Дотянуться до мечты

      — Эрвин, ты опять плохо спал? — Он сидел за письменным столом и заполнял важные документы, в то время как Летти обнимала его со спины, а потому Эрвину пришлось поднять голову и взглянуть на неё. — Я же вижу, что ты устал и тебе тяжело, но я хочу помочь.       Они находились вместе в штабе уже три с лишним месяца, и Летти заметно изменилась. По утрам она была совсем бледна, но уже ближе к обеду её щёки пылали здоровым румянцем. Казалось, что она стала более заботливой и даже немного повзрослела, а её поступки перестали сводиться только к тому, чтобы повеселиться и беззаботно провести время. Летти теперь постоянно ходила за ним по пятам, приносила воды, когда у него пересыхало в горле, заполняла мелкие документы — словом, делала всё, что полагалось секретарю, несмотря на то, что её достаточно большой для срока живот уже округлился так, что скрыть она его могла только под крайне свободной одеждой. Словом, беременность её красила.       Изменения произошли и во всей его семье. Уилл, махнув рукой на гордость и напускную самоуверенность, поступил на службу в Военную полицию, поссорившись из-за этого в пух и прах с Петрой. Жак оказался в Разведкорпусе в отряде Микки, с которым сумел наладить отеческие отношения, основанные на неожиданно проснувшейся любви к алкоголю. Дирк помог Райтону, который согласился временно пожить у дяди, устроиться в госпиталь. Луи и Летти окончательно переехали в его дом с двумя служанками, гувернёром и щенком по кличке Типс. Даллиус был счастлив, Джейн негодовала.       Однако события, творящихся вокруг них, напоминали о себе. Люди, которые снимали у Эрвина жильё, съехали, и Летти настояла на том, чтобы пожертвовать один дом на благотворительность (в нём нашли приют дети, оставшиеся сиротами), новостями об этом пестрили все газеты, и Смит впервые ощутил на себе внимание, которое действительно было приятно. Однако голод затрагивал всё бо́льшие части населения Стен. Многие семьи перебрались в Подземный город, разорившись полностью. Лишь малая часть человечества, к которой он с успокоением отнёс себя и свою семью, осталась в том же положении, что и ранее.       — Я подготавливаю Разведкорпус к новой экспедиции, — сказал, недолго поразмыслив, Смит, подпирая подбородок рукой. — Мне нужно на это много сил, и я очень благодарен тебе за то, что ты так помогаешь, но сама же знаешь: последняя неделя самая нервная. — Эрвин развернулся на стуле и посадил Летти к себе на колени, погладил её живот и улыбнулся, решая перевести тему: — Многие заметили, что ты ждёшь ребёнка?       — Нет. Дирк ходит задумчивый, наверняка догадывается: я же совсем перестала использовать УПМ. Но а остальные пока не поняли. — Она крепко прижалась к нему и поцеловала в нос. — Помнишь, что ты обещал? Вернёшься с экспедиции — и мы сразу же скажем нашим семьям о моём положении! Моя мать не обрадуется, но отец её успокоит. Что до твоей тётушки, я уверена: она будет любить внука больше, чем тебя… А ты, к слову, не боишься, что твой ребёнок — внук Главнокомандующего? Не собираешься пользоваться положением зятя? — звонко рассмеялась она и растормошила его волосы. Он улыбнулся, про себя отметив, что Летти стала очень быстро перескакивать с одной темы на другую. Очевидно, положение сказывалось.       Не успел Эрвин ответить, как дверь в его кабинет резко открылась — от неожиданности Летти дёрнулась и едва не упала с его колен, а он развернулся на стуле. На пороге стоял Микки. За несколько месяцев с момента гибели Тесс он сильно изменился. Стал больше выпивать, из его комнаты постоянно приходилось вытаскивать то женщин сомнительного рода деятельности, то совсем молоденьких девушек-солдат. Внешний его вид поражал полнейшей неухоженностью: волосы сильно отросли, глаза впали, и кожа потускнела. От него сильно пахло алкоголем, это чувствовалось даже через несколько метров, отделявших их друг от друга. Летти, ставшая чувствительной к запахам, ничуть не смутившись, вышла в спальню, а Микки наоборот подошёл ближе к Эрвину:       — Дашь совет?       — Только один: отойди от меня и больше не появлялся в таком виде в кабинете своего командира. — Эрвин поднялся на ноги. — Чего хочешь? Я же знаю, что ты то богатыми старушонками увлекаешься, то предпочитаешь девушек, которые сильно младше тебя. Мне неприятно видеть перед собой подобное падение всего человеческого. У тебя есть деньги из-за твоих связей, но ты их тратишь на бордели, а не на что-то действительно нужное. Купи себе дом, женись на хорошей женщине и просыпайся с ней в вашей постели, а не под рыбным прилавком у такого же пьяницы-торговца, как и ты. Ты можешь возразить, что это не зазорно, но вас отличает лишь то, что от него ничего не ждут, а ты должен беречь свою честь и честь всего Разведкоруса. И всё же ты ведёшь себя как последняя скотина! Ещё лет одиннадцать назад я шёл на дуэль твоим секундантом и верил, что ты героической натуры человек. А сейчас что? Ответь мне!       — Замолчи! — огрызнулся Микки и потянулся во внутренний карман куртки. Эрвин, испугавшись, что тот выхватит револьвер, достал его первым, но в него полетела не пуля, а маленький звенящий мешочек, который он тут же поймал. — Богатая старушонка подарила. Сказала купить то, что захочу, а я хочу, чтобы Разведкорпус процветал, поэтому отдаю все деньги тебе! А ты даже выслушать не можешь. Эх, Эрвин, последнее человеческое в тебе умирает, а не во мне. — Он предпочёл промолчать и вернул револьвер на место, чувствуя, как лицо залилось краской. — А Куколка чего умчала?       — От тебя пахнет алкоголем. Сильно.       Микки ещё несколько секунд постоял в кабинете, что-то промямлил, бросая редкие взгляды на дверь, за которой скрылась Летти, а затем вышел, оставив после себя ощущение тревоги, затхлый запах и полное недоумение. Эрвин достал из ящика своего стола ключ и отпер им сейф, спрятанный в другом ящике, положил туда мешочек и выпрямился. Скрипнула дверь его спальни, и Летти выглянула, сильно сморщившись:       — Открой окно, проветрить нужно. И иди ко мне.       Эрвин выполнил её просьбу и, пройдя в спальню, уселся на свою кровать, а она, оперевшись спиной на шкаф, стоявший у противоположной стены, сложила руки на животе. Немного постояла, грустно глядя ему в глаза, и, тяжело вздохнув, спросила:       — Ты не ревнуешь?       — Тебя? — неожиданно даже для самого себя изумился Эрвин. — Беременную от меня? К нему? Да никогда! — Он поднялся и, приобняв жену за плечи, положил руку на её живот. — Я буду оберегать тебя даже от Микки, но без повода не стану ревновать ни за что в жизни, а ведь ты мне такого повода и не дашь. Верно?       Летти встала на цыпочки, и он склонился к ней.       — Тебя невозможно не любить, — прошептала она, Эрвин поцеловал её, стараясь вложить в него всю нежность и заботу, на которую был способен.       Оставшийся день он дописывал распоряжения по поводу экспедиции за Стены, а она лежала на диванчике рядом и просто смотрела на него, изредка отвечая на заданные им вопросы. Однако ближе к вечеру это занятие надоело Летти. Она не смогла усидеть на месте и принялась ходить по кабинету, перебирая всевозможные имена для их ребёнка:       — Я уверена, что будет мальчик. Мне нравится имя Пауль. А тебе?       — Нравится. — Эрвин слушал её вполуха, потому что ему не было так важно имя. Это его ребёнок, чего ему вполне достаточно.       — Ты не слишком раздумываешь, — весело заметила Летти и, потянувшись, сладко зевнула. — По-моему, ты думаешь, что у нас родится дочь.       — Не исключено. И её я бы назвал Маргери.       — Решено. — Летти подошла к нему за спины и, уткнувшись в его макушку, довольно сообщила: — Если сын, то назову его я. Если дочь — ты.       Эрвин согласился. А вскоре Летти, которая последний раз ела в полдень, ощутила, что вновь проголодалась, и пошла в столовую, чтобы раздобыть себе ужин: его они с Эрвином пропустили. Но если он и мог позволить себе это, то ей нужно было думать не только о себе.       Подойдя к лестнице, она услышала оклик и обернулась на него. В тёмном коридоре штаба, освещённого лишь тусклой лампой, пошатываясь, стоял бледный Жак с бутылкой в правой руке. Он был в полураспахнутой рубашке, ширинка расстёгнута, на лице разливалась ехидная ухмылка.       — Будешь? — Жак потряс бутылкой и совершенно невменяемо заулыбался. — Ах да… Ничего же… не осталось… Представляешь? — и он согнулся пополам от смеха. Жуткий хохот пьяного человека, человека, теряющего в себе сознание, заставил её отшатнуться.       — Иди спать, — тихо сказала Летти. — Тебе лучше сейчас отдохнуть. — Она попятилась, неосознанно прикрывая руками живот.       — Нет. — Он побрёл к ней, и та спустилась на несколько ступенек. — Чего бежишь? Я же тебя люблю. А ты страдаешь… Эрвин — скотина. Лучше со мной. — Резко ударив бутылку о стену так, что в его руке осталось лишь горлышко с острыми краями, Жак с неожиданной скоростью бросился к ней. — Дай же мне шанс, тётушка!       Летти завизжала и кинулась вниз, спотыкаясь на ступеньках. Она бы ударила его, вывела из равновесия, спустила по лестнице, возможно, даже избила до потери сознания, чтобы обезопасить себя (Жак, в конце концов, не отличался крепким телосложением), но её останавливал ребёнок под сердцем, которого она должна была сохранить, а потому не могла броситься в драку.       Неожиданно раздался ещё один пьяный оклик, и, обернувшись, увидела пошатывающегося Микки. Тот задумчиво посмотрел на них обоих, резко замерших, и проговорил, сильно путаясь и запинаясь:       — Ты куда полез? Парень, оставь её! — Жак вновь рванул за ней, и Летти сама побежала вниз. — Стой! — взревел Микки и затопал следом за ними, не попадая ногами на нужную ступеньку.       Летти, спустившись первой, резко свернула за угол, сбежала по следующей лестнице и врезалась в Дирка, стоявшего у её подножия. Она вцепилась в его плечи и повисла на нём. Из-за его спины выглянул Леви.       — Помоги! — взмолилась Летти, и Дирк, широко распахнув глаза, молча развернул её, пряча за себя, а Леви шагнул вперёд. Ей пришлось опереться на стену, чтобы не упасть от бросившийся в голову крови. Дирк придержал её.       Тяжёлое дыхание, звук неуклюжих шагов, тень, отброшенная тощим силуэтом на пол в свете тусклых ламп, чертыханья — из-за угла наконец выбрался Жак, а где-то наверху рассеянно громыхал Микки:       — Я тебе сейчас зад надеру… мелкий ты засранец. Оставь её! Зачем женщина? Женщины приносят беды…       — Что, док, и ты на неё залезть хочешь? И ты, Леви? На сестру? А что-то в этом есть… Только после меня! — по лицу Жака пошли судороги, он покачнулся и, размахнувшись, метнул то, что осталось от бутылки, в их сторону. Осколки разлетелись от удара об стену, и Летти ощутила резкую боль в лице; прикоснувшись и отняв руку, она увидела кровь на пальцах — затем у неё свело живот. Голова закружилась сильнее.

***

      Эрвин сидел у себя в кабинете и дописывал план экспедиции. Керосиновая лампа светила тускло — ему приходилось щуриться и склоняться всё ниже над листом. Шея затекла, и он уже едва чувствовал верхнюю часть спины. Было особенно тихо, но Эрвин беспокоился: Летти должна была прийти спать (шёл уже одиннадцатый час), и он собирался было идти её искать, когда в дверь громко забарабанили:       — Командующий Эрвин, разрешите войти! Это срочно!       — Входи.       В кабинет вбежала Петра, бледная, с широко распахнутыми глазами, с алеющими щеками, растрёпанная, в неправильно застёгнутой (явно она готовилась ко сну) рубашке, и затараторила, не успел он что-либо сказать:       — Рядовой Жак, — на секунду замялась, — Смит напал на майора Летицию. Его сейчас связали и заперли в одной из неиспользуемых комнат. — Эрвин мгновенно подскочил со стула, и Петра, испуганно дёрнувшись, отшатнулась. — Угрозы жизни точно нет. Мне так сказали. Пойдёмте.       — Напал, говоришь? — прошипел Эрвин сквозь зубы, когда они спускались в нужную комнату. — Он пьян? — Петра опасливо кивнула, и Смит, оглядевшись по сторонам, с негодованием ударил кулаком по стене. — Скотина! Он порочит честь Разведкоруса. Я его уволю к чёрту! Общественное мнение! — рявкнул он, ярость запульсировала в висках, к лицу прихлынул жар. — Сейчас нужно выглядеть достойно, чтобы финансирование уходило не только на беженцев, но и на нас, Петра! А он… он и меня, мою фамилию оскорбил, фамилию моего отца! На мою жену, — прошипел он.       — Я понимаю, командующий Эрвин. Сюда, — и она указала на дверь, возле которой стоял двое солдат с ружьями.       Они отдали честь, и Эрвин вошёл. То было небольшое помещение, где хранились старые образцы УПМ, которые ещё не пришли в полную негодность и могли служить основой для усовершенствования оборудования. Посреди комнаты на пыльном полу лежал связанный Жак, приподнятый за воротник рубашки Леви, стоявшим тут же. Микки сидел возле двери на полу и молча на них смотрел, подперев голову рукой. Эрвин услышал поток брани в сторону Жака, который ответил Леви тем же. Приподняв руку и останавливая их, Смит проговорил:       — Тихо. Что произошло? — Он обернулся и заметил, что Петра до сих пор стоит на пороге. — Выйди, — бросил он ей, и та тут же скрылась, закрыв за собой дверь. — Я жду ответа.       — А тебе какое дело! В голову приходят только заоблачные мечты! И цели эти дурацкие! Какая свобода? Ты идиот, заигравшийся в творца судеб! — неожиданно заорал Жак, извиваясь на полу и брызжа слюной. Леви приподнял его и резко опустил — тот ударился об пол лбом и затих.       — Я жду, — отчеканил Эрвин и присел на корточки перед ним. — Меня не волнуют причины. Что ты сделал? — Голубые глаза Жака, абсолютно пустые и затуманенные, едва держались открытыми. Он явно не мог сфокусироваться на Эрвине и, отведя взгляд куда-то на его колено, запинаясь и путаясь в словах, проговорил:       — Ты не достоин Летти. Я хочу, чтобы вы разошлись, и она… вышла за меня.       Эрвин не успел среагировать (или, как решил позднее, не захотел, а совесть услужливо промолчала) и равнодушно смотрел, как кулак Леви приземлился на опухшую щёку Жака дважды. А Микки за его спиной громко фыркнул и, не сумев извлечь из себя связанной речи, промолчал. Когда парень замахнулся в третий раз, он остановил его:       — Скажи солдатам, чтобы привели Летти. Я хочу всё знать. — Когда тот, кисло кивнув, вышел, Эрвин усадил Жака в относительно ровное положение, но он завалился на другую сторону, и он не стал пытаться снова. Свет луны, лившийся из окна, освещал деревянные ящики с УПМ, старые бумаги, сложенные в толстые папки, а его племянник лежал на боку и смотрел на кончик его сапога, потёртого и поцарапанного, абсолютно пустым и безразличным взглядом. — Мне горько на тебя смотреть. Твой отец по пьяни убил мать. Раньше избивал наших сестёр, когда мы были детьми. Неужели он воспитал монстра подобного себе самому? — Жак молча сопел. — Подождём. Я никуда не тороплюсь.       Спустя пару минут дверь открылась, и вошла Летти, которая опиралась на руку Леви, Эрвин приблизился к ней вплотную и приобнял её, опустив руку на живот. Микки, вскинув брови, с подозрением проследил за этим движением.       — Ты в порядке? — Она кивнула, опасливо прижимаясь к нему. — Говори, что произошло, — жёстко отчеканил он.       — Я от тебя шла в столовую. Жак остановил меня, бросился следом. Они с Микки, очевидно, вместе выпивали. — Захариус, у которому все обернулись, кивнул. — Я не могу представить, что он сделал, если бы я не наткнулась внизу лестницы на Дирка и Леви. Жак кинул пустую бутылку, в меня попало несколько осколков. — Эрвин провёл по её щеке рукой и обернулся, глядя на сжавшегося Жака. — Мне стало плохо: живот снова разболелся, голова закружилась. Леви скрутил Жака, на шум сбежались солдаты. Дирк повёл меня в медпункт, всё.       — Чего конкретно он хотел? — Эрвин крепко сжал её руки. — Мне нужно знать всё.       — Отыметь я её хотел! Вот что! Такая же, как её мать. Что приёмная, что родная. Знаешь, что это за богатая старушонка, которая Микки обеспечивает? Джейн Закклай. Он самому Даллиусу Закклаю рога наставил!.. — Жак расхохотался, Летти отшатнулась, а Микки спрятал лицо в руках.       — Не верь, — прошептал Эрвин. — Он не соображает. Пойдём. Я услышал всё, что хотел.       — А с этим ничтожеством что делать? — спросил Леви, когда Эрвин открыл дверь. — Поговорить? — Смит внимательно вгляделся в серые глаза и сразу всё понял, секунду подумал и кивнул. — Аккуратнее только. — С трудом ли далось ему это решение? Нет. Пусть этот зазнавшийся малец знает, на кого посягнул.       