Часть 3: Кориандр
Город — муравейник. Люди снуют туда-сюда, мельтешат, кружат, спешат — такой вот нетерпеливый электорат. Серость их не сжигает, а плавит, как свинец. Антон любил этот быстрый ритм и суетливую жизнь. Пока в нём кипела молодость, он дышал ночным воздухом, отдавался простым быстрым развлечениям и зажигал. Учёба была для него опосредованным фактором, поскольку специальность себе выбирал не он. Парень остро ощущал себя ненужным на юридическом, но из уважения к отцу иногда всё-таки появлялся на парах. Если просыпался к нужному времени. Юноше двадцать с хвостом лет, он хочет жить ярче и пробовать новое. Антон ходит на комедийные выступления и, если честно, иногда выступает сам на открытых микрофонах, но родители об этом не знают. У него есть два друга-однокурсника — оба Димки, Журавлёв и Позов, а ещё много знакомых из комедийной сферы. И сегодня после пар парень собирался заскочить с друзьями в бар и послушать стендап. Выступать самому не хотелось, да и материала пока было недостаточно — напротив, хотелось просто расслабиться и отвлечься. — Привет, шпала, — Шаст и Журавль обнялись и отбили друг другу звонкое «пять», — как дела на конеферме? — В конном центре, — поправил парень и скривился, — а где Поз? — Не душни, кони-пони, один хрен, — махнул рукой Дима и огляделся. — Да фиг его знает. Сейчас по блику солнца на очках вычислять будем. Антона, как и любого человека, связанного с иппологической сферой, раздражали неточности в терминологии. За долгое время, проведенное со всадниками, он перенял привычку ворчать, если кто-то говорил вместо «езда верхом» пренебрежительный термин «катание», или путал вороную лошадь с чёрной, гнедую — с коричневой, а серую — с мышастой. Да, он имел право немного позанудствовать, потому что действительно неплохо разбирался в мастях и породах. — Привет, пацаны, — вот пришёл и Дима Позов, улыбчивый, наодеколоненный, в рубашке. — Ну ты как на свадьбу шафером собрался, — поддел Журавль и хлопнул однокурсника по спине. Чтобы обойтись без путаниц, между собой ребята договорились так: Позова они зовут Поз или просто Дима, а Журавлёва — Димоном или Журавлём. В бар они зашли под самое начало выступления и заняли маленький столик в углу сцены. Место, конечно, не кошерное, но в целом всё видно и слышно, особенно Позову, ведь у него, как любили шутить друзья, две пары глаз и пятый запасной. Дмитрий бросал на них скептические и иногда снисходительные взгляды, почти как психиатр на шизиков. — Ну что, народ, пошумим? — гости отозвались разноголосыми выкриками, жиденькими аплодисментами и смешками. — Ладно, шучу, у нас тут не фрэш блад*, у нас открытый микрофон, и мы начинаем! — То, что ты лысый, ещё не делает тебя Ресторатором! — выкрикнул Шаст и с интересом уставился на ведущего, который действительно имел бритую голову, а ещё татуировку на виске. Однако панч оценили немногие: всего пара человек поддержали его хлопками, остальные же бросили вопросительные (и неодобрительные) взгляды в его сторону. Парень с микрофоном на сцене отшутился чем-то поверхностным про рост Антона и его торчащую из толпы башку, чем вовсе не удивил — Шаст такое всю жизнь выслушивает, фу, купили бы себе оригинальность лучше, а не камеди-площадку. Мельком парень подумал, что за последнее время над его телосложением и интересами не посмеялся разве что только новый знакомый — Арсений. Сейчас новый работник казался намного более эрудированным, тактичным и весёлым собеседником, чем все окружающие. Это что получается… Антон скучал по беседам с ним о всякой ерунде? Да нет, с чего бы ему скучать. Просто сегодня у всех темы шуток какие-то притянутые за уши: про полных людей, геев и неудачи в сексе. Спустя минут сорок различных шуток на темы ниже пояса, Шаст всё-таки себе признался — да, он действительно скучал по витиеватым словесным оборотам и неожиданным логическим цепочкам Попова. Мужчина умел удивлять. Антон даже диалог с друзьями перестал поддерживать, ведь его сейчас больше волновало, как всё-таки в голове Арсения крутились шестерёнки и как он выдумывал такие искромётные ответы. Вот ведь питерская интеллигенция, мать её, цепляет за душу! Хотя Попов провёл на работе всего неделю. Вдруг телефон Антона завибрировал, уведомляя о новом сообщении. Парень смахнул разблокировку вверх и прочитал: «Салют, Шастунишка. 