И две души, как две вины, две необжитые пустыни, где не построены святыни, хотя мосты все сожжены. Александр Дольский
— Знаешь, я решил оставить работу в Академии, — сообщение Маккоя звучит так неожиданно, прерывая его привычный речитатив над препаратами, что Спок едва успевает зафиксировать смысл. Сам он только что закончил сверять график отработки Кирка с расписанием его занятий и остался весьма удовлетворен: кадет уплотнил свой рабочий день до максимума. — Могу я поинтересоваться, какое логическое построение привело вас к этому, доктор? — вежливо спрашивает вулканец. — Ты всерьез считаешь, что я буду руководствоваться логикой там, где взывает сердце? — несколько выспренне восклицает Боунз. Брови вулканца почти скрываются под челкой. — У вас есть потребность образовать новые узы с партнером? — осторожно интересуется он. — Из терранских источников я узнал, что земляне связывают деятельность этой мышцы с яркой эмоцией, направленной на интересующего их субъекта. Могу ли я напомнить, что не так давно вы разорвали связь с предыдущим партнером? — С тобой просто невозможно разговаривать, — жалуется Боунз. — Ты бы стихи, что ли, почитал. Помогает в освоении метафор. — Я последую вашему совету, — подумав, отвечает Спок. — Но мы отклонились от темы. — Я подал рапорт с просьбой зачислить меня в экипаж звездолета. Маккой поднимается с места за лабораторным столом и пересаживается ближе. Он опускает взгляд и трет ладони, пытаясь собраться с мыслями. — Понимаешь, я всегда не доверял транспорту, а особенно космическому, — начинает он издалека. — Ведь произойти может что угодно: откажет двигатель, взорвется топливо, шальной метеорит пробьет переборку… А тут еще эти транспортаторы, когда тебя разбирают на атомы, а потом снова собирают. Я не уверен, что в том же порядке, кстати. На земле как-то проще — из автомобиля можно вылететь на обочину, с корабля прыгнуть за борт. Есть шанс выжить даже в авиакатастрофе. Но не в космосе. Цинизм и толстокожесть медиков — фиксированная данность. Без этого не стать доктором, особенно хирургом, иначе бы каждой смерти пациента сопутствовал нервный срыв у врача. Я десятки раз дежурил в чертовом симуляторе, каждый раз твердил себе, что это неправда, понарошку. Но вокруг меня взрывались переборки и слышались крики людей. И все это только укрепляло меня во мнении: ни за что и никогда. Споку приходит в голову соотнести график дежурств доктора по сопровождению теста и даты его посещения баров. Данные совпадают с точностью 86,77%. Боунз бросает взгляд на вулканца, убеждается, что тот внимательно его слушает, и снова принимается разглядывать свои ладони. — И вдруг какой-то наглый пацан переворачивает ситуацию с ног на голову, усаживает меня в кресло офицера мостика, и я оказываюсь ответственным за массу решений, не связанных с медициной. И вся моя космофобия улетучивается к чертям собачьим. Как будто боюсь не я, кто-то другой. Этот парень, Кирк… вспахал плугом мою душу. Поднял на поверхность пласты, о которых я даже не подозревал. Случайно конечно, он точно не планировал такое. Когда от его выстрела взорвались клингонские корабли, которые не взрывались НИКОГДА, я вдруг увидел… себя другого. Каким в детстве мечтал стать, когда вырасту: смело исследовать новые миры и цивилизации. Идти туда, где не ступала нога человека. В общем вся та хрень, которой пичкают нас с рекламных плакатов Звездного Флота, — смущается доктор. Вулканец заинтересованно разглядывает Боунза, прикрывающего кривой ухмылкой свои откровения. «Да вы романтик, доктор», — думает Спок, но не произносит этого вслух, чтобы не разрушить атмосферу доверия. — Если уж такой желторотик исхитрился найти выход в безвыходной ситуации, даже если и смошенничал при этом, то и я смогу. Я врач высокой квалификации с дополнительной подготовкой межрасового психолога. Неужели я сам себя не вылечу? В конце концов, возьму у тебя мастер-класс по медитации. Не откажешь? — Я составлю для вас рекомендации и покажу основные техники, — обещает вулканец. — Думаю, людям они тоже подойдут при должном уровне сосредоточенности. И я отношусь глубоко уважительно к вашему решению, — добавляет он.***
