Сломан

К тому времени, как они расстались с Накаджимой, разум Акутагавы был затуманен мыслями. Он пил чёрный кофе с двумя ложками сахара, пока Гин болтала о том куда собирается пойти вместе с Хигучи завтра. Кажется, речь шла о вечеринке. — …это будет чудесно… Он внимательно слушал каждое слово, сказанное тигром с того момента, как он сел с ними. Пытался найти ключ к разгадке, который тот прятал между строк. До сих пор он был абсолютно уверен, что понятия не имеет, почему же тигр исчез их агентства и вообще из Йокогамы. И не знал, что он исчез в Италию. Но что заставило его вернуться, он также не знал. Более того, они ни разу не упомянули Хигучи в разговоре, так что он не смог хотя бы выяснить, откуда они друг друга знают. Уверен, они виделись лишь единожды и он был там. Так откуда это интимное доверие своей боли другому? Очевидно, что Накаджима специально отвечал так, чтобы в разговоре даже намека на Хигучи не проплывало. Неудивительно, но все равно блестяще с его стороны. И все же Рюноске ничуть не смущало отсутствие у него сведений об этом. Он не ожидал, что тигр доверится ему настолько, что выложит всё после одного десерта. Нет, он огородил себя и свои мысли такими ментальными стенами, что они наверное, были видны из космоса. Да и в присутствии Коё он не позволил бы себе хотя бы одно необдуманное слово. Было очевидно, что Накаджиме ужасно неловко…с людьми. Черт, Коё-сан была такой доброжелательной, что на миг он подумал, что она его вербует в мафию. Даже спустя несколько часов он все еще был ошеломлен тем, что им удалось провести приличный, если не сказать приятный, разговор, в котором не упоминались споры и мрачные моменты их общего прошлого. Не то чтобы он действительно хотел просто поговорить с ним. — …Я думаю, что белый — прекрасный летний цвет…в нём не жарко… — Гин примеряла на себе новое платье, которое открывало светлую кожу плеч. Он собрал кое-какие сведения о времени, проведенном им в Италии, даже когда он намеренно старался говорить расплывчатые фразы. Если сегодня и было что-то совершенно ясное, так это то, что он не должен недооценивать Ацуши Накаджиму. Собственно, он ценил его, едва ли не сильнее Дазая. Рычагом послужили слова бывшего наставника. Хотелось понять, что заставило Осаму посчитать его достойным. Кажется, он начинал понимать. Он совсем не походил на этих безмозглых придурковатых новичков-эсперов, с которыми он имел дело регулярно, как бы ему ни было печально это признавать. Тигр сломался, но все же стал умнее и хитрее. Или наконец показал те черты, за которые Дазай посчитал его способным. В некоторых местах Акутагава видел проблески эмоций в его глазах — в основном, когда Озаки спрашивала его, собирался ли он жить в Венеции вечно. Он увидел вспышки боли, прежде чем тигр отключил свою эмоциональную составляющую. Там что-то было. Что-то ужасное, по мнению самого оборотня. Он знал это. — …Я недолго, хорошо, брат? — Да, — он почти не вслушался в её слова, прекрасно зная, что поручит Хигучи довести сестру обратно, чтобы на ней не было и царапинки. Его мысли продолжали нестись. Сказать, что он был удивлен, когда тигр, тот, кто так презирал мафию, был настолько открыт и искренен к ним, не сказать ничего. Он был столь любезен да и в его словах Акутагава не заметил и капли фальши. За один час он узнал об Ацуши Накаджиме больше, чем за все прошлые годы: он обладал сухим умом, знал итальянский и бегло говорил по-русски, слушал только классическую музыку, не умел плавать, но жил около большого озера, любил путешествовать, особенно места на высоте — горы, где он чувствовал бы свободу. Кроме того, тигр умудрился сделать то, что не удавалось ни одному человеку кроме Хигучи и Накахары с Дазаем. Коё