Сломан

Подари мне немного тишины в этом городе, Где люди безумно зависимы и подавлены. В городе, где оставляют надежды разбитыми и неоправданными. Просто подари мне немного тишины.

Коё Озаки на удивление тепло относилась к обладателю Расёмона, это стало ясно Ацуши, как только он сел. Женщина, придерживающаяся идеологии о том, что рождённые во тьме не могут процветать ради света, крайне тепло относилась ко всем окружающим. Не было похоже, что её измучили надежда и любовь, которые она прокляла, когда осталась одна, наедине со своей болью. Ацуши съел свой пирог с яблоками и попытался вслушаться в разговор, но мозг был перегружен. Они все поменялись. Мафия и агентство нашли точки соприкосновения. Даже Акутагава стал менее кровожадным, хотя слабо верилось. Однако…все они изменились к лучшему. А где же он сам? А он все на том же месте, где был и пять лет назад: потерянный, страдающий, виноватый и лишенный цели человек. Акутагава вырос из поломанного убийцы, каким он его впервые встретил, в зрелого и довольно уверенного мужчину. Как он ни старался, он не мог смотреть на него как на того вечно бешеного мафиози, постоянно впечатыващего в его лицо ботинок. Нет, все, что он видел, когда смотрел на него, был мужчина, который был тем, кто спас ему жизнь, жертвуя своей. Хоть и выжил. Ацуши почти съёжился от этого воспоминания, прежде чем отодвинуть его в темные уголки своего сознания, где оно присоединилось ко всем другим болезненным воспоминаниям из его прошлого. Это было ужасное время для всех, он не забыл о слухах о гневе Мори Огая после того, как стало известно, кто и как помог агентству. Впрочем лишиться половину лучших бойцов он не хотел — тот же Накахара быстренько сделал всё, чтобы подсобить бывшему партнёру. Ацуши был рад видеть, что по крайней мере на каком-то уровне военные действия изменили их к лучшему. Может быть. Первые двадцать минут после того, как он присоединился к ним, он лениво слушал их пустую болтовню на разные темы, начиная от красоты древних катан и заканчивая назначением новых солдат. Было легко игнорировать взгляд Акутагавы, но в глубине души он был жутким параноиком. Приглашение Рюноске на десерт было ловушкой. Он знал это. Чувствовал. Верил в это. Никто не знал, что он хочет от того, кого так презирал. Возможно, их намерения были благородными. По крайней мере, у Озаки. Ацуши заерзал на стуле. Даже почуяв, что они не собираются его допрашивать, он все еще чувствовал себя чужим. Глубокая неловкость, вызванная инцидентом с Дазаем, сделала его беспокойным, а разговор с Хигучи слегка разозлил его. И даже несмотря на то, что он устал, Накаджима держался настороже и не показывал своих истинных чувств. Он говорил уверенно, когда к нему обращались, и высказывал свое мнение, когда его спрашивали, но все остальное время оставался задумчивым и тихим. Храбрость, которую он выставил напоказ, начинала причинять боль. — Аку-сан? — женщина улыбнулась Акутагаве. — Нет, — повторил брюнет и закатил глаза. С безупречными манерами за столом он съел еще кусочек пирога. Очевидно, что он не собирался делится своим пирожным с женщиной, которая вела странную игру. Уголки ее губ перестали сопротивляться силе тяжести и нахмурились. — А почему бы и нет? — Потому что каждый раз, когда я позволяю вам откусить кусочек, вы съедаете все остальное. — он сверкнул глазами. — Чуя-сан не зря прячет все вино. Если бы вчера кто-нибудь сказал ему, что через двадцать четыре часа он будет сидеть с первой женщиной портовой мафии и одним из исполнителей, чтобы наблюдать делёжку сладости…он бы, наверное, смог бы засмеяться. Битва за родную Йокогаму изменила их к лучшему, но у них, вероятно, были свои причины для такой перемены. Более чем вероятно, что мафия изменила свои жестокие взгляды и убеждения, чтобы приобрести ещё большее влияние, конечно же, не теряя своё