Амхарская провинция.
Снег падал с небес и лорд Марий, пятый этого имени, из семьи Мейстландов, всматриваясь в крупные белые хлопья, которые должны были появиться минимум через три месяца, думал о том, что жизнь его вскоре станет вырисовывать очень замысловатые кульбиты. Даже такая фундаментальная вещь — владения амхарские, принадлежавшие Мейстландом на протяжении веков — уже не такая твёрдая земля под его ногами. Всегда и всюду Мейстланды говорили о свободе. Иронично, что девиз их, гласивший об отсутствии денег и земель, был противоположен действительности. Земель у Мейстландов было много, денег и того больше, особенно благодаря банку, в котором содержались деньги со всей империи и даже с разных краёв материка. Банк Мейстландов был нужен всем: империи, для сбора налогов и займов кредитов, простым людям для тех же нужд, и для хранения денег, естественно. Только вот сам Марий прекрасно помнил, какой ценой выиграл себе «свободу». Он не был дряхлым стариком, который думал о кресле и подушке для своей задницы; не был он и оголтелым пацаном, носящимся по материку с наивной мечтой уложить весь мир к своим ногам. Марий был одним из самых значимых и богатых аристократов во всём Кровогорье, если не Зантаре. Но лишь двое знали о том, как он получил влияние и богатство. Сам Марий и его дорогая жена — Эрвина. Времена лихой юности прошли, а дряхлая старость ещё не настала. Стонн’Касселы за свою историю были и Грифонами, и Драконами — потому-то на стяге их были крылья этих зверей, рассечённые мечом. Юмкара, сломанный клинок великого императора, преследовавший всех его потомков. Шторм-Баунты и Сэндоры из Тира вовсе не заморачивались, закрасив свои флаги огненными бурями над морем. Мейстланды же испокон веков были Соколами, прилетая на поля битв, то взмывая высоко, то пикируя стремительно вниз. И всё же память его уходила к детям. Энри и Рена — двойняшки и первенцы, названные так по желанию Эрвины, долго не прожили. Но сейчас они были отомщены, и Марий с горькой радостью хранил воспоминания об их первых шагах; о необузданной жажде приключений, коей страдал сам. Терона и Корра он назвал в честь великих Мейстландов. Теренел Мейстланд — основатель Банка Яшира и друг Эйдэна Четвёртого был прозорливцем, как и Клеонор Сокол, живший в третьей эре, являвшийся лучшим другом Нерана. Забавно, что Стонн’Касселы и Мейстланды чуть ли не всю историю водили дружбу. Селена же была его любимой дочкой, которая выросла своевольной, гордой и самое главное — внимательной ко всему особой. Имя её уходило к корням рода Прейдов — знаменосцев Амхары, было бы оскорблением не дать ей такое имя, ведь Прейды, в годы, когда Эрвина носила дочку под сердцем, всячески обогащали Амхару. Это был знак доброго и честного покровительства. Марий вдохнул полной грудью холодный, зимний (если летом это так можно было назвать) воздух и сел рядом с женой. Эрвина что-то старательно вышивала и всякий раз уколов палец иглой, злобно шипела. — Что, душа моя, вспоминаешь молодость? — спросил Марий. — Я всю молодость тебе детей рожала, муж мой любимый. — шикнула леди Мейстланд. — Я волнуюсь — только с мужем она могла говорить об этом. — Наши дети уже взрослые. Теренел и Корреален, где бы они не были, лишь прославят нас. — — К славе сына-развратника и сына-пьяницы я привыкла. Сердце у меня болит. Очень сильно. Я не видела их слишком долго. Не гладила их кудрявые волосы. — с грустью она вздохнула и даже не согнув спины, продолжая что-то вышивать. — Ты говоришь так всякий раз, стоит им выйти из-под твоей опеки. — Марий не хотел упрекать жену, да и Эрвина не восприняла это как что-то обидное. — Я мать великий семьи Кровогорья, а уж потом леди. Я имею полное право беспокоиться о них свыше положенного. — каждый согласно кивнул каким-то своим мыслям. Марий оставил жену, намереваясь просмотреть ещё несколько отчётов от брата и от банка. У него и самого болело сердце, только вот не за сыновей. Что-то нехорошее надвигалось, и Марий чувствовал это….***
В трёх днях пути от Вольного города Тир.
Земли близ Побережья Клинков.
