Разум Лель

      Каждая клеточка тела кричала о боли. Пульсирующая, разрывающая мягкие ткани она рвалась наружу. Тело пыталось съежиться, уменьшиться в размерах, но ему что-то мешало. Звуки обрывками долетали до угасшего сознания. — Игорь, в больницу ее надо, а не наручниками приковывать, — сквозь тошнотворную мутную пелену донесся обеспокоенный мужской голос. — Мне похер, в чувства ее приведи, — ответил колко Гром. Лель захотелось врезать ему по роже, но сил не было даже ясно мыслить. — Игорь, у девчонки могут быть переломы или внутреннее кровотечение. Посмотри, как этот ирод ее отделал. — Поэтому она должна очухаться и все рассказать. Каждая минута на счету. Шевелись! — Игорь! Вот расскажу все Прокопенко! — Валяй, — равнодушно ответил Гром. Раздался обреченный вздох. За ним последовала возня и звяканье стеклянных банок. — Костя, моим скажи, чтобы носилки готовили. После допроса повезем в больницу. Это не обсуждается, — холодно произнес незнакомец.       Под носом противно защипало. Легкие неприятно зажгло, а в горле запершило. Лель откашлялась, недовольно фыркая. Нашатырь силой вернул ее в нелицеприятную реальность. Замыленный взгляд скользнул по комнате. Стол, к которому Лель была прикована наручниками, два стула и зеркало во всю стену. Перед ней, наклонившись, стоял мужчина средних лет, с проседью на висках, чуть поодаль, скрестив руки на груди, маячил мрачный Гром. — Милочка, как себя чувствуете? — участливо спросил мужчина, собирая склянки и вату в потертую коричневую сумку. Лель попыталась сфокусировать взгляд на чем-то, чтобы отвлечься от ломоты во всем теле. Божественная сила еще не вернулась к ней. — Бывало и хуже, — тихо прохрипела Лель, пытаясь поднять ладонь к лицу, но короткая цепь наручников не позволила высоко поднять руку. Воспаленный мозг подкинул парочку грязных ругательств. — Как у такой молодой красавицы могло быть что-то плохое? — посетовал мужчина, обеспокоенно оглядывая ее. — Хорош, проваливай давай, — зло просипел Гром, усаживаясь напротив Лель. Она взглянула ему прямо в глаза, ухмыльнувшись. Слабое движение губ заставило поморщиться от боли. Лель повернулась к зеркалу — губа была уродливо рассечена, на скулах лиловым сияли гематомы. Некогда тщательно причесанные волосы превратились в воронье гнездо. «Мать бы отчитала за причесон» — усмехнулась про себя Лель, все еще испытывая длину наручников. — Самое время рассказать, что хотела, Леля Светославовна, — нарушил тишину Гром. Волна раздражения поднялась из груди. — Я — Лель, — холодно процедила Лель, сверля взглядом майора. Он отвечал взаимностью. На висках проступили вены, ладони сжимались и разжимались, выделяя сбитые костяшки. — Да, хоть папа Римский! Хватит ломать комедию! Кто ты такая? Зачем тебе Разумовский? — Гром вскочил со стула, нависая всем телом над Лель. — Не твоего ума дела, мент, — выплюнула слова Лель, с наслаждением наблюдая, как Гром злиться еще больше. Майор был на взводе, прорычав что-то нечленораздельное, схватил Лель за грудки, стул упал с оглушительным грохотом. За зеркалом послышалась возня, но эти двое смотрели друг на друга, не отрываясь. — Отвечай, стерва, — зло прохрипел Гром Лель на ухо. По телу пробежали колючие мурашки. — Дай сделать мне свое дело, а потом он — твой, — ухмыльнулась Лель, разрывая корочку запекшейся крови. Металлический вкус наполнил рот. — Какое дело? Ты наемница? — Гром продолжал держать Лель за белую футболку, покрытую крупными бордовыми пятнами. — Не могу сказать, майор. Да и не поймешь ты, никто не поймет из людей, — Лель вцепилась в запястье Грома, сжимая до хруста костей. Майор удивленно посмотрел на девичью ладонь, нехотя отпуская ее. — Последний раз спрашиваю: ты кто такая? — колючий изучающий взгляд бегал по искалеченному лицу. Он пытался прочитать мысли девушки, но натыкался на стену. Гром еще не видел такого взгляда у женщин. Все преступницы, что оказывались в допросной по-разному смотрели на него, но не так. Хладнокровно, ожесточенно. Копия Разумовского. — Надежда этого мира, — безэмоционально прошелестела Лель. Гром раздраженно сморщился. Либо она сумасшедшая, либо