мне на тебя параллельно

Однажды Игорь упал в ледяную реку. И хотя и до, и после ему много доводилось балансировать на грани жизни и смерти, этот опыт оставил один из самых болезненных отпечатков. Он редко мучился кошмарами, но если они затапливали его сознание, то чаще всего именно ледяные тиски, мягко, но беспощадно сдавливающие тело и волю заставляли его подскакивать в холодном поту, хватая ртом воздух. Ощущение полнейшей беспомощности, медленно, но верно отказывающиеся повиноваться конечности и убаюканный переохлаждением рассудок - даже спустя годы Грома почти мутило от одних воспоминаний. Равнодушное созерцание собственного умирания. И теперь, в теплой и мягко пропарывающий жидкий автопоток ласточке его накрывало до отвращения похожее чувство. Комфортное отупение превращало волю в колыхающееся желе. Он смотрел в окно и со стороны видел себя, раздавленного на сиденье, покорно и безропотно несущегося по воле хаотичного течения на самую темную глубину. Туда, где под пленкой поверхности проплывают гигантские голодные тени, так и норовящие проглотить все, чем ты являешься и не оставить и следа. Воздух был влажный и липкий, почти удушающий. Игорь опустил окно и подставил лицо пощечинами ветра. Как когда был еще совсем молодым, ожесточенно нажирался от проблем, которые тогда казались концом света, а сейчас он даже примерно не мог вспомнить сути. Тогда, возвращаясь утром под холодные рассветы домой на чужом ведре с болтами, он тоже позволял встречному ветру хлестать по лицу, надеялся, что сумеет отрезветь. Ему и сейчас не помешало бы это, хотя он и не был пьяным. В знакомый подъезд они шмыгнули парочкой вороватых теней. Гром до сих пор не мог разобраться, действительно ли он хочет того, что у них сейчас случится. Незнакомая неуверенность скреблась изнутри, раздражала самим своим присутствием. Игорь же всегда четко знал, что собирается делать. А в те редкие моменты, когда не знал, импровизировал быстро и по большей части удачно. Но вот теперь он поднимался по лестнице чужого дома, и одновременно чувствовал, что он тут до абсурда не на месте и что он не может быть больше ни в какой другой точке вселенной. Не доходя пару ступенек до площадки третьего этажа, Гречка остановился. Игорь тоже, чисто по инерции. Он стоял немного ниже, но и этого хватило чтобы в тусклой и гулкой подъездной полутьме он ощутил себя карликом перед статуей золотого божества. Наваждение коснулось его и рассеялось, и Гром попытался осмыслить природу нелепой галлюцинации, но не успел. Гречка посмотрел на него сверху вниз, властно и прозрачно, вот уж он точно не принадлежал этому убогому месту, но принадлежал этой позиции - сверху, снисходительно. Вдруг на секунду обхватил его лицо обеими руками, Игорь вспыхнул помимо воли и раздражился, отпихнул ладони резким рывком. Гречка не обиделся - он никогда, наверное, не обижался. Засмеялся тихо, поманил за собой и легким прыжком взлетел на оставшиеся ступени. Теоретически у Грома еще был шанс съехать с этой дорожки. Практически он просрал его еще тогда, днем, когда не сбросил звонок. Он запустил цепную реакцию и на дальнейшие события имел не больше влияния, чем муравей на цунами. Это его привыкший контролировать все до точки мозг выводило из себя, коротило и выкидывало в апатию - цикл повторялся по кругу примерно каждые минут двадцать. На удачу для них обоих, сейчас настал черед оглушающего равнодушного смирения. Днем Игорь не обращал ни на что в квартире пристального внимания, просто фиксировал нюансы и предметы автоматически. А сейчас обострившееся восприятие вытягивало из памяти мгновенные фотоснимки и вынуждало до рези в глазах вглядываться в малейшие детали. Ощущение было настолько реальным физически, что Гром даже проморгался, стараясь вернуть внутреннему взгляду комфортный размытый фокус. Не вышло. На монструозной двери было до комичного много замков. Прямо как в той сцене из “Бриллиантовой руки”, где злодейская ладонь с сияющим перстнем отпирает их один за одним. Только в реальности на руке не было перстня, и она не отпирала, а запирала. С каждым щелчком и оборотом почва все дальше уползала из-под ног. Впрочем, раз уж он решил сегодня зайти настолько далеко, стоило малодушно понадеяться, что все пройдет гладко. Как обычно. На авось. - Тебе твоя обувь у самой двери не мешает? - Игорь ткнул мыском своего запыленного ботинка яркий и наверняка недешевый кроссовок. Не то чтобы ему хотелось это обсуждать, просто само сорвалось с губ. Обычно его совершенно не тянуло заполнять словами каждую секунду молчания, но ничего общего с обычным Гречка не имел. Щелкнул последний замок. - Не-а. Наоборот, даже удобно. Всегда вся обувь по сезону перед глазами. И потом, если вдруг придется уебывать, я быстренько обуюсь и уебу элегантно и стильно, а не как босяк какой-то ебаный. Гром хмыкнул. Странно было это признавать, но своя логика в этом была. Такая, больная и странно перекрученная, как и все, что рождалось в гречкиной голове. Он уже хотел пройти в почти знакомую гостиную с почти знакомым белым диваном, но его больно и цепко схватили за плечо. - Эй, а ты куда поперся? На своей мусорской хате как угодно себя веди, а у меня снимай давай свои говнодавы. Гулька тут все пидорила пол дня не для того, чтобы ты натоптал. И он укоризненно ткнул пальцем на его ноги. Точнее, на ботинки. Игоря неприятно и неуместно щепнул стыд - то ли за то, что он и не подумал разуться, то ли из-за того, почему именно он это сделал. Неужели не считал эту квартиру и ее хозяина стоящими снятой обуви? Недостаточно чистыми?