мне на тебя параллельно

Квартира была хорошая, просторная, с окнами на юг. Наверняка в более погожие дни солнечный свет заливал комнаты. Обстановка, правда, была безвкусная, но и тут нюанс - не бестолковая, из разряда "голь на выдумки хитра", а в лучших традициях новоденежного китча, с ванной на львиных лапах и фальшивой позолотой везде, где только можно вообразить. Игорь поднял со стеклянной столешницы тяжеленную пепельницу то ли из мрамора, то ли из малахита, покрутил в руках. Богато. Такой бы черепушки проламывать. Но погибшему, тупо пялившемуся сейчас в потолок кухни остекленевшими глазами, на простую и относительно легкую смерть не повезло. При жизни он был крупным и наверняка сильным мужчиной, но против глубоких резаных ран физическая сила оказалась бесполезна. - Тот же убийца? - Гром постарался поставить пепельницу на место так осторожно, как мог, но силикон перчаток соскользнул с отшлифованной поверхности и каменюка устрашающе грохнула о стекло. Нежность рук никогда не была его сильной стороной. - Пока наверняка сказать не могу. - Женским голосом сказала затянутая в пластиковый защитный комбинезон фигура. - И все сказанное сейчас будет лишь глупым теоретизированием, но ты, Игорь, ведь не отстанешь просто так? Поэтому сразу отмечу - на телах предыдущих жертв, по крайней мере на тех, которые можно было осмотреть, не было такого количества поверхностных порезов. То есть, их вообще не было, и это не характерная для нашего убийцы черта - до этого момента он орудовал ножом четко и выверенно, ни одного лишнего движения. Жестоко, но прагматично. И кажущиеся фатальными раны и на этот раз тоже именно такие. Но этому бедняге, кажется, ещё и до того успели пустить кровь. И тут совсем другой вид садизма, это почти царапины, но их много, на лице и шее в особенности. И если это тот же преступник, то ума не приложу, что могло заставить его так изменить ход действий. Впрочем, прикладывать ум - это уже не мое дело, а твое. При первом знакомстве с Ангелиной Петровной было сложно предположить, чему она посвятила жизнь. Эта высокая, чопорная пожилая женщина, выражавшаяся языком, сошедшим то ли со страниц романов девятнадцатого века, то ли с экранов старых черно-белых советских кинолент, напоминала скорее университетскую преподавательницу. Но уж точно никак не отменного судмедэксперта. Более близкое знакомство делило всех следователей, которым довелось с ней поработать, на две группы. Большую группу составляли те, кто терпел её жесткую прямолинейность и строгость ради профессионализма. В меньшую входили те, кому, как и Игорю, общение с Ангелиной Петровной доставляло искреннее удовольствие. Сейчас, правда, ничего приятного в их беседе не было. Выбирать приходилось из двух стульев. На одном была новая жертва неуловимого пока маньяка, и без того пугающие преступления которого СМИ раздували до какой-то совсем абсурдной голливудщины. На втором восседал жестокий, умелый и хитрый подражатель. И Гром не мог решить, что из этого хуже. И это не говоря о табуреточке, на которой скромно пристроилась почти романтическая версия о том, что первый маньяк подцепил себе подельника с другими методами работы, но не менее извращенным умом. - А орудие убийства то же самое? И какая разница во времени между нанесением этих царапин и резаных ран? - Игорь знал, что стреляет вхолостую, но ему отчаянно необходима была хоть какая-то информация, чтобы запустить механизм работы мозга. - Ну, теоретически. Судмедэксперт выразительно промолчала, и для неё это уже было вежливым ответом. Какого-нибудь следака, к которому она относилась менее дружественно, чем к майору, ждала бы колкость. Гром подавил тяжкий вздох. Нужно было осмотреть место преступления. Несмотря на общую безысходность положения, весь процесс будил в нем легкий и не слишком приличный в сложившихся обстоятельствах - все же человек на полу умер жестокой смертью - азарт. Это было первое место преступления по делу Мясника, на котором он работал как полноправный глава следственной группы. Оно не было затоптано и замыто другими, ключевые улики оставались на своих местах, сам воздух в комнатах хранил отпечаток дыхания преступника. Да и тело Игорь мог увидеть именно там, где его нашли, в первозданном ужасающем виде, а не обмытое и обезличенное, на холодном столе морга. - Личность уже удалось установить? - Предположительно это хозяин квартиры. Его опознали сосед и приятель, который и обнаружил тело. Кроме того, в прихожей на полу лежала мужская барсетка, в которой мы нашли документы на имя... Секунду. - Ксюша Зайцева углубилась в записи на планшете. Она держалась молодцом, профессионально, и только по легкому развороту плеч сотрудницы в направлении от кухни Гром мог понять, что ей меньше всего хочется снова увидеть находящееся там тело. - Свиньков Константин Георгиевич. Странно, но имя кажется знакомым... Ну ещё бы. Игорь постарался сдержать досаду, но она раздулась внутри него как наполненный говном воздушный шарик и вылилась в удар кулаком по дверному косяку. Привычная Зайцева даже не вздрогнула, только кивнула самой себе и нахмурилась. - Ну точно, по делу Якименко проходил. С ним же так и не поговорили? И не поговорим теперь, видимо. - Даже у хороших девочек спустя определенное время работы в убойном прорезалось плохое чувство юмора. Гром стиснул кулаки. Ну конечно, когда бы они успели поговорить со Свиньковым! Начальство вынуждало их кидать все силы на расследование исключительно обстоятельств гибели Ильи Коревского, тупо и слепо отрицая, что убийства сына банкира и двух более или менее маргинальных граждан взаимосвязаны. И что внимание необходимо уделить всем жертвам - если не с позиции гуманности и справедливости, то хотя бы с позиции здорового прагматизма. Черт, да ему только на то, чтобы убедить руководящих ослов объединить эти дела в одно пришлось потратить несколько дней, и это с учетом, что Прокопенко принял его сторону почти сразу! И вот вам результат - близкий друг второй жертвы тоже убит. Чего такого он знал, что привело к его смерти? И мог ли Гром его спасти, если бы выделил людей на один простой допрос? И действительно ли все четыре (уже четыре!) преступления связаны? Потому что ему и думать не нужно было, чтобы назвать человека, близко знавшего всех жертв, кроме Коревского. И хотя этих троих наверняка знало еще множество народу, тот, кто приходил на ум Грому был в некотором роде особенным. - Перепроверьте, хозяин ли это квартиры и если да - тот ли это Свиньков, с которым мы собирались поговорить. - Скомандовал он, придушивая раздражение и упорядочивая мысли. Нужно было действовать разумно, не тратить ресурсы следствия на погоню за всеми версиями сразу. Шанс был