хорошая актриса. Лель устало вздохнула, упираясь лбом в столешницу. Гром растерянно наблюдал за ней. От нее исходила сила недоступная для его понимания, в ней были отчаяние и страх, но их причин Гром не знал. Разумовский убил кого-то из ее близких, и теперь она мстит ему? Или ей заплатили за убийство Разумовского? «Думай, думай» — назойливо билось в голове. Выскочив из допросной, Гром налетел на Дубина. Он все это время нервно наблюдал за разговором, по привычке чиркая карандашом в скетчбуке. Дима сам не заметил, как зарисовал гордый профиль Лель. — Что будем делать, Игорь? Она же ничего не сказала, — вполголоса спросил Дима, шагая рядом с Громом. Он спешил к своему столу. — Пусть помаринуется. Эта стерва мне все расскажет, — процедил сквозь зубы Гром, не смотря на Дубина. Досада раздражающе свербела в черепной коробке. Будь вместо девчонки парень, он бы обязательно приложил его головой об стол, но Гром никогда бы не позволил себе поднять руку на женщину. — Игорь, ей нужно в больницу, — покачал головой Дубин, присаживаясь напротив. Жалость к избитой до обморочного состояния девушке не давала покоя. Диме казалось, что правильно будет вручить ей подписку о невыезде и отправить на обследование. Игорь презрительно усмехнулся. — Ты бы пригляделся к ней. Она притворяется. Я сначала подумал, что у нее личные счеты с Разумовским, и она пришить его хочет. Но, а что если она с ним заодно? Отвлекает наше внимание, пока этот урод сматывается из города, — пальцы нервно крутили ручку. Дима хотел что-то сказать, но осёкся. — Игорь, он же избил ее, — укорительно покачал головой Дубин. Они тихо переговаривались, пока вокруг суетливо носились их коллеги. После побега Разумовского их участок превратился в шапито и балаган. — Кто их психов разберет. Может, у них игры такие, — пренебрежительно проговорил Гром, листая бумаги. Вся информация о Лель уместилась на альбомном листе. Где и когда родилась, адрес регистрации и состав семьи. Негусто. Запрос о родственниках затянется до утра. Пока его согласуют во всех инстанциях, пока бумаги пришлют.       От разговора Игоря и Диму отвлек шум. Взволнованный Цветков стремительно взбежал на балкон, что-то прерывисто рассказывая. Часть полицейских бросилась на выход. — Что у вас там? — раздраженно крикнул Гром, вскакивая. Внутри все замерло, неприятное предчувствие жрало изнутри. Воцарилась тишина, все испуганно глядели на него. — Ну! — от крика все вздрогнули и нервно зашевелились. — Девчонка… сбежала, — прошептал Цветков, но его голос набатом разлетелся над толпой. Гром замер. — Что?! Вы совсем идиоты? Как она могла сбежать?! — взорвался майор, направляясь к Косте. Он весь сжался, стараясь спрятаться за спинами коллег, но крепкая ладонь Грома вытащила его из толпы. Разъярённое лицо майора оказалось в опасной близости. — Отвечай! — Она… ну… она попросилась в туалет… Я ей сказал не положено, но она… — Костя глубоко вздохнул, собираясь с мыслями. — Она сказала, что ее сейчас вырвет… Я с Ксюшей отвел ее в туалет. Ее правда вырвало, она долго сидела на полу… а потом, я сам не понял как… она разбила окно и выпрыгнула… Она такая быстрая. Мы не смогли ничего сделать. Девчонка сиганула со второго этажа… — Придурки, — презрительно прохрипел Гром. — Дубин, найди толковых айтишников, пусть отследят ее по городским камерам. — Но… — Мне плевать, как. Постановление суда будет потом. Остальные разбиваемся на отряды и патрулируем по кварталам. Она не сможет уйти далеко, особенно в таком состоянии. Что встали? Быстро! — прикрикнул Гром, бросая раздраженные взгляды на толпу. Все засуетились, ряды полицейских поредели. — Игорь, разве мы можем принимать такие решение без Федора Ивановича? — Дубин неуверенно замер перед Громом. Гневный взгляд прожигал Диму насквозь. — У меня нет времени дожидаться Прокопенко из оперштаба. Они там все только и могут бумажки перекладывать и людей от работы отвлекать. За дело, Дубин, — тяжелая ладонь больно хлопнула по плечу. Не глядя на Диму, Гром спустился обратно к своему столу, чтобы забрать табельный пистолет. Он был уверен, девчонка приведет их к Разумовскому.