Он быстро разулся, по-мальчишески наступая на пятки ботинок. - Счастлив? - Ага, щас аж сдохну нахуй от радости. - Вопреки исполненному сарказма тону и закаченным глазам, шаловливые пальцы скользнули по шее, вызвав неожиданно приятную волну теплых шипучих мурашек. - Будет ужасно неловко, если ты сдохнешь пока я тут. - Поддержал игру Игорь. Он никогда не мог удержаться, от того, чтобы не зацепиться за крючок словесной перепалки. - Прикинь, сколько вопросов. Может, подождешь пока я уйду? Гречка оскалился, склонил голову и посмотрел на Грома снизу вверх. Ну точно запрещенный прием, потому что у того сразу легкий туман набежал на мозги. Он моргнул, стараясь немного его развеять. Не то чтобы он совсем не нуждался в завесе для своих желаний, но не хотелось признавать, что для нее требовалась такая унизительная малость. - Тогда мне точно придется дожить до утра. Иллюзий по поводу их сегодняшней ночи у Игоря не было, но такой прямой и недвусмысленный удар по их теоретическим остаткам его обескуражил. На мгновение даже закралось подозрение, что это какая-то ловушка. Все не может быть настолько просто. Но оно было. В темной гостиной они целовались на кожаном диване, который в разложенном виде занимал почти всю комнату. Игорь лежал сверху - вольготно и тяжело, сжимая чужие запястья одной рукой и обнимая ладонью второй чужую шею. Гречка дразнил языком ранку на его губе, которую сам же и оставил, и дразнил Игоря, не позволяя ему углубить поцелуй. Это доводило до исступления - то, как он то облизывал его губы, мокро и страстно, то касался едва ощутимо, кончиком языка, слегка цеплял кромкой зубов. Но всякий раз, как Гром пытался поцеловать его по-настоящему, уворачивался, сжимал губы, позволял только мазнуть по ним или подставлял щеки и шею. Та часть Игоря, которую он сбросил в прихожей вместе с ботинками, пыталась воззвать к рассудку, но центром его теперь было пуленепробиваемо стойкое желание проникнуть в этот развратный горячий рот - хоть языком, хоть пальцами. Схватить за лицо, заставить челюсти разжаться - это казалось слишком простым, слишком кощунственным по отношению к этой игривой бестии с сияющими в темноте глазами. Сияющими, как два китайских ксенона - дешево и почти противозаконно, но какая разница, если слепит до разноцветных пятен? Вместо этого Игорь переместил руку с шеи, зацепил нижнюю губу большим пальцем, нажал сильнее. Гречка мотнул головой, но совсем слабо, поэтому Гром продолжил давить, как завороженный глядя на тоненькую болезенную морщинку между бровей. Если нажимать достаточно долго, то поддастся что угодно, и палец вдруг скользнул в жаркое, мокрое и зубастое, и тут же был укушен и облизан самым бесстыжим образом. Ксенон мигнул с насмешкой - и как так всегда выходило, что что бы Игорь ни делал, получалось именно так, как нужно Гречке? Эгоистичная и темная бурлящая жижа внутри него не хотела так. Она хотела все для себя, здесь и сейчас, без последствий и перестраховок. И она, конечно, опять полилась через край, стоило немного раскачать ментальную стабильность Грома - до смешного крохотное усилие, всего-то пальцы на члене, аж банально. Но Гречка же намеренно это делал, и поэтому заслужил оказаться облит ею с ног до головы. Игорь не без труда пропихнул руку между дрожащим жарким беспорядком их тел, слоями ткани, зацепил пряжку своего ремня. Он был возбужден до той точки, когда на все плевать и все ничего не значит, все погребено и растоптано, и уже не хочется ни красоты, ни изящества, а только ебаться хочется. И рука в грудь, больно и резко хлопнувшая на несколько сантиметров повыше отбивающего аритмичный барабанный марш чистой похоти сердца, тоже не значила почти ничего. Почти. Поэтому Игорь раздраженно заворчал, но остановил пальцы на ремне, остановил все могучее и рвущееся вперед и внутрь движение тела. Непонимающе и недовольно уставился в ксенон. Но он потух. - Бля, тормозни. Ща, ща, погоди... - Гречке, видимо, такая резкая остановка на полном ходу тоже нелегко далась. Он тяжело дышал и никак не мог собраться, глаза с расширенными зрачками хаотично шарили вокруг. - Я... Ты это, в душ не хочешь сгонять? Это было так глупо и просто, что Игорю захотелось раздраженно заткнуть неуместно говорливый рот, ткнуть лицом в подушку и поиметь без дурацких задержек. Тело одобрительно отозвалось на этот позыв ошпаривающим жаром по венам. Но это же и отрезвило - в последний раз, когда желания тела захватили полную власть в его голове, ничем хорошим это не кончилось. Это воспоминание подстегнуло подавленные чувства, желание испарилось, как капли воды на стекле в жару. Он неловко сполз вбок. - В душ? - Глупо повторил Игорь. Он бы, наверное, вылез в окно, если бы не дурацкие решетки. Гречка нетерпеливо кивнул. - Ну типа, блядь, ты когда в последний раз дома был? Я не против чтобы меня отъебали как шлюху, но без лишнего натурализма вроде несвежего хуя. Что-то в серой грубости его выражений окончательно вытряхнуло Игоря из сексуального настроя. Он пожал плечами, чувствуя себя подростком, которого высмеяла взрослая опытная любовница. - Бля, я не понял, а тебе что ли обязательно нужны прелюдии? - Вдруг спросил Гречка. - Типа с порога сразу в койку, все дела. И ведь он даже не издевался. Просто был искренне удивлен, почти как ребенок. Игоря именно это удивление как молотом под дых, воздух вышибло. Будь там