мне на тебя параллельно

Гречка водил, на вкус Игоря, сносно, агрессивно только. Подрезал вечно, сигналил, норовил на красный проскочить, на пешиках тормозил неохотно, короче, нарывался. Катался майор с ним без желания, но порой приходилось, вот как сейчас. Но с киа, кстати, он обращался помягче, то ли от большой любви, то ли от поврежденной руки, то ли просто потому, что они по дворам в основном крутились. - Дети ебучие. - Раздраженно буркнул Гречка, в очередной раз оттормаживаясь перед пробегающими перед капотом ребятишками. - Нарожали их чтобы бабки от государства получить, а нормальные люди теперь проехать не могут. У Игоря на языке крутанулся едкий комментарий про то, что этих-то детей для чего бы не рожали, а по-крайней мере оставили себе, не сдали в детдом. Неожиданно злые слова, он аж сам ими подавился и себе удивился. Обычно ему на ум такое не приходило, это скорее гречкино было, ядом плеваться. Вот что значит - с кем поведешься. В его случае - с кем больше раза в месяц увидишься. - А чего мы на машине-то? - Спросил он вместо этого. - Больше крутимся, пешком бы уже дошли. - Да это к Сеньке близко, а до Вовчика прилично переть. Я вообще охереваю, как ты Валерку смог заставить вытащить сраку из кресла и упиздовать в такую даль. Пиздил его что ли? В раздраженном состоянии его информатор всегда отпускал поводья и базар фильтровал меньше, натура острее скалила зубы. Правда, Игорь не думал, что Гречке вообще после того как он стал свидетелем его крайне активного участия в драке есть смысл что-то скрывать. Если, конечно, в нём не таились ещё более глубокие слои дерьма. - Просто попросил вежливо. - Ну-ну. - Гречка изобразил кривую усмешку и лихо запарковался у многоэтажки - близняшки той, в которой сам жил, заперев сразу три чужих автомобиля. - Приехали. Гром не стал уточнять, не будут ли здешние автолюбители за такую бесцеремонность кидаться на них с колюще-режущим, просто молча вылез из машины. - Не ссы, это только Колясик такой борзый. Остальные на районе мои номера знают и ниче с тачкой не сделают, будут ждать сука как миленькие пока я дела закончу. - Усмешка перекривилась на другую сторону. Льстит он себе или нет, Игорь не знал. Его вообще больше не сохранность чужой машины волновала, а то, что Гречка уже не первый раз отвечал на его незаданные вопросы. Неужели он такой предсказуемый? Или его уже так хорошо узнали? Непонятно, что хуже. Вот подъезд тут был стремный, именно такой, какие Игорь ассоциировал с социальными домами. Вырванный с корнем домофон, вечно сломанный лифт, исписанные стены, перебитые лампочки - хоть сейчас используй как декорации для фильма ужасов, хотя в реальности тут случались скорее социальные драмы. Такие, например, как короткая и грустная жизнь Семена Гуляева, на двери квартиры которого до сих пор сохранились следы клея в том месте, где она была опечатана. Гречка кинул Игорю ключи. В этот раз, поглощенный своими мыслями, он едва их не упустил. - Я снаружи подожду. - Он передернул плечами. - Во-первых, мало ли ты меня кинуть хочешь, щас я там отпечатков наставлю, и ты меня оформишь как маньяка. А во-вторых, Сенька... Типа мы не были корешами, но я ж знал его, и в последний раз в этой хате мы с ним вдвоем... Ну, чаи гоняли. - Гречка подмигнул. Игорь дрогнул, правда, только внутренне. - Ну ты понял. Короче бля, че оправдываюсь стою тут перед мусором, у подъезда тебя жду, резче давай. И ушёл вниз по лестнице, оставив Грома одного в темноте выбитых лампочек. Игорь прислушался к затихающему перестуку его кроссовок. Наверное, не очень легко встречаться со скорбью, когда в твоем окружении это чувство не имеет смысла, потому что жизнь скоротечна, а знакомства сугубо практичны. Но если в маленькой и темной гречкиной душе действительно что-то шевельнулось, то тем лучше - хоть кто-то в этом мире испытывает печаль из-за смерти Семена Гуляева, пускай даже сам понимать и осознавать этого не желает. Гуляеву было двадцать шесть лет. Двадцать шесть предсказуемо печальных, полных наркотиков, выпивки и нищеты лет, которые завершились ужасным концом. Детдом, пара десятков мелких правонарушений, потом полтора года за кражу, наркомания и смерть со вспоротым животом на полу собственной кухни. Гром такое видел слишком часто, чтобы с притворным сочувствием прижимать ладонь ко рту и высокопарно рассуждать о несправедливости жизни и неравенстве общества. Но его все равно покусывала тоска всякий раз, когда он открывал тонкие папки, содержащие сухой остаток очередного рано оборвавшегося существования. Интересно, придется ли ему когда-нибудь держать в руках такую с безликим "Гречкин, К.