21:22 Номер сменил, это Эд. 21:22 Есть сегодня время обкашлять пару вопросов? 21:23» Вот уж принесла нелёгкая. И откуда у него взялся номер Антона? Эдуард Выграновский — последний человек, от которого он ожидал получить весточку, особенно в такое время. Что могло понадобиться от него парню, который уже один раз бросил его, завязал с конным спортом и подался в свободное творчество и текстосложение? Бросить во второй раз? Антон ещё очень хорошо помнил, как татуированный брюнет презентовал ему свой псевдоним — Скруджи, — а потом настолько холодно простился с ним, что от одного упоминания начинало трясти. Возможно, Эд с ним и правда просто трахался и искал возможность влиться в какую-нибудь тусовку, но зачем было говорить громкие слова о чувствах, о планах на будущее? Зачем было обещать взять Шаста с собой «покорить и отъебать весь этот мир»? Неужели только по-пьяни загоралась хоть какая-то искра? Для Шаста же эти полгода были ярчайшими. Они не спали ночи напролёт, занимаясь любовью (как думал наивный воронежский парнишка), танцевали, играли в приставку, гуляли по ночному городу, вместе знакомились с новыми людьми, совершили каминг аут перед друзьями, Антон приходил посмотреть на его конные тренировки и соревнования… Шаст тогда чувствовал себя по-настоящему нужным. Поверил в жизнь. Ему казалось, что хотя бы с Выграновским он находится на своём месте, но Антон ошибся. Его использовали и выкинули, как надоевшую игрушку. И это до сих пор не отпускало, не позволяло завязать новые отношения. С девушками не клеилось вообще, с парнями — только на одну ночь. Антон ответил не сразу, несколько раз набирая и стирая сообщение. Ответить значило сорвать пластырь с кровоточащей раны, он понимал это, но всё-таки любопытство победило: «Что тебе нужно? 21:50» «Побазарить надо, сказал же, ну 21:51 Куда подъехать? 21:52» — Так ты теперь и при машине… действительно поднялся, — задумчиво пробубнил себе под нос Шаст, но его никто не услышал из-за шумного выступления. Рациональная часть мозга Антона истошно вопила: «заблокируй к хуям его номер!», вторая же, более эмоциональная, ныла о том, что нужно дать Эду шанс. Спустя какое-то время Шастун плюнул на всё и решился. Что он потеряет от этого разговора? Ничего. Всё, что у них со Скруджи было — тьфу, какой мерзкий никнэйм ты себе выбрал, Эд, — того уже не существует. Оно в прошлом. Зато, быть может, Антон получит хоть какие-то ответы. «Бар Lola на Грузинском валу 21:55» «Понял. Еду 21:56» С Журавлём и Позом долго объясняться не пришлось. Парни давно заметили его паршивое настроение, поэтому распрощались без лишних вопросов. За это, наверное, Шаст и ценил их компанию. Никто не лез в чужую жизнь слишком глубоко. Журавлёв, конечно, иногда пытался помочь ему с поиском дамы сердца (а чуть позже и кавалера для души, ну, точнее для жопы), но в целом однокурсники больше сами делились, нежели выпытывали друг из дружки сплетни. Шаст до сих пор не мог поверить в то, что после его каминг-аута их дружба осталась на том же уровне, разве что шуток про педиков чутка прибавилось. Поз и Журавль хорошенько так поддержаали его после расставания с Выграновским (и активно ставили дизлайки на клипы артиста), помогали не спиться, хоть и материли почём свет стоит. Тазик даже подарили на случай следующих алкогольных блёв-пати. Антон им был от всей души благодарен, за время учёбы в вузе эти двое — лучшее, что с ним случилось. И они бы точно не одобрили встречу с Выграновским, после того как подтирали шастуновские сопли, пролитые из-за него. Парень вышел на улицу и зябко поёжился. После душного и людного бара ночной прохладный воздух