хоть тень насмешки или издевки, он бы меньше завелся, нашел бы что ответить. Не мальчик все-таки. Но Гречке смеяться даже в голову не пришло. Потому что он, видимо, настолько вот и подумать не мог, что Игорю Грому, взрослому мужику с сексуальными пристрастиями рейтинга “только для взрослых” может быть стыдно до комка в животе просто придти и трахнуть его. И что всей этой дурацкой игре в догонялки в темной комнате он придавал такое сакральное значение, что у него и не стоял почти без нее. Да Игорь и сам не мог даже предположить, что это окажется для него настолько важным. Ну и про нестояние тоже преувеличил, конечно. - Нет. - Соврал Гром. Глупо так, чувствовал себя как школьник, который соглашается на сигаретку за гаражами просто потому, что не хочет показаться недостаточно крутым. - Я думал, тебе такое нравится. Перевод стрелок был совсем уж грязным приемом. - Нравится, но я ж уже сказал. - Гречка фыркнул и погладил его по щеке. - Не когда ты хуй когда в последний раз мылся. А так, я до сих пор жажду ебли. И он осторожно ухватился за пуговицу на его рубашке. Расстегнул. Мягко скользнул ко второй. Улыбнулся. - Я могу расстегнуть их без рук. Знаешь, ртом. Гром отрицательно качнул головой и стряхнул его руки. Идея того, что его будут раздевать, казалась неправильной до тошноты. Осознание собственной сексуальной желанности, утром обласкавшее его самолюбие, сейчас ощущалось странно. Неуместно. А то, как легко и бытовушно Гречка признал, что позвал его для того, чтобы заняться сексом, показалось по-морализаторски похабным. Игорь не мог понять, что в этом так выкручивает ему мозг, да и не собирался сейчас копаться в себе. Его же сюда никто силой не тащил, он сам приехал и изначально прекрасно понимал, зачем его позвали и что от него хотят. А уж стремление к особой атмосфере, учитывая характер их соитий, и вовсе было оксюмороном. Правда была уродливой и плавала близко к поверхности. И, скорее всего, кверху брюхом. Ему отчаянно не хватало переключателя между Гречкой живым, циничным, с пахнущими резкой свежестью и сигаретами волосами, синяками на бедрах, долгом по кварплате и зимней резиной на кухне и тем Гречкой, которого он привык трахать. Тот Гречка не говорил, а только хрипло стонал, кусал его за плечи и позволял выкручивать себя как размягченный воск. Он наверное не был даже человеком, просто инкубом из тумана и сладкого дыма. И секс с ним был таким же естественным и бездумным делом, как наслаждение солнечным светом или теплым летним ветерком. Безусловное удовольствие. - Мне и правда нужно в душ. - Даже и не соврал Игорь. Он вдруг остро ощутил песок и пот на коже и избавиться от них хотелось до трясучки. А еще сунуть голову под ледяную воду и начать думать этой самой головой, а не членом. Которому бы тоже не помешало немного остудиться, если честно. - Мне тоже. - Кивнул Гречка. - Пойдем. Игорь сглотнул, чувствуя себя прижатым к стенке. Но никакой стены рядом и в помине не было, да и прижимал совсем недавно именно он. Это чувство множилось на рациональный дискомфорт от собственной неуверенности, хотя во всем этом беспорядке вообще было безумием пытаться отыскать рациональное зерно. Гречка хихикнул, то ли расшифровав его нерешительность, то ли просто внезапно найдя ситуацию забавной. - Я серьезно, трррщ мйрр. А то Вы сейчас подрочите вкрысу там, а потом снова свалите. Или еще хуже, завалитесь спать на моем диване. - А если вместе пойдем, ты что, сам мне подрочишь? На это предположение Гречка ответил задумчивым фырканьем через толстовку, которую, смешно елозя по дивану, пытался стянуть через голову. - Да, если захочу. Мне, если честно, интересно ощутить такой здоровенный хуй в руке. Не то, чтобы я на свой жаловался, но твой прям пиздец, монстр-разрушитель. И как он умудрялся такие вещи говорить совсем без стеснения и сомнений! У Грома-то внутри все скрутилось узлом из неловкого смущенного возбуждения. Ну, по-крайней мере он снова был возбужден. Он попытался одернуть себя, но Гречка уже швырнул толстовку куда-то в глубину комнаты и потянулся. Вышло пиздец, глазами по белой коже, низко сползшим треникам и молодой упругости мышц. В горле мигом стало сухо, в голове пусто. Как у тупого школьника. Как всегда. И ведь Игорь спокойно же раньше смотрел на голых мужчин! И в душевых, и в бане, да где только не наткнешься взглядом на чужое тело. Ну тело и тело, он же натурал, ему без разницы. И с голыми женщинами спал, и, кажется, даже искрило от их вида также, до кругов перед глазами и полнейшего идиотизма. Наверное. В юности. И что такого особенного было в Гречке, чтобы так перекручивало всего и вдребезги колотило морали и убеждения от одного дурацкого разворота плеч? Ничего, ну как ни гадай, как ни препарируй. Это в Игоре сломалось что-то наверное. А он только доламывал, ковырял все, края раздвигал. Его хотелось прям, до звона в яйцах, как в первый раз. Сжать, взять, наизнанку вывернуть. Вдыхать и кусать большими кусками, глотать не жуя, пока ничего не останется. Даже сейчас, через смущение и неправильность хотелось. Чтобы больно, чтобы назло за такую собственную слабость. - Ладно, идем в душ. - Это была полная капитуляция, позорная и приятная одновременно. Разделся он сам. Не то чтобы это сохранило ему хоть сколько-то достоинства, так, иллюзию. Но он собирался мыться в компании своего непостоянного и почти тайного любовника - поэтому даже такой иллюзией был не прочь прикрыться. В отсутствие хоть чего-то еще. Гречка