***
— Привет! Как тебя зовут? Сколько тебе лет? Ой, а с тобой дружить можно? — к почти выпускнику начальной школы подошла милая рыжая девчонка и сразу завалила мальчика вопросами. 10-летний Никита не успевал услышать что-то внятное, не то чтобы ответить. — Так, стой, подожди! — не выдержал в какой-то момент мальчик. — Я ничего не понимаю, давай сначала и не очень быстро, а то я не успеваю. И садись сюда. Девочка послушно приземлилась рядом с новым одноклассником и заново начала рассказывать, уже следя за тем, чтобы Кит понимал ее. Оказалось, что новоиспеченную подругу зовут Василиса, она переехала сюда из Нижнего Новгорода и еще не знает город. Родители быстро записали дочь в эту школу посреди учебного года, и сегодня ее первый день. Пока девочка вещала, Никитка начал рассматривать новенькую. Коса из рыжих прямых волос спускалась почти до пояса и завершалась резиночкой с зеленым бантиком. Личико девчонки было с пухленькими милыми щечками и остреньким подбородком. Когда Вася улыбалась, появлялись забавные ямочки. Носик был немного горбатый, но изящный, серо-голубые глаза скрывались за очками в сиренево-розовой оправе. Одета она была в симпатичную кремовую блузочку с рукавом "три четверти", которую украшала маленькая забавная брошка с бабочкой, в темно-синюю школьную юбку чуть ниже колен, капроновые колготки и милые черно-белые туфельки. Ник задержал взгляд на бабочке. Она красиво и завораживающе переливалась в свете ламп. Лиса заметила это и сказала: — Это мне подарил двоюродный брат на день рождения... Мне тогда 8 исполнилось. — Красивая... — протянул мальчик, зачарованно глядя на отблески света внутри этого украшения. — Спасибо, — улыбнулась новенькая.***
Странно, что он только брошку запомнил. Так-то красивая девочка была, а выросла — так теперь вообще отбою от женихов не стало. Но не суть. Подросток что-то искал по полкам и взглядом наткнулся на часы. Стрелки на циферблате с надписью "Nirvana" показывали без пятнадцати девять. С вскриком "Твою ж мать!.." парень закинул рюкзак на плечо и, быстро заперев квартиру на ключ, побежал на уроки, ведь, мало того, что они начинались через 15 минут, так еще и первым модулем у них была физика. Все в классе тихо ненавидели этот предмет из-за учителя. Валерий Степанович рассказывал очень монотонно, словно пытаясь загипнотизировать слушателей, и очень непонятно. При любом вопросе по какой-то теме он медленно поворачивался к вопрошающему и начинал громогласно пиздеть на весь класс: — И что же тебе, Кезеров, непонятно? Или я должен тебе каждое слово разжевывать? Ну, смотри, если сейчас еще хоть кто-то поднимет руку, я объясню заново. Дети, кому еще что-то непонятно? Обычно никто руку не поднимал, и несчастный, обычно поднимаемый злоебучим учителем из-за парты, еще минут 5 выслушивал лекцию о том, как некрасиво срывать вопросами урок и воровать у одноклассников минуты, которые можно было бы потратить на решение очередной задачи. И хотя все дружно ненавидели предмет о физических явлениях, все Валерию Степановичу прощалось только потому, что когда он давал контрольную или самостоятельную работу, он самозабвенно погружался в чтение какой-то совдеповской литературы и не замечал ничего, кроме напечатанных в книге букв. А девятиклассники списывали кто откуда: кто из интернета, кто между собой переговаривался, кто лихорадочно рылся в учебнике, пытаясь найти нужную тему. Обычно все успевали написать до звонка и, когда дребезжащая машина начинала возвещать о начале перерыва, стопка тетрадей лежала на учительском столе. Физик загибал угол страницы, прятал книгу в портфель, брал контрольную макулатуру и удалялся из 9-Б с таким видом, будто его заставляли учить читать двухлетнего ребенка. Зато следующей в кабинет впархивала историчка, на парах которой можно было делать все, но только в пределах разумного и создавая видимость учебного процесса в случае прихода завуча. И вот сейчас, когда полкласса играло по сети в какую-то игру, Никита, попросив у Васи карандаши, что-то рисовал в своем блокноте на отъебись. Линия, линия, овал, хаотичные черточки... Минут через двадцать на листе стало показываться лежащее в истоме и ждущее ласок тело. Подросток продолжал рисовать, будто находясь в трансе, и совершенно не замечал откровенно смотрящую в блокнот соседку. Только услышав восхищенно-шипперский вздох прямо в ухо, Кезеров пришёл в себя, посмотрел в сияющие глаза Лисы и опустил уставший взгляд на рисунок. После чего резко захлопнул хранилище рисунков, мгновенно поняв, что он конкретно попал. В графитной комнате на нарисованной постели лежал Игорь. Полностью обнаженный, здесь одежда не скрывала хрупкие ручки, тонкую, почти женскую талию, удивительно длинные для небольшого роста Леамова стройные ножки, одна из которых сейчас согнута в колене. Растрепанные волосы разметались по подушке на всю длину, а изящные, как у пианистов, пальцы левой руки скомкали простыню. Правая же рука была пристегнута наручниками к быльцу кровати. Глаза были завязаны какой-то тканью, от шеи до низа живота тянулись аккуратные метки. Губы были приоткрыты, причем казалось, будто ещё мгновение и Никита услышит сладкий дрожащий стон. Парень нервно сглотнул, затем повернулся к почти визжащей от восторга Кратовой и тихо, но строго сказал: — Васька, ты ничего не видела, ясно? — Но почему? — пыталась было возмутиться девушка, да только парень сердито оборвал ее: — Скажешь кому- убью на месте. Understand? — Understand, — вздохнула она и уткнулась в свою книгу, продолжая читать, причем с очень недовольной миной. А Кит открыл чистую страницу и продолжил рисовать. Надо было успокоить нервы после наглого вторжения в личное пространство перед парой химии. При этом влюбленный старшеклассник иногда поглядывал на кусающего карандаш Игорька...