играл на контрасте. Улица пестрела фонарями, в особенности ярко горел Москва-Сити. По ироничному стечению обстоятельств совсем рядом находился Центральный ипподром, и в ожидании Шаст решил пройтись к нему. Монументальное здание с колоннами грозно нависало сверху, играя тенями в свете подсветки. Над ним возвышался монумент с четырьмя скачущими лошадьми. Антон усмехнулся своим мыслям: повсюду эти кони, и как он ни пытался от них сбежать, с детства конная сфера его не оставляет. Юного Антошку отец посадил в седло лет в шесть. Парень ездил не так уж и часто, но довольно умело владел шенкелем*, особенно хорошо он управлялся с рослыми (ему под стать) лошадьми и тяжеловозами. Когда Антон подошёл к перекрёстку, полупустую улицу огласило звучное «вж-ж», как будто у какого-то несчастного водилы жутко растянулся ремень генератора в двигателе. Рычание мотора приближалось, и вскоре чёрная иномарка ударила по тормозам, свистя и фырча на встречной полосе, совсем невдалеке от Шастуна. Ей горел красный. — Эй, сладкий, запрыгивай, — ох, этот блядски знакомый рычащий голос, этот тембр и манера речи… Антон нервно сглотнул. И вот в это грохочущее шевроле он должен запрыгивать? Впрочем, светофор уже запищал предупреждающим сигналом, и времени на раздумья особо не было. Ему ничего не оставалось кроме как подойти к машине и запрыгнуть на переднее пассажирское. Выграновский изменился. Слушал совсем другие треки на магнитоле, татуировками забился ещё больше, нос проколол. И человеком наверняка стал совсем другим. Но как же было странно и неприятно видеть его довольную, поддельно-счастливую улыбочку. — Как жизнь, родной? — Да пошёл ты нахуй со своим родством, — Антон ощутил, как от злости закипает кровь, — ты по делу прикатился или так, повыёбываться? — Воу-воу, потише, а то я могу и не удержаться, — брюнет показательно облизнул губы, заодно обнажая зубы с грилзами*. — Ладно, за яйца не тяну, ты такое не любишь, я помню. Знаешь же, что скоро соревы между лошадиными клубами? Шаст так скривился, как будто ему в рот налили стакан лимонной кислоты. Ладно, он и раньше частенько поправлял Эда, потому что тот не любил излишней речевой «красивости», но теперь это так резало слух… Да, это совсем не беседа за чаем с Арсением Сергеевичем. Чёрт, ещё один проклятый брюнет на антонову голову. И всё-таки, как он раньше терпел привычки Выграновского? — Ну и? Ты же бросил конкур, — фыркнул парень, неприязненно щурясь в окно и не глядя в сторону водителя. — Ну так, катаюсь иногда, — в ответ Шастун не выдержал: — Катаются дети в прокате, а всадники ездят верхом. — Да чё ты душный стал такой, — Эд срулил куда-то вдоль набережной, — поелдачить даже нельзя. Не трахался давно? Короче, проводят старты в вашей Залупони, и мне нужен их призовой фонд. В тур хочу. Твой же папаша рулит всей этой движухой? Я в долгу не останусь. — Блять, хоть бы название для приличия запомнил. «Гасконь», Эд. — Блять, хотя бы кликуху для «приличия» запомнил. «Скруджи», Шастик. Стонал ты его крайне неприлично. Антон скрипнул зубами. Это был удар ниже пояса. — Я тебе помогать не собираюсь. Я тебе ничем не обязан и видеть тебя не хочу. Я отлично помню, как ты тогда съебался, сверкая пятками, так что, будь добр, свали и сейчас. Меня не касаются ни твои финансовые проблемы, ни что-либо ещё. Машина съехала с городской дороги и покатила к окраинам. Здесь ещё было полно светофоров, и Шаст планировал выйти из машины на ближайшем из них — как раз впереди уже мигал жёлтый. Антон уже дёрнул ручку дверцы и начал вставать, как металлическая хватка руки Выграновского вернула его на место, заставив подпрыгнуть на заднице. Было неприятно ощущать на себе прикосновения брюнета. Скруджи заставил Антона повернуться к нему лицом и посмотреть в глаза. Парни оказались неожиданно близко друг к другу, и Шастун ощутил, как в горле саднит. Ему было физически больно к нему приближаться. — А если так? Скруджи было плевать на сигналящие сзади машины, потому что он