Кочевники

Разумеется, первые года три-четыре своей жизни человек не склонен отчетливо помнить, да и неспроста — все-таки мало что интересного могло произойти в это время: ешь, спишь, плачешь, гуляешь, играешь в игрушки. Сынишка хана знал о том, что произошло в его ранние годы, главным образом по рассказам родителя. А вот когда Гияр немного подрос и его пересадили с игрушечного коня на настоящего, да и вообще стал более самостоятельным и не зависимым от отца, уже было о чем поведать. Все печенеги уделяли много времени и внимания физическому развитию своих чад, а если уже дело касалось отпрысков воинов, которым в скором будущем предстояло принимать активное участие в войнах и набегах на земли «жирующих русов», то и еще больше, ставя это главной и единственной своей задачей. Весь смысл жизни Кури, который не собирался себе искать новую спутницу жизни, зная, что она не будет похожа на Лею, да и вообще считая это предательством по отношению к последней; ныне был заключен в его дитяти, из которого он надеялся вырастить себе достойного преемника, точную свою копию, и выучить мальчика всему, что знает и умеет сам. Мужчина искренне любил единственного сына, однако ни разу в жизни не говорил ему нежных слов и не ласкал его: не обнимал его и даже не гладил по голове, считая все это всего-навсего «телячьими нежностями», способными избаловать и размягчить воина, которому полагается быть закаленным как сталь и не знать жалости к своим врагам. По поводу этого хан особенно беспокоился и каждый раз, когда у него было свободное время, лично тренировал шестилетнего сынишку, сгоняя с того семь потов, а если же был занят другими делами, то тренировали княжича воеводы, наравне со своими сыновьями. И с теми ребятами, которые были для сынишки покойной княжны, можно сказать, братьями по несчастью, он вскоре сдружился, да так, что, как говорится, не разлей вода. **** Однако невзирая на столь сильную загруженность и в плане сил, и в плане времени, Гияр всегда находил пару-тройку часиков для того, чтобы повеселиться со своими друзьями. На этот раз компания из четверых мальчишек вздумала сделать это в ущерб утомительным и уже надоевшим просто до смерти занятиям — потихоньку удрать от отца близнецов, на долю которого выпало обучение этой оравы владению луком, и отправиться купаться на речку. Погода в тот день стояла солнечная и теплая, и поэтому заниматься военной подготовкой всем было неохота — хотелось освежиться прохладной водой, поплавать, побегать по мелководью и побрызгаться. — Кто последний, тот тухлая селедка! — заливисто прокричал Краан, белобрысый семилетний мальчонка по кличке Пшено, старший из четверки, на бегу сбрасывая с себя одежду. Что тут началось! Ребята окунали друг друга с головой, били руками по воде, создавая кучу брызг, ныряли, соревновались в скорости плавания, носились в том месте реки, где вода доставала им до середины голени — мало ли развлечений можно придумать в жаркий день в водоеме! — Как же все-таки здорово, что ты предложил нам сбежать, Гияр! — обратился к нему один из двойняшек, которого обыкновенно все остальные называли Синяк. — Ага, в такой замечательный день упустили бы редкостную возможность для такого развлечения, занимаясь всякой ерундой, которая нам без надобности и нужна разве что взрослым! — согласился с ним его братец. Спустя несколько часов, пролетевшими за забавами будто несколько минут, солнце начало медленно закатываться, знаменуя этим то, что день близится к концу. Все безудержное веселье прервалось в тот момент, когда к водоему подбежали крайне обеспокоенные внезапным исчезновением детей родители этой компании, а папаша старшего из них и вовсе держал на веревке ищейку. Видимо, после их пропажи отец Язы и Еке переполошил всю общину. — Я Б ТЕБЕ ГОЛОВУ ОТОРВАЛ, СВИНОЕ РЫЛО, ЕСЛИ БЫ С МОИМ СЫНОМ ЧТО-НИБУДЬ СЛУЧИЛОСЬ! — оглушительно рявкнул предводитель печенегов на одного из своих воевод, а после, назначив ему соответствующее