Рассвет.

      Снова на его руках кровь. Снова кровь близкого человека.       Рин тряпичной куклой висела на его руке, которая пронзила ей сердце мощным зарядом Райкири. Какаши оцепенел, понимая, что он убил её. Холод проникал своими липкими, противными щупальцами всё дальше, обвивая разум, застилая глаза бешенной ненавистью и отвращением к себе. Болезненные мурашки волнами проходились по спине, заставляя внутренне ёжиться.       Мальчик резко выдернул окровавленную руку. Рин упала, будто марионетка, которой отрезали нити, за которые ей управляли.       Какаши рывком опустился на колени, хватая своими грязными руками её лицо, пытаясь понять, жива ли она ещё или нет. Надежда, всё же, умирала последней.       Девочка медленно открыла и закрыла глаза.       — Рин… Рин! РИН!!! Не умирай, прошу тебя, только не умирай! — умолял Хатаке, лихорадочно пытаясь придумать, как доставить её до ближайшего медицинского пункта и где находится этот самый ближайший пункт.       Нохара мягко коснулась его ладони, из последних сил выжимая из себя слабую улыбку и тихо заговорив:       — Какаши… Нет, не надо пла…кать… — по щекам мальчика стекали слёзы, и эмоции, которые он так старательно удерживал всё это время, хлынули на него страшным потоком. — Мне не долго оста… Кха!.. лось. Не вини… себя…       Её последние слова растворились в воздухе, взгляд карих глаз остекленел, а на губах застыла лёгкая, грустная улыбка.       Пепельноволосый мальчик прижал её ладонь к щеке, отказываясь осознавать, что снова из-за него умер дорогой ему человек. Нет, не так. Снова он убил дорогого ему человека.       Внезапно все звуки стихли. Тишина была звенящей. Фон стал меняться, ослепляя своей белизной.       — Что происходит? — всё, что смог выдавить из себя паренёк, вскакивая с колен и озираясь вокруг.       — Ничего не происходит, Какаши, — раздался мягкий голос за его спиной.       Он снова похолодел. Он же только что убил..?       — Рин? Что ты…? — Хатаке остановился на полуслове, обернувшись и увидев рядом с ней Обито. Они оба были в крови, именно такими, какими он их запомнил в их последние минуты. За их спинами возвышалась гора окровавленных тел, в которых он узнал шиноби, что он убил.       Окружение снова поменялось, становясь кроваво-красным.       — Видишь, что ты сделал, Какаши? Ты убил нас! Убийца! Ты убийца, Какаши!!! — кричал ему Обито, заливаясь смехом и улыбаясь улыбкой сумасшедшего.       Хатаке слушал его слова, видел его смех, чувствовал кожей взгляды убитых им людей.       — Нет… Нет, это не так! Прошу, выслушайте.! НЕТ!!! — кричал он, закрывая уши ладонями. В нос резко ударил запах метала. Он отнял руки от ушей, видя, что они по локоть в крови.       Под ногами начала образовываться вязкая жижа. Вот она только по щиколотку… До колен… Достаёт до пояса… Горла…       Какаши захлёбывался в крови, лёгкие были наполнены кровью и ему самому казалось, что он растворяется в крови…

***

      Кушина и Минато резко проснулись от стонов боли в соседней комнате. В голове набатом простучало: «Какаши!»       Они не сговариваясь ринулись к мальчику. Хатаке-младший всё же остался у них ночевать, поддавшись уговорам пары. Ему было бы слишком сложно оставаться одному после того, что произошло и они оба это прекрасно понимали. Он был вымучен настолько, что при виде него Минато невольно содрогнулся. От паренька почти ощутимо исходили волны тоски, грусти и отчаяния. Под глазами залегли глубокие тени, а сам он побледнел и осунулся. Кушина, увидев его в таком состоянии, чуть там же не расплакалась. Зная, какая у жены хрупкая и нежная натура, Намикадзе был даже удивлён, что она не кинулась сразу Какаши на шею.       Уговаривать переночевать Хатаке даже не пришлось. Они с Узумаки решили, что он останется у них и точка. А мальчик и не сопротивлялся. Было такое ощущение, что ему абсолютно всё равно кто, зачем и куда его уводит и приглашает, но по его глазам было видно, что он премного благодарен им. Но на равне с благодарностью стоял страх. Самый настоящий, чуть ли не на животном уровне страх.       И вот сейчас они стояли на коленях около него, Кушина гладила мальчика по седой голове, а Минато обдумывал очень серьёзное решение.       Какаши, прогнувшийся через сон в спине, стал потихоньку расслабляться, дыхание его выравнивалось, а слёзы больше не скатывались по щекам, оставляя после себя мокрые дорожки. Узумаки с нежностью вытерла их и снова вернула ладонь на голову мальчика. Она выжидательно смотрела на посерьёзневшего в миг мужа, ожидая его слов.       — Кушина, нам надо поговорить, — наконец сказал он.       Намикадзе поднялся и направился к двери, ожидая жену в дверном проёме, пока она укрывала мальчика.       — Минато? — спросила она, когда они уже сидели на кухне.       — Милая, ты сама видела его состояние, — уточнять кого именно состояние было незачем, — мы не можем его так оставить… Я не могу его так оставить как сенсей. Да и не только. Я подумал… Давай мы усыновим его, если он не против.       Кушина не удивилась. Она тоже думала об этом и не раз. Мальчик остался совершенно один. Ни родителей, ни друзей, на которых можно было бы положиться. С друзьями вообще история отдельная…       Она посмотрела на мужа с уверенностью во взгляде и также уверенно сказала:       — Да, мы должны это сделать.