встал слишком далеко от светофора. Он своего добиваться умел, и сдаваться не привык. Он крепко, до белеющих костяшек, держал Шаста за предплечье, а второй своей рукой — за шею. Татуированный укусом впился в губы парня, смакуя и вспоминая их мягкость. Волна холодных мурашек пробежала по спине Антона, его захлёстывала паника. Это было чертовски больно — снова стать игрушкой в этих руках. — Ну что, вспомнил? Будешь сотрудничать? — Нет, — не своим голосом отрезал Антон, вывернулся из цепких рук и выскочил из машины. Глаза наполнились неуместными слезами. Хотелось кричать, что-нибудь сломать, пнуть или ударить, кулаки сжимались в бессилии, было холодно и мерзко. Ему сейчас было так противно от самого себя. Почему он не дёрнулся раньше? Почему позволил к себе прикоснуться? Зачем вообще согласился на эту встречу? Антон не знал. Он вообще сейчас не мог адекватно мыслить. Оттого дорога домой не запомнилась совсем: парень просто шёл, шёл и шёл, смахивая в исступлении предательские слезинки, а где-то под утро стёртые до мозолей ноги сами привели его домой. На съемной квартире было темно и тихо, поэтому парень упал ничком на постель, не расстилая её и не раздеваясь. Так он и провалялся до полудня уже наступивших суток.***
В тренерской конного центра «Гасконь» раздался телефонный звонок. Фролова подоспела как раз на второй «дзынь» и сняла трубку городского. Оказалось, звонил директор, пребывающий сейчас в другом городе. Он сообщил, что сегодня в центр поступит новый жеребец, которого для полноценной берейторской работы тоже отдают Попову. Именно в работе с этим непростым конём и заключалась суть стажировки тренера. К счастью, об инциденте с Пакистаном никто кроме Антона и самого Арсения не знал, это стало их небольшим секретом, потому репутация нового сотрудника не была запятнана. — Да, Андрей Юрьевич, всё хорошо. Арсений пока отлично справляется, — докладывала Оксана Шастуну-старшему по телефону. — О, уже скоро привезут? Отлично, пойду обрадую нашего Арсюшку. Да, фуража пока хватает. А своего Антошку когда к нам пришлёте? Нам бы не помешал его рост для покраски амбара… О, отлично. До свидания! Звякнул колокольчик на двери. В тренерскую сперва протиснулась небритая смуглая щека Матвиенко, потом его хвостик, а потом и он весь. Конюх держал в руках букет ромашек и какой-то бумажный пакет. Оксана в своей привычной манере улыбнулась, но потом почему-то смутилась. — Доброе утро, Окс, — мужчина прикрыл за собой дверь и поставил бумажный пакет ей на стол, — мне тут птички нашептали, что ты опоздала сегодня, наверное, не было возможности кофе попить? Это тебе. Не переживай, Лёхе не скажу, я по-дружески. — Да что ты, Серёжа, — девушка всплеснула руками и вопросительно посмотрела на букет ромашек в руках коллеги, — зачем? Не надо было! Я бы потом пообедала чем-нибудь… Матвиенко раньше работал селектором на племенном конном заводе, но, устав от ответственности, уволился и устроился здесь конюхом. Мужчина любил лошадей, а ещё любил улыбку Оксаны. Он знал, что Фролова замужем, хоть почему-то и не носит фамилию мужа — Суркова Алексея. Но его устраивала возможность хотя бы просто видеться с ней. Хвостатый осмотрел тренерскую в поисках какого-нибудь стаканчика и, найдя чью-то кружку с надписью «Крым», воткнул букетик полевых цветов туда. Более не смущая тренершу своим присутствием, Матвиенко махнул рукой на прощание и вернулся к своим делам. — Вот же дурак, — отпивая медовый раф, произнесла Оксана, — я же просила больше не делать для меня ничего, а он мне кофе притащил в первом часу дня… Так, кстати, а где там Антон шляется? Сегодня у Фроловой не было тренировок. В свободное от тренерства время девушка занималась администраторскими делами, подменяя коллегу с ребёнком, поэтому не отходила от телефона. И очень кстати, потому что пора было набрать Шастуну-младшему и узнать, куда он запропастился, ведь он сам просил позвать его, когда привезут нового коня для Арсения. Оксана хмыкнула своим