В." на обложке? И ощутит ли он тогда что-то кроме привычного слабого укола где-то между сердцем и мозгом? Ключ лязгнул в замке и Гром стряхнул меланхолию. Не понос, так золотуха, то есть, не порнуха, так унылость. Не придется ему ничего держать, если Гречка будет пореже кидаться на людей и почаще тормозить на поворотах, вот и всё. А Гуляев... Гуляев, каким бы он ни был, заслужил хотя бы после смерти получить горсточку справедливости на могилу. И если шанс на другую жизнь Игорь дать ему не мог, то разобраться, кто и за что его убил был обязан. Квартира разила нищетой и запущенностью. Грязный липкий пол, обои отклеивались по швам и кое-где висели лохмотьями. На потолке - пятно от залива, которое никто так и не удосужился закрасить побелкой. Мебели по минимуму, а та, что есть тоже вся какая-то стремная, кривая и несвежая. На дешевый диван в пятнах даже небрезгливый Игорь садиться бы не рискнул. И практически никаких личных вещей, ни фотографий, ни игрушек, и даже из бытовых предметов первой необходимости ничего такого - например, любимая кружка или нарядный свитер - не выделялось. Такое часто встречалось у взрослых, выросших из заброшенных детей, никогда не имевших ничего своего и так и не научившихся доверять жизни достаточно, чтобы хоть к чему-то привязаться. На пороге кухни, где и было обнаружено тело, Гром на мгновение задержался. Простой неосознанный ритуал, помогающий войти в место последнего присутствия человека в этом мире подготовленным. Он не относил себя к той породе сотрудников, которые чуть ли не шаманские танцы на месте преступления устраивали или говорили с покойными, но и с теми, что шутили над погибшими и отпускали скабрезные комментарии тоже старался не иметь ничего общего. И хотя понимал, что второе - это защитная реакция, а первое просто инфантильно, в глубине души к тем, кто, как умел, проявлял уважение к умершим, относился куда лучше. Пол оттерли, отодвинув косоногий стол и два разномастных табурета к стене. На потолке - провод с лампочкой, на подоконнике банка с бычками, а в раковине груда грязной посуды. Запустение в квартире дошло уже до такой стадии, что всё это не воняло, а просто медленно плесневело и распадалось в пыль. Игорь напомнил себе взять это всё дерьмо на анализы. Маловероятно, конечно, что убийца перекусил с жертвой, выкурил сигарету, а потом убил тщательно и осторожно. Но учитывая, что Гуялев был первым известным погибшим, полностью вариант со спонтанным или недостаточно подготовленным нападением отметать было нельзя. Больше тут смотреть было не на что. Завтра криминалисты соберут улики, которые, как надеялся Гром, смогут рассказать больше. Он запер дверь, снова законсервировав серую мертвенность квартиры, и быстро сбежал вниз по лестнице. Хотелось вдохнуть свежего воздуха. - Ну чё, нашел что-нибудь? - Гречка привалился к боку своей ласточки и курил, изящно стряхивая пепел. Судя по бычкам на земле, уже третью. Вот и еще один вариант смерти - легкие забьются смолой и никотином и откажутся работать. Игорь неопределенно хмыкнул. Пока никаких выводов он сделать не мог, а делиться унылыми мыслями стал бы с кем угодно, только не с Гречкой. - Поехали к этому твоему Вове. - Вовчику. Сенька, он был такой... - Гречка уселся на водительское и требовательно протянул раскрытую тонкую ладонь. Игорь на секунду залип, потом вспомнил про ключи и сам завел машину, вызвав демонстративный закат глаз. - Ну типа опущенец. Не в том смысле, что его ебали, хотя я тут свечку не держал, а скорее в том, что его все ни в хуй не ставили