то ли уловил его настроение, то ли просто задумался о своем, но ни малейшего кокетства не проявлял. Просто кинул треники в корзину для грязного белья, а больше на нем ничего и не было, кроме золотой цепочки и литра чернил под кожей. И смотреть на него было совершенно невозможно, одновременно хотелось до ужаса, и вместе с тем Гром был готов выдрать себе глаза чтобы не смотреть. Просто Гречка, блядь, был совершенно очевидно мужчиной. И это был пиздец. Не то чтобы раньше Игорь страдал дебилизом или слепотой и не понимал, какого пола его партнер. Но секс, пускай и скурпулезно запланированный, всегда случался у них с такой талантливой игрой в спонтанность, что им обоим следовало выдать за это по шоколадной медальке. И он скармливал той части своего разума, которая была склонна верить в глупости извечную идею про “один раз не пидорас”. Голым он Гречку видел только после секса обычно, но тогда он был раздавлен апатией и опустошен, а уже потом, после его ухода, эта маленькая капелька в целый колодец его стыда не имела никакого значения. Поэтому сейчас Гром испытал дурацкое удивление и смущение от как будто бы внезапного осознания того, что его возбуждает вот это вот все. А его, сука, реально возбуждало. И пока в голове рушились мосты и взрывались оружейные склады, глаза тупо и беспомощно залипли на изгибе поясницы. Так и хотелось коснуться, и не легонько, а со всей силы, ожечь шлепком, задержать руку на раскрасневшейся коже. В груди все сильнее тоже било крыльями какое-то насекомое, большое и плотоядное. - Двинься чуть. - Гречка задел его плечом, протиснулся к смесителю. Игоря самого будто за горло схватили, мурашками весь покрылся, и был бы чуть привычнее к такому - точно прямо тут бы и поимел. А бесстыжий мудак, как назло, вообще как будто его не замечал. Установил лейку душа, воду настраивал. Гром и не ожидал, что смена отношения к нему с жадного желания на полнейшую прозаичность заденет. И рассердит. И по позвоночнику прошибет током безо всяких прикосновений. Умом-то Игорь понимал, что это все специально отчасти, а отчасти потому, что Гречка за свое интернатское детство и блядскую молодость наверное вообще разучился стесняться. Но ум у него сейчас работал с перебоями и вопреки. - Надеюсь запах клубники для тебя не слишком пидорский. - Фыркнул Гречка, и не успел Гром уточнить, что тот имеет в виду, как плечи и грудь обильно облили пахучим гелем для душа. Он его вроде как намыливал, но больше гладил. Или скорее лапал. И даже уже не пытался, кажется, это скрывать. Ладонями медленно водил по его груди, кругами, оглаживал, исследовал на ощупь. И его глаза под слипшимися от воды темными ресницами таким светились искренним удовольствием, что Игорю стало почти тошно. Ну так-то зачем, пиздец как стыдно! Совсем не хотелось понимать свою ставшую вдруг переменчивой до ужаса натуру и выбирать, нравится ему все же или нет когда его голодно и пошло хотят. Прикрыл глаза и откинул голову, подставляя лицо струям воды. Подумал, что можно конечно попробовать представить кого-то другого. Красивую женщину. Но даже это оказалось для полуразжиженного мозга задачей слишком непростой. Куда проще вышло смириться с тем, что это Гречка и просто раствориться в прикосновениях. От рук, от воды - по плечам, цепкие пальцы сжимают чуть сильнее, обводят мышцы на руках с любовной тщательностью, скользят вверх. Узкие ладони упираются в шею, чуть сжимают, ровно настолько, чтобы у Игоря внутри лопнула от этого беспрерывного мокрого горячего скольжения что-то внутри и он превратился в желе. Удерживаться на ногах стало совсем невозможно, он привалился спиной к кафельной плитке, ощущая себя поверженным, униженным, но кошмарно довольным. - Да тебе ж нравится когда тебя лапают! - По внутренней стороне опущенных век плясали изломанные фигуры, но Гром был точно уверен, что Гречка улыбается. Скалится всеми зубами как бешеная лисица. - Нихуя себе. И он скользнул руками еще выше, обнял его за шею, запустил пальцы в волосы на затылке, коснулся бедром. Игорь с ужасом понял, что упустил со своих губ непоправимый, шокирующий, абсолютно смертельный стон. Гречка шумно втянул воздух сквозь зубы - этого он тоже не мог видеть, фигуры пустились в какой-то совершенно безумный танец, но ощутил на ухе легчайшее дуновение и услышал характерное шипение. Ну хотя бы не только для него это стало сюрпризом. - Пиздец. Пиздец. - Гречкин словарный запас от чувств, кажется, совсем свелся к одному слову. - Пиздец. Ты пиздец. Если бы я выглядел как ты, я бы, блядь... Я бы работал в стрипушнике, ей богу. Игорь чуть приоткрыл веки, чтобы убедиться, что у Гречки на лице очередная его кривозубая усмешка. Что он на этот-то раз точно издевается. Это было бы обидно, но одновременно жутко предсказуемо. Все было слишком ярко и резко, но недостаточно, чтобы проглядеть темную и однозначную похоть в холодных глазах. Кто-то слабо хихикнул и Гром только через миг понял, что это он сам. Но а как иначе, если Гречке, идеальному и красивому до одурения, особенно сейчас, под струями воды, с мокрыми волосами, сияющему и совершенно нереальному, его самое обычное тело показалось таким необыкновенным? Он показался необыкновенным. - Ты просто в говно, Гречкин. - Он хмыкнул. - Объебался. Тот медленно кивнул. - Ага, немного. Но это все хуйня, я без пизды... - Он подавился смешком. У Игоря в голове стало легко и пусто, почти как тогда, в квартире с трупом Свинькова. Но на этот раз причиной были не усталость или плохой кофеин вместо всех приемов блюд, а такая дешевая банальность, как ключицы. Пара косточек под кожей, всего-то, а какой эффект. - Реально ведь, без пизды - я ни одной тут не вижу. А ты? В этом-то и была проблема. Но решать ее сейчас Игорю не хотелось. Гречка даже успел его немного обтереть пушистым желтым полотенцем. Накинул его ему на плечи, притянул к себе. Гибкий, тонкий, Гром даже снова попытался представить, что это девчонка. И снова не смог, потому что ну какая девчонка из него. А потом Игорь кусал его за эти дурацкие ключицы, выгрызал из-под кожи безвкусную татуировку в виде ломанных линий пульса, вылизывал змеящийся под ней шрам. Потом вжал в диван, со скрипом кожи по коже, снова сгреб запястья над головой в безапелляционный захват, и на этот раз и шанса не дал избежать глубокого поцелуя с языком, с зубами о зубы, страстного до жестокости. Отцепился только тогда, когда самому уже стало неудобно, собственнически прикусив напоследок чужой скользкий юркий язык. - Если ты меня позвал сюда, а у тебя нет гандонов или смазки, то ей богу... - Голос у него тановился таким хриплым и опасным, ниже чем обычно, только в двух случаях - когда он был действительно зол и действительно возбужден. Сейчас эти две параллельные пересекались вопреки всем законам. Гречка приподнялся, выгнулся в спине, прижимаясь животом к его животу, тихонько фыркнул: - Не переживайте, господин полицейский, у меня есть все, что Вы можете пожелать. Отпускать его даже на секунду казалось ошибкой, опасной угрозой снова спаявшей их связи. Но Гречка и сам не проявлял ни малейшего желания уходить, и когда Игорь с неохотным бормотанием выпустил его запястья, он тут же опустил ладони на его плечи, огладил, сжал пальцами, мимолетно и любовно, словно обещая никогда не пытаться сбежать. Не убежденный, но обнадеженный, Гром скатился со сладкого жара его тела. Он с голодной жадностью проследил за тем, как текучий силуэт изогнулся, пошарил рукой под диваном, вынул что-то и снова повернулся к нему. Гречка действительно подготовился - не только диван раздвинул, но и купил смазку с презервативами. То, что все это было новым, Игорь заметил краем глаза, но эта незначительна мелочь разлилась в груди растопленным медом. Он даже честно попытался вложить в процесс растягивания чуть больше старания, чем обычно. Но не преуспел - Гречка встал в коленно-локтевую, изогнулся весь, и перед глазами маячила бабочка на пояснице и пара капелек пота, убийственно медленно сползающих по влажному шелку кожи. А пальцам было тесно, неправильно, жарко, противоестественно, невероятно, и Игорь сам не понял, когда в его голове успело полыхнуть этим желанием, но секунду спустя он уже вылизывал контуры дурацкой татуировки, тыкался в нее всем лицом, страстно желая обладать полностью, безраздельно, не оставить после себя ничего, кроме выжженной пустоши. И звуки - блядские, нереальные звуки, которыми отзывалось зажатое под ним тело, когда он нещадно толкался в его тугой жар пальцами, ничуть не помогали сохранить в себе хоть что-то рассудочное. Член уже изнывал от возбуждения, сочился смазкой, и Гром не собирался тянуть дальше - ни в каком из смыслов. Его рот был полон слюны и вкуса чужой кожи, пальцы свободной руки путались в чужих волосах, прижимая к дивану голову, и он уже приставил головку к дырке, но все было не так. Чего-то не хватало. Чего-то настолько важного, что без этого удовольствие обещало быть механическим и бессмысленным. Игорь исторг грудной звук, наполовину жуток разочарованный, но вместе с тем полный возбуждения, когда понял, что ему нужно. Он хотел видеть лицо Гречки. Эту греховную гармонию черт, пошлый излом красивых губ, стреляющие ледяными искрами глаза, дрожащие ресницы, слышать каждый всхлип и каждый стон. Он хотел заниматься сексом лицом к лицу. Такое желание посещало его редко, но не в первый раз, поэтому болезненных самокопаний, начисто сбивающих настрой, он сумел избежать. Просто перевернул Гречку как куклу, легким и резким движением, и тот удивленно охнул. Но тотчас же принял свое новое положение и схватил его руками за шею, притянул к себе, вынуждая ткнуться носом прямо в ямочку между этими ебучими ключицами. Не то, чтобы Игорь был против. Не то, чтобы он не хотел начисто захлебнуться в запахе, вкусе, потеряться в моменте. Он трахал его как всегда - больно, резко, сосредоточившись только на своем удовольствии, безжалостно сминая руками чужую плоть. Гречка был на удивление тихим, только кусал губы и ладонь, сначала свою, а потом, когда сумел дотянуться, принялся терзать зубами и Грома. Это злило, сносило тормоза, заставляло двигаться еще резче, возить спиной по сбившейся простыне. Гречка трясся, скулил, кусался, кажется даже плакал, и Игорь задохнулся с ним в унисон, все тело тряхнуло, кажется, каждая клетка его тела взорвалась на сотню крошечных кусочков. Он сыто вырубился почти сразу, как перекатился на бок, избавляя себя от ненужных мук совести и рассудка. Игорь проснулся от дерущей горло жажды. Он помнил где находился, даже слишком хорошо. Тело до сих пор пробирала приятная истома, какая бывает после хорошей тренировки, или после хорошего секса. Было тепло и хорошо, и звук чужого дыхания успокаивал, отгонял накинувшиеся было сомнения. Свет вырисовывал на потолке странные силуэты. Было непривычно гулко, тонкие стены совсем не защищали от шумов кипящей в квартирах со всех сторон жизни. Не смотря на позднюю ночь, дом бодрствовал и дышал. Стало понятно, почему Гречка так старательно сдерживал компрометирующие его гетеросексуальность звуки. Игорь ощутил легкий приступ клаустрофобии, когда представил, как со всех сторон за стенами такие же квадратики квартир на много метров вверх, вниз и в стороны и находящихся в них людей, слышащих каждый твой шорох. На секунду показалось соблазнительным тихо уйти. Логика сразу же подкинула несколько рабочих отговорок. Ему нужно в отдел, разбираться с преступлением. Гречке и самому будет проще утром не видеть его рядом с собой в кровати. Но он отмел эту идею, не столько потому, что аргументы были совсем уж детскими, сколько потому, что вспомнил замки на монструозной двери. Наверняка не получится открыть их бесшумно, а учитывая чуткий сон Гречки, побег вообще оказывался делом невозможным. Ну и малодушным в любом случае. Поэтому он тихо встал, откинул одеяло, которого вообще тут не помнил, и прошел на кухню, надеясь, что выбрал правильное направление в абсурдной сдвоенной планировке и не забредет куда его не приглашали. Конечно, стакан у Гречки был только один. Гром не нашел в темноте ни бутылки, ни кувшина, и налил воду из-под крана. - Ты сваливаешь что ли? - Он догадывался, что Гречка либо проснулся когда он вставал, либо проснется от шума на кухне, и все равно слегка дернулся от неожиданности. - Просто пью. - Хорошо. - Прозвучало очень умиротворенно. - Принеси мне тоже воды. Там в углу под окном двадцатилитраха с помпой стоит, не лей говно из под крана. Немного говна из под крана Гречке все равно досталось, потому что Игорь не стал допивать свой стакан до дна. Он беспричинно надеялся избежать любых разговоров после, хотя и понимал, что это почти невозможно. И теперь, когда разговор случился, хотя бы и такой беспредметный, он ощущал себя ровно так некомфортно и неловко, как и предполагал. Ему все еще не удавалось сформулировать причину, и это беспокоило еще сильнее. Как фантомный зуд на месте старого шрама. Пика дискомфорта он достиг, когда протягивал Гречке стакан с водой. Реальность как будто поплыла, все стало смазанным и очень четким одновременно. Изломанные тени на мебели в чужой квартире. Тонкие чужие пальцы на пляшущем бликами стекле. Ощущение того, как под ним проминается диван. Игорь знал, что дело не в его глазах или мозге. Это была дереализация иного сорта. - Ложись. Он послушно лег. Гречка допил, стакан тихо стукнул об пол рядом с его стороной дивана. - Знаешь, - зевнул он. - Я обычно не люблю когда рядом кто-то валяется, но тебе повезло. Хуй знаем, почему - может потому, что у тебя нет мерзких длинных косм, или ты не наваливаешься всем телом. А еще у тебя сисек нет. И он по-хозяйски положил голову Игорю на грудь. Не смотря на весь абсурд ситуации, ему стало смешно. Тут, конечно, голос подавало гречкино сонное подсознание, потому что своему сознанию он бы, наверное, все ребра переломал даже за малейшую мысль о том, что ему комфортно спать с Игорем потому что Игорь не женщина. Что уж говорить о том, чтобы это озвучить. Он рассчитыывал на тягостную ночь, полную размышлений и самокопаний о том, как он докатился до того, что мало того, что другие мужики вызывают его к себе домой для секса, так еще и уговаривают остаться. Но практичный организм не хотел тратить почти нелегально выторгованные часы сна, поэтому Гром отрубился почти сразу, убаюканный быстро ставшими привычными шумами дома и чужим тяжелым теплом повыше сердца. Проснулся он на этот раз резко, и даже почти не запаниковал, когда понял, что находится не у себя. Но он не пил, поэтому вспомнить, где он, с кем и что предшествовало его пробуждению, труда не составило. Часть Игоря об этом даже сожалела - уж очень не хотелось разбираться со всем наделанным беспорядком. Вот если бы он сливался в сплошную пьяную пелену в памяти, махнуть на него рукой и беспечно замести под ковер было бы куда проще. Следующим осознанным ощущением было давление. Причем не моральное, а вполне себе физическое. Гром проморгался и понял, что его придавили, причем прилично так. - О, смотрите-ка кто проснулся. - Гречка обернулся через плечо, но положения тела нее изменил. Он разлегся прямо поперек груди Игоря, так, что ему открывался вид на татуировку в виде пылающего в огне сердца на верхних ребрах, которую он раньше не замечал. Впрочем, судя по аккуратному синюшному следу зубов рядом с ней, на вкус он ее попробовать порывался. Сердце было изображено не в виде романтического символа, а в виде реалистичного органа. Гром был уверен, что что бы тату не обозначала (если вообще имела хоть какой-то смысл), это точно не был гимн разбитой любви. - Сколько времени? - Гром изо всех сил старался избежать осмысления того, что он абсолютно голый лежит на чужом диване в чужой квартире, а на буквально на нем развалился другой абсолютно голый мужик. И ведь, сука, совершенно не смущается! Поэтому свою неловкость показывать совсем не хотелось, даже ненароком. Гречка потянулся, Игорь ужасно близко и невероятно физически ощутил, как напряглись его мышцы и как в ответ на это более чем бодро среагировало его собственное тело. Вот блин никогда он не думал, что придется пожалеть о собственном темпераменте. Ну и о том, что не стоит сублимировать неделями в работу, чтобы потом не было таких эксцессов. С легкой паникой Игорь отметил, что Гречка тоже ощутил его возбуждение - да и как было не ощутить при таких контактах первой степени. Снова обернулся и подмигнул. Сердце