***

      Легкие жгло от долго бега, руки и ноги ломило. Рассеченная губа кровоточила, отчего приходилось часто сплевывать кровь со слюной на мокрый асфальт. Занимался рассвет, кровавый и холодный. Лель, кашляя и тяжело дыша, завернула в один из проходных дворов-колодцев, спряталась за мусорными баками. Мусорка тошнотворно воняла, но Лель не обращала внимание. Уткнувшись лбом в колени, она пыталась перевести дух. Где-то на задворках сознания Лель знала, что Гром следует за ней по пятам. — Отец, мне нужна помощь… — шептала Лель, потирая трясущимися пальцами правое запястье. Но Змеевик осуждающе молчал — он не для этого был дан Переславовым, чтобы спрашивать о всяких мелочах. Лель уткнулась лбом в колени и тихо завыла. Разве сейчас она не принимает судьбоносные решения? Почему Змеевик молчит? Она не достойна совета предков? Тело трясло от холода, изо рта вырывался пар. Совсем рядом послышались шаги, кто-то совсем рядом негромко спорил. — Блять, — выругалась Лель, осторожно выглядывая из-за мусорки. Полицейских видно не было, но они находились в опасной близости. Крадучись, Лель побежала вглубь двора, затравленно озираясь. Было тихо, только в паре окон горел свет — полуночники еще не ложились. Лель судорожно искала выход, но тут был тупик, единственный выход — идти назад, но полицейские, кажется, решились довериться своему чутью и проверить именно этот двор. Лель не сразу заметила полуоткрытую парадную, в последний момент успела юркнуть за нее. Полицейские тихо переговаривались, отчего разговор их разобрать было невозможно. Лель забралась на второй этаж, прижалась спиной к стене, задержала дыхание и стала ждать. Отец потратил годы, чтобы обучить ее ожиданию. Монотонному и долгому. Эти уроки Лель не забудет никогда.       Прошли долгие мучительные минуты, прежде чем Лель смогла продолжить свой путь наверх. Полицейские ушли, оставляя двор в полной тишине. Даже птицы не пели своих утренних песен. Мир замер в зловещем предчувствии. Причиной был Кутх. Нутро до сих пор сводила судорога от воспоминаний о том странном камне, что выпил из нее всю божественную силу. Как ей победить божество без божественных сил?       Лель выбралась на крышу, глубоко вдохнула морозный осенний воздух. Солнце, встающее из-за горизонта, исчезло в покрывале свинцовых туч. Утро, обещающее ясный погожий день, превратилось в мрачные декорации надвигающейся тьмы. Страх въелся под кожу, сердце колотилось как сумасшедшее, не давая шанса успокоиться. Самое время было взять себя в руки и найти Кутха, пока он не сотворил непоправимого, но тело парализовало. Ногти до крови впились в ладони, изнутри поднималась волна необъятного ужаса. Мягкие перья привычно коснулись шеи, принося вздох облегчения. — Стрибог, — прошептала Лель, проводя замерзшими пальцами по шее птицы. Пустельга коротко кивнула, перелетела на парапет крыши и серьезно уставилась горящими желтыми глазами. — Лель, времени мало… — Подожди, объясни мне! Что происходит? Почему моя магия не сработала? Что за камень, отбирающий силу? — затараторила Лель, оживая. Она нервно ходила взад-вперед, стараясь совладать с эмоциями, но они переполняли ее, не давая вздохнуть. — Лель, успокойся! — властно произнес Стрибог. Тело послушно остановилось, колени подкосились, увлекая Лель вниз. Она замерла в напряженном ожидании, сверля взглядом взъерошенную птицу. — Все вышло из-под контроля. Мы переоценили твою силу. Ты оказалась слишком слаба, — бесстрастные