Игрушка для убийцы

Она одна посреди беспросветной мглы. Здесь настолько темно, что не видно вытянутых перед лицом ладоней. Здесь настолько холодно, что немеют пальцы. Аня теряла равновесие, падая в пучину неизвестности, все попытки ухватиться хоть за что-нибудь провалились. Аня кричала, звала его на помощь, но он оставил её одну. Не помог, бросил. Дубровская распахнула глаза, от собственного испуганного крика. Судорожно ощупывая холодные щёки дрожащими ладонями, она осознала, что это был лишь сон. Страшный, жуткий, странный. Дыхание сбилось, сердце неприятно быстро колотилось в груди, а неприятное чувство разливалось по венам. Аня села, подмяв под себя одеяло, и взглянула на часы — 2:37. — Вот чёрт... — шикнула девушка, устало откинув голову. Необъяснимое ощущение мешало ей вновь уснуть, противный скользящий страх иголками влезал под кожу. И вроде бы обычный кошмар — просто сон — но теперь было страшно вновь сомкнуть веки. Шатенка на ощупь включила светильник, чтобы хоть как-то сгладить нарастающее напряжение, но это не помогло. Дубровская, ещё немного подумав, всё же поднялась с кровати и неуверенно подошла к двери. Тонким пальцем она очертила край кнопки вызова, но нажать не решалась. Время позднее, Разумовский, должно быть, спит или снова мракобесит по ночному городу, и ему точно нет дела до трусливой девчонки, которая не может перебороть свой глупый страх. Но Аня точно знала, что уснуть сегодня уже не сможет, эта ночь пугала, и ей не хотелось оставаться одной. Она хотела бы просто посидеть рядом с ним, чтобы не чувствовать себя одиноко, и неважно, кто это будет — Серёжа или Птица. Дубровская вздохнула и всё же рывком нажала на кнопку. Она прислонилась к холодной двери, с надеждой прислушиваясь к звукам извне, но там было тихо. Конечно, ожидать Разумовского в столь поздний час было глупо, поэтому девушка, понурив голову, вяло поплелась к постели. Но дверь неожиданно открылась, заставляя Аню вздрогнуть. Она тихо подкралась и осторожно выглянула наружу. Тишина блуждала в полутёмном коридоре, точно в типичном хорроре. Шатенка не рискнула бы выйти в этот мрак, если бы не голос Марго, внезапно раздавшийся из неоткуда. — Пройдите до конца коридора и направо, — объявила виртуальная помощница. — Сергей ожидает Вас. Дубровская нахмурилась, но всё же отправилась в нужную сторону. Это точно не кабинет Разумовского, потому что он находился в другом крыле, однако девушка предположила, что парень наконец-таки переместился в свою полноценную комнату, в существовании которой она уже началась сомневаться. Её догадки были не напрасны — Сергей ожидал Аню в своих «скромных» покоях. Он даже дверь не стал закрывать, ожидая гостью, словно в заранее знал, что она придёт. Шатенка вошла в комнату, любопытно оглянувшись. Здесь было гораздо уютнее, чем в рабочем кабинете, и уж тем более лучше, чем в её комнате. Вдоль стен стояли стеллажи с книгами, кое-где висели необычайной красоты картины эпохи Возрождения, кровать с прикроватными тумбами пустела где-то во тени, а сам Разумовский сидел на небольшом кресле, глядя в панорамное окно, за которым виднелся сонный Питер. Аня недоверчиво взглянула на спину парня, не решаясь двинуться с места, и он, словно почувствовав этот взгляд, шумно вздохнул. — Долго ещё будешь там стоять? В его голосе слышалась усталость, и от этого тон казался грубым. С того дня, когда Дубровская видела Разумовского, прошло уже двое суток. Последняя их встреча — поход в ресторан. После того «свидания» парень погрузился в работу, отодвинув личное ещё дальше, чем оно было. Девушка всё это время не требовала внимания, но глубоко внутри, где-то на подсознательном уровне, понимала, что нуждается в нём. И вот теперь, когда ментальное ощущение стало перерастать в физическое, Аня сделала этот шаг к Разумовскому. Недолго думая, она подошла к парню и села на свободное кресло рядом, с осторожным любопытством глядя на хмурый профиль Птицы. Это снова был он, и девушка отчасти была рада этому факту. Только вот настроение парня явно хуже, чем обычно. Он задумчиво глядел на мелькающие за окном фонари, подперев подбородок кулаком. — Чего