Но следующий день вносит серьезные коррективы в привычный ритм жизни коммандера. Прямо посреди вечернего занятия с первокурсниками, на котором они осваивали работу трикодера и расшифровку первичных данных, Спок чувствует тревожное покалывание в виске. Глубоко в сознании вибрирует нить, связывающая его с Т’Принг. Он, вопреки обыкновению, не остается после занятия, чтобы ответить на вопросы курсантов, а спешит по темным аллеям кампуса в свое жилище к личному терминалу. — Т’Принг, вечно далекая и вечно… Слова приветствия застывают на его губах. Он помнит ее очаровательной семилетней девочкой с темной косой, скрученной на затылке и заканчивающейся изящным локоном, ниспадающим на грудь. Вот она смотрит слегка свысока на него, темноглазого серьезного мальчика, а он немного с опаской разглядывает новоиспеченную «невесту». Старейшины только что закончили ритуал, связывающий их слабыми телепатическими, еще детскими узами. Этой связи предстоит расти по мере их взросления до той поры, пока ритуал пон фарра не закрепит прочную нить в сознании, разорвать которую сможет только смерть одного из них. Он помнит ее рассудительным подростком. Вот она неуверенно протягивает пальцы для ритуального вулканского поцелуя, которым они изредка обмениваются, прогуливаясь по залам музея истории Вулкана. Ее рассуждения о досуракском периоде их цивилизации весьма логичны и глубоки. Он помнит ее красивой девушкой с изысканной высокой прической, карими миндалевидными глазами, идеальным углом разлета бровей и эстетически приятной фигурой. Она прохладно воспринимает его сообщение о поступлении в Академию Звездного Флота, но не высказывает неодобрения. Т’Принг прочат будущее ученого-историка, она подает большие надежды. Спок ею гордится, ежеквартальные получасовые сеансы связи наполнены изысканной беседой, логические построения которой вьют замысловатую арабеску. Изображение, которое он видит на экране терминала, не похоже ни на одно из воспоминаний. Тугой комок сжимается в районе солнечного сплетения, когда вулканец фиксирует лихорадочный блеск в глазах невесты, темные круги под ними, зеленоватый румянец, болезненно пятнающий кожу щек, тяжело вздымающуюся грудь. Она сжимает челюсти, пытаясь контролировать эмоции, не замечая, что из прокушенной губы появляется капелька крови. Натянувшиеся узы болезненно дергают височную долю, и сознание услужливо выдает анализ: у Т’Принг началось Время ярости. — Спок… — слабо произносит она, но не может закончить мысль. Спок не видит ее пальцев, но с уверенностью в 88,97% может утверждать, что они дрожат. Остальные проценты он отводит на то, что девушка со всей силы сжимает кулаки, чтобы сдержать тремор. — Я понял, — отрывисто произносит он, прерывая ее. — Буду на Вулкане через сутки. Т’Принг в состоянии кивнуть в ответ. Подобие улыбки приподнимает уголки ее рта. Сутки она сможет продержаться. Сеанс заканчивается, и Спок выстраивает в голове план действий. Руки порхают над клавиатурой, он бегло просматривает десятки страниц в поисках быстроходного транспорта до Вулкана, но все корабли слишком медлительны или отправляются только через несколько дней. Он подавляет вздох и связывается с вулканским посольством, чего не делал уже шесть лет. Дежурный референт выслушивает и быстро соединяет его с заместителем посла. — Приветствую тебя, Спок, сын Сарека, — соблюдает церемониал второе лицо дипмиссии. — Я в курсе проблемы, не трать время на пересказ. Яхта с дипломатическим статусом будет готова к отлету через 2,45 часа. Полет до Вулкана продлится ровно 19 часов. Ты успеешь. — Благодарю, посол Сувок. Сожалею, что пришлось прервать часы вашего уединения, — склоняет голову