никогда. Я не особо охуел, когда узнал, что его порезали. Есть люди, которых типа могут и по-приколу порезать, потому что они ну... Желание такое вызывают, типа сами просят. Ну, не у меня конечно, у уебков ебанутых всяких. Гром кивнул. Синдром жертвы, человек, у которого так и не выросло ни зубов, ни брони. Идеальная первая жертва для того, кто хочет попробовать смерть на вкус. Киа плавно скользила по дороге, вскрывая сияющим корпусом вялотекущий поток машин. Гречка кидал её из ряда в ряд, обгонял, пару раз рисково подрезал, вызвав бурную реакцию в виде возмущенных сигналов в спину. Оба раза довольно скалился в зеркало заднего вида, будто только этого и ждал. Гром ничего не говорил - во-первых, потому что бесполезно, а во-вторых, потому что скорость он любил. Признаваться в этом вслух и провоцировать ещё больше аварийных ситуаций он не собирался, но было в этой гонке что-то, заставлявшее сердце стучать громче. - Че я тебе могу сказать про Вовчика... Вовчик хуила. Вот мне нихуя не стыдно ща, что я так про мертвого. Типа, когда мне сказали, что он сдох, я подумал - прикалываются, потому что реально многие тут ему желали смерти. Он мог и любил вообще снихуя доебаться, и доебывался обычно до таких, как Сеня, кто не мог постоять за себя. Хуй у него что ли был крошечный и он так самоутверждался, я не ебу. - Гречка проскочил на красный, едва не зацепив пару пешеходов, оскалился и довольно заржал. - Опа, пронесло. Видел их ебала? Короче, я могу щас сходу назвать человек десять, кто бы хотел его так вскрыть. Но он, сука, был в курсе, что его ненавидят и всегда был на измене, даже когда синий. Хуй знает, кого так близко подпустил, он даже с блядей никогда глаз не спускал. Я... Они заметили это одновременно, яркое и быстрое, как вспышка, мелькнувшее перед капотом машины. Игорь инстинктивно подался вперед, вытянул руки, как будто бы действительно был супергероем, способным через ветровое стекло замедлить стремительное движение шин по асфальту. И на миг ему даже показалось, что у него вышло, когда резина взвизгнула, оставляя чёрные следы, механизм под ним содрогнулся всеми поршнями и подшипниками в неистовом усилии обмануть физику и прервать плавное скольжение. Грома бросило вперед, ремень безопасности натянулся удушающей хваткой поперек груди, и только это помогло не встретиться лицом с приборной панелью. Инстинкт велел сгруппироваться, подготовиться к удару сзади, или - куда более страшно - удару спереди и перестуку под колесами. Но ни того, ни другого не последовало и Игорь поднял глаза. Девочка лет десяти застыла маленькой восковой фигуркой перед самым капотом машины. Окаменевшая от ужаса, не успевшая ничего понять, но живая и невредимая. Слава корейскому автопрому и надежным тормозным колодкам. Игорь посмотрел на Гречку. Он от его подплавившихся мозгов молниеносной реакции, если честно, не ожидал. Да тот и сам от себя не ожидал такого, видимо, если судить по выражению. Как в замедленной съемке потряс головой, опустил плечи и уставился в стекло невидящим взглядом. Гром хотел было по-дурацки уточнить, всё ли в порядке, но загляделся на пугающую метаморфозу и все слова залипли на языке. Красивое лицо Гречки как-то неуловимо деградировало, как в дурацких ужастиках про вампиров, черты заострились и как будто огрубели, перекосились, и Игорь вдруг осознал что то, что он принял за шок, было чистейшей лютой злобой. И то, что он видел сегодня во время драки, и потом, в кухне, этот взгляд через плечо - всё это не было финальной формой его стремной сути. А вот сейчас, кажется, было. - Ах-х-х ты блядь ебаная! Мелкая поганая пиздючая блядь! - Он дернул ремень, отстегиваясь, и стремительно выдернулся в окно почти наполовину, вцепившись в руль. - Сука ебучая, мразь, я сейчас тебя раскатаю, задушу, вскрою! Привлеченные шумом прохожие останавливались, сзади кто-то попробовал посигналить, но бибикнул один раз и затих. Из толпы на проезжую часть метнулся пацан, обнял девочку, инстинктивно прикрывая собой. - Ты чего, урод! Ты же её чуть... - Чууууть, чуть, сука, щас будет не чуть! Я тебя, уебок, так