***
Сон так и не настиг Хелену. Императрица долгое время ворочалась в своей постели, пытаясь найти удобное положение, но то ей было жарко, то холодно, или же мурашки прокатывались по вылезшей из-под одеяла ноге. В конечном итоге она села напротив зеркала и стала расчёсывать свои волосы. Мама ей всегда говорила, что так и сон быстрее придёт. Воспоминания о леди Лейдрид Истон-Дар заставили женщину взяться за сердце. Все эти походы и потери затмили в её памяти события её жизни, когда она носила имя семьи-знаменосца всего Кинхарта. Истон-Дары — некогда великая семья, служащая Кон-Итьеном со времён пятой эры, теперь были вычеркнуты из её жизни, как предатели крови и убийцы её мужа. Чтобы сказала Лейдрид? Что Хелена забыла свои корни, а может быть похвалила бы дочку за то, что оказался верной женой? Её матери нет на свете уже десять лет и всё то время, что Хелена устраивала балы и приёмы в Кинхарте, она пыталась забыться в светской, богатой жизни. Увы, императрица не помнила отца, погибшего от рук восставшего лорда Кирвинга. Хелена, став женой Уильяма, гордилась, что родила ему здоровых и красивых наследников. Пусть и Лайан часто болел, но с каждым годом он становился только крепче и лучше: настоящий пример для сестры и братьев. Как бы Хелена хотела бы вновь увидеть лицо первенца. Не закрытое маской прокажённого, а чистое и молодое. Она бы прижала его к себе и ни за что бы не отпустила, даже если Отцы и Матери Основатели попытались бы их разлучить. Она бы восстала против самих богов, чтобы вернуть Уильяма. Ах, чтобы она только не сделала, чтобы этот кошмар наконец-то закончился! Но в памяти леди Кон-Итьен отложились слова, которые она произнесла подле умершего мужа. Она воззвала к Олгулрмиру и мольбами своими навлекла не только на врагов своих ужасные муки, но и на себя саму. Сейчас, победив демонов, она мечтала лишь об одном. Как же ей хотелось прижать к груди свою дочку и обоих сыновей! Она так давно не видела их, ведь кроме чудищ и смерти на её пути не было ничего. Хелена, однако, корила себя за страшные мысли, что посещали её в одиночестве. И даже, как могла, замаливали эти грешные помыслы. Был тот, когда она подпустила к себе слишком близко…***
Найт тихо вошёл в её покои, как самая настоящая тень, отправленная шпионить за императорской особой. Сайнкторский ветер один из самых холодных, даже летом здесь не забывают о тепле. Что говорить о времени года, когда зима и лето смещали друг друга как два породистых жеребца на скачках? От погоды было плохо всем, но двое, в крепости, ещё пытались помочь друг другу. Найт шагал аккуратно, чтобы никто кроме Хелены не услышал его. Почти безоружный, с единственным кортиком на поясе, в кольчуге. Ему нужно было высказать ей все, что накипело за долгие годы. Может быть, он поблагодарит, что она не превратила его жизнь в Пекло Харды? Ведь он бастард — незаконнорождённый сын незаконнорождённой сестры императора, какие у него вообще могут быть права на престол? Никаких, но другая, на месте Хелены, убила бы его, защитив своих наследников. Но она пожалела его и даже была добра с ним, как с частью своей семьи. Какого это? Расти и знать, что мать умерла, подарив тебе жизнь, а отец, в самом низком офицерском чине, был сослан куда-то на границу? Найт не знал семьи кроме легиона и гвардии. Не знал кумира, кроме Уильяма, за которого он должен был отдать жизнь. Что теперь? Теперь Хелена — вдова, императрица мать, чей муж был убит в собственном дворце, рукой собственного знаменосца! А Найт Аксель — бастард, которого и быть не должно — жив. Что это, если не злая шутка богов? У Найта не поднялась бы рука, чтобы сказать Хелене слова, которые могли бы ранить ей. Нет. Его долг — охранять её, сделать так, чтобы она выжила любой ценой, пусть ему придётся пожертвовать всем гвардейским полком и всеми легионам Зантара! Надежда ещё тлела в сердце Найта. Как бы ему хотелось прикоснуться к ней и получить не только мимолётный поцелуй, со слезами на её нежных щеках. Стоило бы отрубить его руки и голову, чтобы поместить их рядом с могилой Уильяма. Найт должен был молить смерти за то, что позволил себя прикоснуться к губам своей императрицы. Пусть это будет последний раз. Одна секунда, в которой сгорит его сердце.***
— Ты вновь пришёл? — Хелена скрестила руки на груди, недовольно зыркнув на сего гвардейца. Найт сегодня был необычно весел, что крайне беспокоила Хелену. Он что, считает это какой игрой? Если так, она разжалует его и проведёт по строю легионеров, в чьих руках будут розги. — Я не мог не прийти к тебе, госпожа. — Найт смотрел на ней жадно, будто зверь, готовый схватить добычу. — Даже не думаю об этом, Аксель. То, что я подарила тебе новое звание, не значит, что я принадлежу тебе. — Голос Хелены был подобен тихому рыку волчицы, охочей крови. Глаза Хелены пали на недобрую улыбку Найта. Её чудилось, или его глаза сверкали красным огнём? Гвардеец подскочил к ней и заключил в объятья, стиснув сильные руки на её шее. Хелена забрыкалась в её руках, тихо прохрипев: — Мне больно… — Не успела императрица посмотреть на человека, вошедшего в её покои, как тут же ужас сковал её с головы до пят. Это был Найт Аксель, только без красного огонька в глаза. Тогда она истошно закричала и перед тем, как оказался в коридоре, отшвырнутая через дверной проём, Хелена увидела, как фальшивый гвардеец был окутан чёрным дымом, и на его месте появилась фигура женщины, с острыми, белыми как первый снег клыками. Хелена помнила лишь свой истошный крик и тело верного, любимого гвардейца, с пятью страшными ранами на груди. Вскоре, холод объял каждый дюйм её тела, пока мысли, прежде чем кануть во тьму, метались в поисках лиц её детей.***
Если бы кто-то сказал ему, что весь этот кошмар — реальность, он ни за что не поверил. Ночь опустилась на Сайн-Ктор вместе с ревущим ветром. Стены гордо несли свою службу, защищая всех, кто находился в каменном дворце, под тяжелым сводом, что был возведён в годы четвёртой эры. Дункан Имнари был великим человеком. Многие видели схожесть его жизни с житием великого Нерана. Только вот пират и контрабандист не был безумцем с драконьей кровью в жилах; ветер продолжал выть, будто зверь, готовый вгрызаться в стены северного дома. Гарет проснулся от истошного женского вопля, будто кто-то попытался вскрикнуть в отчаянной попытке позвать на помощь. С трудом поднявшись на ноющие ноги, он медленно зашагал к двери, преодолевая шипящую боль в горле, от которой жутко хотелось пить. Тяжёлая дверь отварилась, и как только он оказался в пустующем коридоре, весь мир вокруг него затих. Даже огонь настенных факелов еле слышно гудел, словно ветер, проникший сюда, велел ему виться тихо: это было похоже на угрозу, затишье перед бурей. Гарет медленно ступал по коридору вперёд, опираясь о левую стену, будто пьяница, надеющийся добраться до теплого угла. В глаза рябило и весь мир плыл, то в лево, то вправо. Была ли сайнкторская крепость кораблём, раскачавшимся на волнах или же Гарет находился в предсмертном бреду и вот-вот он найдёт путь к какой-нибудь лестнице, с которой свернётся? Следовало бы закрыть уши, надеясь, что вопль лишь плод его больной фантазии, но что-то говорило Гарету, что это не так; внутри всё перевернулось, перекрутилось, от чего каждый шаг был мучением; Гарет знал — кто-то кричал. Ведомый не то болью, не то проведением, Гарет медленно шагал по путанным коридорам. Стяги волка и змеи спокойно свисали с потолка, чередуя место на стене со стягами дракона и лиса. Всё могло быть нормально, Гарет мог бы свалить всё на свою болезнь, если бы не кровавое пятно, тянущиеся от лестничного пролёта вверх. Алая кровь, успевшая немного остыть. Стонн’Кассел прошагал по винтовой лестнице вперед и оказался в широком помещении, что выводило к покоям герцога и тем комнатам, что отводились для самых дорогих гостей императорской четы. Гарет мог закричать. Завопить сильнее, чем когда-либо. Но он застыл, будто каменное изваяние, проклятое смотреть на весь мир, покрываясь мхом и трескаясь год от года. — Гарет…помоги…. — Найт Аксель лежал на холодном полу из серого камня, с пробитой грудью. Кольчуга была изорвана зверем, на лапе которого было пять острых как бритва когтей. Сын Астеры лежал, залитый собственной алой и чёрной кровью ир-мера. Ещё дышавший, но через несколько секунд отхаркнувший густой кровавый комок, Найт бесцельно уставился в потолок, без возможности двинуться, чтобы исполнить свой гвардейский долг. Гарет не успел даже шелохнуться. Взгляд его упал на золотые локоны Хелены, испачканные в густой крови и пыли. Некогда голубые, что сама лазурь, глаза императрицы смотрели в никуда. Мертвые, холодные, они продирались через чёрно-серый камень Сайн-Ктора, устремились в небо, надеясь пробиться через пелену смерти и воссоединиться с глазами мужа, который покинул её так давно. Над её телом, впив белоснежные клыки в некогда прекрасную, а теперь иссушённую шею, нависла та, кем непослушных детей пугали по ночам. Лами — Дочь Ночи, первая из вампиров, с чудовищным наслаждением, присущим только тем тварям, что вышли из скверны, высасывала кровь из тела императрицы. Шея Хелены была неестественно изогнута, будто Леди Тьмы не вонзила свои когти в её грудь, как до этого сделала с гвардейцами. Своими тонкими, бледными руками она свернула шею Хелены и теперь аккуратно, будто заботясь о своей кормёжке, она удерживала голову Хелены, пальцами поглаживая ещё щёки. Подняв кровавое лицо, Лами вытерла губы о своё белое платье, напоминавшее свет болезненной луны. Она аккуратно перешагнула тело убитого ею Найта и прошептала: — Подойди, капитан… — Гарет стиснул зубы. Ни меча, ни кинжала, при нём не было ничего. Да и как навредить одному из генералов Ненасытного? Только адамантит или драконье железо могли пустить им кровь. Ничего из этого у Гарета не было. Он не мог ничего с собой поделать. Хотелось просто умереть на её руках, стать для неё самой лучшей добычей. Голова заболела сильнее прежнего. Ноги подкосились и теперь СтоннКассел стоял перед вампиром на коленях, как послушный пёс. Она обошла вокруг него, проведя острым как бритва ногтем по его подбородку. Гарет не мог закрыть глаз. Тело Хелены лежало в пыли и грязи, такое тонкое и бледное, иссушённое почти до костей. Мир взаправду содрогнулся под его ногами. Слезы текли по щекам в три ручья. Заметив это, Лами обвила его шею своими руками и села напротив, затмив собой ужасную картину. — Ну-ну, не стоит лить слёзы по волчице. Ты сам недалёк от её участи. — Губы Лами прикоснулись к его шее. Это была насмешка, игра, как это бывает у кошки и мышки. Гарет закрыл глаза, когда почувствовал холод. Вот и всё. Но смерть так и не пришла. Вместо этого жгучая боль пронзила его с головы до пят и дикий визг Лами поднял на уши весь Сайн-Ктора. — ДРАКОНЬЯ КРОВЬ! — Вампирша металась из стороны в сторону, пытаясь выплюнуть жгучую, чёрную массу из своего рта. Гарет наконец смог закричать во всё свое горло: — ЛОРДЫ ТЬМЫ В САЙН-КТОРЕ! — Никогда Гарет ещё не был таким быстрым. Он сорвался с места и схватил Лами, наплевав на то, что оружия, кроме рук, у него не было. Стиснув руки на её шее, Гарет повалил Дочь Ночи на спину, вдавив её в камень под ногами подле мертвого тела императрицы, пытаясь как можно быстрее задушить слугу Ненасытного. Лами ревела от боли и лишь то, что она могла обращаться в туман, помогло ей выбраться из хватки Стонн’Кассела. В мгновения ока она выбралась из его рук и ускользнула сгустком чёрного дыма, выбравшись из окна покойной императрицы наружу. Гарет, трясясь от злости и страха, взял тело императрицы в руки и прижал её к себе, тихо качаясь вперед-назад, будто убаюкивая Хелену.***
Когда легионеры пришли к месту бойни, небеса над Сайн-Ктором стали такими же серыми, как стяги его родного легиона. Гарет долгое время не мог выпустить тела императрицы из рук. Он смотрел в залитые кровью глаза, тихо плача, аккуратно поглаживая её голову. С каждой минутой, что проходила в этом зале, Гарет, как ему казалось, был готов разорваться на части. «Вот бы умереть — думал он — быстро и безболезненно». Не могло этого произойти! Просто не могло! Два императора погибли, пока он отстраивал треклятый Кулдар! Пока он сражался с южанами, Кинхарт горел. Что он делал?! Исполнял поставленный приказ? Какой толк? Его ребята погибли на стенах пограничной крепости, умирали в пыли Кардинийя, его монархи мертвы, его племянник — разрушитель этого распроклятого мира! Один вопрос мучал Гарета, пока в его руках находилось тело Хелены. «Какой толк?» все люди смертны, но почему умирают те, кто дороги ему? Гарет еле слышно дышал. Его воротило от запаха крови и смерти. Он уже ненавидел всё, что было связано со смертью. Особенно — легион. На пути он мог умереть тысячи раз, но вместо этого он жил, обучал новых солдат и те умирали с именем его легиона на устах. Какой толк был в почете и славе, если она доставалась живым? А как он должен был отдать победу стране, если его страна почти умерла? Как он должен был почести своей императрице, если её тело, холодное и бледное, лежало в его руках? Какой толк был в теневом плясе, если его солдаты умирали, а он жил?! Проведя пальцем по щеке Хелены, Гарет прикоснулся лбом к её груди, продолжая трястись и плача. «Легионер может умереть лишь один раз, сын мой. Когда боль становиться главной целью в его жизни, затмевая долг и обязательства. Ты не должен позволить этому случиться». Голос отца прогремел в его голове и заставил Стонн’Кассела поднять свой взор. Рядом сидел Алкион и Мирана. Старый маг обратился к Гарету: — Отпусти её, капитан. Ей здесь плохо. — Гарет понял, что на теле Хелены остались синяк от его рук. Так сильно он сжал её. Пытался ли он передать тепло или же так он заглушил свою боль от потери? Кем была для него леди Кон-Итьен? Только императрицей, которая отдаёт приказы? Или же она была надеждой, которая могла направлять его? Он и сам не знал. Да и толку? Теперь этого не выяснишь. — Я укрою её своим крылом. — Прошептала Мирана, закрывая веки Хелены. Гарет выпустил её из рук лишь когда они отвели его к алтарю, где тела готовили к погребению по традициям северян.***
— Потери ограничились гибелью почти всего гвардейского полка. — Сообщил Грефдон Хелдон. Командир ренегатов склонил голову перед телами, обернутых в саван на сотнях алтарях, что были в подземелье Сайн-Ктора. — Кто-нибудь ещё пострадал? — Спросил Алкион, стоявший ближе всех к Миране. — Ир-меры попали в крепость благодаря кадрагонам. Они немерено искали гвардию легиона. Будто…. — — …исполняли приказ. — Вместе с ренегатом подвела итог Мирана, омывающая тело Найта Акселя, медленно проводя марлей по страшным ранам. — Да, Великий Феникс. Их действия не похожи на поведение тупой орды. — Хелдон шмыгнул носом, передавая Алкиону приборы для бальзамрования. Изогнутые ножи и