Колонна из ста пятидесяти человек шла медленно. Весь кинхартский штат прислуги, уцелевший после восстания Пэтрота, и позже переброшенный в Карден-Холл, двигался вместе со своими лордами и леди. Орин, возглавляя всю эту процессию, понял, что с выпавшим снегом, они вряд ли дойдут к Тиру за весь оставшийся день. Но если бы они устроили лагерь посреди тракта, то наверняка бы остались заваленными под сугробами. Впрочем, уже к полудню снег перестал валить так сильно, но двигаться по мощеной дороге полдня летом, а после полдня во внезапной зиме, сказывалось на скорости движения. Орин и сам чувствовал себя не очень-то хорошо. Перепады температуры вызвали головную боль, да к тому же многие из тех, кого он возглавлял, подхватили простуду. Орин с неприязнью заметил, что ноги его мерзли куда больше, чем остальное тело. Не заболеть бы ему. Болеть никто не любит. Ариана ехала рядом, Кира придерживала и постоянно будила заспанную Адриану, а вот Айдан летел в небесах. Кроваво-красный дракон на такой высоте видел всё, и заблаговременное предупреждение об опасности или большом отряде — их козырь в подобной ситуации, но! Айдан летел верхом на грифоне с бело-золотым окрасом, императорской породы. Каково было всеобщее удивление, когда за день до отъезда, Айдан пришёл с Клюва Грифона — карденхолльского рассадника этих зверей — верхом на своём вингхайярском грифоне.***
Айдан, благодаря крови дракона в жилах, бежал быстрее самого быстрого жеребца, видел то, что орёл со своим глазом не заметит. И вот, он бежал к склонам, где гнездились грифоны. Он сам не понял, что его туда повело. Было ли это любопытство? А может быть чувство вины перед верным другом, которого он прогнал ещё из Амхары, в надежде сбежать и погибнуть от своего же безумия? Как бы то ни было, Айдан медленно поднимался по замшелой тропинке, поднимавшейся вверх к отвесным утёсам. Ближе к гнёздам, юная звериная поросль училась летать. Здесь они не могли разбиться, так как осторожные пернатые родители следили за своими потомками и помогали в критическом случае. Главное отличие грифонов от драконов. Память убитого Айданом Балкраса Бронегрыза подкидывала разные видения.Совсем недавно вылупившийся из яйца дракон, хилый, слабый, вполовину меньше своих братьев и сестёр, жадно грыз вырванный из пасти других малышей маленький кусок мяса. Красный окрас его сливался с камнем пещеры, лишь светлая полоса на пузе выделяла его. Балкрас хотел охотиться сам, но ни сильных крыльев, ни острых когтей и клыков у него не было. В живых он остался только благодаря тому, что вовремя укусил своего пятого брата, успев оттащить мясо в сторону.
Когда крылья Ка’Джор’Вар расправляются, они уже вырастают больше здорового коня. Взрослые драконы заняты своими делами: охотой, сбором золота, дракой или же отдыхом, а малые только учатся летать, взбираются на скалы с ещё неокрепшими когтями, такие беспомощные, не умеющие извергать пламя, мороз или молнии. Любой может убить такое создание, но если успеет придавить шею или же если умеет летать.
Путь один. Прыжок вниз и там уже как получится. Может быть, кто-нибудь из взрослых поймает в последнюю секунду. А может и не поймает. Либо же крылья расправиться и юный Царь Неба и Земли станет покорять воздушные просторы так же, как земные. Братья и сестры смотрят. Кто со злость, кто со страхом. Нет среди ни тех, кто бы сделал это вместе с ним. У драконов постоянны только жажда битвы и жажда свободы. Всё остальное так же переменчиво как ветер.