коммандер. — Допустимо ли просить вас связаться завтра с ректором Академии и подтвердить необходимость моего срочного отбытия на Вулкан? — Я выполню твою просьбу. Прошу прощения за личный вопрос, насколько приемлемо твое состояние? Не требуется ли пилот? Сопровождение целителя? — Я вполне функционален, — сообщает Спок, испытывая некоторое недоумение признанием этого факта. — Мои ментальные щиты максимально укреплены, полет пройдет благополучно. — Живи долго и процветай, сын двух рас. Я в высшей степени удовлетворен, что кровь Вулкана в тебе оказалась сильнее. Спок сжимает зубы, в послании ему чудится скрытая колкость. Волна адреналина прокатывается по его сосудам. Если бы не жесткая необходимость… — Вынужден прервать нашу беседу, мне надо завершить несколько важных дел до отлета, — бесстрастно сообщает коммандер и завершает разговор таалом. Заместитель отца благосклонно кивает и отключается. Начинается обратный отсчет. Спок прислушивается к своему состоянию, пока руки проворно собирают дорожную сумку и пишут рапорт о срочном отпуске по семейным обстоятельствам, который он пересылает секретарю Академии. На это уходит 14,5 минут. Он тратит еще 9 минут, чтобы разыскать на сервере научной библиотеки ВАН медицинскую информацию и скидывает ее на падд. Он снова движется по аллеям уснувшего кампуса, вспоминая график дежурств доктора и надеясь обнаружить Боунза спящим в своей кровати, желательно одного и желательно без алкоголя в крови. В противном случае придется тратить драгоценное время, разыскивая его по барам. Просьба, с которой Спок планирует обратиться, несколько необычна, но логика подсказывает, что найти другого исполнителя будет нелегко с учетом тотального цейтнота. Кто-то из древних богов присматривает за вулканцами, находящимися в преддверии Времени ярости. Иначе коммандеру трудно объяснить свою удачу: Маккой у себя дома и даже еще не ложился. Он открывает дверь, удивленно смотрит на нечастого гостя, но, не сказав ни слова, пропускает в квартиру. Спок протягивает падд. — Доктор, я вынужден срочно лететь на Вулкан. Причину найдете в файлах. Срок моего отсутствия неизвестен: от нескольких дней до месяца. Ректорат предупрежден, они найдут мне замену на занятиях и в лаборатории. Я не успел познакомиться с мистером Монтгомери, который обеспечивает полную загрузку курсанта Кирка. Поэтому прошу вас время от времени контролировать нахождение курсанта на рабочем месте, согласно приложенному графику. Желательно не реже двух раз в неделю. Насколько допустима моя просьба? Доктор молча принимает устройство. Глаза его несколько раз обегают фигуру вулканца, задерживаясь на кистях рук и лице. — Не похоже, что у тебя наступило время спаривания, — озвучивает он диагноз. Спок непроизвольно дергается и тянется отобрать падд. Маккой быстро прячет его за спину. — В чем дело? — требовательно спрашивает он. — Если ты поручаешь контролировать это шило в заднице мне, а не кому-то из преподавателей, я хочу знать: почему? — Если вам известно про Время ярости у вулканцев, то я хотел бы получить назад свою собственность, — настаивает вулканец, не отвечая на вопросы. — Тихо, тихо, не кипятись. Время ярости, так вы это называете? Красноречивый термин для расы, полностью контролирующей эмоции, — доктор укоризненно смотрит на Спока. Тот вздыхает и отводит глаза. — Прости, если случайно вызвал эту вспышку. Информация о вашем состоянии крайне скудна, но все же имеется в медицинских анналах. Ты не первый вулканец в Звездном Флоте. И файлы, которые ты мне доверил, не станут общедоступны. Врачебная этика и все такое. Спок сдается: — Время ярости началось не у меня. У моей невесты. Но я располагаю крайне ограниченным временем, чтобы добраться до Вулкана, потому что узы, нас связывающие, активируют мои гормоны в ближайшие часы. Слишком сложно объяснить это любому преподавателю, на которого я мог бы переложить контроль за Кирком. — У невесты??? Ты никогда не упоминал ее! Коммандер устало прикрывает глаза. — Доктор, у меня мало времени. — Да-да, я присмотрю за этим шалопаем, — спохватывается Маккой. — Удачи тебе… в производстве маленьких вулканцев, — неловко напутствует он Спока. Тот кивает и испытывает нелогичную потребность пожать доктору руку.***