не спишь? — рыжий скосился на Дубровскую. — Бабайку боишься? Девушка опустила взгляд, неловко переминая пальцы. Сказать правду Птице — значит показать свою слабость. А он человеческой слабости не терпит и наверняка будет презирать взрослую девушку за глупые страхи. Поэтому она промолчала, устремляя взор куда-то в сторону. Разумовский заметил смятение на её лице, но ничего по этому поводу не сказал, лишь коротко усмехнулся. — А ты чего не спишь? — несмело начала шатенка. — Не хочу, — бросил он, давая понять, что этот разговор бессмыслен. — Иди сюда. Он требовательно махнул рукой, и Аня рефлекторно дёрнулась с места, словно она была безвольной марионеткой в его умелых руках. Возможно, так и было. Птица умело управлял тонкими нитями чувств и эмоций, знал, что нужно сделать и сказать, чтобы понизить её волю. Он — искусный манипулятор, и Дубровская уже с трудом могла противостоять ему. Девушка села на колени парня, его руки крепко обвились вокруг её талии. Уже знакомое чувство внутреннего тепла растопило напряжение в Ане, отчего она окончательно расслабилась, устало положив голову на его плечо. Птица всё также задумчиво глядел в окно, размышляя всё об одном — о правосудии, которое заручился взять в свои руки. А Дубровская стала для него лёгким успокоительным. Она лежала, чуть свернувшись в калачик, словно маленький ласковый, но пугливый котёнок, прижимаясь к его размеренно вздымающейся груди. — О чём ты думаешь сейчас? — сонно пробурчала шатенка, лениво постукивая пальцами по предплечью Разумовского. Он взглянул на её затылок и тихо вздохнул. — Меньше знаешь, крепче спишь. Конечно, девушка мало верила в то, что Птица перед ней вновь разоткровенничает, но всё же его ответ её разочаровал. — Я не хочу спать. Ложь. Ане очень хотелось спать, потому что предыдущие ночи выдались беспокойными, но ещё больше ей хотелось познать Птицу как личность. Это желание было чем-то большим, чем простое любопытство, — это душевная потребность. — Что ты постоянно вынюхиваешь? — раздражённо спросил Разумовский. Он слегка встряхнул девушку, заставляя взглянуть в глаза, и сильнее сжал в руках её тонкую талию. — Мне просто интересно, что ты из себя представляешь, — шатенка тоже отбросила все любезности, взглянув в жёлтые глаза, которые во тьме и вовсе казались тёмными, почти чёрными. — А ты, оказывается, параноик. Она не была уверенна в правильности своих слов, но уже точно поняла, что Птице многие простые людские черты не присущи, любое проявление банальных чувств для него — признак слабости. Только вот действительно у него их нет или же он их просто умело скрывает — узнать трудно. — А ты — приставучая. Бесишь уже, — в голосе его послышалось то редкое ребячество, которое вызвало лёгкую улыбку у Ани. Их лица так близки, что удержаться было трудно. Дубровская машинально перевела взгляд на его манящие губы, всего на секунду, но этого было достаточно, чтобы Птица понял намёк. Обычно он не ведётся на провокации, но в этот раз поддался собственному желанию и, рывком прижав девушку ещё ближе к себе, жадно впился в её губы. От неожиданности она вцепилась подушечками пальцев в его плечи, но на поцелуй ответила сразу. «Тёмный» Разумовский привык главенствовать во всём, и даже сейчас он был ведущим, а не ведомым. Парень ни на секунду не давал контроль шатенке, он целовал жадно, немного эгоистично, но от этого не менее чувственно. Его страсть и напор в миг вскружили Ане голову, со своими желаниями бороться стало невозможно. Она инстинктивно заёрзала на коленях Птицы, когда внутри, где-то внизу, тяжелел приятный узел. Рыжеволосый чуть отстранился от девушки и, увидев в её потемневших глазах огонёк похоти, усмехнулся самой дерзкой из своих улыбок, а затем мягко коснулся её плеч, стягивая вниз бретельки атласной сорочки, под которой не было ничего, кроме обнаженного тела, изнемогающего по его прикосновениям. К щекам припал стыдливый румянец, и Аня попыталась смущённо отвернуться, но Птица требовательно притянул шатенку к себе, вновь вовлекая в жаркий поцелуй. Он влажно смаковал её припухшие губы, пока руки по-хозяйски исследовали девичье тело.

