догадываешься, кто мог наслать порчу на твою семью?       — Это сделал кто-то из моего рода. Женщины связываются с нечистой силой чаще. Значит, это женщина. Моя прабабка или ещё дальше. Мне нужно узнать её имя и отслужить по ней панихиду, чтобы упокоить. Желательно это сделать на её могиле.       На могиле… Денис сглотнул. Значит, ещё и на кладбище придётся идти. Из личного опыта Денис помнил, что старые погосты — не безопасное место для живых.       — И как узнать её имя?       — Нужно будет найти здесь самого старого человека. Старожилу. Возможно, он что-то помнит о моих родственниках. В сёлах старики всё про всех знают.       — А у тебя есть кто-нибудь на примете, у кого можно было бы об этом спросить?       — Да. Учительница — Галина Петровна. Она была моей классной руководительницей, а как вышла на пенсию, стала в здешнем музее работать. Сейчас может уже не работает, но думаю, помнит историю нашего села и судьбы его жителей.       — Если она была старой, когда ты здесь жил, то вдруг она уже умерла? Как ты это узнаешь?       — Никак не узнаю. Придётся идти к ней домой и там узнавать.       — И ты пойдёшь? — Денис сел, свесив ноги с лавки.       — А что делать? Пойду.       — Сегодня?       — Да. Прямо сейчас. Ты пойдёшь со мной?       Нет, блин, он останется один в этом проклятом месте! Конечно пойдёт!       Дом Галины Петровны стоял рядом с церковью. А как пройти к церкви, Андрей помнил. Красавица-церковь встретила их своей ухоженной территорией: дорожки от снега подметены, есть качельки для детей, стены храма выкрашены в свежий, нежный фисташковый цвет, на окнах — стеклопакеты, из отверстия настенного котла валит дым — храм отапливается, а значит, работает. А значит, окормляется священником, который либо приезжает из районного центра, либо сам живёт здесь — в Покровке. Андрею хотелось бы увидеть его, познакомиться с ним. Мимо церкви пройти не может. Его, кажется, уже не волнует, что его могут узнать. Взойдя на паперть, он пал ниц и совершил земной поклон (ну, а как же без этого). Войдя внутрь храма, сделал то же самое трижды. В храме его встретила пожилая женщина, в которой Андрей узнал свою учительницу. Вот как Господь чудесным образом устраивает нам встречи с нужными людьми. Галина Петровна его не узнала, а он не спешил раскрывать свою личность. Он представился иноком Андреем и рассказал откуда приехал. Женщина с радостью его приветствовала и подошла под благословение. Они разговорились. Галина Петровна рассказала, что ухаживает за храмом уже десять лет. Безвозмездно, во славу божию. А служить сюда приезжает батюшка из другого посёлка — отец Роман. Приезжает по воскресеньям и в великие церковные праздники. Отец Роман — хороший батюшка, добрый, отзывчивый. А община у них небольшая, но дружная. Много кто из женщин приходит помогать: кто просфорки испечёт, кто морс к причастию сварит, кто полы после службы вымоет. Да и мужчины в стороне не остаются: кто с ремонтом поможет, кто территорию облагородит, кто площадку для детей смастерит. За газ и свет администрация платит. Молодёжь нынче к церкви тянется. Как никогда много крестилось в этом году молодых и детей. Слушая её слова, Андрей крестился и радостно вздыхал: «Слава Богу!» Не оставил Господь его родную деревню. Денис, пока они мило беседовали, расхаживал по храму, рассматривал иконы и прикладывался к ним. Галина Петровна предложила ему взять свечи, сколько он хочет. Бесплатно. Денис взял три свечи. Они сладко пахли мёдом, и их хотелось больше съесть, нежели возжигать. Запах совсем не тот, что в городе. В городе свечи отдают парафином, хоть каких ароматизаторов не примешивай. А здесь они пахнут натуральным воском. Андрей, наблюдая за тем, как Денис упивается ароматом свечей, сказал ему, что это и есть настоящий пчелиный воск. Галина Петровна подтвердила. Один член их общины — пасечник. Он сам делает свечи и бесплатно отдаёт их церкви. А уж пожертвования — это на усмотрение прихожан. Поставив свечи и ещё немного походив туда-сюда по храму, Денис начал поглядывать то в окна, то на часы, то на Андрея, намекая ему, что скоро должен приехать автобус. Тогда Андрей назвал Галине Петровне своё настоящее имя и фамилию, признавшись, что он её бывший ученик и тот самый