главное свойство — умение убивать. Это имело смысл. Больше смысла, чем в том, что они меняются по какой-то альтруистической причине. Альтруизм сильно переоценивался. Парень посмотрел на свой недоеденный пирог и признался себе в чем-то. Несмотря на его осторожность и тот факт, что он знал, что намерения мафии были менее чем благородными, их приглашение, вероятно, было одной из самых приятных вещей, которые кто-либо сделал для него с тех пор, как он вернулся. — Любишь яблоки, мальчик-тигр? — Да, госпожа Коё. — О, зови меня просто Коё. Ацуши замер. Брови, которых итак не было особо видно, исчезли в темных волосах Акутагавы. На несколько напряженных мгновений воцарилась тишина. Ему было все равно, насколько они реальны, он ни за что на свете не расслабится настолько, чтобы называть Коё Озаки по имени. Он просто не мог этого сделать. Между ними все еще оставались очень четкие границы. Реплики, которые он не мог игнорировать просто из вежливости. В конце концов, она была мафиози. К несчастью, Коё смотрела на него выжидающе, так тепло, что ему стало больно. Он не помнил такого взгляда в свою сторону. — Я просто хотел бы поблагодарить вас, — он на мгновение уставился в свою тарелку, пытаясь успокоить нервы, прежде чем закончить. — Спасибо за приглашение. Это было очень любезно с вашей стороны. — О, — она отмахнулась от него. — Не благодари меня, благодари Аку-сана. Это была его идея пригласить тебя. Акутагава побледнел ещё сильнее, чем вообще мог, напрягся и уронил ложку на белую скатерть. Выражение его лица подтвердило слова женщины. Глаза Ацуши чуть не вылезли из орбит. К счастью для него, он уже проглотил свой кусочек пирога, иначе бы подавился им. Он медленно посмотрел на брюнета, сидевшего слева от него. Он не был глупым. Он не мог и не позволил бы себе поверить, что он пригласил его по доброте душевной. Слишком хорошо, чтобы быть правдой. В конце концов, он все еще оставался Акутагавой Рюноске. Да, он поменялся, но явно не стал святым, который молился о благополучии мира живых. Он ни разу не ослабил свою защиту вокруг них, и отчасти он был тому причиной. Он знал его мотивы, поняла их сразу же, как только он попросил его присоединиться к ним, и тщательно следил за своими собственными словами и действиями до этого момента, потому что знал, что он наблюдает за ним, как врач за своим пациентом. Как убийца за жертвой. — Давай поговорим о том, кто или что заставило тебя бежать в Италию. Ацуши надеялся, что он не заметил его панической реакции, прежде чем он спрятал свои эмоции и набросился на него в жалкой попытке закончить разговор. Но сегодня это еще не конец. Всего лишь начало. Хотя Акутагава прекрасно скрывал это за фасадом уверенности, тигр беспокоился о каждом своем слове и следил, чтобы его ответы были достаточно расплывчатыми, чтобы он не читал в них слишком много, но не слишком расплывчатыми, чтобы они знали, что он предельна честен. Но, конечно, он быстро стер это ошеломленное выражение со своего лица, потому что ему нужно было сыграть свою роль, а отвисшая челюсть не совсем подходила. — Но ты же… Он не дал ему договорить. Акутагава бросил на него такой суровый взгляд, что Ацуши вспомнил их первую встречу. Его слова о его ничтожности и никчёмности. — Ты действительно думаешь, что пришёл бы, если бы я сказал, что пригласил тебя? Хороший ответ. — Полагаю, что нет. — А ты рад, что пришёл? — Коё смотрела на него. Это было странно. Честно говоря, Ацуши чувствовал себя довольно странно. — Сначала я был немного настороже, но не жалею, что согласился. Пока Акутагава пил воду, он впервые обратил внимание на него. Раньше он расхаживал в мрачных одеждах, которые лишь отпугивали и часто был в крови. Однако, видимо, и он мог меняться. Рюноске был небрежно одет в чёрные брюки и кремовую рубашку с пышным воротником. Плащ он снял, что так же было