на миг превратилось в желе, а потом снова вернулось в агрегатное твердое состояние. - Половина десятого. И пока ты не начал гнать, хули я тебя не разбудил, я без пизды хотел. Но потом ты не проснулся даже когда я на тебя лег, и мне жалко что-ли тебя стало. Заебанный ты какой-то в последнее время. Игорь сдался. Ему уже даже не было стыдно, что он снова капитально проспал работу. В конце концов, это вообще ерунда в сравнении, например, с тем, в чьей компании он ее проспал. И как вообще оказался в такой ситуации. - А зачем ты на меня залез? Гром уставился в потолок. Возбуждение не спадало, но он предположил что если не двигаться и думать о другом, оно не доставит много проблем. Мысли правда как назло закрутились на одной точке, которая совсем не облегчала его положение. Она, в общем-то, и была эпицентром всех проблем. Он все ловил себя на мысли о том, от природы Гречка такой бесстыжий и развратный, не стесняющийся никаких видов секса и поз, или это в нем говорить взросление в атмосфере недостатка личного пространства? - Да тиктоки посмотреть хотел, а мобила наебнулась. Розетка у меня с твоей стороны дивана, я сначала попытался тебя подвинуть малек, но ты сука спишь как ебаный камень. Пришлось так. Хорошо, у тебя сисек нет. Игорь хмыкнул. Последняя фраза вызвала в нем чувство дежа-вю. Вроде, Гречка уже что-то похожее говорил? Или ему это просто приснилось. В любом случае, звучало куда более гейски, чем все, что он раньше себе позволял озвучить. - Чего ржешь? - Тот положил телефон на подлокотник дивана и смотрел на Грома со странной смесью обиды и игривости во взгляде. - Анек вспомнил. Но старый, ты не поймешь. Все, слезай давай, мне на работу пора. Гречка подозрительно спокойно воспринял это предложение, аккуратно соскользнул с его груди, даже не стараясь намеренно задеть за живое. Мирно откинулся на подушку. Такая покорность вызывала тревогу. И не зря - не успел Игорь приподняться, как он положил ему тонкую ладонь на грудь и придавил его к дивану. Жал не сильно, но очень властно, и поэтому пришлось улечься назад. Посмотрел холодно и ехидно - ну хотя бы взгляд был такой же как обычно. А потом царапнул его по груди ноготками. Игорь вздрогнул. - Не-не, куда. Ты же ответственный человек, вот и будь им. Как говорился... - Погладил кончиками пальцев по ключице, пощекотал сосок. Смущающее, но безусловно приятное ощущение, поэтому Игорь не стал его отталкивать. - Мы в ответе за тех, кого возбудили. А ты, сука эдакая, вчера меня пиздец завел, до сих пор не отпустило. Так что давай, еби. Игорь безысходно уткнулся носом ему в плечо. Было тепло и приятно, пахло сексом и Гречкой. Очень даже привычно. Он приоткрыл губы и укусил, и теперь привычно, тепло и приятно было еще и во рту. Неужели он за одну ночь проскочил все стадии принятия того, что у него теперь откровенно и без прикрас переодический гейский перепихон с парнем? И это все не ради чего-то так высокого, мудрого и вечного, а просто ради оргазма? И кто он теперь? Бисексуал? Полицейский-бисексуал, звучит как название порно-пародии. Гречке укус в плечо явно не казался полноценным действием, поэтому он потянул Игоря за волосы, вынуждая выпустить изо рта теплую плоть и оставить струйку слюны. ДНК прямо на месте преступления. Гром возмущенно мотнул головой. - Ладно, ладно, жеребец, ты тут главный, не бесоебь. Гречка мягко пропустил его волосы сквозь пальцы, провел ладонью по его щеке и бессильно уронил руку на простыню. Повел плечами, позволяя одеялу соскользнуть чуть ниже, обнажая грудь с багровыми отметинами засосов. Такая привычная им обоим покорность. Игорь ощущал тепло его кожи с умопомрачительной отчетливостью, оно заполняло его голову, вытесняло все остальное как ненужную шелуху. Прикасаться. Ощущать. Живой, теплый, вызывающе соблазнительный человек был совсем рядом, и его пол отходил на десятый план. А на первый выходил мягкий изгиб похотливой улыбки, непослушные прядки волос на лице, плещущееся на дне глаз возбуждение, терпкий запах желания в изгибе шеи, и Игорь просто не мог отказать себе в удовольствии заполучить все и сразу. Да какого хуя, он свою карьеру построил на том, что вертел правила на том органе, который сейчас изнывал от возмутительного отсутствия всякого внимания, так почему ему вдруг захотелось играть по правилам где-то еще? Они никогда еще не трахались при свете, но сейчас размышлять еще и об этом казалось настолько непосильным, что его мозг бы просто отключился. Поэтому Игорь отключил его сам. Щелкнул нейронами, перерезал все связи и позволил телу взять верх. Это потом он загрузится виной и самокопаниями по самое небалуй. А сейчас ему просто хотелось ебаться, теплая ладонь под одеялом издевательски мягко поглаживала его член и щекотала яйца, а по шее мокро скользил юркий язык. Да ебись оно все конем, вообще-то, и мертвые мужики, и живые бабы, и вся эта хуйня. Сказал А - говори и Б, и ебучую А он вякнул уже очень давно, еще когда допустил даже саму мысль о привлекательности наглого, жестокого, тупого мальчишки с крашеными волосами и дурацкими татуировками. Гром вздохнул. Все внутри него рушилось, как костяшки домино, с грохотом, пылью, но совершенно безболезненно, а он только и мог, что беспомощно наблюдать за происходящим. Наверное, поебаться днем будет отличным завершением его карьеры гетеросексуала. А еще его так и тянуло к этому долбаному татуированному животу, к расписной языками пламени, пистолетами, ножами и еще какой-то