Сашка. Женщина удивлённо и растерянно на него смотрела. Будто бы не могла вспомнить, а кто такой был этот Сашка? О ком он говорит? Андрею пришлось несколько раз повторить свои имя и фамилию, и добавить деталей: что он был внуком Матрёны Матвеевны, сыном Георгия и Елены Кононовых. Услышав это, Галина Петровна ахнула и схватив его за руки, радостно воскликнула: «Саша, это ты?! Саша, это правда ты?!» После чего обняла его, как родного сына. Оба даже прослезились. То была трогательная сцена. Никаких обвинений и никакой неприязни к нему, как к человеку, который вёл когда-то аморальный образ жизни. Вот что значит учительница! Вот что значит христианка! Наобнимавшись и наплакавшись, они снова стали говорить, говорить и говорить. Денис вздохнул. Кажется, им всё же придётся заночевать в бане, что Дениса абсолютно не расстраивало. Неожиданно, Андрей подзывает его к себе, прощается с учительницей, обещает, что завтра снова приедет первым утренним рейсом. Перед тем, как выйти из храма, совершает три земных поклона лицом к алтарю и кладёт в ящик для пожертвований тысячу рублей. Капля в море, по сравнению с той суммой, на которую он нанёс ущерб этому храму.       Устроившись на ночь в гостинице, они поужинали тем, что купили в магазине и легли спать на отдельные односпальные кровати. Перед этим Андрей помолился, а Денис стоял рядом и слушал. Проклятый дом находился за тридцать километров и можно было спросить кое о чём:       — Саш, ты говорил, что демон не может вселиться в человека без его на то согласия. А как тогда ты стал одержимым? Получается, ты призвал демона, да?       — Да, призвал. — Денис едва не упал с кровати от этого признания. — Когда я понял, что моя мать мертва, я стал умолять Бога, чтобы Он её воскресил. Но этого не произошло. Бабушка учила меня, что Бог всемогущий, всезнающий и вселюбящий, что он — добрый дедушка, живущий на облаке, который исполнит всё, если Его как следует попросить. Вот я и просил. Я молился несколько дней. Даже когда отца и мать хоронили, я молился и верил, что они оживут. Помню, как не хотел, чтобы гроб мамы закапывали. Помню, как кидался на дядю Петю и дядю Радика, которые закапывали гробы, с кулаками и кричал, чтобы они прекратили. Я боялся, что мама оживёт под землёй и ей нечем будет дышать — она задохнётся и снова умрёт. А когда я понял, что моя мама умерла навсегда, то я разочаровался в добром дедушке по имени — Бог. А потом я рассердился на Него и поклялся Ему отомстить. Помню, как меня тогда такая злость взяла, и вот тогда явился бес. — Денис задержал дыхание, чтобы лучше слышать, потому что Андрей говорил тихо, будто опасался, что этот самый бес его услышит. — Я его не видел, но зато услышал голос. Как бы из своей головы. Это был и мой голос, и одновременно не мой. - Да, тоже самое было и у Дениса ! - Он сказал, что поможет отомстить Тому, Кто меня предал. И я с радостью согласился.       — А ты знал, что это демон? Или он тебе представился как-то по-другому?       — Он представился моим невидимым другом. А детям свойственно фантазировать, выдумывать разные вещи, представлять невидимых друзей и играть с ними. Я не знал, что это демон. Но даже, если бы я это узнал, мне было бы с ним интереснее, чем ходить с бабушкой в церковь. Он меня утешал, играл со мной, давал советы, учил… В классе в пятом-шестом я ощущал его частью себя.       — И ты его совсем не боялся? Он не причинял тебе вреда?       — Нет, я его не боялся. Я же говорю, что воспринимал его частью себя. Меня он не мучал. Не делал мне вреда. Наверное, потому, что я сам себе вредил: пил спиртное и даже иногда покуривал… — При Денисе, наверное, не стоит это произносить.       — Травку? — догадался тот.       — Да. Бывало. Покуривал коноплю. Я вёл довольно рискованную жизнь. Например, гонял пьяный на мотоцикле или на моторке. Знаешь, что такое моторка?       — Нет.       — Моторная лодка. Опасный вид транспорта, если управлять им в нетрезвом состоянии. Тут в Покровке намного больше людей гибло на реке, чем на дороге.       — Саш, я тут подумал… А может, это ты сам испортил фотоальбом и наложил на свой род проклятие? Вернее, не ты, а демон, который в тебе был. Может, ты просто этого не помнишь?       — Да, я тоже продумывал эту версию. Но она не подходит. Подумай, как я мог проклясть свой род, когда на тот момент от него остался только я один? Моя бабушка носила другую фамилию. Она мне была бабушкой по матери.        — Этого я не учёл. — Детектив из Дениса никудышный. — Но я по-прежнему уверен, что демон причинял тебе вред, хоть ты и говоришь, что он этого не делал. По твоим рассказам ты всё время заигрывал со смертью. Значит, он изо дня в день толкал тебя на смерть. Разве не так?       — Да. Конечно, так. Когда я избавился от него, то почувствовал большое облегчение, перестал вести себя безрассудно. Но это не столько благодаря моему избавлению, сколько моей вере, которая, вспыхнула во мне, когда я находился в полном отчаянии.       — Это тогда, когда ты рассказывал, как тебя хотели убить твои друзья?       — Да. И если бы не Господь, они бы меня прикончили. Когда я потом вспоминал об этом, то понимал, насколько Бог нас всех любит. Какие мерзости бы мы не творили, сколько бы не плевали на Него и не оскорбляли Его, Он всё равно продолжает нас любить. Динь, ты бы так смог?       — Не знаю. Если бы речь шла только о тебе, то, наверное, смог бы.       — А если бы я заявил, что ненавижу тебя, рисовал бы на тебя карикатуры и плевал бы тебе в лицо?       — Ну… Если бы так, то я прекратил бы с тобой общаться и вообще обиделся бы.       — А Господь не обижается. Он продолжает нас любить, несмотря не на что.       В комнате повисло молчание. Оба вспоминали, что сделал ради них Бог, чтобы доказать им свою любовь.       — А ты? — спросил Денис через некоторое время. — Ты продолжаешь меня любить, несмотря на то, что ты теперь монах? Ты что-нибудь чувствуешь ко мне?       — Конечно, чувствую. Я же не коряга. Я тебя люблю.       — Как раньше? Или что-то изменилось?       Денис конечно же хотел услышать о сексуальном влечении, которое сейчас, когда они одни в номере гостиницы с большим количеством невзгод позади, теперь дало о себе знать.       — Изменилось, — ответил Андрей. Денис напрягся. — Я люблю тебя ещё сильнее, чем раньше. — Фраза, которая заставила сердце трепетать. Денис был рад это услышать, но всё ещё не осмеливался спросить его прямо, а всё ходил вокруг да около.       — А ты… Тебе нельзя? Ты давал обет воздержания?       — Целомудрия. Это называется обетом целомудрия. Конечно, я его приносил.       — Значит, близость между нами уже невозможна, да?       — Возможна, только если ты меня изнасилуешь, как тогда на диване. Помнишь? — С ноткой юмора произнёс Андрей.       Денис чуть не рассмеялся, вспомнив этот эпизод. На что Саша намекает? На то, что если Денис его захочет прямо сейчас, то он не станет сопротивляться и возражать? В таком случае он не совершит греха и не нарушит обета? Грех целиком и полностью ляжет на Дениса? Но хочет ли Саша, чтобы Денис совершал этот грех?       — А ты этого хочешь? Ну… Чтобы я тебя изнасиловал? — уточняет Денис. Мысли невольно начинают вертеться вокруг темы секса.       — Нет, не хочу. Но если этого хочешь ты, я не стану тебе препятствовать.       Да, Денис так и думал. Если хочешь — можешь делать всё. Но как быть, если знаешь наперёд, что твоё желание не совпадает с желанием другого? С желанием того, кого ты любишь. Что тогда делать? Применять к нему насилие?       — О чём думаешь? — Андрей вмешивается в долгие раздумья Дениса. — О том, как тяжело быть Богом?       — Да. Быть Богом — это не просто. Спокойной ночи, Саша.       Что ж… Придётся довольствоваться одной платонической любовью. И это не так уж и плохо.       На другой день Андрей показал Галине Петровне тот самый фотоальбом. Женщина видела плохо, и состояние фотоснимков тоже было плохим. Но ей всё же удалось узнать нескольких людей на фотографиях. Пазл потихоньку начал складываться, а история семьи Кононовых — проясняться. Андрей выяснил, что в его роду преждевременная смерть настигала только мужчин. Смерть его матери вовсе не была совпадением, так как она была беременна мальчиком. Так сказал демон. Тот, которого Андрей изгнал из бабулечки у Германа в монастыре. Благодаря крепкой памяти его школьной учительницы, удалось выяснить, кто был первым погибшим мужчиной в его роду — Игнатий Романович. Галина Петровна рассказала, что он был человеком весьма суровым. Сама она