щас отпизжу, что ты две недели ссать кровью будешь, а потом ещё и выебу, чтобы ты ходить сука не смог, а твоя блядь пиздючая смотреть на это будет! Мотор взревел, дернулся вперед, колеса вхолостую крутанулись по асфальту до вони паленой резины. Дети сжались, почти слились в одно, кто-то было подался вперед с тротуара, но не решился геройствовать. Большая рука Игоря с силой схватила, смяла прямо по бинту с выступившими от удара об руль кровавыми слезками, под пальцами ощутились смещающиеся пока не фатально мелкие косточки. Это, наверное, вспыхнуло болью как ад, но того Гром и добивался. - Ты чего, это ж дети! В себя, сука, приди! Гречка посмотрел на Игоря. Игорь подумал, что на него сейчас бросятся. Драться в салоне машины он не любил, но подумал, что если нужно, сломает ему и нос, и челюсть. Но вместо этого Гречка отвел глаза, газанул еще раз, резко сдал назад, объехал детей и рванул вперед. Гром отвернулся к окну, переосмысливая то, чему сейчас стал свидетелем. Думал. Кем нужно быть, чтобы потрошить людей заживо? А кем нужно быть, чтобы завестись за секунду с нуля до всех ста и угрожать прилюдно расправой парочке ребятишек? Это может быть симптомами одного состояния? Неужели он, Игорь Гром, упускает очевидное, отмахивается от сотни подсказок, и главное, если так, то почему? - Приехали. Автомобиль ткнулся носом в разлапистый куст около неплохо сохранившейся пятиэтажки. Игорь отвернулся от окна и посмотрел на Гречку. Тот умудрился полностью взять себя в руки и выглядел невозмутимым, черты вернулись к своей эстетичной статике. Только на шее под воротник поло уходили ещё не сошедшие уродливые красные пятна. - Ну тррщ мйрр, ну вы чего так смотрите? Никто ж не умер. Пока. Вы как будто не психуете никогда. - Он поднял брови и взглянул так, будто оправдывался за какую-то ерунду. - Ну она же выскочила на дорогу, сама виновата была бы. Но если бы я её сбил - прикиньте, какой хай бы поднялся. Вот я немного и выбесился. Но не всерьез же. Игорь психовал. И свидетели говорили, что их это его состояние до чертиков пугало. Но всё равно, он был готов поклясться, что никогда не позволял своим демонам подняться настолько близко к поверхности. Ну, или на это он надеялся. Он пока не был готов ничего сказать, молча вылез из машины и кивнул в сторону дома, мол, веди. Гречка пожал плечами и направился к одному из утопающих в зелени подъездов. Этот дом разительно отличался от тех двух, где Игорь уже успел побывать сегодня. Тоже не элитное жилье, конечно, но надежный, прошедший проверку временем. Подъезды чистые, на подоконниках цветочки, наверняка бабушки местные поливают. Правда выше второго этажа они не поднялись, потому что Гречка тормознул на лестничной площадке и стал возиться с окном. - Идем, ключей от хаты у меня нет, но я знаю одну хитрость. И он толкнул створку окна наружу, подтянулся на руках и вылез куда-то. Гром подошел посмотреть - выпал что ли? Оказалось, окно выходило на козырек подъезда. Хитрость тут же стала ясна - старая домушническая история, ей лет было больше чем им обоим вместе взятым. Была у некоторых пятиэтажек такая особенность - окна квартир второго этажа находились слишком близко к козырьку подъезда и при определенной ловкости через них можно было проникнуть. То ли никто не обратил внимание на этот существенный архитектурный недостаток, то ли надеялись на пролетарскую честность, но более сообразительные жилцы ставили себе решетки. Вовчик - Якименко Владимир Анатольевич - решетку не поставил. То ли не додумался, то ли рассчитывал на собственный авторитет. Но теперь его авторитет значения не имел. Игорь поднатужился и тоже вылез на засыпанный бычками козырек, а Гречка уже дотянулся и открыл окно слева от козырька. - Я внутрь не полезу, хотя мои пальцы тут точно есть. - Ты к нему лазил? Гречка улыбнулся с самым невинным видом, какой вообще позволяла татуировка на щеке и золотые зубы. - Ну, к нему все лазили. Телик вынесли и кучу другой фигни. Мне-то телик зачем, ты ж видел, у меня свой есть. Игорь пристально на него посмотрел. Прямо-то он так и нее ответил. - Так