слова Стрибога лезвием прошлись по сердцу. Нутро похолодело и замерло. Это был первый раз, когда она подвела богов, когда она оказалась слаба. — Кутх завладел еще одним зерном тьмы. Проклятый Оникс — вторая часть его сущности. Она — противоположность божественному началу Прави, поэтому ты и лишилась сил. — Но без третьего зерна тьмы, он не сможет вернуть себе силы, — с надеждой возразила Лель. Руки до боли сжали ткань некогда бордовых брюк. — Он нашел, — в голосе Стрибога сквозил холод злости. Лель знала Стрибога всю свою жизнь, но никогда не видела его гнева. Тело сжалось от страха божественной силы, волнами исходившей от пустельги. — Я не смог предотвратить появление камня в Петербурге, — Стрибог отвернулся, стараясь совладать с чувствами. — Это моя вина, — прошептала Лель, подползая ближе к птице. — Замолчи, девчонка! Твоя задача была изгнать Кутха обратно в Навь! Но твоей силы не хватило… Глупая маленькая девчонка… — будто размышляя вслух и не обращаясь к кому-то конкретно, бормотал Стрибог. Внутри все оборвалось. Лель почувствовала тянущую боль в области груди, она мешала дышать и думать. Все ее старания были напрасны, все старания ее отца были напрасны. Она не сможет защитить зыбкое равновесие между мирами. — Что мне делать, Стрибог? — хриплый голос Лель разрушил тяжелую тишину. Пустельга метнула пронзительный взгляд, прожигающий насквозь. — Оглянись, — Лель послушно повернулась. За спиной лежала мужская массивная перчатка до локтя с необычными выступами на запястье. Лель с опаской взяла ее — твердая, шершавая, тяжелая, она вызывала трепет и настороженность. — Эта перчатка способна испускать огонь. — Но для чего мне огонь? — недоуменно спросила Лель, рассматривая перчатку. От нее доносился еле уловимый запах гари и мужского парфюма. — Ты не можешь пользоваться силой Прави рядом с камнем, поэтому сожжешь третье зерно тьмы — идола. — Идола? У Кутха есть волхвы? — удивленно воскликнула Лель, сжимая кулаки. Она никогда не встречала упоминания о волхвах древнего Ворона. Даже в Родовой Книге об этом не было сказано ни слова. — Да, были, пока их не истребили. Долгая история, — отмахнулся Стрибог. Лель почувствовала что-то неладное, мурашки пробежали по телу, оставляя дорожку гусиной кожи. Необъяснимый порыв заставил вскочить с грязного настила крыши. Послышался тихий звон. Маленькая ампула с огненно-желтой жидкостью покатилась к ногам Лель. Пальцы сами потянулись к хрупкому сосуду. Жидкость гипнотически переливалась внутри. — Осторожнее. Именно эта жидкость создает огонь. Воткни ее в паз на запястье. Кнопка должна быть где-то на ладони, — проинструктировал Стрибог, с опаской наблюдая за Лель. Она послушно сделала все, что велела пустельга. Вытянув руку вперед, Лель нажала на кнопку. Столп огня с громким шипеньем вырвался из запястья, обдавая жаром лицо и тело. Лель в страхе отскочила, отпуская кнопку. — Что ты творишь?! Чуть меня не поджарила! — Стрибог возмущенно захлопал крыльями. — Извини… я не думала, что вот так будет… — растерялась Лель, осматривая перчатку. Она ей была явно велика, ограничивая движения в локте. — Ах, нет времени, — раздраженно прошипел Стрибог, взмахивая крыльями. — Третье зерно находится в музее. Нам нужно спешить, пока Кутх не добрался туда первым. Следуй за мной, — проклекотал Стрибог, устремляясь в свинцовое осеннее небо.       