лично его не знала, так как он уже скончался к тому времени, как она родилась. Но в селе много говорили о нём, как о человеке грубом, с тяжёлым характером. Говорили, что он бил свою жену за то, что она не рожала ему детей. А женщина болела «по женскому» и попросту не могла иметь детей. Бездетный Игнат чувствовал себя ущемлённым и потому часто ходил «налево». А бедная Катенька — его жена, всё знала, всё видела. Да вся деревня знала о похождениях Игната и о его внебрачных детях, которых у него было около десяти от разных женщин. До совершеннолетия дожили только четверо: две девочки и два мальчика. Сёстры вышли замуж за приезжих парней и уехали из Покровки. Братья же укоренились здесь, создали семьи, родили детей — всё как у всех. Всё, да не всё. Когда Саша пошёл в первый класс, никого из мужчин с фамилией «Кононов» кроме него не осталось. Ни деда, которого звали Поликарпом, ни отца, ни дяди Стефана, ни его двух сыновей. Женщины же из рода Кононовых чудесным образом выживали. Но все они уехали из Покровки, потеряв своих мужей и детей. Если проклятье родовое, оно и понятно: род продолжается только за счёт мужчины. Нет мужчины — нет рода.       Дальнейший план действий у Андрея был такой: найти могилу своей прабабушки Екатерины и отслужить по ней панихиду. Именно она, по его мнению, была той, кто проклял его фамилию. До революции все люди были крещёнными, а значит и прабабка его тоже была. Она не была самоубийцей, о чём Андрей на всякий случай уточнил у Галины Петровны. Говорили, что Катя умирала в страшных муках от какой-то неизлечимой женской болезни, которой она страдала с молодости. Но поговаривали, что и муж её Игнат приложил к её смерти не малую руку. Не перенесла женщина частых его измен, вот и скончалась. А было ей всего тридцать пять лет. Игнат умер через два года после смерти жены: упал с кузова грузовика при погрузке дров и свернул себе шею.       Денису не хотелось идти на кладбище. Андрей предложил ему остаться дома у Галины Петровны, которая с радостью бы согласилась напоить и накормить худенького паренька, но Денис вежливо отказался. Кладбище так кладбище. В последний раз Андрей был там, когда хоронил свою бабушку. У деревенских жителей есть давняя традиция: хоронить родственников вместе. Под каждую семью в до- и послереволюционное время выделялся отдельный участок кладбищенской земли. Когда участок заполнялся захоронениями, выделяли другой. Так кладбище понемногу разрасталось.       — Саша, можно у тебя кое-что спросить? — Денис слышал его разговор с Галиной Петровной и у него остался всего один вопрос, касаемо родового проклятия. — Это о твоей жене. Можно?       — Спрашивай. — Андрей был занят чтением имён и фамилий на надгробьях.       — Она тоже умерла беременной, как и твоя мама?       — Да, — Андрей выдохнул. На морозном воздухе выдыхаемый воздух превращается в густой, молочного цвета пар.       — И… У тебя тоже должен был родиться сын. - Это был уже не вопрос, а умозаключение.       — Да. Денис, если ты это и так знаешь, зачем тогда спрашиваешь? — Пар буквально повалил у Андрея изо рта и ноздрей.       Ему должно быть не приятно об этом вспоминать, но Денис ведь не просто так спросил. Он заметил то, чего Андрей не заметил. А именно, что демон не остановился даже после того, как тот уверовал в Бога и стал не просто христианином, а стал священником. Если от козней демона не помогли ни молитвы, ни причастие, ни близость к алтарю, то где гарантия, что отпевание его прабабки поможет? Денис нашёл в себе смелость и сказал об этом прямо. На что Андрей спокойно ответил:       — Денис, демоны борятся с нами всю жизнь. Нет такого периода в нашей жизни, чтобы бесы оставили бы нас в покое, как и нет такого места на земле, где бы они нас не достали. Утроба нашей матери — не исключение. Сатана — человекоубийца. Уже с момента нашего зачатия он нападает на нас и жаждет, чтобы мы не родились. Если ты думаешь, что человек, став христианином, становится недосягаемым для сатаны, то ты глубоко ошибаешься. Я тебя разочарую: христианин подвергается нападкам сатаны в десятки раз сильнее, чем неверующий. Потому что неверующий и так идёт в ад, он для сатаны не интересен. А вот христианин претендует на Небо, претендует обитать там, где когда-то обитал сам сатана до своего падения. Дьявол не может спокойно смотреть на то, как толпы кающихся грешников восходят на небеса, потому что сам он не никогда не покается. Поэтому атака бесов на верующих людей особенно сильна. А если бы ты знал, какие полчища бесов в монастырях обитают! Спасу от них там нет!       — Саш, я просто очень боюсь за тебя. Боюсь, что он не оставит тебя в покое, даже после всего этого. — Денис оглянулся на могилы.       — Я не боюсь его. И ты не бойся.       — Он же пошёл дальше. Он хотел убить не только меня, а хотел убить моего отца. Теперь я понял, почему он его так ненавидел, почему он был против того, чтобы я помогал ему. Саша, это проклятье перешло и на мой род тоже! — Атмосфера кладбища всё же сказывалась на нём.       Андрей положил руку ему на плечо:       — Запомни: ты воин Христов! Наша брань на земле не против плоти и крови, а против духов злобы поднебесной. Да, они лязгают зубами и нападают на нас, но у нас есть особые оружия против них. Ты знаешь какие. Ничего не бойся! — Андрей встряхнул его, и они пошли дальше.       Андрей приблизительно помнил, где находилась могила его бабушки. Там же, где была могила его родителей — одна на двоих. Только вот территория кладбища за четырнадцать лет стала намного шире. Пришлось поплутать. На могилке его бабушки выросла берёзка и сосенка. Поэтому-то Андрей не сразу её нашёл. Деревья, росшие среди могил за десяток лет подросли и изменили кладбищенский пейзаж. Рядом с могилой бабушки была могила его родителей, густо заросшая кустами шиповником и запрошенная снегом, так что портреты и таблички с именами едва были видны. Летом среди листьев их вообще было бы не разглядеть. За могилами нужно ухаживать. Если делать этого некому, они вскоре теряют опознавательные черты: фотографии выцветают, таблички с надписями ржавеют, могильные холмики сравниваются с землёй и зарастают кустарниками и деревьями, деревянные кресты сгнивают и падают.       Помолившись за упокой родителей и бабушки, Андрей продолжил искать могилу своего прадеда. Найдётся его могила — найдётся и могила его жены. Искали долго. Захоронения были старыми и утратили все опознавательные признаки. Плюс ко всему, надгробия занесло снегом и нужно было с каждого этот снег стряхивать, чтобы прочитать надпись. Они стали подмерзать, да и день уже кронился к вечеру — темнело. Неприятно, но ещё не страшно. На кладбище из «Битвы экстрасенсов» Денису было в сто раз страшнее. Андрей заприметил несколько могильных холмиков, которые теоретически могли быть захоронениями его прародителей. Но сумерки уже настолько сгустились, что Андрей отложил отпевание, и они поспешили на автобус.       Отпевание совершили утром следующего дня. Нашли несколько упавших каменных надгробьев, какие ставили на могилы ещё в дореволюционной России. Очистили их от снега и увидели выбитые на камне имена и фамилии, даты рождения и смерти. На том месте Андрей и совершил панихиду по рабе божьей Екатерине. Сложно сказать, облегчит ли это её загробную участь. Денис в это не верил. Разве человек может перейти из ада в рай только потому, что за него помолились и отпели? Так ведь можно отмолить любого преступника! Эта женщина прокляла ещё не рождённых детей, навлекла горе и беды на целые семьи и на невинных людей, которые ничего плохого ей не сделали, которые не знали её и не слышали о ней даже. Разве можно молиться о таких злодеях, как она и испрашивать у Бога оставления её грехов? За ворожей и гадателей церковь не молится. А те, кто при жизни отдал себя на служение сатане, отлучаются от церкви. Андрей сказал, что церковь хоть и не молится о таких людях, но разрешает их родственникам молиться за них домашней молитвой. Андрей просто проявил любовь и сострадание к душе своей прабабушки, которая всю жизнь несправедливо страдала, и эти страдания озлобили её сердце. Нужно относиться к людям с нисхождением и подходить к любому грешнику индивидуально. Например, согласно канонам дореволюционной православной церкви, Дениса нужно было отлучить от причастия на двадцать пять лет за колдовство, а по канонам средневековой католической церкви — сжечь на костре. Но времена меняются, и церковь меняется. Сейчас и в голову никому не придёт сжигать кого-то на костре, или отлучать от церкви. Церковь стала намного терпимее. Она научилась ненавидеть сам грех, а не человека, одержимого этим грехом. И это хорошо. Это говорит о том, что церковь духовно совершенствуется в подражании своему Господу Богу — Иисусу Христу, который учил нас, как нам следует поступать с другими людьми. Христос учил нас молиться за своих врагов и благословлять проклинающих нас. Андрей поступил согласно учению Иисуса Христа и помолился об упокоении своей прабабушки.       