а что ты тогда взял отсюда? - Ничего. - Он ответил слишком быстро для правды. - Давай, лезь пока бабки местные мусоров не вызвали, неловко выйдет если тебя Валерка загребет, да? Я тебя тут подожду. Он отряхнул от бычков кусочек крыши и уселся по-турецки, привалившись спиной к стене. Аргумент был весомый, действительно, попасться местному участковому в процессе проникновения в чужое жилище было бы более чем неловко. Обдумать свою гипотезу по поводу Гречки Гром мог бы и попозже. Поэтому он перемахнул через подоконник и оказался в квартире человека, всем известного как Вовчик. Владимиру Якименко было тридцать два года. Почти ровесник Игоря, они и росли-то скорее всего почти одинаково - слушали одну музыку, играли в одни игрушки. Только Гром вырос в полицейского, а Якименко - в авторитета средней руки. А ещё Игорь пока был жив, а вот Вовчику повезло меньше. Его квартира разительно отличалась от квартиры Сени Гуляева. Мебель была хорошая, свежий ремонт, на стене белел внушительный квадрат снятого телевизора. Из кухни кое-какую технику тоже вытащили, а вот репродукции картин на стенах с претензией на вкус, кружку с надписью "лучшему голкиперу" и несколько медалей с древних районных соревнований по боксу никто не тронул. Общим было, кажется, только тоскливое запустение осиротевшего жилища, да сдвинутая к стенам кухонная мебель. Чем больше Игорь смотрел, тем меньше ему все это нравилось. Первая и вторая жертвы были совсем разными. Сходными они показались только на фоне третьей, отличающейся от них настолько разительно, что там бы и верблюд с собакой показались роднёй. Но на самом деле даже вращаясь в одних кругах, Гуляев и Якименко были из совершенно разных слоев. И объединяло их почти ничего. Кроме того, что обоих знал Гречка. - Ну что, нашел подпол с долларами? - Он так и сидел там, где Игорь его оставил. Курил опять. Пришла пора Грома неопределенно пожимать плечами. А ещё нужно было, видимо, уже возвращать Гречку Смирнову - обе квартиры-то они посмотрели. - Ну что, поехали... - Поехали кофе пить! - Перебил его информатор, поднимаясь на ноги и отряхивая задницу. - Если вы, тррщ мйрр, позабыли, дома-то я так и не попил его. Игорь вздохнул, но кивнул. Гречка довольно оскалился и притиснулся к нему невзначай теплым боком, когда они спускались вниз по лестнице. В машине они ехали молча, Гречка потянулся включить музыку, но передумал. Вздохнул громко. - Я не убивал ни Сеню, ни Вовчика. Базарю. - А почему я тебе должен верить? - А зачем мне? Ну серьезно, вы ж майор, вы должны шарить - мотив там, вся хуйня. Сеню убивать у меня не было мотива, он же хату на меня не переписал пока, щас она и проебалась. С Вовчиком другое - он меня не переносил, и даже на порог бы не пустил, ну и он был мужик здоровый, типа вас. Башку мне открутить у него бы заняло две минуты где-то. - Он тормознул и припарковался где-то во дворе. Игорь хмыкнул. Аргументы звучали убедительно, только вот психу-то мотив не нужен. Психу нужно алиби, и момент с квартирой в наследство тут сработал бы на отлично. - А я по-твоему за сколько бы у тебя башку открутил? Гречка глянул на него оценивающе, глаза блеснули в сумерках влажно и игриво. - Минут пять, но в зависимости от того, насколько вы рассердитесь. Хотите проверить? Он схватил руку Игоря, ту самую, которой он час назад сжимал ему раненую ладонь, и положил себе на шею. Гром вздрогнул и отдернул её как от ожога, но всё равно успел ощутить и бархатное тепло кожи, и нежный толчок пульса. Ну уж нет, так развести себя он не даст. Обещал вернуть Гречку в участок и вернет. - Не хочешь пробовать открутить мне башку? Ну надо же, какое милосердие. - Мелькнул оскал. - Давай, выбирай себе пойло и по домам. Мне, в отличие от тебя, ещё работать нужно. Дальше шли снова в тишине. Гречка залип в телефон, а у Грома из головы не шло всё то, что он сегодня видел и слышал. Так всегда было, новое дело пускало в мозг свои щупальца и вытесняло все оставшиеся мысли, лезло в голову вместе и вместо всего остального. А ещё вспомнилось дело прокурорской дочки. Оно Грому далось нелегко, потрепало