Он с женой вышел и, поддерживая её, осторожно повёл её наверх.       — Может, вернёшься к Дирку? Или мне его позвать, чтобы он приглядел за тобой? Твоя беременность с самого начала протекает тяжело, и я боюсь за вас с ребёнком. — Эрвин остановился, подумал и поднял жену на руки. Та, улыбнувшись, обвила его шею руками.       — Сейчас всё хорошо. Мне нужно отдохнуть. Но спасибо тебе, милый.       Когда они вернулись в кабинет, Эрвин поставил Летти на пол, заперся и, отведя её в спальню, усадил на кровать. За окном была глубокая полночь. Он стоял над женой, а та сидела, опустив голову и спрятав лицо в руках. Её трясло.       — Давай поспим, хорошо? Я буду рядом. Не бойся. — Он встал перед ней на колени и принялся её раздевать. Осторожно стащив сапоги, Эрвин ощупал её ноги. — Отекли, — заметил он.       Сняв с неё штаны, он залюбовался бёдрами, а расстегнув рубашку, не удержался и поцеловал её в живот. Наконец переодев её, Эрвин разделся сам и сел возле Летти на кровать.       — Ты боишься, что он навредит тебе? Мы можем заявить о нападении и дать ход делу. — Притянул её к себе и силой отодвинул руки от лица. Глаза Летти намокли, но она не плакала.       — Я хочу, чтобы ты решил, что нам делать дальше. Я верю тебе, и именно твой выбор будет правильным. — Она спрятала лицо на его груди, и Эрвин ощутил, как по его обнажённой коже катятся слёзы. — Мне страшно, слышишь? Но убрать… ты его не можешь. В Разведкорпусе мало народу, а он имеет влияние среди новобранцев, может помочь с ними… направить их мысли в нужное русло. Так ведь?       — На данный момент я придерживаюсь такого мнения, что лучше для всех нас будет ограничить ваше общение. Тебя… мне жалко. Меня мучают мысли о том, что тебе плохо, что наш ребёнок может пострадать. В общем, я не буду долго ходить вокруг да около. Пиши заявление на увольнение. Жака убирать я не стану. Мне необходимо посмотреть на него в бою. Его характер и сила могут помочь. Если направить его ненависть ко мне в нужное русло, то я добьюсь с его навыками много. Он ведь первый в своём подразделении (инструктор направил мне его личное дело). А тебе, Летти, пора выбрать между службой и семьёй. И я настаиваю на втором. Посиди дома год-другой, отдохни, реши, надо тебе оно или нет. Там твой сын, Уилл, скоро будет и наш общий ребёнок. Пусть меня не будет постоянно рядом, но не бойся расставаться со мной на длительный срок. Я тебя люблю и всегда буду возвращаться домой. Если тебя, конечно, страшит именно это. Я не изменю и не предам, я не брошу тебя, понимаешь? — Жестокий эгоизм, он всего лишь нашёл предлог убрать Летти, воспользовавшись её доверием, ради собственного спокойствия.       — Хорошо, Эрвин. Я согласна на всё. — Летти подняла взгляд на его лицо, но сразу же его опустила на свои руки, прокрутила на безымянном пальце обручальное кольцо. — Я действительно измучалась за последний год…       — И немного больше года назад мы с тобой познакомились. Как всегда я виноват в бедах других людей, — усмехнулся он и усадил Летти к себе на колени, опуская руку на её живот. Та накрыла её собственной маленькой ладонью, ничего при этом не сказав, но лукаво улыбнувшись. — Но я тебе клянусь, что больше ты не пострадаешь по моей вине. — Он уткнулся в её плечо, чувствуя злобное удовлетворение, свернувшееся урчащим клубочком у него на груди.       Вскоре они уснули.       Утро выдалось холодным, моросил снег, пробрасывал град. Его крупицы, барабанящие по карнизу, разбудили Эрвина первым. Он сел в постели и взглянул на жену. Летти спала, свернувшись калачиком и накрывшись одеялом. Её ножка высунулась из-под него, и Эрвин, не удержавшись, пощекотал её, а затем ласково сжал. «Совсем холодная», — подумал он и накрыл её. Летти, однако, от этих движений проснулась и, что-то недовольно проворчав, накрылась с головой.       Уже через полчаса они ели в столовой, сидя по одну сторону стола. Было очень рано, солдаты и офицеры ещё спали. Чистые столы, шорохи, исходившие от дежурных по кухне, тусклый свет из нескольких окон, запах готовящейся еды — всё это ничем не отличалось от сотни ровно таких же завтраков за все двадцать лет службы Эрвина в Разведкорпусе.       