мал, но напороться на примитивнейшую ошибку и принять за константу личность погибшего только со слов двух знавших его людей и документов в квартире было недопустимо. Как и просрать возможного еще живого свидетеля только потому, что их труп оказался его тезкой. Ксюша кивнула и отошла, а к Игорю тотчас подскочил Цветков. Он был бледноват, хотя сам вечно не давал жизни всем стажерам, которые блевали на своем первом убийстве. - Дверь не взломана, открыта снаружи. Камер в подъезде и около него нет, но я уже запросил в ГИБДД записи с ближайших дорожных камер за последние сорок восемь часов. Только чур не я их смотрю! - Он рапортовал бодро, видимо старался таким образом компенсировать недостойное поведение желудка. И даже в такой ситуации пытался увильнуть от скучных заданий. Типичный Цветков. Не будь дело таким сраным, Гром может быть и принял бы его пожелания к сведению. Но с учетом всех обстоятельства это бесило, и он напомнил себе потом именно Костика усадить за просмотр видеозаписей. Потому что хороший следак должен быть не только решителен и сообразителен, но также терпелив и внимателен. - Необходимо восстановить последние двадцать четыре часа жизни погибшего - и это минимум. Как только будет подтверждена его личность, бери Пашку Серкова и начинайте копать, мне эта информация нужна будет к трем. Цветков скуксился, но кивнул. До слуха Игоря долетели возмущенные бормотания, что-то вроде "ну и откуда я эту долбаную информацию возьму, из жопы высру что ли". Но он знал, что хоть что-то Костя да притащит. Характер у него был не сахар, но быстро и результативно рыть землю он умел. А ещё умел располагать к себе случайных свидетелей, потому что в мелкой дозировке его чувство юмора и напористость могли быть даже обаятельными. Игорь вздохнул. Пользуясь секундным затишьем, прислушался к себе, стараясь уловить, что ему говорит чуйка. Она молчала, а вот приступ головокружения чуть не сшиб с ног. В буквальном смысле, Грому даже пришлось ухватиться рукой за стену. Он пораженно потряс головой, приходя в себя, быстро выпрямился и огляделся, не желая, чтобы кто-то заметил позорный момент слабости. Но, к его облегчению, все в этом кровавом муравейнике были заняты своими делами. Да, детальный осмотр квартиры мог и подождать. Он приедет сюда позже, когда остальные закончат работу, и все тщательно изучит. А сейчас нужно было глотнуть свежего воздуха. Неудивительно, что организм сдавал - Игорь в последний раз спал почти полтора суток назад, задремал на пару часов на диване в импровизированной комнате отдыха в чулане. Проснулся не только не посвежевшим, но и с ноющей спиной. А теперь, с этим новым трупом, ему не придется спать еще бог знает сколько. Гром умел мобилизировать силы в процессе сложных расследований, но сейчас, кажется, мобилизировать-то было уже почти нечего. На улице стало немного полегче. В голове прояснилось, земля под ногами снова стала твердой. Он широко махнул несколько раз руками, попрыгал на месте, провел пару ударов невидимому противнику, чтобы разбудить и тело, а заодно доказать самому себе, что никуда его отличная физическая форма не делась. В идеале, принять бы холодный душ и выпить хорошего крепкого чая, а не той бурды, что текла из кофемашины в отделе. Организм давал ему взаймы эти последние капли энергии. И, Игорь это отлично знал, дотянуть он мог максимум до вечера. А потом должно было наступить муторное отупение, когда на простейшие задачи он будет тратить до нелепого много времени. Тогда точно придется поспать еще хотя бы часа три. Но это будет нескоро, а пока солнце было еще высоко и нужно было работать. С места преступления Гром вернулся прямо в отдел, попросил одного из постовых подкинуть на служебной машине. Нужно было составить план работы, наметить основные направления, раздать задания сотрудникам. Отчитаться перед Прокопенко, в конце концов. Гром терпеть всего этого не мог, он вообще каждый раз еле соглашался стать главой следственной группы. Ему всегда казалось, что в одиночку, слушаясь только самого себя и только самому себе раздавая указания, выходило действовать куда продуктивнее. Но каким бы первоклассным полицейским он не был, на иные дела требовалось намного больше сил и времени, чем было у одного человека. Сейчас они и так не успевали допросить всех свидетелей и прощупать все перспективные версии. Но хуже всего было то, что когда Игорь работал не один, на него тяжким грузом падала ответственность за все решения, которые он вынужден был принимать за других людей. Например, за недавнее решение пойти на поводу у начальства. И направить свободного следователя на совершенно бесполезную беседу с хозяином клуба, в котором в последний раз видели убитого мажора, а не на допрос Свинькова. И возможно, тем самым приговорить последнего к смерти. Гром стиснул зубы и с силой дернул на себя ящик стола. Изгрызть себя он успеет и потом, когда схватит убийцу. А сейчас на это не было времени. А ещё у него больше не было запасных чистых футболок. После каждого крупного расследования он притаскивал в отдел целую стопку выстиранных и в большинстве своем отглаженных футболок и рубашек, и сгружал их в нижний ящик. Делал Игорь это единственно за тем, чтобы истратить их все в первую же бессонную неделю следующего крупного расследования, когда ночевка дома снова окажется недопустимой роскошью. Та футболка, что сейчас была на нем, свежестью не отличалась, но уже подсохла после дождя и не воняла, поэтому Гром решил, что сойдет. Вечером он сгоняет домой и закинет вещи в стиралку на быстрый цикл, и пока они будут крутиться и сушиться как раз успеет поспать. Душ, как и хороший чай, тоже откладывались на неопределенное время, в чашке плескалась бурда из кофемашины, а на столе уже ждала папка с делом Свинькова. Выяснилось, что это, к сожалению, все-таки тот самый Свиньков. Опознать его помогли старые армейские татуировки на спине и на запястьях. Биография Константина Георгиевича не сильно отличалась от биографии его друга Вовчика. Свиньков был на пару лет постарше, но росли они в одном районе, вместе служили в армии, где плотно скорешились. Потом проходили по паре дел вместе в родных местах. В единственном деле, которое удалось довести до суда, организатором шел Вовчик. Свинькову вменили тяжкие телесные и покушение на убийство, но от части обвинений адвокату удалось его отмазать. Такую же динамику их отношения сохранили и после того, как товарищи перебрались в Питер. Якименко был мозгом, а Свиньков - преданными и верными кулаками. После смерти Вовчика положение Свинькова стало шатким - он очевидно не был создан для лидерства. А кто был? Игорь взял ручку, открыл блокнот на пустой странице и крупно написал: "кому мешал Свиньков?". Вообще, вся деятельность Якименко в Питере пока представляла собой одно большое белое пятно. Официальный канал связи между отделами сообщил ему, что информация находится в разработке и нужно направить запрос. Гром понимал, что это на самом деле означает - что карьерист и сволочь полковник Огуреев, заправлявший отделом по борьбе с организованной преступностью, так и не простил ему самовольности и сорванного крупного захвата. И, возможно, сломанной руки. Но как Игорю оставалось еще действовать, когда жизни трех человек висели на волоске, а этот идиот запрещал вмешиваться и требовал ждать, пока он доведет свою долбаную операцию до конца? Так что с этой стороны к деятельности Вовчика подобраться было непросто. Тем более, что Артур Воргосян, один из лучших следователей отдела и по совместительству хороший товарищ Игоря, которому плюнуть на указку Огуреева и неофициально поделиться информацией было в охотку, пока находился вне зоны доступа. Гром вздохнул и потер виски. Не расследование, а какая-то пляска на минном поле. Только вместе взрывчатки - чужие гнилые амбиции, тупость и узкомыслие. - Я тут нашел кое-что. - Без прелюдий сообщил Цветков, плюхаясь на ближайший стул. - Мы с Пашкой нашли, то есть. Игорь кивнул, мол, говори, не стесняйся. Костик торжественно открыл записную книжку в кожаной обложке - в отличие от Зайцевой с ее планшетом, он предпочитал классический способ ведения рабочих записей. - И так, господина Свинькова в последний раз видели в прошлый четверг в стрипушнике средней руки под волнующим названием "Экстаз". Казалось бы, очень неплохой вариант последнего дня жизни. Но, пока ты не начал захлебываться слюной от зависти, сообщаю - тусовался он там не с секси девочками, а с мальчиками. Секси или нет не знаю, но судя по описанию, которое дала мне некая Сибирякова Екатерина Михайловна, которая работает там танцовщицей, сношали именно Свинькова. Игорь азартно подался вперед. Неужели зацепка? Довольный его реакцией Цветков продолжил. - Ага. Двое молодых людей сняли випку на Свинькова, как сюрприз. Она должна была там танцевать, но они очень вежливо попросили ее там не появляться. Стрипуха эта их описала очень расплывчато, сказала, что у одного бросилась в глаза крупная татуировка на груди и поменьше на руках, а у второго вроде что-то с носом не так было. У меня сложилось впечатление, что она их лучше знала, может даже лично. Просто испугалась сдать, но и полностью соврать тоже не решилась. Татуировки на руках. Ему снова стало неспокойно. Игорь никак не мог понять, чуйка это или просто он уже совсем едет кукухой. - ...мы, конечно, опросим и других девочек. По камерам глухо, связались с админом и он сказал, что из-за конфиденциальности они ничего нигде не пишут, даже на парковке нет видеозаписи. Как всегда, пошарим по уличным, но там тихое место, вряд ли что-то найдется. Короче, после четверга наш Свиньков как в воду канул, поэтому этот мужик, кореш его, который его нашел, и забеспокоился. Цветков давно уже ушел, а Грому не сиделось на месте. Строки никак не хотели фокусироваться в мозгу, и когда он поймал себя на том, что в третий раз перечитывает один и тот же абзац, то решительно поднялся со стула. Он чувствовал себя дураком, но дураком целеустремленным. Нужно был просто закрыть этот гештальт, успокоиться раз и навсегда и вернуться к действительно важным версиям. Игорь ни на что не надеялся, когда возвращался к тому месту, где утром нашел Гречку. Но, к его удивлению, красный автомобиль стоял на том же самом месте, только теперь был припаркован поаккуратнее. Хозяин машины тоже нашелся в ней, точно в такой же позе, в какой Гром видел его в прошлый раз, в отрубе лицом на руле. С долю секунды он сомневался, стоит ли снова будить его. Их утреннее взаимодействие в этой же тачке оставило неясный, но тягостный осадок. Но Игорь, в конце-то концов, был не мальчишкой, который мог позволить себе ломаться, а полицейским, у которого был долг. И потому, чувствуя себя не то полным мудаком, не то полным дураком, он снова постучал в окно. На этот раз потребовалось меньше времени, чтобы привести Гречку в чувство, потому что он зашевелился и поднял голову после первых нескольких ударов. Потер глаза тыльной стороной ладони, ухмыльнулся и опустил стекло. В нос снова ударил запах перегара, но теперь он был слабее и мешался с привычным ароматом прохладных духов. - Вы че, тррщ мйрр, в деменции уже? Вы ж меня пару часов назад уже тут видели. Проверьтесь у доктора, может от переутомления в мозгу что-то начало... Игорю не было интереса слушать, как Гречка изголяется, настроения болтать тоже не было, поэтому он просто дернул дверь на себя. На удивление, она оказалась не заперта. - Перелезай на пассажирское, и не смей приставать, а то ударю. Гречка закряхтел, перевалился через коробку передач. Потом цокнул языком и закатил глаза, застонал и спрятал лицо в ладонях. Оттуда глухо пробурчал: - Можно было и без угроз попросить, и вообще, я всего-то хотел вам как хороший мальчик и честный гражданин сделать приятное. Так сказать, отблагодарить за неусыпную заботу о моей безопасности. Но нет так нет, только вот зачем я вам снова потребовался? Он убрал руки от лица и скрестил их на груди в попытке выглядеть построже, но держать спину прямо в его состоянии было нелегкой задачей. Поэтому он снова издал жалобный звук и откинулся на сиденье. Игорю не хотелось ему сочувствовать - в конце концов, все указывало на то, что он этой ночью водил пьяным, а уж для потенциального виновника ДТП в нем жалости не было совершенно точно. Но если Гречка не доводил свои дерзости до конца, значит ему действительно было хуевато. И Гром вдруг подумал, что тому тоже не помешает чашка крепкого чая. - Я уже сказал - нужно поговорить. О том, что тема разговора за прошедшие часы незаметно, но очень удобно сменилась на куда более безопасную, Игорь предпочел не упоминать. Впрочем, тут тоже нужно было хорошенько все продумать, чего Гром не сделал. потому что не ждал найти Гречку так скоро. Если тот хоть как-то был причастен, то наверняка будет цепляться за все ниточки, которые даст ему Гром, чтобы избежать ответственности. Да и в случае, если смерть Свинькова никаким образом его не касалась, все равно не было гарантий, что юркий информатор не соврет - пусть даже просто из вредности. Или из обиды на отвергнутую попытку заняться сексом. А вот об этом сейчас думать нужно было в последнюю очередь. Игорь завел автомобиль, вырулил на дорогу и попытался выкинуть лишнюю мысль из головы. Покосился на Гречку, чтобы напомнить себе, что ничего таинственного или особо сексуального в нем нет, и вдруг заметил у него почти ровно на щеке