и нервы, и репутацию. И всё равно он не мог его забыть и со спокойным сердцем отложить в своей голове на полку с закрытыми делами. И для этого была вполне определенная причина. У девятнадцатилетней Лизочки Макаровой было всё. Во-первых, конечно, папа-прокурор. В принципе, этим можно было бы и закончить, но судьба не ограничилась одним подарком, поэтому Лиза была ещё и красивой, умной, и, по отзывам знакомых, доброй и простой. Нетипичная характеристика для барышни с деньгами и связями. Может, оттого она и умерла. И умерла нехорошо, не так, как полагается богатой наследнице - если уж им и приходится иногда умирать. Просто однажды осенью не вернулась домой из университета. Семья - отец и младший брат - сначала решили, что она у парня или у подруг. Особой тусовщицей Лизочка не была, поэтому на то, что она валяется в отключке в туалете какого-нибудь клуба, никто не подумал. Сначала. Потом уже, когда она и на следующий вечер домой не явилась, рассматривались все варианты, даже самые стремные. Именно поэтому прокурор Макаров не стал сразу заявлять в полицию, и даже к высокопоставленным приятелям не обратился - мало ли, вытащат лапочку-дочку из какого-нибудь притона на окраине, стыда не оберешься. Попросил начальника охраны, серьезного мужика, из бывших фсошников, пошуршать по своим каналам. Шуршание ничего не дало, потому что к этому времени Лизочка уже третий день лежала мертвая в собственной покореженной машине под высоким откосом малолюдной дороги на выезде из Питера. Дальнобою приспичило поссать, он присмотрел участок около вырванного с мясом куска отбойника, и наткнулся на торчащий в полузатопленном из-за недавних дождей овраге металлолом, который ещё недавно был новенькой панамерой. Шофер офигел от находки, снял её на телефон, выложил во все соцсети, от одноклассников до вместе, и только потом позвонил в полицию. Игоря к расследованию привлекли из-за этого самого видео. Какой-то глазастый пользователь сети разглядел на фото номера машины и смерть прокурорской дочки стала достоянием общественности, а безутешный папаша потребовал, чтобы делом занялся лучший следователь в стране. Лучшего следователя в стране определить было бы проблематично, поэтому обошлись Громом. Правда, к разочарованию господина прокурора, по горячим следам майор ничего не нашел. То есть, нашёл, но совсем не то, что ему бы хотелось. Например, явные признаки того, что тело девушки перетащили на водительское сиденье сразу после аварии. Повреждения на теле - жуткие и не совместимые с жизнью - совсем не соответствовали повреждениям корпуса автомобиля. Водитель пытался вырулить так, чтобы уберечь себя, и основной удар приняла пассажирская сторона. Сиди Лиза за рулем - наверняка поранилась бы, но осталась жива. Дальше - больше. В крови у безупречной девочки-пай обнаружили следы психотропных веществ, а еще незадолго до смерти она занималась сексом и ела шашлык с пивом. В живописную картинку идеальной жизни ложились только эти самые шашлыки, да и то, на личный вкус Игоря. Тут он уже зацепился за эту задачку и стал копать как следует. - Она замутила с дилером. - Раздраженно фыркнул её бывший парень - предсказуемо сын владельца заводов, газет и пароходов, рафинированный на вид и с блестящими перспективами по жизни. Судя по его выражению лица для него даже после гибели Лизы самой трагичной страницей в истории их отношений оставалось именно то, что она его бросила. Впрочем, в более аккуратных выражениях версию про роман с мутным типом не её уровня подтвердили и подружки. Мол, ушла от Вени, потому что стала с кем-то встречаться, скрытничала и сильно изменилась. Постоянно дарила этому человеку недешевые подарки. Даже совершенно разбитый её гибелью младший брат сказал - раньше сестра всегда делилась с ним секретами, а незадолго до смерти закрылась, сбегала из дома и практически перестала проводить время с семьей. Добавил, что однажды, кажется, мельком видел этого человека, высадившего Лизу довольно далеко от ворот дома. Он сам там спрятался покурить и тогда был больше озабочен тем, чтобы его не спалили, чем