Споттер

      Целый месяц он ложился спать в три-четыре часа ночи. К своему удивлению, Терри обнаружил, что после первой недели появляется необычная, но очень полезная сноровка — переиначивать сделанное. Он занимался работой так усердно, что сам не верил. Еще никогда он не был так мотивирован колледжем. Может, на самом деле, секрет успеха вовсе не в прилежности, а во внешней необходимости достижения высоких оценок?       Вот родители, которые пу́шат свое дитятко через тернии к звездам, но пока есть только тернии. Вот деньги, которые нужны семье и которые надо обязательно заработать, а значит — отбить свой лоун и сразу же отправиться пахать, и пахать, и пахать... Вот запретная влюбленность, которая имеет столько преград... Например в преподавателя...       Хотя, с другой стороны, есть просто зануды и гики. И вот кому-кому, а им живется сладко. У них всегда какой-нибудь толкинистский, деэндешный или старварсный кружок, девственный ККК и толстые конспекты. Теперь Терри им завидовал. Сначала он придерживался намеренного курса, а потом не выдержал: на третьей неделе стал приезжать на тот самый район и бродить вдоль дороги, надеясь на хоть что-нибудь.       В одну из таких ночей он их увидел. Сначала, вернее, услышал жужжание вдалеке, слева, которое быстро приближалось. Как будто сюда летели огромные шмели. И вот, прямо из-за поворота, со свистом гладких шин на свет фонарей вылетел первый дрифтер. За ним — второй, третий. Терри хотелось плакать от счастья. Не меньше, чем тридцать гоночных машин пронеслись мимо. Но Терри действительно, наконец-то увидел гонку. Он сидел с глазами, полными слез, едва способный разглядеть автомобили.       Около полутора часа он сидел на безопасном расстоянии от трассы, спрятавшись, как таракашка. Прошедшие события будили в нем страх, и машины вызывали панику, но вместе с паникой внутри варилось благоговение. Терри не мог сказать наверняка, какая из машин была его. Многие были расписаны похожим образом — плотно, пятнисто. Но в последний момент Терри вспомнил. Серый форд. Он стал вглядываться в фон за граффити. Вот зеленый, вот красный, вот... нету, проехали. Но через пятнадцать минут начался третий заезд. И раз, два, три... серый. И форма обычного форда. Серый форд пролетел четвертым. Перед взглядом Терри мелькнул черный шлем.       Это был последний раунд. Никто уже не вернулся.

***

      Мэй запаслась выдержкой не бежать к нему сразу же. Она ждала возле ограждения на проходу к офф-лейн, что Нил станет оглядываться и искать ее взглядом. Но знать наверняка было невозможно. После второй ночи они не пересекались. Прошли уже две недели, она вся извелась, истосковалась, но сама к нему не приходила. Вспоминая слова, сказанные ею в последний раз, она содрогалась. Прилипала? Господи. Как же унизительно. Лучше стоять теперь здесь и надеяться. Надежда — это тоже, в конце концов, упорство, как сказала Стартесс.       Нил, тем временем, разговаривал с двумя гонщиками в паддоке. Все трое расстегнули комбинезоны, держали шлемы под локтем и поглядывали, как победившего гонщика на их уличном, импровизированном виктори лейн обливают шампанским. Мэй вспомнила, что это был не простой заезд, а ежемесячный турнир. Эти трое, включая Нила, пришли вплотную за ним. Нил был четвертым. Пятый, как считалось, уже не в топе.       Мэй вспыхнула от стыда — она не вспомнила, а ведь этот турнир был важен для Нила. Любовное помешательство делало ее слепой дурой. Нил точно провел все это время в мастерской. Раскатывался, тестировал. А она не навестила его, чтобы поддержать. Пожелать удачи. Это не было бы лишним. Мэй закрыла глаза руками. Дура. Дура. Теперь он думает, что она ничего не способна ему дать, кроме нытья и уверений, что он ей нужен.       — Чего стоишь? — раздался голос Нила.       Мэй остолбенела. Вскоре он оказался рядом с ней. Спокойный, как и всегда.       — Я не думала, что ты подойдешь, — взволнованно сказала Мэй.       — Как видишь, подошел.       Мэй замолчала, ожидая, что он скажет дальше.       — Поехали ко мне.