Взлет яхты и набор второй космической отнимают все внимание Спока. Корабль легко слушается руля, но навыки пилотирования не доведены до автоматизма, поэтому коммандер максимально сосредоточен. И лишь когда звезды превращаются в смазанные полосы на варп-7, он может заглянуть внутрь себя. Результат сканирования озадачивает. С момента разговора с Т’Принг и до вылета он двигался к цели, как стрела, выпущенная из лука: вибрируя наконечником и гудя оперением. Эмоции плескались у самой поверхности, грозя прорвать пленку обычной невозмутимости. Он был УВЕРЕН, что имеет дело с начальной стадией Времени ярости. Но сейчас, когда не требуется ничего решать, напряжение ушло. Он осторожно ослабляет щиты — в сознании полный штиль. Может, это затишье перед бурей? Коммандер наливает кипяток и заваривает чай. Статус дипломатической яхты позволяет иметь на борту ряд натуральных, не реплицированных продуктов, в том числе и 12 сортов чая с разных планет. Спок приятно удивлен, что перед его отлетом персонал позаботился о пополнении запаса на борту. Он снова садится в кресло пилота, грея руки о горячую кружку. Медленно кружатся чаинки в синеватой жидкости. Медленно поворачивается вселенная вокруг корабля. Он смотрит на экран, запрещая себе думать о том, что произойдет через несколько часов. Время ярости — гормональный всплеск, когда агрессия настолько сильна, что разум не в состоянии с ней справиться, — пугает и привлекает его одновременно. Беспомощно наблюдать, как капитулирует разум перед животными инстинктами, — страшно. Две тысячи лет следования путем логики — слишком малый срок в эволюции вида, который миллион лет до этого потакал своей воинственности, доставшейся от предков-хищников. Хорошо, что Время ярости накрывает организм не чаще, чем раз в семь лет. Вулканцы стыдливо стараются не упоминать об этом в общении с другими расами. Однако Спок готов признать, что ждет Время ярости с почти недопустимым нетерпением. Для него это — последняя инициация, доказательство того, что он полноценный вулканец, несмотря на статус полукровки. Генная инженерия и методичная забота целителей помогли его матери зачать и выносить ребенка. Но результат был признан удовлетворительным только тогда, когда организм Спока полностью развился до взрослого состояния к своим двадцати годам. Он не первый полукровка за столетия взаимодействия вулканцев с другими расами. Но он — первый, переживший младенческий возраст. Состояние Т’Принг через связь подхлестнет его гормоны. И через Ярость они пройдут вместе, как пара. А далее ритуал пон фарра свяжет их полноценными узами. Коммандер принимается думать о другом, чтобы не спровоцировать преждевременную активацию гормонов, потому что посадка корабля будет требовать сосредоточенности и ясного разума. Оставшееся время до прибытия на Вулкан он занимается тем, что систематизирует данные по незавершенным проектам в Академии, планируя, что необходимо передать Лейле Каломи, новому сотруднику лаборатории, а что может подождать его возвращения. Параллельным потоком идет просчет возможности его работы в ВАН в качестве сотрудника научного отдела, когда они с Т’Принг соберутся обзавестись потомством. Это случится не раньше, чем разрешат целители. Высказывая напутствие, доктор Маккой не знал, что Время ярости не годится для «производства маленьких вулканцев». Агрессия слишком сильна даже в ее сексуальной форме. Травмы, которые наносят друг другу партнеры, совместимы с жизнью, но для восстановления нормальных функций организма требуются время и помощь целителей. Спок фиксирует эмоциональный всплеск внутри и понимает, что сознанию необходим более активный режим для отвлечения. Он проверяет показания приборов, рассчитывает оптимальное время выхода из варпа и точный курс для приземления на ближайшем к Т’Принг космодроме. Оставшиеся 6,57 часа он проводит в поверхностном сне, который люди назвали бы дремой, для восстановления сил. Во сне он видит дом отца и розовые кусты, которые вырастила его мать на суровой почве Вулкана.***