ерундой коже, к соблазнительно сокращающимся под ней мышцам, к дорожке темных волос. Игорь потерся лицом об этот живот, впитывая тепло кожи, приластился, как огромный кот, заранее как будто прося прощения за то, каким будет потом. Потому что ей богу, сдерживаться сил у него больше не было. Он хотел обладать этим телом, хотел ощущать его на себе и себя в нем, и он собирался сделать это. А вот чего не собирался делать - так это думать о том, как абсурдно легко оказалось себя отпустить - одна фраза, одно намерение, и вот он уже выше ста градусов и не собирается опускаться ниже точки кипения. Он снова нависал, но на этот раз все было иначе. Его мозг захлебывался переизбытком визуальной информации, деталями, цветами. Тем, что глаза у Гречки не просто светлые, а голубые. Формой синяков от собственных пальцев на плечах. Контрастом темных корней и светлых концов на прилипших ко лбу прядках волос. Это было нереалистично, хотелось прикоснуться, чтобы убедить себя что оно происходит на самом деле. И Игорь касался. А вот решиться засунуть пальцы в жопу Гречке днем было сложно. Сложнее, чем прыгнуть с крыши вслед за убегающим преступником. Сложнее, чем на полном ходу вылезти на крышу Сапсана. Ужасно неловко. Он был возбужден, он хотел этого, но он не мог переступить через себя и сделать такую малость! Гречка заминку заметил. - Если тебе не нравится, я могу сам... - Он слегка покраснел, едва ли заметно, но Гром все равно увидел и подавился выдохом. - Или я могу помочь тебе. Теперь краснеть пришлось уже ему. Гром с мучительной четкостью ощутил, как жар залил уши и щеки. Гречка слегка улыбнулся, поерзал, выбираясь из-под него, лег рядом, а потом взял в одну руку тюбик смазки, а в другую - его ладонь. Задумчиво погладил большим пальцем, одновременно пустив по телу Игоря жаркий разряд и скрутив в груди какой-то непонятный давящий узел. Но долго разбираться со своими ощущениями ему не пришлось - Гречка неожиданно сжал тюбик, выдавил смазку ему на руку и принялся размазывать. Гром не смог сдержать вздох. Это было... Странно. Руки у них были почти одинакового размера, но у его любовника ладонь была куда уже, пальцы изящнее и длиннее, ухоженная мягкая кожа без следов физического труда ощущалась деликатно и непозволительно-роскошно. И вот эти пальцы скользили, размазывали прозрачную прохладную субстанцию, сплетались с его грубыми жесткими пальцами в каком-то гипнотическом танце, от которого невозможно было отвести глаз. Игорь бы и не отводил никогда, если бы не осознал, что у него сейчас натурально яйца взорвутся, если он ничего не предпримет. Вот теперь смотреть в лицо для него было бы чересчур, голова и так ощущалась как воздушный шарик, готовый то ли лопнуть, то ли улететь. Гречка понял его с полуслова, выгнувшись, вытянувшись, подставив задницу и разведя колени. Грудью он почти касался простыни, поэтому прогиб оказался совершенно нереальным. Гром сглотнул слюну. Он не будет смотреть, но будет делать. - А как ты купил смазку и гандоны для анального секса? - Вдруг спросил Игорь, пошевелив пальцами в жаркой тесной влаге. Гречка обернулся, приоткрыл рот, похлопал глазами и нервно хихикнул. - Ты... Щас хочешь поговорить об этом? Игорь слегка согнул пальцы, ощущая как вокруг них с приятным напором сжимаются мышцы. Кивнул. - Ага, прям мучает меня этот вопрос. Ты такой четкий пацан, и вдруг такие покупки... Гречка крупно вздрогнул, дернулся назад и попытался насадиться посильнее. Игоря обожгло искрами возбуждения, в ушах зашумело еще сильнее, и он ткнулся ему куда-то в бок, прям в ребра, ртом и носом прижался, сладко прикусил. Гречка всхлипнул и дернулся. - Ну... Через... Ох, через интернет блядь заказал! Специально для тебя! Доволен? Игорь был доволен, даже слишком. Вставил он как обычно, без прелюдий, стараясь не цепляться за каждую мелкую деталь, и все равно не мог не. То, как вздымались от тяжелого дыхания татуированные бока, покрасневшие, вздрагивающие плечи, то, как доставалось подушке, в которую Гречка выстанывл что-то страстно и пошло. Его имя. Он, блядь, выстанывал его имя! Этого было вполне достаточно, чтобы кончить с утробным рыком, захлебнуться во втором за несколько часов крышесносном оргазме.- Давай я подвезу тебя на работу. - Гречка растянулся на подушках, не позаботившись ни прикрыться, ни вытереть испачканный живот. Игорь все никак не мог успокоить бешено колотящееся сердце. Он был потный, липкий, изможденный, но по крайней мере, все свойственные сексу с этим долбаным мальчишкой мысли и неприятные чувства не торопились оплетать разум своими щупальцами. В голове было гулко и пусто. - Ну не до самого отдела только. - Гром зевнул. Он заигрывался. Он уже откусил слишком большой кусок, достаточный чтобы подавиться и сдохнуть, и все никак не мог остановиться и прекратить набивать рот. В голове сразу же всплыло несколько тем для разговора, которые и его отрезвят, и Гречку ошпарят как пощечиной и отобьют желание вести себя так с ним, с мусором. Махинации с квартирами других сирот. Машина за пять миллионов. Отрубленные пальцы невезучего закладчика. Записная книжка Свинькова. Вместо этого он встал с дивана и пошел в душ. - Я пока кофе заварю. - Довольно муркнул ему в спину Гречка. - Я купил тут вторую чашку. И можешь взять что-то из моих шмоток в спальне, что налезет. Хотя если ничего не будешь надевать - тоже заебись. Все летело нахуй со сверхзвуковой скоростью, но Игорю почему-то было совершенно наплевать.