Он молча глядел в свою тарелку, чувствуя, как тяжёлая задумчивость ложится на его сердце.       «Я и предположить не мог, что когда-либо поставлю собственные интересы выше интересов человечества. Летти ценна для Разведкорпуса, но сейчас сделать она ничего не может. Ей действительно будет лучше дома. Но что потом? Позволю ли я ей вернуться? Вряд ли.       События четырёхмесячной давности показали: я слишком дорожу ей. В конце концов, и внутри Стен нужны талантливые бойцы. Что уж говорить, изначально Летти шла соблазнять меня, а не вступила в Разведку из долга перед человечеством. Ей самой не слишком нужна служба под моим началом, если уж так рассуждать. Соответственно, я помогаю сделать своей жене правильный выбор, временно отстраняя от дел. Сейчас она в уязвимом положении. А позднее мне ничего не будет стоить принять её обратно на службу, если Летти, конечно, убедит меня в острой необходимости её навыков.       Нападение Жака только повод. Я легко мог бы уволить его или добиться перевода в Военную полицию, но оставляю парня у себя лишь для того, чтобы компенсировать силу солдат, которые погибли, получили травмы, ушли на заслуженный покой, чтобы заменить новобранцами их всех. Он силён, а если нет, то на первой же экспедиции за Стены он поплатится за это. Нужно решить по возвращении оттуда этот вопрос. Будет видно».       Неожиданно Летти, до этого лениво отправлявшая в рот ложку за ложкой с кашей, замерла.       — Ой, Эрвин, — прошептала она, опуская руку на живот.       — Что такое? — всполошился он, и она молча положила его широкую ладонь поверх своей.       — Наш ребёнок пошевелился. Я чувствую его. — Эрвин несколько секунд не мог осознать происходящего, но когда Летти счастливо рассмеялась и поцеловала его, он ощутил, как сердце ёкнуло, и обнял её. — Я тут подумала насчёт нашего вчерашнего разговора… — прошептала она, утыкаясь в его плечо. — Давай после экспедиции оформим документы о моём увольнении.       — Хорошо, — согласился Эрвин, в душе радуясь тому, что всё решилось так скоро. Учёл ли он её желание? Отчасти. Летти — хорошая мать, но не менее талантливый боец. Ничего, в конце концов, не изменится, если она останется дома на некоторое время. Леви и новобранцы смогут её заменить. Всё же он боится потерять Летти в бою, а поэтому решил уступить эгоизму и собственным чувствам в ущерб её желанию служить и настоял на увольнении.       Дверь отворилась, и вошёл Микки. Он был помят, с красноватыми ушибами на лице и руках, с царапинами, однако аккуратно обработанными. Войдя, он в нерешительности замер и тихо проговорил:       — Я хочу извиниться перед вами обоими за то, что, так сказать, спаивал Жака. Он по моей вине напал на тебя, Летти. — Микки приблизился к ним, разводя руки в стороны, и Эрвин поднялся.       — И о чём ты мог поговорить с шестнадцатилетним парнем за бутылкой? Какого чёрта ты налил ему этой дряной выпивки? Я рассказывал об его отце. Он жену свою зарезал по пьяни на глазах у детей. И ты не побоялся?       — Я идиот, Эрвин, и с этого дня прекращаю пить. — Микки выпрямился и через плечо друга взглянул на Летти, скрестившую руки на груди. — Послушай, Летиция, я раскаиваюсь и возьму ситуацию под свой строжайший контроль. Я не позволю Жаку коснуться тебя и причинить вред. Я вывезу весь алкоголь до последней фляжки из штаба, чтобы никто более к нему не притронулся! Оставлю только медицинский спирт у Дирка. Его же не выпьют?.. Об одном прошу: прости меня.       — Ты поздно принимаешь меры. Мы с Эрвином договорились, что я увольняюсь из Разведкорпуса. Посижу дома до рождения ребёнка, а дальше видно будет. — Она опустила руки на живот.       — Выходит, вас можно поздравить? — Микки, несколько секунд удивлённо постоявший без движения, крепко пожал руку Эрвину и приобнял его за плечи. Тот не сопротивлялся, ощущая, как раздражение постепенно отходит от его сердца. Что взять с Микки? Он последние двадцать лет не видел ничего, кроме титанов, бутылки и женщин. Но с другой стороны, перенесёт ли его доверие к нему случившееся? Да. Перенесёт.