Т’Принг ждет его в углу пещеры, вырубленной в недрах горы. Так заведено издревле: базальт глушит звуки и психические эманации, не позволяя им вырваться на поверхность, дабы не смущать окружающих. Вулканка обнажена, это тоже традиция. Густые волосы водопадом стекают с плеч, частично прикрывая тело, и Спок не может сдержать вздох восхищения — его чувство прекрасного полностью удовлетворено. Сам он, тоже обнаженный, видит в глазах Т’Принг эмоцию, которую не в состоянии идентифицировать. Он медленно поднимает руку, тянется к ней, ослабляя щиты. Ментальный удар ярости от невесты настолько силен, что вулканца отбрасывает к стене, он едва удерживается на ногах. Белки ее глаз наливаются зеленым из-за лопнувших сосудов, она скалится и рычит. Грудь Спока вибрирует, низкий ответный рык воспринимается сознанием как посторонний. Он прыгает, настигая девушку, но та гибко выскальзывает из рук, и новый всплеск агрессии обжигает его нервные окончания. Это раздражает, это злит, это вызывает гнев и возбуждение. Спок формирует ответную волну, но не в состоянии выпустить ее наружу. Все его воспитание противится причинению вреда неповинному существу. Ярость изнутри ударяет в собственный щит, поднятый на автомате, и рикошетит, заставляя его захлебнуться собственным бешенством. Вулканец с трудом выравнивает эмоциональный фон, но новый посыл гнева от Т’Принг бьет его наотмашь. Сознание Спока отключается на несколько драгоценных секунд, во время которых срабатывают навыки ближнего боя, привитые офицеру Звездного Флота упорными тренировками в Академии. Его тело реагирует автоматически, не требуя дополнительных команд. Когда восстанавливается мозговая активность, он понимает, что сидит верхом на спине невесты и заламывает ей руку. Та визжит от гнева, Спок сканирует ее болевые ощущения через телепатическую связь, но не находит. Эмоциональная аура вулканки окрашивается нотками возбуждения, тело обмякает. Он ослабляет хватку и бережно придерживает голову Т’Принг, которая тут же впивается зубами в его запястье. Кровь из прокушенной вены впитывается равнодушным камнем, видавшим многое на своем долгом веку. Только ответная сексуальная агрессия способна противостоять нападениям партнера в период Времени ярости. Это объясняли преподаватели на индивидуальных занятиях в школе. Это описано в доступных ему научных источниках. Но подобное действие противоречит всем морально- этическим нормам, поэтому доступно только в сумеречном состоянии сознания. А Спок мыслит ясно и четко. Если он не поможет Т’Принг, она будет уходить все глубже в неконтролируемое бешенство, пока не достигнет стадии разрушения и не погибнет. В отчаянии Спок переходит к решительным действиям, загоняя стыд глубоко внутрь. Он резко переворачивает девушку на спину, рывком разводит колени и вторгается в нее на правах завоевателя. Т’Принг стонет и подается ему навстречу. Ее влажный жар опаляет чресла, движения вулканца быстры и безжалостны, под его пальцами на теле девушки расцветают синяки. Острое наслаждение, испытываемое Т’Принг, прокатывается по нервам, заглушая испытываемое им раскаяние. Девушка тянется пальцами к пси-точкам на лице Спока и требует: — Дай! Мое! Он вынужден опустить щиты, переливая в девушку сочувствие и нежность, но она не довольствуется этим и погружается глубже, добираясь до пластов сознания, в которых лежит отвращение и стыд, ужас от содеянного. Это потрясает Т’Принг настолько, что с внезапной силой она выворачивается из-под