мыслям. С чего бы Шастунишке так интересоваться делами центра? Уж точно дело не в беспокойстве о постое лошади. Неужели всё-таки смирился с мыслями о том, что придётся унаследовать бизнес? Или это новый сотрудник его так заинтересовал? Антон только-только продрал глаза, когда на часах было полпервого. Разбуженный телефонным звонком, он с громким хрустом потянулся и нащупал телефон в кармане. Надо же, даже не выложил. Шея затекла, рука ныла, хотелось в туалет, а во рту как будто кошки нассали, но раз звонила Оксана, не ответить было нельзя. — Добро утро. Тебя где черти носят? — грозным тоном спросила сотрудница. Шаст тут же представил себе её милое нахмуренное личико и провёл параллель с хомяками. Нет, на неё совсем нельзя было разозлиться, несмотря даже на то, что Фролова разбудила его. — На паре, — шмыгая носом, соврал горе-студент. — Антон, сегодня суббота. У тебя нет пар. Ты должен был уже приехать! Сам просил тебе сказать, когда привезут Кориандра. Это конь новый поповский. Фраза «поповский конь» вызвала у Шастуна приступ ржача, и на полминуты Оксана потеряла его, как личность. Угомонившись, парень оторвал свой зад от кровати и пообещал скоро приехать. Ну как скоро — дай бог к вечеру успеет. Всё-таки конный центр находится намного южнее столицы, и за пару часов домчать не получится. Да и голова болела изрядно, хотя он даже одной банки пива не допил. Наверное, так сказывалась неприятная встреча. Антон старался отогнать мысли о пережитом куда подальше, но они всё так же навязчиво лезли в голову и ворошили воспоминания прошлого. Раньше эти руки делали ему хорошо, а не больно, раньше эти губы говорили о любви, а не о деньгах. Раньше ему было спокойно рядом с… тем человеком. Теперь ему тревожно, даже когда Выграновский далеко. Дорога плыла мимо, и глаз уже не отличал посёлки и лесополосы, как это всегда бывает при длительной езде за городом. Антон вёл машину одной рукой, а второй всё пытался настроить музыку на телефоне, потому что забыл флешку с музыкой. Ему всё ещё было тоскливо, потому в качестве добивки парень врубил постгранж, и группа Three Days Grace отлично справилась со своей задачей. В груди всё болезненно сжалось, когда заиграл знакомый мотив:Over and over, over and over I fall for you Over and over, over and over I try not tо…
Когда Антон, наконец, приехал, уже вечерело. В полях прекратили ездить тракторы, запели сверчки, стало прохладнее. Аллея конного центра встретила его привычными огнями фонарей и подсветкой у конюшни. Большая часть персонала уже закончила рабочую смену и собиралась возвращаться домой. — Явление Христа народу, — сыронизировал Попов, когда увидел в начале дорожки знакомую долговязую фигуру. — Я уж думал, мы его сегодня не дождёмся. — Всем привет! Ну, как прошло знакомство? Шаст улыбнулся, но получилось кривовато. Он уже даже жалел, что всё-таки поехал, потому что задержался по дороге на заправке и вообще в какой-то момент решил, что ему эти все поповские кони неинтересны (что было сущей неправдой — его раздирало любопытство, просто не хотелось светить кислой миной перед Арсением). — Никак. Коневоз, на твое счастье, тоже задерживается, — сообщила Оксана, скрестив руки на груди и хмуро глядя на парня снизу-вверх, — Думаешь мы бы сидели тут до вечера и ждали бы просто так? — А, это, Арс… точней Арсений… Парень почему-то ощутил совершенно неуместную неловкость перед мужчиной, как будто боясь что-то сделать не так или чем-то его разочаровать после случившегося с ним вчера (хотя причём тут вообще Попов?). — Короче, отец просил передать, что тебе нужно перевоспитать новую лошадь до начала соревнований в следующем месяце. Ты будешь участвовать от лица клуба, и призовой фонд будет очень нужен, потому что кормить весь нерабочий молодняк уже становится сильно в напряг. — Ну нихрена ж себе вы на меня ответственность возложили, — изумился мужчина. — А если жеребец окажется совсем необучаемым? Дали бы Пакистана на выступление, тогда, быть может, что-нибудь