__________
Трансфигурация сквозь века
XIII: История
_____
Мандрагора
Открытие: Перевод Алби Аткинсона (около 1800 г. н. э.) с англосаксонского[1] Концепция самотрансформаций человека в животного существует ещё со времён Микенской цивилизации, однако только в период Классической Греции первый Анимаг успешно трансформировался и выжил, чтобы рассказать эту историю. Фалько Эсалон (ум. 632 г. до н. э.) смог пережить этот процесс благодаря технике, которую он разработал для инкубации мандрагоры. Эсалон заметил, что волшебники, пытавшиеся обучиться трансформации, как правило, были более успешны, если регулярно жевали листья мандрагоры, которые используются в зельях повсеместно. Зная об этом, он держал во рту лист мандрагоры (Mandragora officinarum) в течение некоторого времени (ān missēre[2]) перед попыткой трансформации. С тех пор волшебники использовали арифмантику и другие формы магии, чтобы узнать точный срок, необходимый для становления анимагом. В 153 году н. э. Апулеус определил, что минимальный инкубационный период для листьев мандрагоры составляет ровно один месяц. [1] Изначально переведено Адельфридом (около 900 г. н. э.) на англосаксонский со средневекового греческого. [2] Ān missēre: полгода, период из шести месяцев (в англосаксонском, возможно, происходит от протогерманского mæl — «мера»). Последствия неправильной подготовки Мандрагора жизненно необходима для процесса трансформации по причине присутствующих в листьях алкалоидов. В течение месяца алкалоиды будут постепенно влиять на магическую сердцевину, чтобы она в конечном итоге могла адаптироваться к форме Анимага. Без этого решающего шага сердцевина волшебника не сможет перенести трансформацию, что приведёт к одному или нескольким из известных последствий: — мгновенная смерть; — разрушение магической сердцевины; — спонтанное самовозгорание; — быть запертым в форме животного на неопределенный срок.__________
— Ну, это отстойно. Кто-нибудь готов к мгновенной смерти? — Хорошо, значит, нужно держать его во рту целый месяц, — Питер снова сел. — Теперь нужно придумать причину, чтобы не разговаривать. И действительно придерживаться этой версии, — добавил он, кинув на Джеймса многозначительный взгляд. — Сириус ещё хуже меня! — Продолжай убеждать себя, — ухмыльнулся Сириус и продолжил. — Мы могли бы сказать, что на какое-то время потеряли голос по причине… Нет, это глупо. — Погоди, вот оно! — Джеймс щёлкнул пальцами. — Ты о чём? — Проклятие Губного Замка! Питер нахмурился. — Это разве не то проклятие, которым постоянно семикурсники перекидываются? Джеймс торжествующе кивнул. — Если тебя проклянут, ты не сможешь говорить до тех пор, пока не поцелуешь того, «кого больше всего желаешь»! Мы вполне могли бы использовать такое оправдание. — Разве не подозрительно, что прокляли всех троих? — нахмурился Сириус. — Кроме того, как мы снимем проклятие, когда закончим? Я знаю, что ты хочешь поцеловать Эванс, но понятия не имею, кого хочу сам. Не хочу молчать до тех пор, пока не выясню это. — Есть контрзаклятие, придурок, — закатил глаза Джеймс. — Просто его использовать может только тот, кто тебя проклял. Так что мы сглазим друг друга, а в конце месяца снимем заклинание. — Оно разве невербальное? — спросил Питер. — Потому что, ну, ты же помнишь, что мы не сможем разговаривать? Джеймс повесил голову. — О, да. Думаю, мы можем попросить кого-нибудь с седьмого курса… Только я не думаю, что кто-то действительно им пользуется. — Погоди, мы глупим, — внезапно сказал Сириус. — Мы же можем просто притвориться, что нас прокляли. Всё, что нам нужно делать — это не разговаривать. — Уверен, что справишься с этим? — дерзко спросил Джеймс. — Хотя, думаю, это может сработать. Единственная проблема в том, что все знают, что мне нравится Лили. Если на мне будет проклятие, все будут ждать, что я её поцелую, — вздохнул он. — Как насчёт того, чтобы на тебе было проклятие, а мы с Питером хранили обет молчания в качестве моральной поддержки? — Почему опять я? — возмутился