в новинку для него. Чопорный и правильный, как всегда. Он не поменял причёску, оставив себе свои передние пряди волос. И…он выглядел довольно…потрясающе. Он прикусил язык, желая отрезать себе его за такие мысли. — Итак, Ацуши, чем ты занимаешься? — поинтересовалась Коё. — Я работаю на федеральную полицию, временами беру отпуска. Вы знакомы с отделом эсперов? — Да, знаю. Новый отдел, которые был открыт усилиями разных личностей с силой. Там работают только гении, правда? Он скромно пожал плечами. — У меня это не так уж плохо получается. Но я не гений. — Он не хотела этого говорить, но в общем-то это не имело значения. — И как тебе Италия, тигр? Он прекрасно понимал, что мафиози делает. Сменить тему разговора на что-нибудь другое, кроме работы, было лучшей идеей, о которой он мечтал сейчас. — Город невероятно красив и богат историей и хотя я прожил там больше пяти лет, не думаю, что видел все это. Их слишком много, и у меня никогда не было времени. Люди просто потрясающие. Люди, с которыми я регулярно работал, были очень терпеливы со мной, пока я учил итальянский. Я просто думаю, что они были шокированы тем, что я действительно попытался это сделать. — И это была вторая честная вещь, которую он сказал в тот день. — Ты хорошо говоришь по-итальянски? — Коё явно интересовалась им. — Бегло. — О, скажи что-нибудь, — сказала женщина, пока сам исполнитель молчал. Кивнув, Ацуши отогнал страх в сторону, повинуясь желанию женщины и начал рассказывать историю про лису и виноград на безупречном итальянском. Сказка была о лисе, которая безуспешно пыталась дотянуться до винограда, висевшего высоко на лозе. Она сдалась и отступила, сказав, что виноград все равно кислый. Мораль этой истории — легко презирать то, чего у тебя нет. Что-то вроде успокоения собственного желания обладать не своим. Все это время он наблюдал, как растет удовлетворение в глазах Коё, хотя она понятия не имела, о чем он говорит. Ацуши посмотрел на Акутагаву, который, похоже, следовал за ним, повторяя сказку. Он знает итальянский? Это было для него новостью. Все, что он говорил и делал сегодня, было для него новостью. — О, это было прекрасно. Я не имею ни малейшего представления о том, что ты сказал, но это было занятно. Как ты думаешь, ты мог бы научить меня итальянскому языку? — Конечно, — не задумываясь, ответил тигр. О нет. Он снова создал себе новую проблему, просто открыв рот. Учить Коё Озаки итальянскому — ничто по сравнению с его ежедневными попытками жить. Кроме того, чем больше она говорила, тем спокойнее становился Ацуши. И чем больше он к ней привязывался, тем сильнее он чувствовал комфорт. До «нравится» дело не дошло, но со временем могло дойти. Госпожа Озаки была приятной, вежливой и понимающей женщиной. Приятным человеком. Это было приятно. Отбросив первоначальные сожаления, он сказал следующее. — Просто дайте мне знать, когда вы захотите начать, и я буду счастлив начать учить вас. Ацуши подумал, знает ли Акутагава, как ему повезло, что он все еще есть в его жизни. Скорее всего, нет. Это огорчило его. Он склонил голову набок и спросил: — Ты знаешь итальянский? — Я знаю много слов и могу писать их лучше, чем понимаю, но я далеко не бегло говорю. — Кто тебя научил? — Гин, она, по-видимому, решила уехать в Италию, — сказал он, бросив быстрый взгляд. После секундного замешательства, когда он попыталась вспомнить это имя, он наконец нашёл нужное. — Гин? Твоя сестра? — Да. — Ты собирался остаться в Италии навсегда? Вопрос Озаки застал его врасплох, и он не смог скрыть своего раздражения. Ацуши твердо намеревался остаться там навсегда, дожить до конца своих дней в прекрасной Венеции, но, похоже, судьба не позволит ему этого, и это причиняло глубокую боль. С двумя телефонными звонками и письмом он покинул Италию так же внезапно, как покинул Йокогаму. — Да, но все меняется.