вулканца, меняя положение их тел. Наездницей невеста раскачивается на бедрах коммандера, бьет по лицу, царапает, оставляя глубокие кровоточащие борозды. Спок вскидывает руки, защищая глаза, но не пытается остановить нападение. Каркающие звуки из горла девушки похожи на смех и проклятья одновременно, руки смыкаются на горле Спока, пока тело движется все быстрее и быстрее. Ментальные узы гудят и раскачиваются, как провода под ураганными порывами. Вулканец терпит, пока хватает дыхания, потом надавливает в основание запястий, заставляя разжаться ее пальцы. Он удерживает руки девушки, а бедра раз за разом толкаются навстречу женскому телу, подгоняя бешенный ритм, заданный изначально. Ее возбуждение возрастает по экспоненте и обрывается острым пиком, от которого перехватывает дыхание. А дальше — пустота, как будто рассудок Т’Принг ушел на перезагрузку. Спок, не решаясь сдвинуться, баюкает безвольное тело невесты, не чувствуя хоть какого-то ментального отзыва. Только пульс и дыхание дают знать, что с ней все в порядке. Через 15 минут его разум содрогается от сомкнувшихся с лязганьем ментальных щитов Т’Принг. Одним движением она поднимается с колен и отступает к стене. Тело покрыто синяками, волосы спутаны, но спокойствие окутывает ее серебристыми одеждами. Ее Время ярости, так и не наступившее для Спока, внезапно закончилось. — С’чн Т’гай Спок, ты не смог адекватно ответить мне, — бесстрастно звучит ее голос. — Я обращусь к старейшинам, чтобы они разорвали неподтвержденные узы. Потенциальное стремление к дальнейшему контакту будет воспринято отрицательно. Спок медленно склоняет голову, соглашаясь с ее решением. Он дожидается, пока вулканка покинет пещеру, и опускается в позу для медитации прямо там, где стоял. Вокруг абсолютная тишина, не слышно даже биения собственного сердца. Но он чувствует — еще чувствует — Т’Принг. Телепатическая связь, которая существовала между ними многие годы, объединяя назначенных партнеров, как далеко бы они ни находились друг от друга, отсчитывает последние минуты существования. Мысленно он видит, как Т’Пау, старейшина матриархов, касается старческими сухими пальцами пси-точек на лице девушки. Внутри Спока взрывается огненный шар боли, он едва сдерживает крик. Он знает, хотя уже и не чувствует, что где-то там, в нескольких десятках метрах от него корчится от боли его невеста. Бывшая невеста. Скорее всего, девичье тело скручено судорогой, и целители суетятся, стараясь облегчить страдания. А для Спока наступает пустота. Будущее, которое ясно виделось ему до единения с Т’Принг, схлопнулось в нульмерный объект, затерявшийся где-то во вселенной. Спок пытается вычислить его координаты, но не может. Исходные данные, от которых можно было бы оттолкнуться, отсутствуют. Логика буксует, и сейчас Спок отказывается от нее. Он закрывает глаза, чтобы оказаться среди пустыни. Багровое солнце застыло на пути к горизонту. Ветер срывает песчинки с гребня бархана. Они осыпаются с тихим шорохом, цепляясь друг за друга, струясь по склону, чтобы улечься к его основанию. На смену им приходят новые и новые — красные, серебристые, черные… Медленно-медленно движется бархан. Медленно-медленно засыпает песок обнаженные корни разорванных уз. Слой за слоем наползают пласты, пряча под собой кровоточащую рану в сознании. Отблеск дневного светила, улавливаемый и направляемый в помещение хитрой системой зеркал, проходит максимум яркости и постепенно слабеет. Спок не чувствует ни голода, ни жажды, ни дискомфорта от долгой неподвижной позы. Он выстраивает новую структуру взамен утраченной. Если не удается обнаружить опору внутри себя, то ее следует найти извне. «Безвыходных ситуаций не бывает» звучит у него в голове чей-то голос. Далее возникает человеческое лицо, обрамленное вихрами цвета выгоревшей растительности. Синие глаза смотрят в упор из-под упрямо насупленных бровей. Кадет Джеймс Т. Кирк, взломавший его программу, контроль за которым поручили коммандеру Споку. В 3,282 парсека от Вулкана, на другой планете ждут, когда он вернется к своим обязанностям. Его эмоции размыты. Его будущее неясно. Но осталось одно неизменное в его персональной вселенной: он — офицер Звездного флота. Его долг никто не отменял. Значит, восстановление функциональности допустимо и логично.***