Ещё оставалось много времени до вечернего автобуса, и они спустились к реке. Андрей хотел показать Денису ледостав, который как раз должен быть в это время — в конце ноября.       Приближаясь к берегу, Денис услышал тихое, но ясное «ш-ш-ш». А Андрей воскликнул: «шугá!» Все мы со школы помним, что у воды есть три агрегатных состояния: жидкое, твёрдое и газообразное. Но помимо этого, есть едва уловимое переходное состояние предзимней воды в водоёмах, когда кажется, что вода будто загустела, стала тягучей и настолько ледяной, что от одного взгляда на неё уже сводит зубы. Можно сказать, что шуга — это текучий лёд. Вода при этом не замерзает и не покрывается ледяной коркой. Это выглядит так, как будто мельчайшие кристаллики льда парят в воде, как мелкая сверкающая взвесь. Это очень красиво и необычно. Вода становится словно жидкое стекло. Она одновременно готова мгновенно стать и льдом, и обычной текучей жидкостью. Если опустить руку в такую воду, она покажется холоднее льда и при этом гуще обычной воды. Течение воды в реке во время ледостава замедляется. Многочисленные кристаллики льда сталкиваются друг с другом и возникает звук, похожий на шелест. Река шелестит, словно что-то хочет тебе сказать, поведать какую-то тайну.       Здесь, на берегу, наслаждаясь обществом друг друга, велась одна из их бесед наедине. Андрей беспокоился, что не сможет уехать до тех пор, пока Денис крепко не встанет на ноги и не выплатит все долги по квартплате. Но сам Андрей ничем не мог ему помочь. Даже если он останется с Денисом, его скудного заработка не хватит, чтобы содержать их обоих и оплатить долги по квартире. Нужно было что-то решить с жильём.       — Динь, а помнишь, ты мне говорил, что купил квартиру? Ты это придумал?       Денис сперва застопорился, а потом у него округлились глаза.       — Аллилуйя! — вскричал он, так что эхо прокатилось по берегу. — Нет, не придумал! Я правда купил квартиру! — запрыгал он от радости, а потом остановился. Радость перешла в задумчивость. — Только я её не целиком купил, а вступил… Как это?.. — вспоминает термин. — В долевое строительство. Вот. А это считается? — Неужто рано радовался?       — Нужно будет взглянуть на договор с застройщиком. Надеюсь, ты его заключил?       Денис пожал плечами. Он подписал какую-то бумажку, которая с тех пор так и валяется где-то у него дома. В её суть он сильно не вникал. Андрей покачал головой, удивляясь его легкомысленности. Отдать деньги за что-то, даже не зная за что. По приезде придётся разбираться ещё и с этим. Но история с новой квартирой, вселяет хоть какую-то надежду, что у Дениса будут деньги на жизнь.       Поддавшись влиянию девственной красоты зимней природы, с которыми связано столько воспоминаний, Андрей позволил себе маленькую слабость и поцеловал Дениса в губы. Они были такими горячими по сравнению с его кожей, такой гладкой и нежной. К ней, как и прежде, хотелось прикасаться и целовать. Как будто и не было этих двух лет.       — Возьми меня с собой в монастырь! — Вдруг взмолился Денис. Андрей не рассчитывал от него это услышать. — Я тоже хочу стать монахом, как ты, — глядел на него жалобными глазами и обжигал горячим дыханием. Двумя годами ранее, Андрей бы точно не устоял.       — Денис, я не могу тебя взять. Пойми, в монастырь идут служить Богу, а не человеку.       — Я знаю. Не бойся, я не стану даже смотреть в твою сторону. Если захочешь, я и разговаривать с тобой не буду, и не буду к тебе подходить…       — Да, а по ночам будешь плакать в подушку, будешь изнурять свою плоть: стоять на горохе, бить поклоны, голодать, дабы справиться со своей похотью, которая у тебя в монастыре только сильнее обострится. Денис, монастырь — это не шутки. Ты не сможешь жить в монастыре и уж тем более не сможешь стать монахом.       — Но почему? — У Дениса был такой вид, как будто ему незаслуженно поставили двойку.       — Да потому что ты хочешь поехать в монастырь из-за меня.       — Не правда. И вовсе не из-за тебя, — соврал Денис.       — А давай это проверим: из-за меня или не из-за меня. Давай ты поедешь в другой монастырь, а не в тот, в которой я. Давай я помогу тебе его выбрать и даже сам тебя туда отвезу. А потом поеду к себе. Согласен?       Раскусил. Но Денис и не думал сдаваться так быстро.       — Почему ты так уверен, что я не смогу стать монахом? Вот скажи, с чего ты так решил?       — Потому что не сможешь и всё. Ты жизни ещё не видел, ты ещё совсем молодой. Что тебе делать в монастыре со стариками?       — Я не смогу, а Амадей, значит сможет? — Не забыл ведь о нём маленький ревнивец.       — Да, а Амадей сможет, — уверенно и спокойно ответил Андрей.       — Что-о? — Денис покраснел. Но не от мороза, а от возмущения. — Повтори, что ты только что сказал? — Вот уже и пар из ноздрей повалил, как у Змея-Горыныча.       — Повторяю: ты монахом быть не сможешь, а Амадей — сможет. — Андрей мягко улыбнулся, наблюдая за тем, как Денис пытается сладить со своей ревностью.       Выпустив пар через рот и сердито потопав ногами, Денис, вообразив себя крайне оскорблённым, не долго думая, нагнулся, захватил руками снег, слепил в комок и запустил в Андрея. Попал прямо по шапке, так что она аж слетела с его головы. Денис засмеялся:       — Получил по тюбетейке?! Так тебе и надо!       Андрей нагнулся за шапкой и пока отряхивал её от снега, Денис слепил новый снежок и запулил его ему в задницу. Попав ровно в цель, схватился за живот и, согнувшись пополам, закатился смехом. Андрей не остался в долгу: тоже слепил из снега снаряд и бросил в Дениса, попав ему прямо запазуху. Денис заверещал тонким голоском, принялся расстёгивать куртку и вытряхивать снег. Дико неприятно, когда снег попадает за шиворот и колет шею. Денис собирается отомстить и наклоняется за новой порцией снега. Но Андрей опережает, и по берегу снова разносится громкий «девчачий» визг. В знак примирения, Андрей обнимает Дениса и согревает своим смехом. Потом касается губами сердитой складочки между его нахмуренными бровями.       — А если серьёзно, Динь, ты должен остаться здесь. Здесь ты найдёшь своё счастье. — А Денис лишь сильнее начинает хмуриться. — Я хочу, чтобы ты был счастлив. — Андрей смотрит прямо в его лицо, а Денис не смотрит и отворачивается. Он с ним категорически не согласен. — Динь, в монастыре тебе будет плохо. Ты загубишь там свою жизнь.       — А Он? А Амадей? — Ревность у Дениса снова бьёт через край. — Он значит не загубит там свою жизнь?       — Денис, есть люди, которые призваны на служение Богу. Амадей может стать одним из таких. Я не знаю, как тебе это объяснить. Это интуиция.        — Да-да! Скажи ещё, что у тебя открылся дар предвидения. — Денис смотрит на реку, отвернув от него своё недовольное лицо.       — Это не божий дар, а это приходит с возрастом и с опытом. Четырнадцать лет назад один монах мне предсказал, что я стану монахом, и я им стал. Теперь и у меня есть такое же предчувствие относительно тебя, что ты не можешь жить в монастыре, но сможешь стать счастливым, живя здесь — в миру. Ты влюбишься, у тебя будет семья и родятся дети.       Не выдерживая этого бреда, Денис резко повернулся и посмотрел ему в глаза. «Ты издеваешься? Какая семья? Какие дети? Я же гей!»       — Денис, я видел сон: я держу на руках твоего новорожденного сына и погружаю его в купель крещения.       Ах, вот оно что! Денис усмехнулся:       — Снам же верить нельзя! Ты сам меня этому учил.       — Сны нельзя толковать, но я ведь и не толкую, а рассказываю о том, что мне приснилось.       — Ну и что? Тебе же это приснилось, а не снизошло в божественном откровении. Ты хочешь подогнать мою жизнь под свой нелепый сон?       — Есть вещие сны. Каждый человек хоть раз в жизни видел вещий сон.       — Я ни разу не видел, — фыркнул Денис.        — Значит, у тебе ещё всё впереди. — Андрей мягко улыбается ему.       Денис тут же захотел освободиться из его объятий. Довольно ему мозги компостировать! Денис теперь знает, как это работает и потому больше не поддастся чужому влиянию. И Сашиному тоже. Этому его научили в реабилитационном центре.       — Успокойся, Динь. Тихо. Ш-ш-ш. — Андрей не отпускает его, а прижимает сильнее к себе. — Я понимаю, что тебе мои слова кажутся глупыми и даже смешными. Я и не утверждаю, что мой сон сбудется, но я верю, что он сбудется. Я был бы очень счастлив узнать, что у тебя будут дети.       — Я — гей! Меня не возбуждают женщины. Чтобы у меня были дети — это исключено. — Денис упрямится и продолжает спорить.       — Денис, до встречи с тобой, я был уверен, что меня не возбуждают мужчины.       — О, это легко объясняется: просто ты — «би». Вот и всё.       — Что это - «би»?       Увидев его озадаченное лицо, Денис громко вздохнул и посмотрел на небо. Батюшки, как же всё запущено! Стоит ли ему объяснять? Поймёт ли? Позволит ли его возраст и уровень интеллекта понять это?       — Да так… Ничего. Просто не так выразился. — Денис предпочёл не тратить на объяснения время и нервы. — Господи, Саша! — Он уткнулся ему в щёку своим холодным носом. — Ну почему между нами всё так сложно? Почему нам просто нельзя быть вместе? Почему? Почему? Почему? — всхлипывает от морозного воздуха.       — Потому что Бог не благословляет союз двух мужчин. Только поэтому.       — Я могу сделать операцию по смене пола! — Дениса, вдруг, осенило. — Все и так говорят, что я похож на девушку. Хочешь, я стану девушкой ради тебя? И тогда мы сможем пожениться!       — Господи, помилуй! — Андрей отшатнулся и перекрестился. — Денис, даже думать об этом не смей! Ты родился мужского пола, значит, ты — мужчина! Любое медицинское исследование, любой генетический тест покажет, что ты мужчина, что бы ты с собой не сделал. Кого ты собираешься обмануть этой своей сменой пола? Бога? Людей ты сможешь обмануть. Сможешь обмануть даже самого себя, но не Бога!       Денис закусил губы. И правда, разве можно обмануть Бога? Он сказал это не подумавши. Воспользовавшись минутой тишины и молчания, Андрей прижался щекой к его щеке и шепнул на ухо:       — Приезжай ко мне крестить своего своего сына. Я буду тебя ждать.       Почувствовав бурю негодования, поднимающуюся из его груди, Андрей накрыл его губы своими. Возразить на это Денису было уже нечего. Он закрыл глаза, наслаждаясь их последним поцелуем. Не заметил, как пролетело время, и он стоял уже на перроне, ощущая горечь предстоящей разлуки. Поезд отходит через пятнадцать минут. Андрей даёт ему последние наставления:       — Не забывай про отца Виниамина. Теперь он твой духовник и твой психолог. Если будут трудности, обращайся к нему. — Денис кивнул. — С Амадеем поддерживай связь. Такие, как он, тебе нужны. Не игнорируй его. — Денис кивнул. — Если сильно соскучишься, приезжай ко мне в Свято-Введенский.       — Сейчас пойду куплю билет. На завтра. — У Дениса кислое лицо. — Уже по тебе скучаю.       — Так Динь, всё! Не надо грустить. Я ещё не уехал. — Андрей кладёт руку ему на плечо, чтобы взбодрить. — Сам же меня отпустил. Я могу и остаться, если хочешь.       — Нет, поезжай. А то прям детский сад какой-то: хочу — не хочу, — усмехнулся Денис. — В этот раз я тебя не подведу. Я справлюсь.       Они бы хотели поцеловать друг друга в последний раз, но вокруг полно провожающих. Время. Проводница просит пассажиров пройти в вагон. Андрей благословляет Дениса, после чего крепко обнимает, похлопывая по спине. Только бы не заплакать! Поднимается по крутым ступенькам и проходит в вагон, откуда из окна провожает его взглядом. Поезд трогается. Денис тоже. Идёт по перрону, всё ускоряя и ускоряя шаг и изо всех сил улыбается. Надеется, что из окна вагона Саше не видна его натянутая улыбка. Они машут друг другу руками, а после, теряют друг друга из виду. Денис возвращается обратно к вокзалу.       Погода в тот день была хмурой. Словно как по заказу в день их расставания. Вечером пошёл снег. Денис стоял на балконе своей квартиры, смотрел на падающие хлопья снега и прокручивал в голове заученные наизусть строчки из послания апостола Павла:«Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; любовь всё покрывает, всему верит, всего надеется, всё переносит. Любовь никогда не перестаёт, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится».