Сайн-Ктор.
Проститься с императрицей и её гвардейцами собрался весь Сайн-Ктор. В крепости вывесили белые флаги с чёрным лисом — знак смерти у северного герцогства. Мирана облачилась в полностью чёрный наряд, избавив себя от украшений и золотой вышивки. Богиня Феникс позволила своим людям проявить скорбь и вместе с ними приняла траур. Гарет и Алкион погрузили тела Хелены и Найта в две соседние могилы. Два волка Кон-Итьенов лежали подле одного из своих предков: Ульериха Второго, погребённого здесь после Десятого Хода Нежити. На камни почти белого саркофага взгромоздили тяжёлые плиты и на века закрыли императорские могилы. Легион поднял свои знамёна, и приклонив колено перед место погребения, отдал последние почести, сделав своим полковым знаменем штандарты Хелены. Белый волк встал во главе похода, ведя за бой лисьи и драконьи отряды. Солдаты серых и красных стали новым костяком для Второй Кинхартской Армии. Однако после потери при Мовритале, было решено усилить состав армии легионами ренегатов. Так что, теперь можно было считать, что Вторая Армия отныне называлась Северо-центральным формированием. Бендреид Харрингтон и Грефдон Хелдон взяли на себя управление подоспевшими отрядами ренегатов, а Гарету и Миране выпала доля командовать теми легионами, что пережили битву с демонами и ир-мерами. Пятнадцатый Красный Легион пополнился двумя полками Пятого Серого Легиона и теперь в с стягами дракона по пути на юг реял и рыжий лис. За пару дней до ухода, Гарет почти половину дня провёл в темных подземельях Сайн-Ктора, подле могил Найта и Хелены. — Ты бы не хотела, чтобы Каллина переняла твоё бремя. Я не знаю, что делать теперь. Самое худшее, что я живу в надежде, что скоро умру. Только вот я-то жив, а все вокруг меня мрут. Так нельзя. Я бы десять раз уже сплясал в тенях, но толку? Смерть меня коснуться не может, пусть я и не герой веков. В чем тогда смысл? Ну почему вас забрали именно сейчас? — Гарет склонился перед саркофагом Хелены и закрыл лицо ладонями. Ему нужно было стать для своих людей не просто капитаном, отдающим приказ. Он должен был стать лидером; символом, что борьба ещё не окончена. А для этого он обязан побороть боль, уничтожавшую его изнутри. Мысли витали где-то далеко. Где-то около Алетры. Может быть, стоило сказать ей, как сильно ему не хватает её? Почему бы нет? Вдруг она окажется где-то в Карден-Холле? Или совсем рядом? Нет, только не рядом с ним. Иначе Алетра пострадает ещё больше. — Капитан? — К покоящейся вечным сном императрице пришли приклониться Вал и Сурана. Гарет посмотрел на своих подчинённых. Сержанты, хотя они прошли не меньше, чем сам Гарет. Ему нужно было на кого-то положиться. Кого-то, кто бы мог продолжить нести знамя, если вдруг судьба его приведёт в чертоги предков. — Я уже закончил. Как проститесь, найдите меня. Для вас хорошая новость. — Стонн’Кассел выдавил из себя эти слова. Ему крайне сильно хотелось напиться до беспамятства, но марш-бросок обещал быть долгим, а отдыха после него не видать.***
Они проделали путь до Карден-Холла, включая Кардинийское Ущелье, почти за две с половиной недели. К тому моменту, как пятнадцатый легион стал авангардом, Сурана Маилаул и его дорогой муж Вал’Ален, больше не прибывали в сержантском чине. Теперь они были совсем как старый Нил Амелион, который только и делал, что хвастался своим званием и чуть ли свои офицерские ленты с нашивками на карточный долг ставил. Теперь они были лейтенантами легкой кавалерии пятнадцатого ударного красного легиона. Звучало грозно и гордо, как подобает солдатам Кинхарта. В их задачи отныне входили рейды и изматывание основных сил противника, а не затяжной пехотный бой, как это было прежде. Они прошли ущелье быстро, преодолев совсем недавнее поле битвы, где они могли погибнуть; где пыль и гнев поднимались страшными вихрями, где по зову рога Алкирион явились герои древности. Когда же за спиной остались лиги марш-броска, жаркое лето и остатки магической зимы на пиках гор, легиону стоило ещё раз дать команду скакать галопом, чтобы к поздней ночи оказаться на прямой дороге к Карден-Холлу. — Как думаешь, мама и с папой живы? — Сурана старалась не смотреть на мужа. Была ли тому виной усталость с мозолями от верховой езды или же девушка смущалась глупой улыбки мужа? Ответа так и не было, но ей хотелось, сею же минуту, услышать ответ Вала. — Знаешь, Дэн всегда говорил, что до старости доживают сироты и торгаши. Не в обиду сказано, но твои родители пронырливые люди. Они точно живы. А из сироток жив только я. — Вал помрачнел. Сурана тут же принялась себя ругать. Её муженёк вырос-то в детском приюте и единственный, кто заботился о нём, был брат-двойняшка Дэн, погибший при битве за Кулдар. — Ты не говорил о Дэне со дня его смерти. — Сурана подняла глаза, аккуратно ведя лошадь в авангарде легиона. — Братец не любил поминки. Всю жизнь говорил, чтобы я сжёг его и забыл. Чтоб ему и мне легче жилось. Если бы я помер, Дэн бы во всем винил Айдана. Но он стоял бы за него горой. Он же был такой. Даже после того, как его высекли, пошёл Стонн’Кассела спасать. Ха, наверняка, чтобы дать ему по морде! — Впервые за долгое время Сурана почувствовала искреннюю горечь в словах любимого человека и почувствовала себя ужасно, будто бы она выковыривала из него воспоминания, раскрывая недавно затянувшуюся рану. — Ты винишь Айдана в смерти брата? — Вал с упрёком посмотрел на Сурану. — Нет. Я бы мог похвастаться, что одним ударом двуручного меча, который я поднял одной рукой, я могу снести голову героя. Но, я же друг Наследника Нерана, сослуживец Защитника Утра. Все мы идём на жертвы. Если Айдан Стонн’Кассел плакал над телом моего брата, то у меня есть повод простить его, а если эти слёзы искренние, то поводов дать прощения у меня целых два. Это, как с доблестью, знаешь… — Сурана с опаской оглянулась. Почему-то ей показалось, что Вала пробило на долгие мысли о смысле бытия и дружбе. Это явно продолжится часами и не все, кто мог бы его услышать, согласился бы с его доводами. А потому, не поняв, при чем здесь доблесть, она перебила Вала: — Мы не о доблести говорим. — — Как раз таки о ней. Доблесть, Сурана, она не только в мужестве на поле брани…. — — Доблесть — миф для новобранцев и рекрутов, которых поведут в первый и последний бой. Её внушают для того, чтобы легионер мог убивать не только из животного, но и идейного принципа. — Вал вздёрнул бровями, будто не узнал жену. Такой серьёзной он её видел лишь единожды. — Я хотел сказать, что доблесть в стойкости. Принять страшный удар и выжить, а затем не просто существовать, а возродиться и жить. — Сурана завела локон своих волос за ухо и шумно выдохнула: — Лучше так, а то я сгущаю краски до чёрного. — Она улыбнулась, и Вал игриво подмигнул: — Вот это моя Сурана! Пожалуйста, не говори так…. реалистично, а то ты похожа на Дэна, пусть поёт он под крыльями дракона. — Сурана от услышанного воздухом поперхнулась: — То есть, я такая же страшная как твой братец, да будет в покое его душа? — Вал встал в очередь поперхнувшихся воздухом: — Я не то хотел сказать… — — Всё с тобой ясно, я тебе лучшие годы отдаю, а ты… — И напустив злобы с обидой, Сурана гордо стала смотреть вперёд. Альвевианский тракт встречал конный легион своей каменной кладкой, давно запорошённой песком и землей. И каждые пять лиг встречались старые указатели на развилках и перепутьях: где покосившиеся, где чуть сгнившие, но надписи на них ещё можно было разобрать и понять, куда приводила та или иная дорога. — Когда я советовал тебе успокаиваться с помощью шуток, я не говорил, чтобы ты менялась в настроении каждый час… — Сурана ещё пять минут построила серьёзную гримасу, но принялась хохотать девушка через полминуты.***
Карден-Холл.
Арвин вытер грязный пот со лба. Ясное солнце грело окровавленные земли его графства. Как сильно старому правителю хотелось бы сейчас упасть на теплую кровать и забыться во сне на несколько безмятежных дней. Однако долг звал его защищать город от набегов ир-меров. Ночь выдалась ужасной. Не успел гарнизон подняться к моменту полнолуния, как их тьмы на стены посыпались сотни ир-меров. Хаол’модры стали ломиться в главные ворота города и только когда солнце начало подниматься из-за недосягаемой линии горизонта, солдаты Карден-Холла получили небольшую передышку. Сейчас граф чётко знал, что и враг не пирует в честь почти удачного штурма. Стаи волков из леса Ока тиранили орду ир-меров, не позволяя Падшим сплотить отряды своих тёмных слуг и атаковать слабые места стен. То тут, то там волки атаковали уставших кадрагонов. Низшие скверные вампиры, благодаря волчьим нападкам, теперь в меньшем составе сражались с защитниками города, что не могло не радовать людей. Арвин с отвращение вдохнул смрад крови и скверны. Сдержав скудную горбушку хлеба и кружку браги в животе, старый граф смотрел на приближающегося врага. Как лавина из чёрного снега, войска Ненасытного двигались к стенам его города. На этот раз они остервенело ревели, готовые лезть на стены по своим гнилым лестницам до тех пор, пока защитники стен просто не падут. Если бы только люди Карден-Холла могли отступить в леса. Но там их ждёт голод. Дичь ушла прочь, спасаясь от чудовищного влияния скверны. Арвин велел стоять до последнего. Иначе сыновья и дочери графства пойдут тьме на корм. — Граф! Граф! Войска императрицы! Легионы Сайн-Ктора идут! — Не веря словам дозорных и своим глазам, Арвин взмолился всем богам. Ир-меры, как и весь Карден-Холл, слышали ноты боевых рогов идущих с севера. Граф Фалоне обернулся. Конница стремительно неслась по тракту, расходясь на всю ширь сожжённых полей. Боевой клин ревущих лошадей и крик следующей за ними пехоты внушал надежду. Они дождались… — С леса идут большие отряды! Это стяги Тергин-Шитар! —***
Пауль дождался момента, когда конница, будто страшная волна, пронеслась по рядам ир-меров. В тот момент, когда пехота Ненасытного стала отступать под натиском серодоспешников, в бой вступили ведьмаки и варлоки. Пока конница шла вперед, а пехота добивала чудом выживших тварей, ведьмаки и варлоки в один марш-бросок оказались у стен Карден-Холла, придя на помощь защитникам. Кольца фазовых мечей варлоков рубили хаол’модров в клочья, а ведьмаки сходились в поединках с Падшими. В такой битве нечего было делать боевому капеллану и командиру ринойских львов. Айзора и Пауль, держась вместе, старались пробиться как можно ближе к стене и как можно дальше от битвы, разразившейся чуть поодаль от главных ворот. Нужно было выгадать момент и рвануться к стенам, ведь войска графа решились на контратаку. Только вот, вкусив минутную победу, Пауль встретил старого врага. Из толпы ир-меров, стоявших до самого последнего вздоха, облачённых в чёрные латы, вышел Алгирнор. Лорд Тьмы увидел Пауля и недобро улыбнулся. Дейн только через минуту смекнул, в чем была их оплошность. Умирающий Коул говорил о крови дракона и скверной силу. Значит, варлоки наделяли себя силой скверны, что позволяло Лорду Тьмы, как генералу войск Тай-Фера, командовать всеми, в ком была эта темная сила. Пауль, к сожалению, понял это слишком поздно. Алгирнор направил потоки тьмы и все варлоки, рубившие ир-меров, упали на колени, проткнутые магическими копьями из проклятой воды. Капеллан успел лишь упасть на землю, когда серая волна прокатилась, оглушая всё на своём пути, варлоки, все как один, взревели, запрокидывая голову к небесам. Их вены почернели, а глаза зажглись, за место них теперь на лицах бойцов ордена зияли раскалённые угли. Тела их исказились. Кто-то стал выше и массивнее, кому-то переломало руки и ноги, от чего они перехватили свои изогнутые мечи одной, уцелевшей рукой. — Айзора, приведи к нам подкрепление! — Закричал Кит Лионор, помогая Трайден подняться на ноги. Никогда прежде Ринойская Львица не бегала так быстро, позабыв о том, что сражаться она любит так же сильно, как и жить. — Ведьмаки! К бою! — Кит вытер лезвие меча от чёрной крови, и его братья встали с ним, бок о бок. Ученики Дункана Имнари, последователи аиста, были готовы к бою. Столько крови было пролито за пару дней. Сначала варлоки пришли, чтобы их уничтожить, а теперь они стали приспешниками тьмы. Мастера одного пути продали честь и человечность в обмен на силу и власть, с которой не смогли совладать, а ведьмаки, следовавшие многим путям, должны были принять бой.***
Пауль медленно шагнул вперед. Алгирнор лишь улыбнулся, чтобы в следующее мгновение подло ударить, проведя рукой по земле. Камни под ногами затрещали и тут же треснули, расступаясь перед потоком скверного огня. Капеллану оставалось лишь молиться, чтобы в этом бою он хотя бы выжил. Лорд Тьмы закрутился как волчок, окутывая себя лезвиями из тёмных потоков и направляя каждое из них в Пауля. Казалось, за эти пару минут Дейн успел всю жизнь вспомнить. Пока ведьмаки изворачивались, не позволяя проекциям фазового клинка коснуться себя, а варлоки изощрённо пытались исполнить волю тёмного господина, Пауль крепче сжал булаву, поднятую с рук убитого солдата. — Думаешь напугать меня?! — Дейн закричал, метнувшись в сторону от очередного удара. — Я — Пауль Дейн! Боевой капеллан Отцов и Матерей Основателей! — Нужно было выиграть совсем немного времени. Подкрепление было на подходе, а значит, они ещё могли выжить. Фазовой огонь выжигал всё на своём пути, а синий огонь ведьмачих мечей кое-как резал окаменевшие тела варлоков. Что же они с собой сделали? Какие эксперименты ставили, если превратили в это?! — Пауль, я крайне благодарен тебе! Такие экземпляры нужны моей коллекции. Прости, но сейчас с тобой драться у меня нет никакого желания. А теперь, наслаждайся своей «победой». — С этими словами Алгирнор направил воздух под ноги Дней и сбил его, отправляя на долгий сон. Кит пригнулся, когда шустрый враг закрутился в прыжке, и фазовое кольцо чуть не отрубило ему голову. С теми варлоками, чьи тела стали как горы, нужно было бороться с помощью одного мощного удара. Вот с такими, что кружились как сам ветер, приходилось танцевать и ждать момента одного точного удара. Но только Кит намеривался всадить клинок в открывшуюся шею противника, как тот кубарем покатился за отступающими собратьями. В этот же миг красная конница настигла врага, сотрясая и без того измученную землю. Слишком поздно ведьмаки спохватились. Теперь у врага был слуга, что усилит его ряды в десятки раз.***
Серые легионы отправились вдогонку за ир-мерами, пока красные легионы проводили переформирование. Гарет и Мирана въезжали в город под радостные овации людей и крики солдат. Легион Карден-Холла, переживший почти десять дней и десять ночей страшной осады, сей же момент принял знамёна с белым волком и взвесил его над стенами города. Гарет же увидел Каллину и спешился, когда девчонка, держа двух болезненных братьев под руку, медленно прошагала к Стонн’Касселу, надеясь, что он скажет ей, что мать вот-вот выйдет, так как устала с дороги. Но Гарет был не в силах сказать девушке, что не уберёг её мать и не смог спасти Найта. Гарет лишь покачал головой, когда с губ принцессы вырвалось беззвучное имя погибшей матери. Тогда Каллина подошла к Гарету, и еле сдерживая слёзы, прошептала так, чтобы услышал только он: — Я не хочу владеть этим треклятым троном. Не хочу быть императрицей Кровогорья. Пусть ты будешь регентом. Пожалуйста…. — Гарет ничего не ответил, лишь склонил голову.***