прониклась новым мальчиком-тигром. «Ему не идёт новая оболочка, ты так не считаешь, Аку-сан?» Акутагава не мог понять, что происходит. Когда Коё-сан спросила его, рад ли он, что присоединился к ним, он был уверен, что она видит какую-то выгоду в тигре. Но вскоре брюнет понял, что ошибся. Коё, несмотря на свои же убеждения, искренне симпатизировала Накаджиме. И он, казалось, тепло относился к женщине. Он видел его лицо. Такое лицо бывает у человека, которому, наконец-то спустя многолетние скитания по пустыне, дали испить спасительной влаги. Он не понимал причин, но позволил себе принять заботу Коё, которая когда-то сделала чудо — сохранила человечность Накахары. Мать мафии попрощалась с ним, одарив теплой и понимающей улыбкой тигра, пообещав связаться с ним. Акутагава ушёл следом после странного прощания. Это было преуменьшение, и он знал это. Прощание с ним было ужасным. — Было, ммм, ну, интересно снова увидеть тебя, Акутагава. Он кивнул. Что можно было бы добавить в эту неловкость? — …Хигучи сказала, что мне может подойти светло-розовый цвет… — прокомментировала Гин, все также стоя у зеркала. Если бы он не знал тигра, то сказал бы, что он более одинок, чем он боится. Изолированный и нуждающийся в небольшой доброте. — Акутагава? — сестра несколько раз щелкнула пальцами у него перед носом. Он моргнул раз десять, прежде чем посмотреть на неё. — Что? — Ты слушал меня? — Мне очень жаль, но не очень. — Увидев подозрительное выражение ее лица, он добавил, — Я думал о новом задании. — Его извинения были искренними, хотя причиной его рассеянности была ложь. Он сделал большой глоток бодрящего напитка. — О, все в порядке. Я полагаю, что все равно надоела тебе до чертиков. — Она разгладила своё платье руками. — Итак, что ты думаешь об Ацуши Накаджиме? Слышала, он вернулся. Во второй раз Акутагава чуть не задохнулся, благодаря ей. Откуда, черт возьми, она это взяла? Он не должен был так удивляться ее прямоте. Сестра, как и он, не любила лить воду в свои слова. — Думаю, с ним все в порядке. — В его ответе не было эмоций, но это была правда. Сестра скорчила гримасу, которая ему не понравилась — это была коварная гримаса. — Коё-сан заинтересована им. Он же, так сказать, уникальный. Да и умный. Может, тебе стоит узнать его получше? Вдруг подружитесь на этот раз? Он буквально слышал, как крутятся колесики в ее голове, от этих колесиков и ее слов ему вдруг стало очень не по себе и он закашлялся. Узнать получше тигра? — Прошу прощения? — Ты же меня слышал. Он даже усмехнулся, прикрывая рот рукой. — У тебя голова не болит? Девушка улыбнулась не злобно, а добродушно и поднялась со своего места. — Смешно. Мне нужно идти. Люблю тебя. — Гин, — он нахмурился, заставляя её повернуться назад. — будь аккуратна. — Я знаю, не волнуйся. — И я, — он отвернулся к окну, подперев голову рукой. — люблю тебя. — Боже, — он подошла к брату, ласково обнимая его. — ты такой милый. — Гин, руки. — он замер, мрачнея голосом. Хотя и вовсе не злился. — Я знаю, что ты любишь обнимашки, Рю. И напишу тебе, если мне понадобится помощь. — сестра поцеловала своего единственного близкого человека в щеку и оставила его наедине с его же мыслями, но теперь они перешли к другой личности. Сказать, что Акутагава восхищался бывшим членом исполнительного комитета мафии, пока рос да и сейчас, было бы грубым преуменьшением. Он буквально боготворил этого человека, благоговение и восхищение читались в его глазах. Однако Акутагава, сам того не понимая, боялся. Он боялся стать таким же, как и Осаму. Может, это влияние Гин или встреча с тигром, но… Рюноске не хотел видеть в себе копию своего наставника. Хотел признания, но не хотел терять себя. И это заслуга сестры, которая