какое-то покрасневшее пятно. Пригляделся и смешок так и вырвался наружу, хотя ничего даже отдаленно забавного в том, что на лице у его информатора четко отпечаталась с руля буква К не было. - Да че вы ржете-то? - Обиделся Гречка, вяло приоткрывая глаза. - Мне расскажите, вместе посмеемся. Игорь молча повернул зеркало заднего вида так, чтобы тот мог рассмотреть себя во всех деталях, включая этот дурацкий отпечаток на щеке. - Да ебана... - Гречк слегка оживился, повертелся, выбирая ракурс, в котором отражение было видно лучше всего, потрогал кончиками пальцев рельеф буквы. - Ну с другой стороны это же "к". К - значит Кирилл. Я иногда сам забываю, что у меня в паспорте есть какое-то имя, если честно... А мои пацаны не ебу, знают ли вообще, что меня зовут не как блядскую крупу. Гром снова не удержался от смешка, на этот раз удивленного. Он не ожидал, что Гречка способен на что-то вроде самоиронии в принципе, а уж в похмельной полукоме тем более. Видеть его шутящим над своим драгоценным лицом было непривычно, забавно и почти приятно. Почти - потому что на самом деле Гречка не должен был ни у кого вызвать никаких приятных эмоций. - Попроси их на двадцать пять подарить тебе именной торт, вот и узнаешь, помнят ли они твое имя. - Ну вы чего, тррщ мйррр! Мне ж не двенадцать лет. Хотя именной торт мне и на двенадцать не дарили. А реализовывать свои детские мечты когда ты уже взрослый - полная хуйня. Гром уже открыл рот, чтобы ответить, но вдруг осознал, что лучше будет промолчать. Не смотря на то, что общались они довольно давно, а в последнее время ещё и значительно чаще, чем полагалось бы информатору и полицейскому, Гречка крайне редко пускал его в свое личное. Если уж они и говорили не по делу, то тот обычно либо флиртовал, либо дерзил. И не то, чтобы Игорю когда-то на самом деле было интересно залезать ему в душу, все равно никаких тайных сокровищ там не было, одна темнота и сырость. Но что-то в том, что Гречка расценивал именной праздничный торт как детскую мечту, задело сейчас какой-то не омертвевший пока участок его собственного нутра. И отчего-то не захотелось спугивать эту случайную откровенность грубой шуткой или даже осторожным вопросом. - Ух, чет меня укачало. - Проныл Гречка, видимо так и не ухвативший свою случайную откровенность за хвост. - Тормозни, а то щас блевану. И может пивка мне купишь? Башка трещит. Нет, так дело не пойдет. Поговорить с ним и развеять мрачные сомнения, либо, на худой конец, подтвердить их, Игорю было просто необходимо. Он не мог продолжать копать, старательно обходя этот почти личный вопрос, потому что такая избирательность вполне могла сбить весь ход расследования к чертям собачьим. Грохот дела, карьеры и жизни следака, которому личные проблемы застилали взгляд, почти всегда был оглушающим, и слышать его Грому приходилось не раз. Он бы не пошел на такую сделку с совестью и ради близкого человека, что уж говорить о дурном мальчишке. Но допрашивать Гречку в таком состоянии было невозможно. Если тащить его в отдел и сажать в допросную, он наверняка устроит жуткую истерику и точно ничего не скажет, а потом ещё и не выйдет больше на связь примерно никогда. Да и как бы Игорю ни противно было это признавать, элемент личного тут все же присутствовал. Он ведь порядочно прикопал себя под слоем риска, однажды решившись на секс, и навалил ещё целый камаз поверх, поддавшись соблазну продолжить эти отношения. Он был убежден, что в критической ситуации это не помешало бы принятию решения. Но пока все казалось очень зыбким и не совсем того стоящим, и Гром не хотел рубить с плеча сук, на котором сам сидел. С Гречкой в принципе было сомнительно говорить сейчас. Он все еще был пьян, а Игорь по опыту знал, что все поговорки про откровенность пьяных правдивы лишь наполовину. Иных наоборот несло в дебри вранья, а алкоголь помогал поверить в собственные бредни, поэтому читать их в таком состоянии было непросто. И если в других ситуациях опьянение Гречки чем угодно Грома не смущало, поскольку врать тому не было смысла, то теперь он не был уверен, что действительно сумеет распознать ложь. Особенно когда сам был недалек от того, чтобы заснуть на руле и отпечатать себе на лоб "И" - то ли в честь Игоря, то ли в честь похотливого идиота. Он притормозил, давая Гречке отдышаться и придти в себя. Чуть дальше по тротуару маячила вывеска какой-то кофейни. Гром не был уверен, что оно того стоит, но он и так уже потерял слишком много драгоценного времени. Во время расследования счет всегда шел на минуты - каждый миг промедления мог отсчитываться от жизни потенциальной новой жертвы. - Вылезай, идем чай пить. Гречка поднял на него глаза с искренним непониманием, но Игорь не дал ему ни возразить, ни выкинуть новую шутку. Подхватил за локоток и потащил в кафешку. Гречка явно не был настолько слаб, насколько пытался изобразить, когда жарко и томно повис на плече у Игоря. Сгрузить его на мягкий диванчик оказалось изрядным облегчением - а ведь пацан совсем не выглядел настолько тяжелым. По диванчику он грациозно растекся, вытянул ноги в кожаных штанах (и как не сопрел в такую погоду!), откинул голову на спинку и драматично застонал. Ни дать ни взять, умирающий поэт на картинах художников времен Ренессанса. Гром хмыкнул. Показушник, блин. Бариста смерил его подозрительным взглядом, но сменил гнев на милость, когда получил заказ на круглую сумму - в столовую на обед Игорь уже не успевал, а есть хотелось. Поэтому пришлось взять какие-то до нелепости дорогие сэндвичи, которые на вид были один в один такие же, как те, что продавались в автомате в отделе по сто рублей. Еще он заказал две чашки крепкого черного чая и одну - кофе. Гречке предназначался только чай и, если будет вести себя хорошо, может половинка сэндвича. Но заказ пришлось приносить за столик двумя ходками, и когда он вернулся с чашками чая, от кофе уже осталась половина, а от каждого из двух сэндвичей было откусано по приличному куску. - Кофе ниче так, хотя сэндвичи говно. Дай чай попробую. - Подтытожил Гречка, не дав Игорю даже возмутиться. Выглядел он уже куда более живым и здоровым, в кондиции для допроса по всем правилам. Но тащить его обратно в машину и совершенно точно нарваться на скандал на глазах у сослуживцев ни сил, ни желания так и не появилось. Поэтому Гром просто отобрал у него кофе и сэндвич с курицей и сунул в руки чашку чая. - Пей и трезвей, от разговора все равно не отвертишься. Гречка беспечно пожал плечами и сыпанул в чашку половину сахарницы. То, что сэндвич действительно оказался говном, настроения никак не улучшило. Игорь смотрел на своего информатора, который изящно размешивал ложечкой сахар и казался совершенно ничем в