наказание, решил подвергнуть ему и провинившегося наследника. **** Гияра оставили без ужина под предлогом «ты ничего стоящего и полезного за целый день не сделал, ни за что не поверю, что ты устал и проголодался». Долгое время взрослый молчал, изучая глазами своего отпрыска, и живот того словно завязало в узел. Ребенок открыл было рот, чтобы попросить прощения за свой проступок, но тут же закрыл. Какой в этом смысл? Он не оправдал доверие папы, и никакие извинения этого не исправят. Разозлить отца — это, конечно, ужасно, но что, если родитель вообще перестанет разговаривать с ним? Это было бы худшим из возможных наказаний. Мальчонка был сиротой, из родных у него был только папа, и весь мир маленького кочевника заключался в нем. И если ему больше никогда не будет суждено услышать голос единственного родного человека, это бы его наверняка убило. Мальчуган уже был готов на коленях умолять отца вымолвить хоть что-нибудь, как тот, нарушив наконец столь гнетущую тишину, заговорил сам: — Ты сегодня намеренно ослушался меня. Ты глубоко разочаровал меня, Гияр. — Я знаю. — едва слышно пролепетал тот. Вождя племени захлестнули эмоции: — Ты хоть понимаешь, насколько легкомысленно и неразумно ты сегодня поступил, удрав купаться на речку вместо занятий? Мало того, что сам убежал, так еще и товарищей на это подбил! Ты что, маленький ребенок, что ли, что тебя волнуют одни забавы и ты вообще не собираешься взрослеть? — Нет, отец... — Я уже немолод, и мне нужен достойный преемник, который возглавит нашу общину и продолжит мое великое дело — борьбу с жирующими русами! Твоя мать, если бы видела сейчас своего сына, наверняка была бы ужасно недовольна. На глазах у ребенка блеснула слезинка, и его папаша отметил в мыслях: «Наверное, я чересчур неосторожно напомнил ему о Лее. Я сам до сих пор не могу смириться с тем, что этой боевой девицы больше нет со мной, а малыш — тем более, и зря я так резко сыну про нее сказал». — Отец, а почему у одних мальчиков, например, у Синяка и Ссадины, есть мама, а у меня и Пшена — нет? — задался вопросом княжич, вытирая непрошенную слезу. — Мать этого, как его все называют, Пшена, умерла, рождая его, а твою маму убили. — был ответ. — И какой же скот посмел так с ней поступить? — сжал кулачки мальчуган. — Кем бы он ни был, я его убью! И всю его семью убью, всех до одного! Зуб за зуб, глаз за глаз! В этот момент Куре очень сильно захотелось заключить в объятиях этого решительного малыша, но он все-таки сдержался — к тому же, с точки зрения хана, его непокорное дитя явно этого не заслужило, — и ответил: — Даже мне и твоей маме не удалось одолеть дружинников князя Ярополка — этот человек поистине Святославич, раз такой же непобедимый. Да и зачем тебе пытаться — ты не сумеешь его одолеть, если не будешь уметь хорошо стрелять из лука, хорошо сечь саблей, если вы с Ярополком будете сражаться вблизи, и не сумеешь перейти к рукопашному бою, если этот скот выбьет саблю у тебя из руки. Лидер кочевников прекрасно знал, что говорит — он понимал, что если как следует распалит сына, убедив его в том, что тот не способен на что-то крайне важное для него как для печенега, то тот начнет тренироваться в обращении с оружием и верховой езде с удвоенной силой, готовясь к будущим набегам на русские земли, которые, с точки зрения его родителя, являются его главной целью в этой жизни. Так, собственно говоря, и произошло. — Я понял, отец. — понурил голову мальчик. — Извини меня, пожалуйста, я больше никогда не буду пропускать тренировки. Честно-пречестно! Я стану великим воином и жестоко отомщу за гибель мамы! — Ты прощен, Гияр. — сухо промолвил вождь племени. — А сейчас живо иди спать, а то упражняться завтра сил не будет. Счастливо вздохнув, его отпрыск, у которого после разговора со старшим словно гора с плеч свалилась, улегся на подстилку и сладко зевнул. Да, сегодня он сильно напортачил, но все будет хорошо — он это сделал в первый и в последний раз.