День давно перевалил за свою вторую половину. Пока легионы помогали сжигать тела ир-меров и восстанавливать оборону города, Мирана успела пройтись среди людей и вновь услышать молитвы, что возносили хвалу её имени. Люди просили её защитить их сыновей и мужей, благословить дочерей и уничтожить слуг Ненасытного. Живая богиня в теле северной женщины шагала среди смертных и как в старых легендах, помогала больным, страдающим и тем, кто почитал её. Стоило Миране зашагать среди детей своих, как тут же они вспомнили все песни и молитвы в её честь, совсем позабыв о том, что когда-то она якобы отреклась от них вместе с дочерью и сыном. Матери и Отцы Основатели хорошо постарались. Они заставили людей считать, что боги забыли своих чад, что они ушли, потеряв в них веру и надежду. Но как может Феникс покинуть тех, чьим душам надлежит возродиться вновь и начать новую жизнь, когда мир измениться, сменяя кальпу? Как может та, кто породила огонь и свет, уйти, оставив лишь холод и мрак? Мирана посетила свою церковь и диву далась. Она совсем забыла, как выглядела статую, куда приносили пожертвования. Мать-феникс, сын-обманщик и дочка, державшая весы. Три статую: одна с жаровней, вторая с кубком, третья с чистой водой. И всё время, пока она шла, в голове звучали голоса: дети, женщины, старики и мужчины — каждый просил её о возможности прожить следующий день. Что же могла она ответить? Лишь то, что будет рядом, пока слова эти наполняли её сердце силой. И так долгий день прошёл, подходя к своему концу. Серые легионы испросили чести отправиться в погоню за врагом, пока красные бы набрались силы и дождались бы подкреплений из Уэйстека. Мирана дала добро, а сама присутствовала на очередном совете, будто диковинный зверь. До этого офицеры серых легионов воспринимали её, как подобает верным последователям, но люди, оборонявшие Карден-Холл, где в почёте всегда были пантеоны предков и драконов, смотрели на Мирану как на захватчицу. Пока граф и его свита, вместе с подданными Мираны обсуждали, как лучше всего им устроить битву с ордой ир-меров, Мирана поняла, что на месте нет дочери и сыновей погибшей Хелены. Её верный Фаил Акар смотрел на Каллину безразлично, отрёкшись от своего прошлого. Тогда он был младшим братом Уильяма Кон-Итьена, а теперь же носил чин одного из первых избранников Мираны. Мать-феникс дождалась, пока Гарет расскажет всем свой план: собрать войска и заставить тёмную орду принять бой на землях Джейстена. Нельзя было сказать, что это самое гениальное, что мог выдать Гарет Стонн’Кассел, но, по крайней мере, у войск почти падшей империи был чёткий план: не ждать пока враг изведёт их, а дать бой. Когда же пришли гонцы, сообщившие, что Альберт Плешивый и Зейрайна Тангер выдвинули свои легионы им на встречу, долгое заседание подошло к концу. Спать богам нужно было редко, и сейчас, пока её верный чемпион набирался сил, Мирана обернулась птицей и села подле окна комнаты, принадлежавшей принцессе Каллине и её братьям. Она слушала, как плачет по своей матери юная девица, и как просит она о помощи. Увы, Мирана не могла помочь ей в полной мере. Слова её были пропитаны верностью Драконам-Основателям, что жгло сердце феникса чёрным огнём.***
— Гарет, прошу тебя, именем всех тринадцати! Я не могу! Я не хочу садиться на этот треклятый трон, не хочу, чтобы мои братья взошли на него! — Гарет стоял рядом, пока Каллина металась в истерике, сидя на краюшке своей кровати. Ричард и Артур отказывались отходить от сестры, и если память не изменяла Гарету, оба принца изменились с последней их встречи. Ричард стал напоминать волчонка — тихого, нелюдимого зверёныша с блестящими глазами и страшным оскалом. Артур же держался брата, но был более приветлив, будто-то щенок, кусающий всех за пятки. Мальчишки сидели рядом с сестрой, прижимаясь к ней, как к зенице ока. Каллина в свою очередь гладила братьев по голове и заливалась слезами, пока принцы молча скорбели. Гарет перетащил стул и сел напротив девушки, склонив свою