Грифоны следят за своим потомством. Берегут его, потому что старые грифоны уже не могут охотиться, они могут лишь охранять гнездо и яйца в нём. Молодые же знают, что должны чтить старых, чтить и сильных, и слабых. У Ка’Джор’Вар старые заняты войной, знаниями. Как и молодые…
Айдан с почтением, медленно и аккуратно шагает всё выше. Грифоны, самого разного окраса, от золотого и рыжего до чёрного и серого, с опаской поглядывают на незваного гостя, но не нападают. Он здесь не для того, чтобы грабить их гнёзда. Не для того, чтобы порабощать. Дракон в его голове тихо рычит и мечется, желая слететь со скалы и вновь обрести контроль. Айдан уверенно идёт выше. Здешняя трава необычно жёсткая и короткая. Скалы покрыты едким помётом и хворостом. Значит, скоро он доберётся до гнезда. Воздух стал тяжёлым. Айдан, добравшись до уступа, услышал грифоний крик. Большой зверь подлетал к нему. Пока что, Стонн’Кассел глянул вниз. Очень высоко, долго, наверное, лететь, особенно если нет крыльев. Если повернуть севернее, можно и до Сайн-Ктора добраться. Айдан даже не думал о богах. Сейчас его мысли витали где-то далеко. Где-то в эре так третьей. Тир с его странными крышами домов, витиеватыми улочками и болью… боль — все, что помнил прошлый он о Вольном городе. За спиной послышался недовольный рык. Айдан обернулся. Зверь с золотом окрасом, раза в два больше обычного грифона, нервно мотал хвостом с белой кисточкой туда-сюда. Когда их глаза встретились, императорский грифон расправил могучие крылья размахом в двадцать футов. Но не обычный императорский грифон предстал перед ним. Ожоги от Света на массивной шее подпалили перья, и они не успели зарасти. Айдан поклонился грифону и расправил руки в стороны. Грифон мотнул головой и опустил её к холодному камню, так же расправляя крылья. — Здравствуй, Альвева. — Айдан узнал своего грифона. Альва обиженно мурлыкнула и подалась вперед. Айдан погладил твёрдый клюв и почесал зверя за ухом. Грифон приятно загудел и толкнул вернувшегося ездока в плечо. И всё же тепло было от этой встречи. Она не забыла его, не стала корить, ненавидеть, Альва просто смотрела на него преданными глазами. — Как же ты здесь оказалась? — спросил Айдан. Он это уже знал, не было смысла спрашивать это у грифона. — Они забрали Терона. Помнишь Терона? — серьёзно сказал он, и грифон подняла взгляд, понимая о ком идёт речь. — А ещё они украли Сейну. Мы её спасём, и я вас познакомлю. Вы понравитесь друг другу. — Альва обеспокоенно всмотрелась в глаза Айдана и подошла к самому краю уступа. — Готова полетать? — спросил Айдан, взбираясь на спину грифона. Ответа не последовало. Альва ветром сорвалась с места. Глупо было держаться только за шкуру грифона, но не глупее чем прыгать с уступа в надежде, что грифон поймает тебя!***
И вот они дошли до лесного массива, пройдя который, они выйдут прямиком к Тиру, а от Тира им будет открыт обходной путь к Джейстену и Миру-на-Аноре. Почему обходной? Потому что на прямом пути, во время полёта, Айдан заметил многочисленные отряды ир-меров, обустроивших свои лагеря. Они не двигались ордой, только поддерживали свои костры с чёрными клубами дыма. Потому-то и колонна дома Стонн’Касселов двинулась через лес. Боеспособных было почти сотня, остальные пять десятков были верными слугами, и оставлять их в Карден-Холле было просто негде. Колонна двигалась по тракту через лес. Орин оглядывался по сторонам, но кроме сугробов и запорошенных снегом веток ничего не видели. Вскоре Альва аккуратно приземлился перед ними в паре десятков метров, и взмыла вверх без Айдана. Сам же Айдан подбежал к Орину и Ариане, ехавшем впереди всех. — Дальше только дорога к тирскому перешееику! Я ничего не чувствую в лесу, но чем быстрее мы его пройдём, тем лучше будет. — отчитался он. — С таким снегом мы подойдём к Тиру только через пару дней. Сделаем привал около перешейка. Там обычно все останавливаются. Ускорить шаг! — Орин повернулся к своим людям. Ударив лошадь в бока, он и Ариана легкой рысцой двинулись дальше, Айдан же отошёл в сторону, пропуская всех идущих. Так они и двигались, защищая спину силой Наследника Нерана. Айдан иногда шёл самым последним, иногда почти впритык с людьми. Ему не было холодно или жарко, он уставал не так быстро как они, а Альва не могла нести его уже какой день подряд. Он всё время размышлял над словами Харгодора. «Часть его гениального плана. Мне жаль, Айдан, но ты тоже был обманут». Слишком уж ясным было это послание, да и Эред подозрительно помалкивал в его голове, а при попытках до него достучаться лишь что-то бормотал на