Дотянуться до мечты

      Эрвин открыл глаза. Бок невыносимо болел. Голова кружилась. Все очертания вокруг расплывались.       Он находился в комнате, в которой царила приятная прохлада. Белые занавески колыхались на ветру. В распахнутое окно было видно голубое небо и часть Стены. Он убрал со лба волосы, позволив коже охладиться, и внимательнее оглядел комнату. Она была небольшой. Белые стены, тумбочка возле его кровати, на ней кувшин с водой и стеклянный стакан, а рядом лежал небольшой кусочек бумаги, на котором летящим почерком было выведено лишь несколько слов: «Напиши Уильяму, что тебе лучше». Похоже, Летти. Майк и Ханджи пишут коряво, Шадис совсем мелко, а Дирк — крупно, Тесс же выводит ровно и аккуратно. Кто ещё может о нём беспокоиться, если не кто-то из них?       Эрвин попытался сесть, но бок кольнуло, и он дотянулся до перьевой ручки, наспех набросал письмецо сыну («Не забыть бы передать Летти или кому-нибудь, кто придёт».), а затем вновь откинулся на подушки. Осмотрев тело, он пришёл к очевидному выводу: пострадал он серьёзно. Кроме пробитого бока, Эрвин обнаружил множество кровоподтеков и синяков, боль, вызванную ими, он и не заметил сразу, а сейчас она дала о себе знать.       Спустя некоторое время к нему заглянул медбрат, поздравил с начинающимся выздоровлением и, принеся всё необходимое, принялся за обработку раны.       — У вашей кровати постоянно сидела очаровательная женщина лет тридцати — не старше, у неё взгляд такой взволнованный был, когда она к вам приходила, капитан. Ваша жена?       — Нет, мы вместе работаем, — ответил Эрвин и, поколебавшись, добавил: — Просто друзья. — Незачем всей больнице болтать о его личной жизни, этот малый всем расскажет. — Она давно у меня была?       — Вчера. Обычно приходит в это время. Ну, всё, — довольно сказал паренёк, поднимаясь. — Отдыхайте, капитан.       Не успел он скрыться, как в палату забежала Летти. За ней спокойно шёл Шадис.       — Эрвин! — взвизгнула Аккерман-Закклай, кидаясь к нему. У него захрустели рёбра, когда она стиснула его в своих неосторожных объятиях. А эта женщина сильнее, чем кажется… Она целовала его в макушку, лицо, гладила спину и шею, а потом — всё в нём возликовало — прикоснулась губами к горбинке его носа. Видать, понимает, что он прокусил себе губу и не может целоваться. — Я так волновалась… мы все волновались! Как ты себя чувствуешь?       — Мы с твоей Летти даже решили зарыть топор войны, — вставил Шадис, прежде чем Эрвин ответил:       — Бок очень болит, но уже меньше. Привыкаю, видимо.       — Вы решили. Я не имела ничего против вас и не считала ужасным человеком, — сказала Летти, сверкнув глазами и будто бы не заметив его слов. Эрвин ухмыльнулся и ласково уткнулся в её шею.       — Ты меня здорово напугал, когда оттолкнул Летицию. Мы думали, что ты погиб. Нельзя же так рисковать!       — Всё ради любви и победы человечества, да, Эрвин? — улыбнулась Летти и позволила мужчине прижать её к себе. Он утвердительно кивнул с довольной улыбкой на губах.       — Вы, конечно, майоры Разведкорпуса, но такие влюблённые идиоты. Подохнете когда-нибудь, спасая друг друга, — фыркнул Шадис. Летти закатила глаза, а до Эрвина не сразу дошёл смысл его слов.       — Уже? — улыбнулся он. — И Летти тоже?       — Я тебя люблю и ненавижу, — пробурчал Шадис. — И не порадовался даже! Летиция едва мне на шею не запрыгнула. Я написал отчёт, а генералы военпола похвалили тебя, красотку твою, Майка, остальных. Закклай пришёл к выводу, что ты вступаешь в звание майора, она — тоже. А я… похоже, недолго продержусь командиром Разведкорпуса. — Он помрачнел. — Займёшь моё место, а, Эрвин, если меня погонят?       — Тебя не погонят. Ты хороший командир.       — Хороший, но отнюдь не лучший. Так, Эрвин, это сейчас не имеет значения. Ты ранен, причём тяжело. Я даже по твоим израненным рукам вижу, что ты весь ещё и в синяках. — Эрвин прикрыл особенно яркий и большой кровоподтёк ладонью. — Отдыхай. Летти к тебе я отпускаю в любое время суток. — Он выдавил из себя улыбку.       — Но почему, Кит? Чем я отличаюсь от остальных солдат? Из-за чего такое снисхождение? Летти ведь является одной из моих подчинённых, — спросил Эрвин. Летти, гладящая его по голове, заинтересованного взглянула на Шадиса, явно ожидая ответов.       — Уже не является. Закклай решил, что она проявила себя наилучшим образом, поэтому может набрать себе в отряд солдат. Всё, я пошёл, — и он прикрыл за собой дверь, так и не ответив на первые вопросы.

***

       Время, проведённое в госпитале, не показалось Эрвину уж слишком отвратительным. Летти часто приходила к нему, гладила его волосы, что-то рассказывала, иногда просто лежала рядом с ним, прижавшись к здоровому боку. Она каждый день приносила с собой книгу и читала. Он слушал её красивый голос, любовался лицом. Летти была похожа на реку в жаркий солнечный день — невозможно было утолить жажду. С каждым глотком она разгоралась лишь сильнее. Эта женщина была для него прекрасным источником, не иссякаемым со временем, как не иссякала его любовь. Эрвин хотел обнимать её, бесконечно целовать, носить на руках и заставить её почувствовать себя желанной и любимой. Он влюбился, окончательно и бесповоротно. Это было уже очевидно. Никакие вопросы и сомнения больше не мучали. Он достоин её любви, а она — его.       Однако всё было не так хорошо. Эрвин заметил, что Летти начало что-то волновать. Она часто запиналась в разговорах с ним и колебалась, будто решая, сказать или не сказать.       — Что не так? — спустя несколько дней её мучений спросил он.       — Ты про что? — наигранно удивилась Летти, и Эрвин усадил её рядом с собой, взял за руку и поцеловал тонкие пальцы.       — Тебя что-то беспокоит. Что?       Летти отвела взгляд и, опустив голову, тихо произнесла:       — У меня есть сын.       — А муж?..       — Нет.       — Познакомь нас.       — Что? — она секунду-другую посмотрела на Эрвина и кинулась его обнимать. — Как же Дирк был прав на твой счёт!       — Ой! Аккуратнее! — вскрикнул Эрвин. Летти отпрыгнула, видя, как он зажал рану рукой. — Больно же, — выдохнул он, морщась и ощупывая бок. — Как зовут твоего сына? Сколько ему лет?       — Луи, семь не так давно исполнилось.       — Уильям мне всегда намекал, что хотел бы младшего брата, да и я сам люблю детей и рос в большой семье. У моих родителей было ещё трое детей, кроме меня: моя сестра-двойняшка, старшая сестра и старший брат. Они живут за Стеной Мария. Моя мать заболела, когда мне было пять, а через год умерла. Отец… погиб, когда мне исполнилось двенадцать. Потом мы с сестрой и братом росли у тёти, у неё сын есть постарше меня. Так что я был бы рад взять на себя ответственность за тебя и твоего ребёнка, — торопясь, сказал он, чтобы успокоить Летти.       — Ты ведь только несколько дней назад меня уверял, что всё слишком быстро, а сейчас…       — Я не был уверен ни в тебе, ни в себе. Но смущает сейчас меня лишь одно. — Эрвин помолчал, глядя на женщину и сжав её ладонь. — Почему ты так рисковала, думая обо мне, а не о том, что можешь оставить сына без матери?       — Ты видел, на что я способна? Я знала, что многое могу и меня не так просто убить. — Неожиданно на её лице появилось выражение собственного превосходства, но тут же исчезло, стало смущенным. — Я хороший солдат и прекрасно осознаю это. В кадетском корпусе я сразу же стала лучшей. Мне было легко всегда. Многие говорили, что такого таланта не видели давно, — сказала она, явно стараясь оправдаться за мимолётную эмоцию.       — Ты знаешь себе цену, — сказал Эрвин, довольно улыбаясь. — Это хорошо. Я уже тут давно валяюсь, врач говорит, что завтра меня выпишут. Где сейчас твой сын? За Стеной Сина?       — Да, в столице.       — Ты сможешь меня представить ему как очень близкого друга?       — Смогу.       — Тогда завтра после обеда отправляемся в Митрас. Можешь попросить Шадиса доставить Закклаю, извини, твоему отцу какие-то документы. Я с тобой увяжусь.       — Кстати о нём. — Летти вздохнула и хлопнула себя ладонью по лбу. — Он просил тебе передать это письмо, когда мы виделись пару дней назад.       Она достала из внутреннего кармана мундира конверт и протянула Эрвину.       Тот взял его, вскрыл и, быстро пробежавшись глазами по аккуратно выведенным строкам, сказал:       — Пишет, что хочет обсудить со мной вопросы, касающиеся командования, Лобова и новой тактики. Причём лично.       — Лично? — Летти нахмурилась. — Не к добру это, Эрвин.       — А чего мне бояться? Меня не уволят, не понизят в звании, Разведкорпус не процветает, конечно, но мы укрепляем наше положение в обществе.       Летти смерила его внимательным взглядом, но промолчала. Похоже, понимает, что его не переубедить.       Выйдя на следующий день из госпиталя, Эрвин и Летти поспешили к открытым в этот день воротам. Одетые в форму разведчиков, они постоянно ловили на себе недовольные взгляды.       — Когда я служила в Военной полиции, было совсем по-другому, — заметила Летти, когда они прошли Каранес и быстро шагали по улицам столицы. Здание министерства виднелось издалека.       — Но там ты была в безопасности, пусть и мнимой.       — Ты хочешь, чтобы я ушла из Разведкорпуса?       — Нет. Ты взрослый человек, а поэтому можешь сама решать, что делать. Я могу лишь поддержать тебя в твоём решении. Я помогу тебе в любом случае: буду защищать и за Стеной Сина, и в бою с титаном во внешнем мире. Это твоя жизнь, твои решения.       — Эрвин, — произнесла Летти, глядя на него с благодарностью. — Ты такой…       — Какой? — Он улыбнулся. — Простой я, майор. Без заморочек. Такой тебе и нужен.       — Всем такой нужен.       Когда они вошли в министерство, то разделились. Эрвин пошел на верхние этажи, а Летти убежала искать нужного ей человека. Дойдя до дверей кабинета Главнокомандующего, он нервно сглотнул, постучал и, услышав «Заходите», вошёл.       — А-а, это ты, — сказал Закклай, оборачиваясь к нему. Он стоял возле окна и, похоже, видел, как они пришли. — Здравствуй, Эрвин, садись. Как здоровье?       — Спасибо за беспокойство, главнокомандующий, уже лучше.       — Тебе бок пробило, верно? — участливо поинтересовался Закклай, усаживаясь за стол.       — Да, ещё было сотрясение мозга, — ответил Эрвин и поспешил перейти к теме их разговора: — Вы хотели меня видеть под предлогом решения некоторых вопросов: о командовании, тактике и о Лобове, — заметил он. — Но ведь нам с вами и так всё ясно. Какая ещё причина?       — Ты проницателен, Эрвин. — Закклай вздохнул, а затем начал: — Зайти стоит издалека. Шадис лет десять назад присылал мне документы о каждом из своих солдат, — я тогда собирал отряд особого назначения, и мне нужны были люди — о тебе там было сказано то, что ты не только прирождённый лидер, но ещё и манипулятор. Тебе легко управлять людьми, передвигая их, словно пешек по шахматной доске. Но ты готов пожертвовать и собой ради великой цели. В общем, ты человек особенный. Больше таких нет. Наверное, на всём белом свете.       — Приятно слышать, главнокомандующий.       — Вместе со своими навыками боя с титанами ты едва ли не последняя надежда человечества. А потому и привлекаешь внимание многих женщин.       Эрвин с подозрением глянул на него. Хочет поговорить о Летти? Можно ведь сказать и прямо…       — Но меня мучает один вопрос о том, что ты выберешь — долг или семью, если в один день тебе придётся стоять между двух огней. Если на одной чаше весов — жизнь семьи, а на другой — свобода человечества. Ты мне не ответишь на этот вопрос сейчас, даже не пытайся, майор. Мы все знаем, что скоро ты станешь командующим Разведкорпуса. Шадис уже не сможет возглавлять его. Тогда ты окажешься в неудобном положении из-за Летти. Она будет у тебя в прямом подчинении. Ты её любишь, я видел, как ты на неё смотрел, пока вы шли к министерству. Поверь мне, старику, так смотрят лишь те мужчины, которые готовы снести множество лишений ради жизней тех, кто им дорог. Если она останется в Разведкорпусе, то ты будешь держать её рядом с собой постоянно, а в один день не сможешь спасти и будешь вечно проклинать себя за то, что позволил ей рисковать собой.       — Главнокомандующий, она взрослый человек, и я…       — Я тебя умоляю, майор! — прикрикнул Закклай. — Ей двадцать семь лет, а ведёт она себя, как ребёнок. Ты знаешь, что у неё есть сын?       — Знаю, у меня тоже.       — Ты хочешь быть с ней?       — Хочу. Мне плевать на всех, главнокомандующий. Вы знаете, что я иду к цели, несмотря ни на что. Ни вы, ни кто-то ещё не может мне помешать. Это очевидно, как и то, что она влюблена в меня, а я — в неё.       — Конечно, — вздохнул Закклай. Их с Эрвином взгляды столкнулись. — Только не разбивай моей дочери сердце. Оно у неё слишком хрупкое, майор Смит.       — Я знаю, главнокомандующий Закклай.