этой жизни не озабоченным, красивым и до раздражающего праздным. Совсем другой человек, чем тот, который утром зло и отчаянно фальшиво пытался домогаться до него в автомобиле. И что из этого было маской? Или он действительно был благословлен умением свайпать физические и ментальные состояния, словно фотки в тиндере? - Ну чего смотрите, я знаю, что секси, но вы б хоть на людях постыдились. - Гречка хихикнул и кинул на Игоря откровенно игривый взгляд поверх чашки с кофе. Точно пришел в себя, если вообще когда-то из себя выходил. Голубая рубашка делала его глаза совершенно нереально синими, как волны на белых пляжах, на которых ни один из них в жизни не имел шанса оказаться. - Утром сами отказались, а сейчас все, предложение закончилось, теперь этот лот вам уже не доступен. Игорь закатил глаза, зарегистрировал на автомате это выражение лица и ощутил укол раздражения. Вот блин, набрался же всяких манерных жестов! А ещё его раздражала собственная реакция на улучшившееся настроение Гречки. Признаваться в этом не хотелось, но легкие подколы его забавляли как что-то привычное и почти приятное. Такими темпами он и к бронебойным шуточкам Цветкова выработает иммунитет. Гром утешил себя тем, что просто слишком долго был один, поэтому любое относительно постоянное присутствие в его жизни любого неформального общения регистрировалось изголодавшимся по дружбе мозгом как приятное. Впрочем, эта отговорка становилась со временем довольно поношенной и с каждым разом все менее убедительной. Как бы не пришлось в самый неподходящий момент сочинять новую. - Я на тебя смотрю, потому что мне интересно, что ты такого делал прошлой ночью, что я тебя утром нашел у себя на пороге. Вместо ответа Гречка подтянул к себе тарелочку с его сэндвичем. Гром перетянул ее обратно, потому что хотя наверняка тот, что с курицей, был ровно таким же пресным, как и его с ветчиной, отдавать его он не собирался из принципа. Вдруг одна теплая ладонь накрыла его руку, и пока Игорь пытался расшифровать эту внезапную романтичность, вторая сцапала сэндвич с тарелки и кинула его на пол. Бариста уставился на них из-за стойки, Гречка стеклянно уставился на него в ответ, и тот вынужден был отвернуться. Гром его не осуждал. - Ну зачем ты это сделал? - Расстроенно спросил Игорь, имея в виду не то до сих пор накрытую приятным теплом руку, не то сэндвич на полу, не то нервного баристу. Гречка пожал плечами. - Не мое - значит ничье. Потом сжал пальцы Игоря, невинно улыбнулся и убрал ладонь. Досада поднялась в груди с новой силой, и теперь Гром точно знал, что с сэндвичем это никак не связано. Его просто бесило, что он снова купился на одну из этих донельзя банальных тактильных ловушек. - Звучит довольно маньячно. - Это только еды касается, не ссыте. Игорь вздохнул. Те остатки кофе, которые он успел допить, пока совсем не бодрили. Гречка откинулся на спинку диванчика, расставил ноги и толкнул его коленкой под столом. Видимо, этой атаки он не планировал, потому что сразу же разомкнул контакт, даже его не заметив. - Ты не ответил на вопрос. - О, а это был вопрос, а не стариковские нравоучения? Тогда вот ответ - я нихуя не помню. - И он изящно пожал плечами, по ключицам перекатилась цепочка. Гром ждал, что он еще скажет, но Гречка хранил молчание. Видимо считал, что вопрос исчерпан. Боже, ну как же иногда хотелось сделать ему больно! Вот например сейчас, взять да ударить лицом об стол, чтобы выбить всю эту дурацкую игривость. Пришлось сдержаться, потому что зажившим лицо у Гречки смотрелось все же куда лучше, чем разбитым. - А где ты был в четверг? Теперь колено упиралось ему в ногу с внутренней стороны совершенно намеренно, нагло и сильно. Улыбка сверкнула золотом, темные ресницы затрепетали. - Не помню. Гаденыш издевался. Специально, потому что ему было что скрывать, или просто дразнил - неважно. Это в любом случае выводило из себя. И, что еще хуже, ни на миллиметр не очерчивало круг версий. Игорь поднялся из-за стола так резко, что пустая чашка упала на блюдце и звякнула, а стул скрипнул об пол. Гречка чуть напрягся, но позу сохранил обманчиво-расслабленную. - Идем, в другом месте поговорим. Гречка сложил руки в замок под подбородком. - Ко мне или к тебе? - К тебе. И хотя Игорь пока не полностью придумал, что будет делать, когда окажется в сдвоенной квартире, искреннее тревожное недоумение, омрачившее красивое лицо, стоило этого экспромта. Вот на этот раз квартира выглядела именно так, как Гром себе представлял гречкино жилище. Пахло куревом, выпивкой, повсюду был разбросан мусор. - Не разувайтесь, тут грязно. - Кисло предупредил Гречка. Игорь отметил, что он, кажется, не слишком рад демонстрировать свою квартиру в таком виде. - Ну так что, бить будете? Тогда давайте лучше на кровати. Гром покачал головой. Соблазн, конечно, был, но пока он ещё не дошел до той точки кипения, когда бы ему поддался. Прошел дальше по коридору, оглядываясь. Могло ли тут быть место преступления? Мог ли последний вечер своей жизни Свиньков провести тут? - Что у тебя здесь случилось? Гречка фыркнул, сморщив нос. - Вообще, ничего особенного. Небольшая дружеская вечеринка. Чай, кофе, потанцуем? Или вы попили в кафе и больше ничего не будете? В стену гостиной был забит столовый нож. Игорь взял себе на заметку - нужно будет его аккуратно достать и отдать на экспертизу. Что же могло случиться? Тусовка, на которой, судя по пустым и полупустым бутылкам на всех горизонтальных поверхностях, было море алкоголя и наверняка не меньше веществ, превратилась в кровавую оргию и один из участников был убит? Нередкий паттерн, разве что за исключением хирургически точных разрезов и почти полной имитации образа действий маньяка. Может, кто-то из ближнего круга Гречки обладает этими навыками? И как тогда в этом замешан его информатор? Просто как свидетель, чья вина состоит лишь в том, что он ничего не сообщил в полицию? Или же он коварный подстрекатель? - Чего загрузились-то так? - Гречка вкрадчиво подошел сзади и положил обе руки Грому на плечи. И умеет же двигаться совершенно беззвучно! Если не избавится от привычки подкрадываться, однажды точно случайно от него выхватит, чисто на рефлексах. - Работа замучила? Сильные тонкие пальцы принялись осторожно мять его плечи. Это вовсе не было неприятно, будь это другая ситуация и другой человек, Игорь бы не сдержал удовлетворенного мычания. Но сейчас он просто повел плечами, сбрасывая чужие ладони. - Прекращай. У тебя вчера была эта вечеринка? - Не, позавчера. Вроде бы. - И кто может подтвердить? Гречка приподнял брови и посмотрел на Игоря с таким возмущением, будто ему предложили что-то недопустимое. - Я что, подозреваемый? - В голосе слышалась глубочайшая обида. Грома такое не пронимало. - Просто интересуюсь твоей жизнью. - Да все могут подтвердить. - Гречка отмахнулся и улегся на диван, который при всем царящем вокруг хаосе оставался девственно чистым. - Илюха с Суриком... Мансуром то есть, друзья мои, потом, Руслан Волошев, Севернов, твой тезка, кстати, Игорь, баба его, вообще куча всяких баб. Энджи может аж детально описать, чем мы занимались. - Он подмигнул и хлопнул себя по бедру. Гром ощутил липкость и духоту. - Ну а вчера ночью тогда где был? - Игорь сел ему в ноги, и Гречка тотчас же закинул их ему на колени. - Ну хорошо, поможешь мне тут прибраться - расскажу. Я ж не подозреваемый, значит, могу позволить себе ставить маленькие условия. Гулька всегда больше берет, если мусор выносит. Гром взвесил еще раз, чего ему будет стоить ударить наглого пидораса. Потом вздохнул, внутренне уже на все согласный, но не желающий показывать это открыто. - Ты, значит, сам не убираешься? Кучеряво живешь для бывшего детдомовца. Гречка слегка ткнул его мыском кроссовка. - Не стигматизируй. То, что я из детдома, не означает что я ебучий отщепенец. Полно примеров успешных сирот, вот наверное ебаный Серега Разумовский тоже себе сам хату не пидорит. Непривычно заумные слова в первой половине предложения гармонично оттенились матом во второй, поэтому Игорь не удивился ни отщепенцу, ни стигматизированию. А вот кое-что другое его зацепило, он поразился, как раньше не сложил один плюс один. - Ты же знал Разумовского по интернату, точно? Гречка сморщил нос. - Да, но слегонца. Я еще из пиздючества не вышел, когда он выпускался от нас, но на этот его блядский аукцион невиданной щедрости с благотворительностью и всей хуйней не успел уже. Вот че четко помню, так это как его ебырь мне челюсть сломал... - Гречка потянулся, вытянув вверх руки. - Ну я там сам проебался, открыл пасть на кусок, который не мог проглотить. Так ты че, идешь со мной на сделку, поможешь убраться? Игорь скинул его ноги со своих колен и поднялся с дивана. Гречка уставился на него с ожиданием. С одной стороны, не было ничего глупее, чем в разгар расследования серии практичного заниматься уборкой чужой квартиры, да ещё и вестись на такой примитивный шантаж такого примитивного шантажиста. С другой - он уже потратил кучу времени на Гречку, стоило бы довести все это до конца. - Ну давай пакет, куда мусор складывать. Тот просиял и скатился с дивана. - Ща сек, валялся вроде где-то какой-то большой... - У тебя нет пакета с пакетами? Гречка заржал из кухни. - Я ж не ебаный дед. У тебя, наверное, точно есть? У Грома и правда был, и он вовсе не считал, что это признак старости. Скорее признак хозяйственного и зрелого человека. Но подтверждать догадку Гречки все равно не стал почему-то. Они собрали с пола бутылки, несколько использованных презервативов он предоставил убрать Гречке. Тот притащил из кухни две палочки для суши и брезгливо кривляясь, подбирал их ими. На самом деле, не так уж много времени это заняло. Гром даже подумал, что может быть уборка в его собственной квартире окажется не такой катастрофой, какой он её себе воображал, и он зря откладывает ее лет пять уже. - Обожаю мужчину, который знает как доставить мне удовольствие. - Игорь склонился над мешком, чтобы завязать ручки, когда снова почувствовал тепло чужих рук, на этот раз не на плечах, а на спине. - Сними пожалуйста у меня в спальне белье... С кровати, но можешь и свое. Гром выпрямился. Руки не исчезли, только переместились пониже, на талию, невесомо огладили. У Игоря по ребрам побежали щекотные мурашки. Но ему правда не хотелось поддаваться. - Ты всегда такой несдержанный или у тебя сегодня обострение? Гречка бесстыже прижался к его спине грудью, сцепил руки у него на животе и пристроил голову ему на плечо. Задел носом щеку. - Хуй его знает. Может, это ты на меня так влияешь, не думал? Игорь правда не думал. Да и сейчас это казалось не более чем безыскусной лестью. Но чисто физически ощущать чужое тело было тепло и приятно, в груди сладко тянуло, и Игорь даже допустил мысль о том, чтобы по-быстрому перепихнуться. Правда, тотчас же ее отмел. В нем еще остались обломки нравственности, и они, пополам с внутренней гомофобией, сдерживали его от того, чтобы на постоянной основе бегать за сексом к Гречке. По крайней мере, пока они не поговорят и он не убедится, что все действительно в порядке. Впрочем, то, с какой готовностью он принял что вообще может заниматься с Гречкой сексом чаще раза в месяц, само по себе напрягало. - Ты в мусоропровод кидаешь, или в баки на улице? - Он вывернулся из объятий и взял оба плотно набитых пакета с мусором, чтобы занять чем-то руки. Гречка совершенно не обиделся на отказ, снова подмигнул ему. - Да пихай в мусоропровод. Ты ж пихать с силой огромные вещи в узкие пространства умеешь охуенно. Гром не удостоил его ответом, только тяжеленной дверью хлопнул. Забивать мусоропровод не решился. Все равно хотел выйти на улицу, проветрить голову и напомнить себе, зачем вообще сюда приехал. Выяснить про Свинькова. Разобраться, есть ли у Гречки алиби. Не трахаться с ним, и даже не помогать ему по дому. Этим и нужно было заняться. У Гречки, конечно, были другие планы. Когда Игорь вернулся, он снова возлежал на диване, на этот раз с бутылкой в руке. Похлопал по сиденью рядом с собой. - Тут еще осталось, иди, допьем! Гром подавил внезапный, но привычный гнев. Гречка был неисправим - кажется, у него только и было интересов, что трахаться, пичкать себя всяким говном и врать. Ну до чего пустым человеком нужно было быть, чтобы не учиться даже на собственных ошибках! - Ты обещал рассказать, что делал вчера и в четверг, если я тебе помогу. Гречка отпил из горла, слизнул пару ускользнувших капелек и поднял на него глаза. Голубые и бесстыжие. Кровь начала закипать только от одного этого взгляда. - Ой, а я разве тебе не сказал уже? Я не помню. Игорь вдохнул. Игорь выдохнул. Да какого хуя?! Он одним рывком приблизился к нему, схватил за шкирку и с силой встряхнул. Бутылка улетела на пол, а Гречка прикусил, видимо, язык и испуганно заохал. Гром тряхнул его снова, потому что внутри поднялась горьковатая волна деструктивного удовольствия. - Да хватит, блин, хватит, ну извини, ну я реально не помню нихуя! Игорь потряс его еще раза два, потом отпустил. Гречка потер шею в том месте, куда впился воротник. Обиженно - на этот раз на самом деле обиженно, ненаигранно - глянул. - Я вчера нажрался как мразь, вроде так никуда и не доехал. Чего ты блин бешеный такой, я конечно люблю, когда ты так ебешься, а в жизни чет не очень прикалывает. Гром вздохнул. Поездка с самого начала была тратой времени, и он это знал. И злиться ему следовало только