крюки. Монарх, умерший на территории Сайн-Ктора, останется в его склепах; немало Кон-Итьенов лежат в гробницах, что на десятки уровней ниже этого помещения; к ним присоединиться ещё двое. Здесь, на уровнях, построенных раньше четвёртой эры, смерть бродит и успокаивает души венценосных особ: герцогов и герцогинь, императоров и императрицы. — Они никогда не являлись тупой ордой. — Гарет хотел было напиться до беспамятства, да только треклятого времени на это у него не было. — Я думал, мы воюем с бедствием, у которого есть источник. Я думал, Тай-Фер посылает их, чтобы изнурять нас и одним мощным ударом, причем своим, личным, уничтожить нас. Но я размышлял… — Гарет поднялся с места и подошёл к телу Хелены. Императрицы была готова занять место, среди предков её мужа. Уильям бы гордился ею. Самой преданной. Самой любимой. — Ир-меры жрут свой молодняк в пещерах Утробы, потому что мясо у них мягкое, не жилистое. Они звери, но звери, способные обучаться. И те, кто ведут их — такие же стратеги, как и мы. Мы перестанем недооценивать своего врага. И мы ударим по ним. — Гарет опёрся на трость, отвернувшись от тел гвардейцев. Как же ему осточертел запах крови и смерти. — Что ты удумал, Стонн’Кассел? — Фаил Акар, он же Кеван Кон-Итьен, смотрел на Гарет и со злостью и с надеждой. Он ненавидел Гарета чёрной злобой — ведь он не спас Хелену и Найта. Но и надеялся, быть может, убить его. — А что ты предлагаешь, Акар? Что, я тебя спрашиваю? Посадить на трон Каллину? Девчонку, не готовую отправлять солдат на убой? А может быть коронуем двух пацанов, один из которых видит призраков, а другой спать боится? Или ты займешь её место? — Гарет стиснул зубы, готовый тростью забить избранника Мираны до полусмерти. Но когда богиня посмотрела на него своими огненно-желтыми глазами, он успокоился. — Ну, так вот. Мы дадим отпор врагу. Что Тай-Фер точно не захочет допустить? — Акар с упреком посмотрел на Стонн’Кассела, но ответил: — Не позволит Наследнику взять клинок… — тут то всех, включая Алкиона и Хелдона, осенило: — Именно. Мы двинемся на Джейстен. Ни один синий легион, кроме Тирского, не вступил в войну, а значить это может одно: Княжество Гор Джейдена изолировано от мира и покрыто тьмой. Мы не будем больше делиться на сотню фронтов. Мы дадим бой Тай-Феровым отродьям на нашей земле и на наших условиях. Соберём все войска. Тех, кто предаст — казним; тех, кто отступит — отправим на передовую. Мы сами добудем себе провиант: фуражиров целый полк найдётся. И пусть к нам придут Ли’Кар-Каранцы, Эш’Хайгарцы и амункеры Даргона. Как говорил старый Мивиль: «Битва Битвы грядёт и в ней не будет победы тем, кто льёт кровь во имя Сломленного Бога». Хватит бегать и грызть друг другу глотки. — — Ренегат — Голос Мираны никогда не был таким тихим: Собери всех отступников, которых только сможешь. Твой командир отныне Гарет. И не только твой. Фаил, слушай его и исполняй приказ. — Акар молча кивнул, как и Грефдон. — Скажите лорду Бендреиду, что его солдаты будут гонцами. Они понесли меньше всего потерь при Мовритале. Пусть каждый наш союзник знает, что времени нет. Думаю, лорд Харрингтон будет рад повидать свои земли и собрать под свои знамёна новые воска. Гарет, теперь ты…. — Мирана? — Гарет отвернулся от тела Хелены. Его до сих пор трясло. Только бы не смотреть в его глаза, закрывшиеся навсегда. — Отныне и впредь — ты моя Огненная Длань, Гарет. Твоя императрицы бы гордилась тобой, и она бы одобрила этот шаг. Возьми свой легион и подними вместе со штандартом дракона мои флаги. Пусть Ненасытный поплатился за пролитую кровь. «Гордись мной, Эврадар. Я тоже герой пророчества». Оставалось лишь с почестями похоронить императрицу, собрать войска и ударить.