древнем наречии. Айдан не хотел опять слышать голос в голове, который будет ему указывать. Ему и так хватало видений из жизни Балкраса. Сейна бы сказала, что во всём этом есть смысл, и она бы наверняка предложила бы сделать это вместе. Мысли о похищенной жене вводили Айдана в ещё большее уныние. Но беда не приходит одна, с ней приходит Эльнора! Вскоре они вышли к перешееику и легионеры быстро развернули небольшой лагерь, насобирали дров, и когда ночь стала опускаться на землю, костры грели уставших и замёрзших людей. Айдан же стоял в дозоре и всматривался на тонкий слой льда, появившийся на воде. Дальше шла линия земли, непроходимая для широко идущего войска. Тирский перешеек не любили. Его трудно было преодолеть как простым людям, так и войскам. Айдан почувствовал дыхание позади себя. За ним стояла Эльнора, буравя его своими холодными глазами. Заведя пепельные волосы за ухо, она поравнялась с ним. — Не люблю снег. Он как пепел, только чище. В Эш’Хайгаре всегда падает пепел. — Эльнорин голос был таким же холодным как сталь. Отчего-то Айдану казалось, что вся жизнь это женщины — поиски убегающего тепла, без возможности согреться. — Снег летом. Всякие пророки уже окрестили это знаком, что пора бы покаяться. — Айдан усмехнулся. — Ты тоже? — фыркнула Эльнора. — Я не пророк. — отрезал Айдан. Небо закрыли тяжелые серые тучи. — А вот Альвева Пятая была. Пророчица Ли-Кар’Карана. — Эльнора выдохнула, и пар достиг щеки Айдана. — Ты очень похож на Эйдэна. — прошептала некромантка, приближаясь слишком близко. — Но я не он. — Айдан повернулся к ней и покачал головой, останавливая в полуметре от себя. Это молчание заставляло их обоих нервничать. Эльнора кусала нижнюю губу, а Айдан нервно сжимал кулаки. Голоса вновь завопили в его голове… «Убей её!» — ревел Джейстен. «Пронзи сердце!» - шипел Генри. — Спокойной ночи, Вестник. — проговорила Эльнора, отвесив игривый реверанс. Айдан же уставился в тёмный горизонт. «Нет, я не должен. Клинок прольёт лишь мою кровь». Плану нужно было следовать до конца. Тогда у них будет шанс на победу.***
Эш’Хайгар, где-то под землёй.
Ааронт Тангер. Его имя — Ааронт Тангер. Он — лорд-протектор Уэйстека. Бывший лорд-протектор. Зейрайна — его троюродная сестра, она родила ему сына — Блексворда. Блексворд вовсе не имя, это слово с древнего наречия переводится, как… Ааронт не мог вспомнить этого. Вместо самого важного его память откапывала вещи, которые он приказал себе забыть. Горы золота в старом храме. Молодые лорды, пустившиеся на зов приключения. И он один из них. Ааронт идёт по тёмному тоннелю старой шахты на ощупь, по памяти. Здесь он не был слишком долго, но всё осталось таким же древним и мёртвым. Ааронт устал. Голодный, замёрзший, он понимал, что осталось чуть-чуть. До храма, где было это золото, оставалось ещё четверть лиги. Одна четверть. Печати плыли перед его глазами, руны, как на орнаменте Падших всё чаще проскакивали в его речи, когда он молился. Если он не сможет добраться, то это будет к лучшему. Он не сломает печати Пакта Проклятых. Если бы он только мог сказать об этом сыну… если бы только мог.***
Четверть лиги от Вин-Диля.
Эш’Хайгар.
Ветерок грустными глазами посмотрел на своего ездока. Блексворд только хотел развязать поводья и снять с коня седло, как животное обиженно шаркнуло копытом. Блексворд погладил его по гриве. — Это путь в один конец, брат. Ты ещё молодой. — Конь повернул головой, не желая покидать старого друга. Блексворд достал последнее яблоко и с радостью послушал, как конь чавкает. — Скоро это всё закончится. — по дороге им встречались туры, сломанные указатели и арки, от которых осталась лишь пара камней. Пепел без конца сыпался с небес. Одежда Блексворда стала серой, а кожа покрылась толстым слоем грязи. Слишком жарко было в Эш’Хайгаре, вода во фляге даже за ночь не остывала. Блексворд продолжал читать дневник отца. И чем больше страниц он перелистывал, тем страшнее ему становилось. Его решимость таяла с каждым днём, и он уже жалел о своём решении. Но пути назад не было. Его просто не было. Не кто-то следил за ним. Кто-то шёл за ним всё это время….Если бы я мог, я бы сбросился с утёса. Но и этого будет мало. Я всё прекрасно помню. Это была моя идея, убежать на границу с некромантами. Это я предложил сыновьям и дочерям легиона достать древнее золотого из той треклятой гробницы. Я был во всём виноват. Я. Я открыл старые склепы, я первым полез в могилу короля Древности, я прогневал лича. По моей вине они умерли, по моей вине нежить грызла их плоть, а личи воскресили и натравили их против меня.