***

      — Ты беспокоишься? — спросил Дирк у Летти, когда они сидели на скамье перед штабом, глядя на небо. Вечерело. По-зимнему холодный воздух был пропитан влагой после прошедшего снегопада, следы которого, однако, быстро растаяли. Летти куталась в плащ, почти вплотную прижимаясь к другу. Основная часть Разведкорпуса отправилась на экспедицию. Дирк остался, потому что сильно порезал руку, та у него распухла, и стало невозможно даже писать назначения солдатам. Что уж говорить об использовании УПМ.       — У меня плохое предчувствие. Слишком много новобранцев отправилось в этот раз за Стены, а тактика Эрвина требует чёткого исполнения. И ещё… уже поздно. Они должны были как пару часов быть в штабе. Я понимаю, что бывают непредсказуемые ситуации, когда приходится, например, делать круг, чтобы обойти большое скопление титанов, но всё равно мне тревожно.       — Эрвин распределил всех по позициям так, чтобы всё сложилось наилучшим образом. Новобранцы в наиболее безопасных местах, кроме лучших. Пару человек Эрвин отправил на передовую с Леви. Рыженькая эта. Петра, кажется? Вот она с ним. Кстати, ты не заметила, что он на неё странно смотрит?       — Как именно? — улыбнулась Летти, слегка посмеиваясь.       — Я считаю, что он если не влюблён в неё, то по крайней мере впечатлён её способностями. Да и все, на самом деле. — Дирк задумчиво посмотрел на неё и легонько потрепал по плечу.       — Не знаю. Ничего особенного. Хороший солдат, я не спорю, но она недостаточно хороша… и для Уилла, и для Разведкорпуса, — поколебавшись, заметила Летти. — Но ты не переводи тему.       — А что ещё мне делать? Поддерживать тебя в бесконечных переживаниях? Летти, тебе придётся смириться с этим чувством. Ты внутри Стен не на девять месяцев, а на куда бо́льший срок. Может быть, даже на всю жизнь. Мне не верится, что Эрвин тебя выпустит, когда у вас родится ребёнок. — Он неожиданно наклонился к ней ближе и протянул руку. — Можно? — Она кивнула, и Дирк опустил ладонь на её живот, но ниже, чем все остальные. — Уже не так пульсирует. Всё хорошо, — пробормотал он и отклонился обратно. — Эрвин будет хорошим отцом. Особенно, когда станет появляться дома. Если у вас родится дочь, то она будет чувствовать себя маленькой принцессой всегда. А сына он вырастит достойным мужчиной.       — Я знаю, Дирк, знаю… А как Эрмина?       — Вот такая уже. — Он развёл руки в стороны. — Маленькая здоровая румяная девочка. Само очарование. Приезжайте к нам с Эрвином. Посмотрите на неё. Да я с женой тебя познакомлю. Женщина она простая, из небогатой семьи. Да я, если честно, тоже. Тебе, возможно, будет несколько… странно видеть, как мы живём, после дома твоего отца.       Ещё около получаса они сидели молча, но Дирк забеспокоился:       — Давай зайдём. Холодно. А из окна всё тоже просматривается. Там и подождём. — Он поднялся и потянул её за руку, но Летти не спешила подниматься. Она начала было упираться, но Дирк силой поднял её, крепко вцепившись в её руку. — Будешь ты здесь сидеть — ничего не изменится по отношению к Эрвину и остальным, а сама-то замёрзнешь. Когда ты начнёшь о ребёнке думать, а не о муже?       — Когда он будет со мной. — Летти вырвала руку. — Не будешь же ты меня силой тащить в штаб? — усмехнулась она и тут же попятилась, завидев блеск в глазах друга.       — Дура. Буду, — жёстко ответил Дирк и собирался уже возобновить попытки, но замер, заслышав топот копыт. Через минуту в сумерках показались лошади. Горячий пар исходил из их ноздрей, а громкое ржание заглушило голоса разведчиков. Из штаба высыпали солдаты, и Летти из-за невысокого роста оставалось лишь приподниматься на цыпочках и проталкиваться между своими товарищами. Наконец пробившись в первые ряды встречавших, она замерла: Эрвина на белом Громе или рядом с ним не было. Не увидела она и Микки.       — Майор Летиция, — окликнул её Моблит и подошёл ближе. — Командующий Эрвин ранен, но пока был в сознании, отдал приказ, чтобы вы приехали к нему. Его Майк в ближайший госпиталь повёз. Возьмите экипаж и езжайте.