внешностью того, кого он принял за таксиста, поэтому и описать толком не смог. Игорь тогда собрался расспросить Гречку - уж он-то наверняка был бы в курсе, если кто-то из его приятелей трахал дочку прокурора. Но только Гречки нигде не было, как сквозь землю провалился. Он не отвечал ни по одному из номеров, не появлялся по известным адресам, а узнавать про него у Игната или других информаторов Игорь не мог - нельзя было допустить, чтобы об их сношениях кто-то ещё узнал. Услышал только краем уха, что он вроде бы торопился из Питера уехать, да и всё. Правда, мысли о Гречке у Игоря вскоре ушли на десятый план, потому что от дела Макаровой его отстранили с треском и грохотом. Все эти громовы расспросы, мутившие светлую память об идеальной дочери, прокурору оказались как серпом по яйцам. Ишь чего надумал, предполагать, что его драгоценная дочурка опустилась до романа с какой-то швалью! Поэтому из Москвы быстро явился более достойный следователь, а из дела пропало все, что Гром накопал. Даже отчёт о вскрытии подчистили, убрали оттуда и следы веществ, и следы сексуальной активности, и даже пиво. Шашлык только оставили. Это, видимо, было приемлемо. Новый следак быстро нарасследовал то, что от него требовалось - несчастный случай, ужасная трагедия - получил повышение за отличную работу и умотал обратно в столицу. Прокопенко велел Грому не забивать голову, хотя и его покоробило то, что прокурор репутацию мертвой дочки предпочел поимке её убийцы. Гречка появился спустя месяц, явился под очи Игоря и стал нести какую-то чушь об отдыхе на море, а Гром не мог отвести глаз от свежей татуировки у него на щеке. Что-то не давало ему покоя. - Нравится? Это мороженое, потому что я отморозок. Хочешь, лизни? Лизать Игорь не стал, грубо схватил за подбородок, вывернул шею к себе поближе и провел большим пальцем по рельефу татуировки. Гречка довольно сощурился, но Гром с совершенно практической целью это сделал. Под татуировкой ощущался небольшой, но заметный рубец. Как, например, от разлетевшегося при аварии стекла со стороны водителя. Дело-то было в том, что при массе несовместимых с жизнью травм лицо у Лизы сохранилось пугающе хорошо, один небольшой кровоподтек на виске и все, как восковая маска на изуродованном теле. Но так быть не могло, стекло с водительской стороны пробило веткой и оно стрельнуло внутрь острой крошкой. Наверняка порезало бы того, кто сидел за рулем. А если, допустим, у него не было возможности аккуратно зашить порез и он зарубцевался сам по себе, то лучший вариант его перекрыть - татуировка. А лучший вариант зализать остальные ранения - ушибы, возможно, переломанные ребра - исчезнуть на некоторое время, залечь на дно. Грома эта идея тогда захватила, даром что дело уже было закрыто. Но доказать он ничего не сумел, а Гречка, ясное дело, не спешил признаваться. Ну да, были мелкие разрозненные намеки, вроде неожиданно дорогих часов или брендовых шмоток, но были они в прошлом и пришить их к делу (несуществующему!) не представлялось возможным. И Игорь пошел на сделку с совестью. В конце концов, не было у него ничего кроме догадок и пресловутой чуйки, а Гречка много чего ему мог дать... Во всех смыслах. А вот теперь задумался - если тому хватило духа перетащить умирающую девушку на свое сиденье и скрыться, а потом продолжать жить как ни в чем не бывало, хватило бы ему сейчас ебанутости пойти во все тяжкие? - Гляньте, какая тачка. - Тычок локтем под бок выбил Грома из потока размышлений. Он перевел взгляд туда, куда тыкал пальцем информатор и присвистнул. - Мощный механизм. Кому пришло в голову парковать красный спорткар на не самой людной улице далековато от центра, Игорю в голову не приходило, но идея была определенно дерьмовая. Как минимум потому, что Гречка уставился на машину хищно и недобро. - Слыш, а прикольно наверное такую взять покататься. - Даже не думай. - Нахмурился Игорь. Он поднял руки в защитном жесте. - Не-не, ты че, я ж не угонщик, я такой замок не сломаю. Только если ключи подрезать. Да и ты, наверное, хуй позволишь. Я так, гипотетически. Они еще постояли и