на себя, и трясти за шкирку тоже нужно было себя. Пусть даже и фигурально. Он устало опустился на диван. И что теперь делать? У Гречки были причины умалчивать правду, но он понятия не имел, как вытрясти из него ответ, если даже буквально не получилось. Сам Гречка поджал ноги, как только Игорь уселся на диван. Не пожалел даже поставить грязные подошвы обуви на белую кожу. - Ну клади уже как тебе удобно. - Грому не хотелось, чтобы Гречка обижался или боялся его. Особенно, если это не приводило ни к какому практичному результату. Да и осадочек от собственного срыва остался неприятный. Иррационально хотелось сгладить впечатление. Гречка кинул на него нервный и уже не такой безоблачно-голубой взгляд, но ноги на колени ему снова уложил. По большей части, наверное, из-за нежелания пачкать диван. - Даю тебе последний шанс нормально ответить. - Игорь устало похлопал его ладонью по щиколотке. Что делать в случае, если этот шанс Гречка проебет, он не знал и придумывать ему было лень. Задушить что ли? Все равно никто никогда не догадается, что это был честный майор полиции. Идеальное преступление. Нет, конечно убивать Гречку он бы не стал. Тот, в конце концов, и самостоятельно отлично с этим справлялся. Да и жалко же, красивого такого. - Я бы ответил нормально, но меня отвлекает то, как вы, тррщ мйрр, совершенно бессовестно меня тискаете. Гром вздрогнул и отдернул руку как от раскаленной плиты. Черт, задумался и сам не заметил, как совершенно автоматически водил ладонью по чужой щиколотке. Да твою ж мать! Это не он на Гречку воздействовал, а Гречка на него. Эффективно и недопустимо. - Ну чего ты остановился, мне нравилось. - Гречка капризно повел плечами. - От тебя ласки не особо дождешься, ты все больше ебать и грубить. У Грома в голове проскользнула идея. Скорее всего, она была полностью провальной и обрекала его выставить себя еще большим кретином. Но если бы она сработала... Результат мог бы перевернуть всю их с Гречкой игру с ног на голову. Он вернул руку на место и чуть сжал пальцы вокруг щиколотки. Очень, кстати. изящной. Внутри все протестовало, Игорь ощущал себя глупо и некомфортно. Он таких... Действий никогда раньше не предпринимал, и подумать не мог, что придется. Но все сомнения успешно затыкались аргументом "это ради дела". Им вообще много что затыкалось. - Ну так что про четверг? - Он пощекотал кончиками пальцев полоску кожи между штаниной и кроссовком. Гречка довольно сощурился. - Не припоминаешь? - Мне нравится, когда ты ласковый. Понятия не имел, что твои огромные ручищи способны на такое. Гром сдержал желание ущипнуть со всей силы, и вместо этого скользнул пальцами под штанину. Она была достаточно широкой, чтобы дать ему возможность погладить теперь кожу, выписать незамысловатые узоры. Гречка совсем расслабился, растекся по дивану как жидкость. Развратная и слегка покрасневшая жидкость. Игорь начал это все как игру, но теперь поймал себя на удовольствии от реакций на свои нехитрые прикосновения. Быстро. Он выскользнул пальцами из под штанины и положил ладонь на чужую коленку. Приятную, округлую и тоже довольно изящную. Гречка томно моргнул и нетерпеливо дернулся, побуждая Грома к дальнейшим действиям. Боже, да он как будто действительно состоял из одних обнаженных нервных окончаний! - Где ты был в четверг ночью? - Игорь чуть сжал пальцы. Кожа брюк тоже оказалась теплой и мягкой, почти как та, настоящая, что была под ней. Только настоящая была еще нежнее, и жесткость коленной чашечки ощущалась лучше. Гречка приятно вздрогнул, изогнул бровь и улыбнулся, чуть приподняв верхнюю губу. Ему пока было легко сохранять самообладание. Игорь почти злорадно пообещал себе, что долго эта улыбка не продержится. - Не помню. А что? Я могу... - Игорь описал пальцами круг по колену и заполз чуть выше, по бедру. Гречка подобрался и сразу же снова расслабился, втянул воздух, раздув узкие ноздри. Гром с детским интересом прощупывал границы допустимого и пока не натыкался ни на одну, а может все их сминал без малейшего сопротивления. Это было банально физически приятно - под рукой ощущалось шелково и нежно, и крохотные, неподконтрольные мозгу мышечные реакции чужого тела зажигали щекотные огоньки в его собственном. - Я могу постараться вспомнить. Вы думаете, я кого-то убил? Гречка улыбнулся снова, но на этот раз менее просчитанно и картинно, острым влажным кончиком языка лизнул нижнюю губу. Глянул с вызовом и готовностью, но глаза уже слегка помутнели. Гром с удивлением осознал что то, что он делает, работает. И собственное удивление удивило его ещё больше - он занимался сексом много раз за всю свою жизнь, и приличное количество этих раз именно с Гречкой. Но ему почему-то никогда в жизни не приходило в голову, что он может соблазнять, а не соблазняться. Он знал, что его многие считают физически привлекательным, знал, что кое-кто не прочь его снять, но никогда не думал о себе как о том, кто действительно может выбивать из чужого тела такие вздохи одним прикосновением. А сейчас вот оно, все было как на ладони, все признаки - участившееся дыхание, расширенные зрачки, пальцы на подлокотнике дивана чуть подрагивали в возбужденном нетерпении. И это все вызывало у Игоря чуть больше энтузиазма, чем он хотел бы показать. - Ты же плохой мальчик. Я хочу знать, какими дурными делами ты занимался вчера ночью. Так что действительно, будь добр, вспомни. - Голос звучал низко и хрипловато, Игорь сам себя едва ли узнавал. Рука сползла на внутреннюю сторону бедра, пальцы сжались ещё чуть сильнее, большой поглаживал, щекотал, а Гречка снова облизнулся и сглотнул. Игорь завороженно проследил, как дрогнул кадык, а потом снова перевел взгляд на свою руку. На фоне черной кожи она смотрелась красиво, почти как кадр из порнухи, но на этот раз из эстетичной, не обычный их грязный снафф. Внутри поднимался гулкий сладкий жар, но пока Гром был способен его обуздать. Гречка выглядел слегка растерянно, покусывал нижнюю губу и смотрел на Игоря исподлобья, почти обиженно. Никак, бедный, не мог сообразить, что делать, если роли вдруг поменялись. И это охуенно заводило, пожалуй даже сильнее, чем нервное тепло под ладонью. Поэтому Гром легкими, порхающими движениями сдвинул пальцы еще выше, почти уже до самого предела. Гречка судорожным рывком сдвинул бедра, потом снова раздвинул ноги, еще шире. Глаза стали совсем шальными, пальцы неверными, мягкими движениями мяли подол рубашки. Игорю этот жар наконец неотвратимо и беспощадно ударил в голову, он смотрел, впитывал каждую мелочь, каждое движение, почти сам забыл, зачем все это затеял. Теперь значение имел только сам процесс. Значение имел Гречка. Игорь столько раз видел его раздетым, что это