Меон Блэк. Шут и балагур. Он погиб первым из тех, кто выжил и добрался до Уэйстека. Болезнь свела его в могилу. Гереда Фирон — самая праведная из всех. Она умерла за год до того, как я заметил провалы в памяти. Скоро настанет и моя очередь платить за ошибки. Последний из всех. Других я не помню. Скверна засела слишком глубоко. Только смерть. Дазардан паранор. Дазардан… дазард-рет. Блексворд закрыл дневник. Осталась лишь пара страниц. Скоро он встретит отца.***
Вин-Диль был вовсе не городом. Это был могильник. Старый, как эта земля, заваленный неисчислимым количеством пепла валящегося из вулканов дальше на севере. Это был труп некогда паломнического города на границе, куда некроманты приходили, чтобы спустился в древние крипты, дабы познать искусство древних мастеров бальзамирования. Пепел Эш’Хайгара и песок Даргона очень схожи. Оба не прощают ошибок, оба погребают под собой целые города. Вин-Диль был священным местом библиотек и сокровищниц. Место, где нет больше жизнь. Ход Нежити и набеги Королей Мертвых вынудили чёрные легионы уничтожить это место и отбросить силы некромантов обратно в их исконные земли. Здешние крипты были оставлены. Драгоценные знания навечно спрятаны под горячим пеплом, а золото, привозимое паломниками, останется навечно среди запертых болезней и скверны. Слишком долго некроманты жили под гнётом Ненасытного. Может быть, это место восстановят, быть может, великаны перестанут извергать огонь, сдерживаемый Призрачным Пределом. Блексворд, однако, жить в Эш’Хайгаре не собирался. Оставив верного коня у уцелевшей арки, он двинулся вперед, по мощёной тропе, почти-что по колено в пепле. Оказавшись среди разрушенных столбов, что когда-то держали храм и его крышу, где пепел завалил печати на камне, где солнце было закрыто плотными тучами, Блексворд увидел сидящего на камнях человека. Он стянул с себя плащ, порвал рукава дорогой куртки и рубахи, обнажая руки и чёрные вены. Ааронт проводил точильным камнем по лезвию клинка, шепча какую-то молитву. — Отец — хрипло отозвался Белксворд. Ааронт поднял глаза. Блексворд увидел, как зрачки Ааронта становятся больше, как белки покрываются чёрными полосами. — Юлиан. — ответил Ааронт. — Вижу, ты прочёл дневник. Хочешь ли знать что-то ещё? — Блексворд, держа в руках старую книжку, аккуратно сел на камень, находившийся напротив отца. Отложив дневник в сторону, он спросил: — Ты помнишь, как приказал убить Ису? — Ааронт отрицательно покачал головой. Решимость Блексворда растаяла как лёд, и он почувствовал, как весь трясётся от злости. — И давно ты болен скверной? — — Тебе было три года. Мы хотели приключений, что взбудоражили бы нашу кровь. Но ошиблись, отправившись сюда. Решили, что можем озолотиться, прославиться. Но нежить в этих подземельях думала иначе. Мы открыли склеп, высвободили какую-то заразу и стали медленно умирать. — Блексворд скрывался от своих мыслей. Ему было жаль убивать отца, но в то же время он так хотел прибить его, от чего злился ещё больше. За спиной Ааронта виднелась расщелина, откуда доносился слабый свет. — Если я тебя убью здесь…. — — То нарушишь одно из условий Пакта. Этот храм был возведён в честь Тай-Фера. Благо я успел помолиться и зажечь свечи. — Ааронт тихо скулил, качаясь вперед-назад. — Мне жаль, отец — Блексворд обнажил клеймору. Голос его предательски дрогнул, а руки затряслись как после недельной пьянки. — Ему тоже…. — ответил Падший.***