Лель неслась по улочкам Петербург, не обращая внимания на взволнованных прохожих. Некоторые с ужасом отскакивали в сторону, провожали недоуменными взглядами. Мир расплывался, в ушах свистел холодный ветер, морозный воздух до боли обжигал легкие. Лель пристально следила за птицей, лавирующей между проводами и фонарными столбами. Стрибог вывел ее на Троицкий мост.       Ноги налились свинцом от стремительного бега, в ушах бешено билось сердце. Пар мучительно вырывался изо рта, дыхание сбилось. Лель неотрывно следила за птицей, прижимая тяжелую перчатку к груди. Где-то в отдалении послышался вой полицейских сирен. Лель обернулась наугад, но не увидела знакомые красно-синие мигалки. Этот маневр стоил ей скорости, ботинок предательски зацепил металлическую выемку разводного моста. С губ сорвалось грязное ругательство, но телу удалось сохранить равновесие. Стрибог никак не отреагировал на громкий возглас, продолжая лавировать в тесном забитом проводами воздушном пространстве. Лель еще раз обернулась, не фокусируя взгляда, бросилась дальше за птицей.

***

      Запыхавшаяся Лель стояла около неприметной серой двери служебного входа. Стрибог нервно взмахивал крылом, сидя у нее на плече. Перья щекотали шею, испещренную вздутыми венами. Замешательство настигло Лель, она не решалась дернуть ручку двери, хотя Змеевик горел огнем, подсказывая немедленно войти в музей. — Что застыла? Входи же, — нетерпеливо произнес Стрибог над ухом. Лель отрешенно кивнула, протягивая замерзшие красные пальцы к ручке. На удивление она податливо опустилась, открывая дверь. Проход зиял зловещей темнотой. Лель сделала шаг внутрь, но жалобный стон заставил замереть на месте. На земле беспомощно вздрагивая крыльями лежал Стрибог. Лель хотела броситься к нему, но могущественный глас божества заставил замереть на месте. — Оставь меня! Иди! Я найду способ снять Кутховы печати, — желтый глаз пустельги сиял гневом. Лель испуганно кивнула, бросилась во тьму.       Шепот Нави оглушал. Мертвецкий холод сковывал нутро до боли. Сомнений не было — Кутх уже здесь. Лель не знала куда идти, решив следовать наитию. В музее было подозрительно тихо, казалось, здесь не было ни души. Очередная дверь вывела Лель в выставочные залы. Свет исходил лишь от ламп, направленных на экспонаты. Тишина давила, дыхание казалось слишком громким. Рука сама скользнула в перчатку, палец нащупал кнопку. Залы сменяли друг друга, пока чутье не вывело в круглое помещение. В центре возвышался идол-ворон из черного дерева. Ледяные волны, исходившие от него, обжигали лицо, заставляли жмуриться. Нутро опустело также как и при виде камня. Здесь бессильна сила Прави.       Рука медленно поднялась, направляя перчатку на идола. Звук шагов набатом разносился над сводами зала, отражался от стен. Тело замерло в ожидании подвоха. — Я думал, что ты не придешь, — раздался откуда-то сбоку низкий потусторонний голос Кутха. Лель дернулась в страхе, отскочила в сторону. Кутх вышел в свет ламп, держа за шею девушку. Лель не сразу признала в ней Юлю Пчелкину. Она трепыхалась как маленькая пташка в руках ловкого охотника. — Не подходи, — прорычала Лель, выставляя перчатку перед собой. На балконе сверху послышался шум. Только сейчас Лель заметила черноволосого мужчину, которого видела в ресторане. Он целился в нее из пистолета. Лель судорожно переводила взгляд с Кутха на незнакомца, медленно попятилась, стараясь уйти с линии прицела, и спрятаться за фигурой идола. — Посмотри-ка, Олег. Умная девчонка, — усмехнулся Кутх, сильнее сжимая