помолчали, потом Гречка встрепенулся. - О, слыш, ты же умеешь на телефон фоткать? Гром не понимал, к чему вопрос, поэтому осторожно кивнул. Гречка просиял. - Тогда пофоткай меня у этой хуйни. Игорь неожиданно рассмеялся. То ли его так дешевые понты насмешили, то ли то, что дорогущую машину обозвали незатейливо хуйней. - Это ж убого, ты уверен? - Ну а че, у меня красная спортивная тачка, это красная спортивная тачка. Выложу во вместе, хуй это быдло разберет, моя или нет. Гром подавил очередной смешок и взял телефон. Гречка подошел к машине и принялся позировать в каких-то дурацких пафосных позах, то ли в шутку, то ли всерьез, даже золотую цепочку зубами прикусил. Игорь снова не смог сдержать смех. Ну надо же, давно его ничего не веселило! Он наделал наверное фотографий сто, когда его окликнули. - Эй, майор, а ты быстро бегаешь? - Ну. Гречка усмехнулся ему во все зубы. - Тогда фоткай и побежали. Гром не успел ничего понять, только осознал, что Гречка творит пиздец, когда на экране телефона через камеру увидел, как он лезет на капот машины. - Ты... - Он договорить тоже не успел, даже фотографию, кажется, не сделал, а этот долбаеб влез уже на крышу и от души прыгнул на ней. Сигнализация захлебнулась воем, в ближайшем доме вспыхнули окна, где-то хлопнула дверь. - Ну, бежим! И они побежали. Игорь петлял по дворам, следуя за светлым силуэтом, как Алиса за кроликом, задыхался и снова ощущал, как к горлу подкатывает смех. Глупо, весело, прямо как в детстве, почти забытое чувство бесшабашной радости. Он залетел в очередную подворотню, тормознул на полном ходу, подошвы проскользили по асфальту. Чужие пальцы ухватили за плечи, горячие губы прильнули куда-то к щеке, к челюсти, мазнули по уху. Гром разгоряченный, распаленный выдохнул в чувствительный сгиб между шеей и плечом, отогнул воротник, чтобы дать волю зубам. - Игорь, Игорь, давай прямо здесь, прямо сейчас давай! - Гречка в полутьме снова был то ли собой, то ли бестелесным демоном, он стянул через голову поло, такой беззащитный и развращенный одновременно, прижался спиной к кирпичной стене, потянул за собой Игоря. Обвил руками шею, вдавил в себя почти до боли, рот его мокрый и жаркий был везде одновременно, пальцы скользили под одеждой. Упал на колени прямо на асфальт, погладился головой о живот через рубашку, дал дернуть за волосы, ремень, джинсы - все вниз, и пальцы эти теплые теперь уже совсем рядом ласкали, так хорошо, истома сладкая с ума сводила. Только Гром вдруг понял, что Гречка ему в жизни не сосал и даже на колени перед ним не опускался. Он подозревал, почему так, и никогда не настаивал. Ему и других удовольствий хватало. А сейчас, тут, на улице, он прямо вот так... - Эй, ты... Не надо, если не хочешь. - Отпустил волосы из захвата, погладил по голове. - Конечно не надо. Что хотел я получил. Голос прозвучал сухо, ни капли заполошных, пьяных от желания интонаций. И глаза снизу вверх холодные и насмешливые. Игорь напрягся мигом, но все равно слишком поздно. Гречка вскочил, увернулся мимо его рук, вспрыгнул на мусорный бак, перелетел через забор и скрылся в темноте. Даже не попрощался. Гром было дернулся за ним, но спущенные до колен штаны не позволили, чуть вниз лицом не упал. Аж зарычал от досады, развел как блядь постового! И в карманах, конечно, ни чужого телефона, ни ключей от машины. Вот Смирнову будет радости, злорадствовать как сам Игорь Гром упустил мелкого преступника! Он со злости саданул кулаком по стене. На себя больше злился, на мозг свой пониже пояса. Ну и на Гречку тоже. Доигрался, уебок малолетний! Думал, он умнее будет. А так - просрал свою дружбу с ментом. Если не явится с повинной в течение недели, Игорь его объявит в розыск в связи с делом, и пусть в допросной объясняет, почему его пальчики в квартире обоих убитых и какое у него там алиби. Гром был уверен, что придется это сделать. Злорадствовал даже немного, подтягивая штаны, заглушал какую-то непонятную детскую обиду - как будто на новый год обещали велосипед, а подарили носки. Хотя встретиться им пришлось гораздо скорее, чем они оба планировали.