На закате Спок подходит к дому своих родителей. Заходящее солнце удлиняет и смягчает тени причудливых скал. Белые лепестки осыпавшихся роз почти светятся на темно-рыжей земле их сада. Пыльная жесткая зелень кустов отдает свой пряный аромат остывающему воздуху. В памяти всплывают названия основных компонентов эфирного масла этого кустарника: Спок выделил их и рассчитал структурные формулы еще в начальной школе. Вход в традиционное вулканское жилище, вырубленное в скале, украшают резные двери. Камень аккумулирует тепло, даря полумрак и легкую прохладу днем и согревая воздух помещения холодными ночами. Климат планеты суров даже для его исконных обитателей, и создание дополнительного комфорта представляется разумным выбором. Спок ритуально стоит у порога, дожидаясь разрешения войти в дом. Аманда распахивает двери настежь и спешит ему навстречу. Легкий шаг матери соразмерен ритму его сердца. Она протягивает руку, но не прикасается, только осторожно теребит край рукава. Дочь Земли смиряет чувства, чтобы не ранить ими сына Вулкана. — О, Спок, — сочувственно произносит она, замечая глубокие царапины на его щеках и запястьях. Ей не надо объяснять их происхождение. Как и появление сына в одиночестве. Аманда живет среди вулканцев очень давно. Обрывки уз начинают саднить, и Спок приветствует боль как первый отзвук просыпающихся эмоций. До этого дня, всю сознательную жизнь он доказывал себе и другим, что он — настоящий вулканец. Он был лучшим в классе по всем предметам, связанным с логикой и вычислениями. Его соединили узами с Т’Принг, и его разум с готовностью на это откликнулся. Он сумел овладеть техниками глубокой медитации, включая лечебный транс, доступный не каждому представителю его расы. Но всего этого оказалось недостаточно, чтобы победить физиологию полукровки. Глядя на мать, он впервые задумывается: понимала ли она, следуя за мужем на Вулкан, каково ей придется? Иссушающий зной, непривычный для человеческого организма. Надменные взгляды большей части вулканцев, невзирая на ее самоотверженную работу в Обучающем центре: получить преподавателя, на постоянной основе знакомящего детей с достижениями культуры дружественной расы, было большим прорывом для их закрытого общества. А еще ей, живущей среди тактильных телепатов, приходилось постоянно сдерживать свои порывы, столь естественные для терранцев. Спок много раз наблюдал, как легко и с удовольствием земляне обмениваются прикосновениями — жмут руки, дружески бьют по плечу, даже обнимаются. И теперь у матери вместо целой планеты себе подобных — всего один вулканец, ее муж, с которым это дозволено. И еще сын, которому она дарит свою любовь, ничего не требуя взамен. Но, может быть, пришло время платить по счетам? Строгое следование вулканскому пути завело его в тупик. Сможет ли он на один вечер сменить направление, чтобы удовлетворить базовую потребность матери? Спок чувствует себя разрушителем основ, инсталлируя новый паттерн поведения в модель, усвоенную в детстве. Но он справляется с этой задачей. Вулканец подхватывает горстью пальцы матери, поднимает к лицу. Впервые изучает рисунок линий ее ладони. Потом склоняет голову и прижимается лбом к ее руке. Тепло человеческих эмоций обволакивает сознание нежным шелком, смягчает боль. Губы прикасаются к макушке, даря утешение. Он впитывает запах ее кожи, шевелящее волосы дыхание матери, прохладный воздух позднего вечера, далекий отрывистый крик ле-матьи, стараясь зафиксировать тренированной памятью навечно, как бесценный артефакт с родной планеты.