голову: — Это моя вина, ваше императорское величество. Я не смог сберечь вашу мать и Найта. И этот грех останется моей ношей до конца дней моих. Но сейчас имперским легионам нужен лидер… — Гарет и сам не верил, что принцесса сможет выйти к солдатам, не верил, что те поднимут мечи и станут кричать её имя. — Гарет. Я умоляю тебя, пусть ты будешь регентом! Лайан просил Ариану, если вдруг мама не выдержит это бремя, взять борозды правления в свои руки и Ариана согласилась! Ты её деверь и ты должен сделать так же, как она! Гарет, разве я смогу надеть корону? У меня кроме братьев никого не осталось. Прошу тебя! — И вновь девушка закрыла опухшее от слёз лицо своими изодранными ладонями. Гарет помнил, как сильно ненавидел весь распроклятый мир, когда его мать похоронили в Кинхарте. Помнил, что в тот день он разгромил почти два храма и пять кабаков. Но он-то был легионером, а что могли два пацана и девушка? Только рыдать. На их глазах умер отец, старший брат и вот теперь они узнали, что не смогут проситься даже с матерью. — Я сделаю, как того хотел Лайан. Как того хочешь ты. — Гарет склонился перед последними из рода Кон-Итьен, и тут же Каллина бросилась на него, продолжая рыдать и крепко сжимая его в объятьях. — Не смей умирать, Гарет. Только не ты. — Прошептала Каллина, а за ней так же быстро повторили Ричард и Артур. Хелена, быть может, могла доверять только ему, а значит — Стонн’Кассел держал ответ за её детей и был обязан их сохранить. Погладив принцессу по голову, Гарет посмотрел в окно и увидел феникса. Только он стиснул от злобы зубы, как птица учтиво кивнула: мол, вовсе не возражает и полностью поддерживает такое решение.***
— Обязательно было следить за мной? — Гарет долго ждал, пока Каллина успокоиться. А за тем он долго ждал, пока все трое уснут и только когда полночь уже наступила, она вышел из покоев Кон-Итьенов, встретив на пути Мирану. — Гарет Стонн’Кассел, семнадцатый этого имени, Регент Кинхарта. Звучит гордо, не находишь? — Феникс игриво смеётся, словно это просто игра, только вот Гарет держит в руке монету, на которой отчеканено его лицо. Он потирает большим пальцем гравировку со своим гербом: крыло дракона и грифона, рассечённые мечом. Так было у Стонн’Касселов и так будет. — Да. Гордо. Эврадар бы гордился. — Гарет не любил вспомнить отца. Даже сильнее, чем Орин. Щеки его загорели, наверное, потому что перед глазами вновь встал тот проклятый день. Орин ушёл из дому почти на три года и забыл о своём брате, о сестре. И Гарет, похоронив отца, целыми днями утешал Киру, как только мог. Казалось, так сильно и так долго реветь не могла ни одна женщина, но Кира обошла всех на годы вперед. — Твой отец не был хорошим человеком. Но он был хорошим учителем. — Мирана подходит ближе и Гарет прячет монету в карман. — У некоторых людей такой вот долг. Шагать и умирать. — Мирана говорит точь-в-точь как Силдур Каор, или же это тот призрак говорил точь-в-точь как Мирана? Гарет запутался. — Только вот в чем мой долг? — Капитан легиона? Лорд-регент? Гарет, как ему казалось, вот-вот должен был разорваться на куски. Его отец всегда мечтал о том, что сыновья станут героями! Только вот Гарет терпеть не мог, когда его так называли. — Держать империю на своих плечах, Гарет. Я буду рядом с тобой, ведь ты — моя длань. Ты, твой легион. Фаил Акар. Каждый, кто несёт моё слова — моя длань. И знай, что я помогу тебе всем, чем только смогу… — Мирана улыбнулась и ушла в штаб-квартиру, а вот Гарет почувствовал, что слова её были ядом, что расщеплял вены и плоть. Иногда яд помогал лечить болезнь, но что-то подсказывало Гарету, что яд феникса — самое страшное, что он когда-либо встречал. Но Мирана всё же была права. Гарет был обязан сохранить империю. Даже если ради этого ему придётся взойти на Сапфировый Трон Кровогорья; даже если Отцы и Матери Основатели назовут его еретиком.