едва ли не вдалбливала в его сознание, что он имеет право жить просто так. Это был долгий путь после битвы, когда у каждого мир был поломан на до и после. Даже двойной черный был вынужден наконец поговорить, а не убегать друг от друга, желая казаться сильными. Они оказались людьми, которые боялись, которые любили и которых слишком много раз ломали, чтобы они открылись снова. Он сам решил, что сестра не заслуживает холода и пошёл на встречу. Это было неловко, но приятно. Раздался звонок. На пороге квартиры обнаружил Хигучи Ичиё. Пока она отряхивала пыль с пиджака, он пытался вспомнить, почему она здесь, но долго ждать ответа не пришлось. Хигучи огляделась вокруг, а потом равнодушно спросила: — Я думала, ваша сестра все еще здесь. Похоже, я припозднилась…? — Она ушла минут десять назад. Хигучи повернулась к двери, готовая поспешить за Гин, которая была хорошей подругой. — Ну что ж, пожалуй, я поспеш- — Останься. — Не думаю, что мне следует это делать. Акутагава поднялся со своего места, пересек комнату и встал перед ней, все ещё сохраняя тишину. — Что? Теперь ты меня боишься, только сейчас? — спросил он более мягким тоном. Меньше всего ему хотелось, чтобы она боялась его. Не после всего, через что они прошли вместе как друзья. Хигучи уставилась в пол. — Нет, конечно, нет. Он проигнорировал легкое чувство облегчения, охватившее его. — Тогда почему ты не смотришь мне в глаза? — Я не могу сейчас оставаться с вами наедине. Они молчали. Ни Хигучи, ни сам Рюноске не знали, что вообще можно сказать. Он не ожидал увидеть её так скоро. Планировалось, что она пару дней побудет одна, придёт в себя после встречи с тигром и ситуации в целом, а потом они могли бы поговорить о тигре и самой Ичиё. Она немного расслаблялась за выпивкой. Однако теперь все полетело к черту. — Это из-за Накаджимы? — Да. — Почему ты защищаешь его? Я просто не понимаю. Хигучи отступала от него шаг за шагом, пока не оказалась рядом с креслом. — Кто-то же должен. — Это не похоже на тебя — жертвовать собой ради ищейки агентства, и ты это знаешь. Его ноша — не твоя ноша. Эти слова по-настоящему разозлили женщину. — Ты его видел? — она даже перешла на неформальный тон, не контролируя свою злость. — Видел его? Он похож на живой труп, потому что не может даже нести свое собственное бремя. Я не знаю всего, что произошло, не знаю секретов, которые он скрывал от меня, но ему гораздо хуже, чем было семь месяцев назад… — Хигучи судорожно вздохнула, прикрыла рот рукой и широко раскрыла глаза. Она слишком много сказала. В голове у обладателя Расёмона крутилась новая информация, которую он получил непреднамеренно. Хигучи видела тигра семь месяцев назад. Предположительно, в Италии. Не заметив, Акутагава стал давить на неё, допрашивая. — Что ты делала в Италии? — Я не могу вам сказать. — Когда ты видела тигра? — Не задавайте мне вопросов, на которые я не могу ответить. — Неужто тебя шантажирует оборотень? — Он ни за что так не поступит. И у него нет компромата. — Тогда почему ты защищаешь его? — Я уже говорила вам. Лицо исказилось в мрачной усмешке. — Ты лжешь мне, а я ненавижу, когда мне лгут. — Какое это имеет значение? Вы мне все время врете. Вы говорите, что сны — ерунда, что они почти не снятся, но все с точностью наоборот. Я знаю, что наоборот. — Хигучи обвиняюще сложила руки на груди. — Почему вас это волнует? Вы не поможете ему. — Акутагава открыл было рот, чтобы возразить, но она не дала ему вставить ни слова. — Вы не способны заботится ни о ком, кроме Гин. Вы просто не готовы к этому. Вам самому нужна помощь, и у вас есть сестра. А у него нету никого, так не надо давить на него. Вы не спасёте его своими резкими словами, за которыми спрячете свои мысли. И я, и