Когда небо разразилось молнией, Блексворда откинуло в сторону с силой, на которую способен только дракон. — Заточён в Цитадель Эдхута! — молился Юлиан, поднимаясь на ноги. Пепел закрутился вокруг них, жара стояла невыносимая, но страшнее всего было наблюдать за Ааронтом. Глаза его стали пучинами огня, доспех срослись с кожей и лавовый орнамент горел красным огнём. — Заточён, а должен быть свободен… — клинок в руках Падшего тут же стал раскалённым, словно его только что вытащили из кузнечного горна. — Ты был его разочарованием, Блексворд. Бастард, которого он не мог назвать сыном! Позор семьи! ТЫ ЛИШЬ ОЧЕРЕДНАЯ ОШИБКА! — провопил Падший. Весь мир сузился на одной лишь твари. Блексворд не чувствовал боли, ни холода и жара. Лишь гнев направлял его руку. Страшно взревев, Блексворд метнулся вперед и совершив широкий прыжок, нанёс удар исполинской силы, рассекая гнилую голову твари. Но Падший лишь откинул его в строну и голова его вновь срослась. — Не плохо…. — прорычало тёмное существо. Блексворд не успел парировать столь быстрый удар. Меч Падшего двигался как размытое пятно и лезвие проклятого металла рассекло плечо. Увернувшись от следующего удара, Блексворд встал так, чтобы целое плечо защищало его. Падший принял облик Ааронта. — Ты лишь бастард. Не легионер, не лорд! ТЫ ВЫРОДОК! — Блексворд на секунду закрыл глаза и глубоко вдохнул. Его отец мертв, перед ним Падший — слуга самого злейшего врага всего мира. — Помогите мне, Основатели — Падший подскочил к нему и схватил за горло. Приложив силу, он уронил Блексворда на землю. Ветер рассеял пепел, обнажая печать бывшего храма. Падший наступил на раненное плечо Блексворда, проливая кровь на старые ложбинки в камне. Крича от боли, Блексворд выхватил кинжал, спрятанный на поясе. Вонзив его в ногу Падшего, он выиграл себе пару секунд. Поднявших на ноги, Тангер схватил клеймору одной рукой. Вторая так и не отзывалась даже на боль. Падший хохотал, а Блексворд понимал, что выхода у него нет, он проиграет в любом случае. Даже если останется, даже если побежит. Каким глупцом он был! Он думал, что сможет победить его! Дурак, вот он кто! Метнувшись в сторону, Блексворд побежал в руины. — Беги, мальчик. Мы ещё поиграем. — взревел Падший.***
Кубарем влетев в старые развалины, Блексворд принялся искать хоть что-то, что могло бы воспламениться. Но всё здесь было мертвым! Скуля от страха и боли, сжавших сердце, Блексворд метнулся к пещере, расщелине в скале. Падший же размытым пятном появлялся то тут, то там, пока не оказался за его спиной. Пнув убегающего противника, Падший с хохотом наблюдал, как Блексворд летит в пещерный пролёт. Резкая боль пронзила левую ногу. Посмотрев на неё, Юлиан увидел торчащую кость и лужу крови. Падший спускался по старой лестнице, врезанную в скале, неминуемую приближая кончину юного Тангера. Но в пещере было светло, относительно. Перевернувшись, скуля и плача, Блексворд пополз к алтарю старого бога, на котором были зажжённые свечи. — Здесь заканчивается история Блексворда Тангера! — провозгласил Падший, занося клинок над легионером. Блексворд услышал хруст. Внезапно стало холодно, и тело перестало чувствовать боль. Позади него послышался истошный женский крик. — Любовь моя… — голосам Ааронта прошипел Падший. — Не смей трогать моего сына! — Зейрайна припала на колени и горько заплакала. Превозмогая боль, Блексворд ухватил обрывок старого плаща и поднёс его к свече. Ткань неохотно загорелась и, обмотав ею целую руку, Блексворд накинулся на Падшего, нависшего над Зейрайной. Сунув горящую ткань в пасть чудища, он толкнул его на алтарь. Заверещав, Падший стал метаться из стороны в сторону в узком проёме. Блексворд упал без сил, а Зейрайна, подхватив факел, вонзила его в чёрное лицо. Ещё долго Падший кричал, но позже он затих, упав навзничь. Тело его перестало дрожать и биться в конвульсиях. А Блексворд лежал, истекая кровью. Лежал и тихо скулил. Вскоре пришла темнота. Он уже не видел слёз Зейрайны, не слышал её мольбы. Была только темнота.