стало почти привычным. Да, тело был красивым, точеным, почти идеальным, но демонстрировалось всегда с такой готовностью, походя, что почти приелось. Ощущения размыливались по подкорке мозга, нюансы, мельчайшие оттенки тонули в простой плотской похоти. Гром уже привык, ему требовалось чего-то еще, простой физической эстетики не хватало. А вот одетым - и почти одетым - Игорь Гречку видел, конечно, но никогда не давал себе труда рассмотреть. До этого момента. До контраста черной кожи на белой и своих рук на черной. А посмотреть было на что, и сейчас наивный почти восторг от шквала новых визуальных впечатлений мешался с привычкой следователя выискивать малейшие детали в восхитительный чувственный коктейль. Контраст бледной шеи и стекающего расстегнутого ворота рубашки, дающей голубоватый отсвет по вычерчивающимся голубоватым венкам. То, как ткань струится по ключицам и груди, едва наметившийся манящий контур соска с колечком в нем. Полоска светлой кожи над ремнем брюк там, где подол примялся и пополз вверх. Дальше - очертания бедер под обтягивающей второй кожей, ноги провокационно разведены в стороны и взгляд сам тянется к ширинке. И рука тянется. Игорь не стал отказывать себе в удовольствии поиграть со своей новообретенной властью ещё немного, зайти чуть дальше. Он же ведь постоянно едва не пересекал грань на всех других допросах, а чем этот отличается? И плевать, что в прочих случаях методика была немножко другой. Пальцы сжались чуть сильнее, вслепую тактильно реагируя на малейшую реакцию, потому что отвести взгляд от открывавшегося ему вида было совершенно невозможно. Особенно, когда он передвинул руку еще выше, очертил пальцами ширинку и накрыл ладонью пах. Гречка приоткрыл рот, выдохнул рвано, веки у него затрепетали, и он весь как будто подался вперед, толкнулся в Игоря невольно и страстно. Втянул воздух, поерзал, поднял глаза - бесконечный грех и откровенная мольба, брови чуть приподняты, а под рукой так жарко и тесно, что голову кружит. Пожалел наверное, что надел такие штаны, в трениках ему бы пары толчков бедрами хватило до разрядки, а тут отчаянно не доставало тактильности, хотелось больше, горячее, резче. Гречка потянулся к ширинке, и но Игорь ещё не все узнал, что хотел. И вопреки бьющему в голову и нарастающему сладко и болезненно в животе желанию, прикрикнул: - Руки прочь! Я разве разрешал тебе? Гречка послушался, обмяк до восковой податливости, болезненно заломил тонкие пальцы, снова стиснул уголок подола. Гром довольно улыбнулся и этой чуждой на своем лице улыбке удивился, ему не было свойственно пытать кого-то... Вот так. Но то, с какой восхитительной легкостью удалось сбить с наглого мальчишки всю спесь, каким послушным и податливым он стал от незамысловатой ласки пробуждало в нем теперь не столько жар, сколько колючее, кисло-сладкое тепло. - Память насчет четверга прояснилась? - Теперь можно было вообще ничего больше не делать, один только вес его руки превратил Гречку в полнейший хаос - он вздрагивал, всхлипывал, дергался весь, лицо покраснело, а глаза превратились в два матовых омута. Теперь Игорю приходилось больше заботиться о самом себе, не дать окончательно слететь с катушек. И все равно мальчишке хватило воли солгать. Он, наверное, приложил максимум усилий, соскреб остатки плавящегося крупными каплями рассудка, чтобы найти в себе силы хрипло и почти беззвучно мяукнуть: - Не... Помню. Игорь отдернул руку. В ушах до сих пор гудело, спина была влажной от пота, а ладонь горела диким первобытным огнем. Он весь горел. Он умел контролировать возбуждение, но сейчас ему потребовалась вся выучка, все останки морали, чтобы не наброситься на Гречку и не распять его как сам символ греха прямо тут, на диване или даже на грязном полу. Он поднялся, на этот раз постарался вылезти из-под Гречки поаккуратнее. Тот среагировал заторможенно. До него, кажется, только когда Игорь уже встал и отошел на неверных ногах от дивана, дошло, что что-то изменилось. - Эй, ну не уходи, ты куда? - Он ухватил его рукой за запястье, пальцы вцепились лихорадочно и торопливо. В горле было сухо, поэтому Гром сначала кашлянул, и кашель вышел глухим и колючим, и таким же вышел голос. - Ну, ты же не сказал мне правды, поэтому я ухожу. Главное было не оборачиваться. Жена Лота окаменела целиком, а Гром ощущал, что еще один взгляд за плечо - и часть его окаменеет, а другая расплещется на пол обжигающей лавой. - Ну стой, ебаный в рот! - Гречка быстро приходил в себя, судя по голосу, потому что в нем уже прорезались его обычные капризные нотки. - Куда ты собрался? Ему не дали шанса отвести взгляд. Те же пальцы, которые неловко мяли его запястье несколько секунд назад, теперь впились в плечо и развернули его силой. Гречка стоял перед ним полыхающий, возбужденный и яростный одновременно, как какой-то языческий бог, в честь которого непременно требовалось устраивать кровавые оргии. - Смотри на меня, сука, и не смей уходить! - Он рванул свою голубую рубашку за воротник, пара оставшихся застегнутыми пуговиц полетела ко всем чертям. Игорь задохнулся и переборол желание зажмуриться. Очарование спало, как только с плеч соскользнула струящаяся ткань. Бесспорно, все под ней было чертовски красивым, но очень уж знакомым. Тело вызывало прилив желания, но вместе с ним запускало киноленту чувств и ощущений - радары сбиваются ко всем чертям, обжигающий миг удовольствия сменяется навязчивой виной и болезненным раздражением на свои слабости. Гром не мог и не хотел позволять себе этого снова. Только не сейчас. - Если все же вспомнишь что-то полезное - звони. И он ретировался, пока Гречка не вырвал нож из стены и не вспорол ему им глотку. Или яйца не отрезал. Потому что может маньяком он и не был, но что-то в его глазах полыхнуло так, что Игоря шибануло волной природного предчувствия чужого животного бешенства. И он не рискнул задерживаться больше ни на секунду. Во дворе только отдышался и сам на себя поразился во второй раз за день - это же надо, он практически всерьез испугался Гречки! Оставалось надеяться, что того отпустит также быстро, как и завело. Слегка покалывало беспокойство. Неужели он совершил ошибку? Что-то неуловимое в их сегодняшнем взаимодействии казалось Игорю до зуда неправильным. Неправильнее обыска без ордера и неправильнее выбитого силой признания. Он вроде как что-то сломал, но никак не мог понять, что. И конечно, он совершенно точно эту ниточку в расследовании своими руками только что выдрал с мясом. Но простой ответ про проваленную часть расследования его все равно почему-то не удовлетворял. А еще Гром надеялся, что Гречка позвонит как можно скорее. И одновременно - что не позвонит никогда. Гречка позвонил.