***

Утро для Дубровской снова наступило в обед. Впервые за долгое время сон был настолько спокойным, что не хотелось открывать глаза, но, сладко потянувшись, она всё разлепила тяжёлые веки. Просыпаться в чужой комнате было крайне непривычно и в то же время приятно, отчего девушка не сдержала короткой довольной улыбки. Сонно обернувшись, шатенка поняла, что Разумовского уже не было, это немного насторожило её. Встав с постели, она ощутила лёгкую ломоту в теле — последствие совместной ночи с Птицей. Но воспоминания о недавних событий снова вызвали у неё смущённую улыбку. Аня нацепила на голое тело ночнушку и, взъерошив запутанные волосы, оглядела комнату. За окном уже давно проснулся работящий Петербург, освещённый тусклым октябрьским солнцем. Дубровская подошла к манящим стеллажам. Проведя рукой по рядам бесчисленных книг, она поняла, что даже Разумовский — умелый программист — не ставит электронные книги выше бумажных. Остановившись на рандомной книге, девушка аккуратно достала её из общего ряда. Ярко-красный переплёт сразу привлёк её внимание, а название — «Убили бы вы толстяка?» — ещё больше заинтересовало Аню. Она нахмурилась, пытаясь вспомнить, встречалась ли ей когда-нибудь эта книга, но это было напрасно. — Поезд без тормозов несется на пятерых человек, привязанных к рельсам. Если поезд не остановить, все пятеро погибнут. Вы стоите на железнодорожном мосту и с ужасом смотрите не происходящее. Но рядом с вами стоит незнакомый толстяк: если вы сбросите его с моста, он, конечно, погибнет, но его тело остановит поезд и спасет жизни пяти человек, — шатенка бегло прочитала аннотацию. — Убили бы вы толстяка? Она хмуро всматривалась в обложку, а затем торопливо осмотрела остальные книги. И практически все из них — психология и философия, основанная на размышления о морали, честности и справедливости. Дубровская скривилась в лёгком недоумении: Разумовский помешан на справедливости. И это лишь ещё одно доказательство. Аня обернулась, глядя на дверь, но парня так и не было. Дожидаться его она не стала, поэтому решила сначала привести себя в порядок, а затем уже отыскать его. Уже в своей комнате она приняла душ, переоделась и отправилась к Разумовскому. Найти его оказалось проще простого — он занимался делами в своём кабинете, а вот принять тот факт, что за рабочим столом сидел Серёжа, а не Птица, было гораздо труднее. Конечно, он без лишних слов впустил гостью к себе, однако весь его образ — тревожный, напряжённый — говорил о том, что ничем хорошим этот визит не закончится. Преодолев смутное сомнение, Аня тихо прошла вглубь кабинета, остановившись рядом со столом. Разумовский поднял серо-голубые, почти напуганные глаза и посмотрел снизу вверх на шатенку, что стояла рядом, уперевшись бедром о столешницу. Девушка поджала губы, мысленно пытаясь подобрать слова. Во взгляде Серёжи виднелся страх, он и сам выглядел потерянным и напуганным. Дубровская осторожно коснулась ладонью его волос, медленно успокаивающе погладив по голове. В глубине души шатенки резалась жалость. Аня понимала, что парню нелегко признавать наличие своей второй жестокой личности, это мучило его и морально, и физически. — Я... хотел бы извиниться, — неуверенно начал он. — За то, что прикасался к тебе. Этого не должно было быть. Почувствовав, как напрягся до предела Разумовский, Аня убрала свою руку, виновато опустив голову. — Ты не должен за это извиняться, — строго ответила она, а внутри проскочило смятение. — Я уже взрослая девочка, сама решилась на это. Говорить о том, что те две ночи, проведённые с Птицей, ей хотелось бы повторить ещё много раз, девушка не стала. Слишком уж эмоционально и необдуманно получилось бы. К тому же ей и самой трудно принять этот факт. Дубровская вновь посмотрела на Серёжу. Теперь уже он прятал виноватый взгляд. Девичье сердце неожиданно встрепенулось с новой силой, пропустив удар. Знакомое ощущение посетило девушку, точно такое же, как и тогда с Птицей возле ресторана. Аня машинально склонилась вперёд, касаясь тонкими пальцами напряженных скул парня. Он дёрнулся, несколько раз беспрерывно моргнул, но взглянуть на неё не решился. Девушка неуверенно коснулась губами его лба, оставляя лёгкий поцелуй. Это был чистый, невинный жест, которым она хотела выразить Серёже свою поддержку. Впервые за долгое время ей остро захотелось сделать это. Впервые она почувствовала ту боль, что таит в себе Разумовский. — Не надо... — рыжеволосый нервно затряс головой, и Аня тут же отстранилась, выпрямившись в полный рост. — Это неправильно. — Забавно, что ты только сейчас это понял, — шатенка грустно усмехнулась. — Неправильными наши отношения были с самого начала. Но знаешь, я тебя не виню. С тем, кто живёт внутри тебя трудно бороться. Почти невозможно, я проверила это на себе. Тебе не избавиться от Птицы, а значит единственно верное решение — стать с ним одним целым. Аня, выпалив всё на одном дыхании, тяжело вздохнула, краем глаза наблюдая за Разумовским. Он, обеими руками уперевшись о столешницу, резко отодвинулся вместе со стулом. Его изумлённо-напуганный взгляд прожигал дыру в шатенке. Её слова для него были чем-то ужасающим. Подавить самого себя? Полностью отдать контроль убийце? Это было за гранью понимания Серёжи. Но то, с чем парень мог согласиться, — это то, что он действительно уступает в этой борьбе. С каждым днём Птица давит на него сильнее и сильнее, лишая воли. Сергей уже с трудом может контролировать его, а это значит, что мракобесие альтер-эго будет продолжаться. Заметив смятение Разумовского, Аня сочла правильным оставить его наедине со своими мыслями. Пусть остынет и уже на трезвую голову обдумает её слова. Она тихо отошла к двери, но едва ли успела коснуться ручки, как голос Сергея заставил её вновь обернуться. — Тебе нужно уехать, — как можно увереннее произнёс он, нервозно подёргивая уголками губ. — Что? — это прозвучало так неожиданно, что шатенка опешила. Она так и замерла, держась за ручку двери и широко раскрытыми глазами выжидающе глядела на Серёжу. — Я верну тебе документы, дам столько денег, сколько попросишь, — затараторил парень, метаясь взглядом из стороны в сторону. — Но тебе срочно нужно вернуться в Амстердам.