и вышло. — Пакет не прыгает так высоко, — покачала головой Фролова. — Ой, смотрите! Едут! И верно, у главных ворот послышалось фырчание мотора и загорелись глаза-фары. Сотрудники поспешили к коневозу. Пока Оксана решала бумажные вопросы с предыдущими хозяевами, Арсений, Антон и работник конюшни вывели из прицепа каракового, почти чёрного жеребца. Кориандр — а коня звали именно так — был прекрасным представителем голландской породы лошадей. Статно сложенный, с развитой мускулатурой и правильным углом плеча, жеребец имел всё необходимое, чтобы приносить победы на соревнованиях. Не уровень Гран-При, конечно, но вполне многообещающе: не зря голландцев называли «мазератти от мира лошадей». У жеребца на морде была белая проточина и забавный розоватый нос, а на копытах — белые носочки. Арсений смотрел на лошадь с искренним восхищением, он был буквально заворожён лоском тёмной шерсти, грацией движений и правильностью экстерьера*. Глаза мужчины горели, а лицо приняло такой вдохновлённый вид, что Антон невольно перенял его восхищение. Да, при всей шастуновской нелюбви к парнокопытным, нельзя было не признать, что именно этот жеребец неплох. И сам Арсений выглядел таким счастливым, будто сверхновую в небе увидел. Улыбка определённо ему очень шла. Всем не терпелось узнать, каков новый житель центра в работе, как отзывается на повод и слушается ли всадника. Получится ли из этого Кориандра новый претендент на призовые места, или последние деньги центра оказались потрачены впустую? Но лошадь нельзя было пускать в работу прямо после дороги, к тому же, коню нужно было привыкнуть к новому месту. Было решено выпустить его пока в леваду и дать разойтись после стоячего путешествия в коневозе. Антон и Арсений остановились у ограды и, опершись на неё локтями, стали наблюдать за резвящимся голландцем. — Никогда бы не подумал, что это правда произойдёт, — с улыбкой произнёс брюнет, не сводя глаз с животного, — со школьной скамьи я восхищался Тотиласом, ты, наверное, слышал о нём… нет? Это легенда конной выездки, набравшая более 90 баллов* на соревнованиях. Он и его всадник Эдвард Галл — единственные в мире, кому это удалось. Так вот, Тотилас тоже голландской породы, и даже масти похожей. Понимаешь, это как будто увидеть Иисуса вживую. Антона покоробило, когда он услышал имя всадника — Эдвард. Слишком перекликается с Эдуард. Парень даже отвернулся, чтобы скрыть эмоции от собеседника, однако Попов в этот момент смотрел на Антона и всё заметил. — Тебе не интересно? Извини, я забываю, что тебя вынудили вникнуть в конную сферу, — мужчина виновато поджал губы и положил руку Шасту на плечо, — обсудим что-нибудь ещё? От простого прикосновения к плечу парень хотел было дёрнуться, но сдержался. Это было бы уж слишком странно, да и Арсений ничего плохого ему не сделал. Напротив, их общение всегда было сдержанным и приятным. Попов разве что не светился от счастья, Шаст вообще редко видел, чтобы кто-то мог улыбаться вот так солнечно и ярко. Разве мог он огорчить его? Парень не хотел признавать, но дурной пример Попова оказался заразителен, и, кажется, его неприязнь к лошадям приобретала форму нейтралитета. Чёртовы брюнеты! — Нет-нет, мне правда интересно, просто выдался паршивый денёк вчера, и я всё никак не отойду, — Шаст улыбнулся, все ещё ощущая тепло чужой руки на своем плече, — расскажи ещё о знаменитых лошадях. У тебя очень приятный голос, совсем не такой, как у… рэперов всяких. Тут настала очередь смутиться Попову. Из них двоих вроде бы взрослый он, но ведёт себя как девочка, которой подарили говорящую куклу её мечты. А этот странный комплимент вообще выбивал из колеи. Антон казался ему интересным парнем, но Арсений боялся сближаться с ним сильнее, потому что это как минимум неэтично: Шастун сын его начальника. А парнишка сам искал разговора, не просто так же он увязался с ним выгуливать жеребца. — Спасибо что ли, — наконец, Попов убрал руку и, запрокинув голову на небо, сказал: — Видишь