Сириус. — Говорю же, я не знаю, кого хочу поцеловать! Джеймс слегка смутился. — Серьёзно? Ты же флиртуешь, типа, с каждой девушкой, которая на тебя смотрит. Наверняка найдёшь кого-нибудь. — Потому что это легко, — он закатил глаза. — Все, что нужно сделать, это улыбнуться, и дальше они уже сами хихикают и убегают. — У меня тоже никого нет, — прокомментировал Питер. — Думаю, остаешься ты, Джеймс. — О! — Джеймс нахмурился. — Ладно тогда. Но это всё равно не сработает, даже если меня проклянут. Не в том случае, если мы хотим остаться незамеченными. — Ладно, я это сделаю, — вздохнул Сириус. — Не на самом деле, но вы поняли, о чём я. — Отлично, теперь осталось выяснить, где нам взять листья.__________
— Эй, парни… — Римус ворвался в комнату с тяжёлой сумкой на плече и сбросил её на пол. Хотя был только вечер понедельника, он уже дико устал от огромного количества заданий, потому что проспал все выходные. Питер и Сириус отпрыгнули от кровати Джеймса, вокруг которой они столпились, чтобы сравнить свои исследования. Им ещё предстояло найти точный рецепт анимагического зелья, но, к счастью, он им не потребуется до следующего полнолуния. — Что делаете, ребят? — Римус с прищуром осмотрел друзей, которые стояли вокруг кровати и пытались вести себя естественно. — Эм… — Эссе по Чарам, — подсказал Сириус и вздохнул с облегчением, когда Римус просто кивнул и направился в ванную, чтобы быстро сполоснуться. Римус всё ещё испытывал сильные боли после полнолуния, но не стал принимать болеутоляющее зелье, которое дала ему мадам Помфри. Он и так использовал его последние два дня. Если не прекратить, то начнётся тошнота и лихорадка, так что Римус предпочитал справляться сам. Горячий душ должен был помочь ему отоспаться. Полнолуние делало его еще более неуклюжим, чем обычно. Может, это из-за ноющих суставов, или из-за того, что мышцы подрагивали от усталости, или, может, он просто не умел держать равновесие. Выходя из душа, он споткнулся о свои пижамные штаны и в итоге зацепился ногой за ножку кровати Питера. — Дерьмо, — прошипел Римус, рухнув на пол. — О, ебаный ты боже, это больно. Он начал шарить в поиске волшебной палочки в сложённой мантии, которую держал в руке. Найдя её в одном из карманов, он наложил заклинание на ногу. Острая боль сменилась тупой, и Римус осторожно встал с пола. Когда он поднял взгляд, увидел Джеймса и Сириуса, которые в ужасе уставились на него. — Что? — спросил Римус. Он оглянулся, а потом снова посмотрел на друзей. — Что? Почему на меня все смотрят? Сириус смотрел на него широко раскрытыми глазами. — Ты только что сказал… Джеймс сглотнул. — Тебе нельзя так говорить! — О, да ладно, — усмехнулся Римус. — Не похоже, чтобы меня кто-то слышал. — И всё же! — настаивал он. — Погоди-ка, — Римус сделал паузу, засовывая сверток одежды под мышку. — Джеймс Флимонт Поттер, ты что, боишься ругаться матом? — Что? Нет! — быстро ответил Джеймс. — Я всё время ругаюсь! Сириус рассмеялся, но замолчал, когда Римус повернулся к нему. — Сириус? Ты тоже боишься ругаться, не так ли? — Я не боюсь ругаться! — гордо объявил Питер, выпрямляясь. — Дерьмо! — Отличная работа, Пит, — Римус повернулся к остальным. — Давайте, ребят, просто ругнитесь разок. У вас не будет неприятностей. Что я, доложу на вас? — Ну, ты староста… — начал Джеймс. — Скажи «дерьмо», — повторил Римус. — Нет. — Скажи. — НЕТ! — СКАЖИ! Джеймс запнулся, несколько раз закрывая и открывая рот, прежде чем тихо выдохнуть: — Дерьмо. Он тут же покраснел и закрыл лицо руками. — Двое готовы, остался последний, — вздохнул Римус и повернулся к Сириусу. — Твоя очередь. — Ни за что! — Ты не можешь быть панком, если боишься сказать слово «дерьмо», Сириус. — Я панк! — Нет, если боишься ругаться матом. Сириус проворчал что-то себе под нос и сложил руки на груди. После долгой паузы он, наконец, сдался: — Дерьмо. — Да, придётся поработать над этим, — вздохнул Римус. Он поздравил себя с хорошо проделанной работой и отключился, как только голова коснулась подушки.