шею Юли. Ее ладонь слабо ударила по руке, как будто у нее не осталось сил сопротивляться. — Давай уже закончим с этим. Два зерна соединились, осталось последнее, — тонкий палец указал на огненно-рыжие волосы. — Позволь мне провести ритуал, и девчонка останется в живых, — осклабился Кутх, встряхивая поникшее тело Юли. В это время незнакомец тихо крался по балкону, продолжая целиться из пистолета. Все как по команде сдвинулись с места, напряженно шагая вокруг идола. Казалось, только Кутх сохраняет спокойствие, близость былого могущества вселила в него уверенность. — Нет, — прохрипела Лель, снова вскидывая перчатку и направляя ее на идола. Капля холодного пота пробежала по виску, теряясь в растрепанных волосах. — Ты же волхв. Ты должна защищать людей, — в голосе Кутха слышалась неприкрытая издевка. Он с любопытством и азартом смотрел на Лель, его горящие глаза сверкали в полумраке зала. — На кону стоят больше жизней. Я готова пожертвовать одной ради большинства, — Лель почувствовала, как дрожат губы. Эта дрожь передалась во все тело, сковывая руки. Страх накрыл безжалостной волной. Как бы уверенно слова не слетали с ее губ, она была не готова принять столь сложное решение. — А ты уверена, что делаешь это ради спасения человечества? — насмешливо бросил Кутх. — Мне жаль, Юлечка, но твоя судьба уже решена, — прошептал он на ухо Юле. Та сразу обмякла, заплаканные глаза устремились на Лель. В них отражалось обреченное ожидание, она была готова в отличие от Лель. Сердце пропустило удар, падая вниз. Горячая слеза покатилась по щеке, исчезая в уголках губ.       Раздался оглушительный выстрел. Пуля больно обожгла предплечье, застревая в мягких тканях. Тело пронзила нестерпимая боль, крик донесся до сознания как через вату. Сердце замедлилось, отбивая ритм в горле. Ноги подкосились, устремляя тело на мраморный пол. Палец судорожно сжался на заветной кнопке. Перчатка выплюнула столп огня, который прожил всего пару мгновений, но этого было достаточно — старое иссохшееся дерево вспыхнуло как спичка. Языки пламени задорно облизывали черную древесину. Раздался громогласный рев. Кутх в ярости откинул Юлю как тряпичную куклу. Она, пролетев пару метров, врезалась в каменную стену, оставляя на ней ярко-красное пятно.       Перед глазами сгущалась пелена. Боль застилала сознание, а горло свербело от крика. Тело казалось чужим и холодным, пальцы не слушались, подрагивая в судороге. Совсем рядом послышались быстрые гневные шаги. Что-то тяжелое опустилось на живот, отчего дыхание сперло. В следующее мгновение перед глазами возник пылающий взор желтых глаз. Рыжие волосы спадали на лицо, сверкая, словно янтарь в отблесках пламени. Разъярённые крики Кутха потонули в пожарной тревоге, настоятельно рекомендовавшей покинуть помещение. «Сейчас или никогда», — подумала Лель, чувствуя, как вены наполняются божественной силой. Лель редко использовала магию Разума, зная насколько она сложна и опасна, но сейчас у нее не было выбора. Пересилив слабость в теле, Лель подняла руку, запуская пальцы в волосы Разумовского. Кутх, сбитый с толку, замер, замолкая. Вдалеке послышался топот десяток ног, громкие голоса кричали что-то наперебой. Вой пожарной тревоги смешался с воем полицейских сирен снаружи. — Берегиня, свет мудрости твоей укажет путь мне, — прошептала Лель, поймав взгляд Кутха. Узоры на коже засияли ярко-голубым светом, тело пронзило сотнями маленьких иголочек, погружая сознание во тьму