Гин, и Осаму с Накахарой прекрасно понимают это. Так зачем вам начинать заботиться о нём? Ярость заклокотала в нем, глаза потемнели. Акутагава отошел в другой конец комнаты, чтобы не наброситься на нее. Его руки дрожали, она взбесила его так сильно, что ему стало больно. Да, он не был жестоким. Но он не был злым. Только не без причины. Верно. Не без причины. — Нечего сказать? — сердито бросила она в ответ. И это заставило его застыть. — О, мне нужно кое-что сказать, Хигучи. Я не просил твоего мнения о том, какой я. Я сам прекрасно знаю. — он отошёл от неё подальше. — Я думал, ты знаешь меня лучше. К черту Хигучи, я монстр, больной на голову, это ты имела в виду… Я копия прошлого Дазая-сана для тебя? — Так и есть, Акутагава. Вы хороший. Хороший для Гин, меня, других, но в этом и есть проблема. Вы пытаетесь. Но нельзя подавить свою же сущность. — Заткнись! — он закричал, отчаяние в его голосе было скрыто пылающим гневом, горевшим в его груди. — Вы можете это отрицать весь день, но от этого ничего не изменится. Хотя вы и не такой, какой Дазай Осаму был со слов Накахары-сана, когда был в мафии, но вы также научились манипулировать людьми. Вам от него что-то нужно, и вы ни перед чем не остановитесь, чтобы это получить. Звучит знакомо? Так и должно быть. — Она смело встретила его взгляд. — Вы можете злиться, можете ударить меня по лицу, можете прострелить мне плечо или вообще вышвырнуть из команды, но для вас же лучше — признать правду поскорее. Акутагава хотел прострелить ей колено, потому что в глубине души он знал, что она права, и ненавидел ее за это. Это заглушило его гнев. Немного. — Иди к черту, Хигучи, пока ещё можешь. — закипел он. Пролетело ещё одно мучительно долгое молчание, прежде чем она пробормотала:  — Мне очень жаль. Это было уже слишком. — Черт возьми, ты сумела понять это. — Я просто хочу, чтобы ты оставил Ацуши в покое, — холодно сказала Хигучи. — Значит, Ацуши? — он зло посмотрел на неё. — Ты теперь дружишь с ним? — Ничего подобного, — она медленно покачала головой, все еще раскрасневшаяся от спора, — Мы не друзья. Ему даже не нравится это слово. — Тогда зачем его защищать? Когда она вздохнула, он понял, что Хигучи чертовски устала от их спора-ссоры. — Я не хочу с вами враждовать. Она ненавидела, когда они ссорились почти так же сильно, как и он. Было спокойнее, когда Акутагава знал, что девушка ничего не думает без его ведома. — Ты что-то скрываешь от меня, Хигучи. Я прекрасно это вижу. — Рюноске, — сказала она внезапно охрипшим от эмоций голосом. — Я многое скрываю от тебя. — она прокашлялась. — от вас. — Тогда скажи мне. — Я не могу, — ее глаза наполнились слезами. Он не видел, чтобы она проявляла какие-то эмоции, которые показывали бы, насколько она уязвима. Акутагава мог бы утешить её хлопком по плечу, может, извиниться за напор, но она была не из тех, кто ищет утешения. И он тоже. Поэтому он стоял и смотрел, как она ломалась на части от вины. — Я хочу рассказать тебе все, но не могу. — Не заставляйте меня, Акутагава, — взмолилась она сквозь слезы. — Просто поверьте мне, когда я скажу, что он скрывает то, во что вы не захотите ввязываться. Жаль, что у судьбы нет для меня лучшей роли. Для Ацуши. Последовала еще одна пауза, прежде чем он спросил: — Насколько всё плохо? Она печально усмехнулась, вытирая слезы с потекшей тушью. — Я бы крепче спала по ночам, если бы не знала хотя бы часть того, что ему пришлось пережить, если бы знала часть того, что его мучает. Если бы я не видела его искаженное ужасом лицо в моих худших воспоминаниях или его крики в моих снах. Я бы крепче спала, если бы не была единственным человеком, который знал настоящую причину его отъезда из Йокогамы более пяти лет назад.