во-он ту яркую звезду? Возможно, это свет Секретариата — жеребца, который первым победил во всех трёх скачках «Тройной короны» и установил новые рекорды, которые до сих пор считаются не побежденными. Арсений в этот момент был таким притягательным. Увлечённый рассказом, он улыбался и терялся в мыслях, любовался звёздами и сам, кажется, светился. Было так тепло и легко слушать его, стоя совсем рядом, было как-то по-особому уютно и спокойно. Антон будто вернулся в детство, когда отец читал ему сказки на ночь. Арсений, тем временем, не замечал любований слушателя и продолжал: — Ещё одна нашумевшая звёздочка — Умный Ганс, якобы обладавший высочайшим интеллектом и умевший решать математические (и не только) задачи. Представления с её участием проводились при широкой публике. Спустя какое-то время немец со смешной фамилией Пфунгст доказал, что лошадь на самом деле не производит в уме никаких подсчётов, а даёт верные ответы, наблюдая за «языком тела» и эмоциями зрителей и хозяина, который до последнего искренне верил, что его животное разумно. — Пфунгст… как будто кто-то чихнул, — Антон посмеялся и тоже задрал голову вверх, рассматривая россыпь звёзд. — А я слышал про то, что самый большой конь в мире был выше двух метров, то есть, даже больше меня. — Да, его звали Мамонт. О, а вон та малюсенькая звезда, несомненно, Дюймовочка — самая маленькая лошадь в мире, ростом всего где-то полметра. Больше на ум что-то ничего не приходит, — мужчина зевнул и потянулся, подставляя ночной прохладе свой живот из-под задравшейся майки, — ну что, тебя до дома подвезти? Антон поймал себя на мысли, что ему не следовало так пристально смотреть на подтянутый живот собеседника. И что ему вообще-то не следовало идти за ним и трепаться столько времени ни о чём со своим… э-э? Приятелем? — Да я тут переночую, — отмахнулся Шастун и собрался было уходить, но строгий взгляд мужчины заставил его застыть, как вкопанного. — И где ты спать будешь? На сеновале? — усмехнулся брюнет. — Давай, не выдумывай, поехали. Въебешься ещё куда-нибудь. Я завтра тоже рано приеду и захвачу тебя утром по пути. Ты уже носом клюешь, а я энергетик выпил. Парень опустил взгляд, когда брюнет нахмурил брови и сощурил пронзительные синие глаза. Это оказалось очень действенно. И даже немного горячо. Какое же это всё-таки было приятное чувство — забота. Но ощутить её от Арсения парень совсем не ожидал. Свою машину было бросать жалко, хотя в этой глуши с ней точно ничего не случилось бы, да и неудобно как-то гонять тренера туда-сюда. Но раз уж тот так настаивает… может ещё чего-нибудь интересного по пути расскажет. Антон повыёживался ещё немного ради приличия, но в итоге сдался и согласился. Они сели в машину, и дорога помчалась вперёд, мельтеша по бокам фонарными столбами. В салоне машины Арсения приятно пахло: где-то в углу, возле руля, лежал мешочек с кофе, а ещё чувствовались нотки его одеколона. Антону запах понравился. Чехлы на сидениях были потрёпанные, но сам автомобиль создавал ощущение чистоты и безопасности. Попов держал руль уверенно, двумя руками, и сосредоточенно смотрел только на дорогу. Антону вдруг осознал, что ему не страшно доверить этому человеку свою жизнь — и сполз по сидению вниз, пока его длинные ноги не упёрлись в бардачок, расслабляясь окончательно. Диалог мужчина поддерживал всё так же живо, изредка делал паузы и не без доли артистизма высказывал своё мнение о тех или иных вещах. Они говорили о машинах, о технических специальностях, об учёбе самого Арсения в вузе… Шасту было очень приятно узнать такие детали жизни собеседника. Доверие подкупало его. Ему вообще было приятно находиться рядом с Поповым, и вся эта поездка так контрастировала со встречей. О ней рассказывать он пока никому не решался, да и не хотелось даже думать об этом. Шоссе змеей уходило впереди, по радио тихо играла группа the neighbourhood, а человек рядом с ним не желал ему зла. Душа Антона, кажется, обрела временный, но всё же покой.