***

      Летти едва не засыпала, когда первые лучи солнца пробрались сквозь мутные окна и осветили лежащего на кровати Эрвина. Бледный, с пересохшими и потрескавшимися губами, с перевязанным животом, он не приходил в сознание с минувшей ночи. По словам дежурного врача, остановившего кровотечение, его организму, впрочем, весьма сильному и ещё молодому, требовалось серьёзное восстановление.       Летти сидела в изголовье кровати, гладя лоб и лицо мужа. За ней прикорнул на стуле Дирк, опустив голову на грудь. Микки устроился на подоконнике, нелепо болтая длинными ногами. Он и рассказал им, что произошло. Часть новобранцев, благополучно струсивших перед лицом опасности, не сдержала титанов и допустила их к командованию. Эрвин, приказавший бросить основные силы на защиту повозок с газом и провиантом, сам подставил себя и свою группу под удар. Удивительно, но практически вытащил его из пасти титана Жак, которого командор, по своим соображениям, о которых ни с кем не поделился, оставил при себе в экспедиции за Стены. В тот момент парень лежал в соседней палате: трёхметровый титан прокусил его бедро.       Ближе к полудню дверь в палату открылась, и в неё вбежал Уилл в форме. Его лицо, обычно надменно-красивое, теперь выражало полнейшую безысходность. Губы дрожали, а в глазах застыли слёзы. Сердце Летти дрогнуло от жалости, едва он вошёл, и она кинулась его обнимать.       — Всё же будет хорошо? — прошептал он, наклоняясь и утыкаясь в её плечо.       — Да, — с неожиданной для самой себя уверенностью заявила Летти, легонько похлопывая парня по спине, а затем отпустила.       Тот устроился на кровати в ногах отца, скукожившись и низко опустив голову — волосы закрыли лицо. С подоконника слез Микки и подошёл к Летти:       — Я отлучусь часа на полтора. Умоюсь у… и вернусь. — Он потрепал её по голове и вышел. Звук захлопнувшейся двери разбудил Дирка, который тут же принялся ходить по комнате, разминая затёкшее тело.       — Дирк, кто обеспечивает Микки? Чей он любовник? — тихо спросила у него Летти, а Уилл даже на секунду поднял голову. — Жак говорил, что моей матери, но мне всегда казалось, что она не бросит того советника короля…       — Да наврал он всё. Оба они. Микки пьяный был, вот и ляпнул сдуру. Знаешь же, что он любит храбриться и придавать себе бо́льшей важности. — Дирк обхватил Летти за плечи и склонился к её лицу.       — А у Эрвина?       — Что?       — У него есть любовница?       — Ты что говоришь такое, Летти? — прошипел Уилл, развернувшись к ней всем корпусом и оттолкнув Дирка. — Как ты смеешь предполагать, что мой отец способен на такую низость по отношению к тебе, к Луи, по отношению ко всем нам? Если в твоей картине мира это норма, то в нашей нет. Отец никогда тебя не предаст, а ты не смей оскорблять его подобными предположениями!       — Так что? — Летти отодвигула парня от себя, и тот обиженно засопел.       — Да зачем ему любовница? — растерянно ответил Дирк, скрещивая руки на груди. — У него ещё на одну женщину нет ни желания, ни сил, ни времени. Ты чего это начала расспросы?       — Да привычки его окружения наталкивают на подобные мысли. — Летти отодвинулась от них, склонилась и поцеловала мужа в лоб, пряча глаза от друга и пасынка, чувствуя неожиданно прихлынувший к лицу стыдливый жар, как вдруг на её затылок опустилась дрожащая, но тяжёлая рука.       — Замолчите все. У меня голова раскалывается, — и очнувшийся Эрвин прильнул к её губам.