Глушь, которую я полюбил

Немного побеседовав на обоим неприятную тему, дабы выговориться и выпустить весь негатив, накопившийся за достаточно большой промежуток времени, Тодороки вызвался проводить Мидорию до дома. Парни неспеша шли по опустевшей улице, на которой когда-то днём кипела жизнь, которая сейчас пустует, позволяя вольному ветру бродить по округе. Прохладно, умиротворённо, где-то слышен стрёкот цикад. — Думаю, дальше я один дойду. Тодороки остановился и одарил друга обеспокоенным взглядом, будто вот-вот готов заслонить его собой от этого злосчастного мира. Мидория лишь коротко посмеялся, прикрывая рот кулаком. — Сколько раз мы проходим по этой дороге, и сколько раз ты никак не успокоишься, — всё ещё смеясь сказал Изуку, склонив голову на бок и смотря на Шото а-ля «какой же ты неугомонный». — Прости… Тот день никак не вылетает из головы, и иногда мне кажется, что если я тебя оставлю, всё может повториться. — Тодороки-кун, я в порядке. И это благодаря тебе. Мне не за чем себе вредить, сейчас всё хорошо. Ну, могло быть и лучше, конечно… Но я точно не собираюсь повторять ту глупую ошибку. Это явно оскорбит тебя, твоих родных и мою маму. — А мои родные тут при чём? — сын Старателя уставился на друга вопросительным взглядом. — Ну как при чём? — Деку смял края брюк и неловко водил ногой по асфальту, не решаясь поднять глаза на Шото, — Ты ведь принёс меня тогда в свой дом, я дал вам повод для волнения, наверняка твой отец был недоволен… — Брось, — резко выпалил Тодороки, прерывая Мидорию на полуслове, — Он должен оставить своё недовольство, если таково имел. Ты же был не пьян, а морально истерзан. Тебе нужна была поддержка. — Ещё бы я был пьян! — вспылил кучерявый. — Вот и прояснили. Ладно, я пошёл? — Да. До встречи, Тодороки, — Тодороки был немногословен на прощание, поэтому в ответ выдал лишь короткий кивок головой. Шото больше ничего не сказал и, длительно посмотрев в след уходящему другу, стал постепенно отдаляться от его дома. Мидория переступил порог дома, негромко хлопнув входной дверью. — Я дома, — крикнул парень, стягивая со спины жёлтый рюкзак. В прихожую тут же вошла Инко. — С возвращением, Изуку. Иди скорее кушать, голодный, не бось. — Прости, мам, но я сейчас переоденусь и на пробежку схожу, — оповестил мать Мидория, удаляясь в свою комнату. Инко-сан осталась прибывать в немом удивлении, а в её сердце уже стало закрадываться волнение. — Ты же только что с прогулки, опасно в такое время на пробежку ходить, — Мидория-старшая семенила за сыном по пятам до самой комнаты, пока тот резко не остановился. — Мам. Всё в порядке. Нет причин для волнения. В конце концов, я ученик UA и я многого достиг. Тем более, в том районе ведётся видео-наблюдение, — Изуку пытался дать понять матери, что уже пора прекращать так сильно печься. Да, материнская забота, всё такое… Но сколько можно, в самом деле? Он ведь уже не ребёнок. И хоть у Мидории была истерика в день исчезновения Бакуго, и хоть он иногда баловался селфхармом, и хоть морально был покалечен и опустошён… Но прошёл месяц. От тех ощущений остался лишь небольшой след на душе, иногда напоминающий о том, что ты всё ещё ничего не сделал. Сердце не унималось и по сей день, не проходило ни дня, когда бы Мидория не думал о друге. Но ему не хотелось видеть переживания матери, постоянные травмы и повреждения заставляют её сердце пропускать удары. А что было бы, не будь рядом с Изуку Шото? Ведь именно он служил поддержкой и моральной опорой всё то время, когда наследнику Всемогущего хотелось поставить крест на всём. Да и сейчас с этим прекрасно справляется, за что благодарности нет конца и края. — Но как же, Изуку… — Не надо, мама, — сурово отрезал Мидория, надевая красные кроссовки, — Телефон у меня с собой. С этими словами парень хлопнул дверью, заставляя Инко вздрогнуть и проронить непрошенную слезу. Чёрт, вы думаете, он этого хочет? Хочет всё это говорить? Хочет грубить родной матери? Ему просто нужно как-то себя успокаивать. Не может же Тодороки быть рядом каждую секунду, поэтому Мидории приходится справляться в одиночку, скрывая это от него. Да, Шото не знает о ночных похождениях страдальца, который, казалось бы, вовсе уже не страдает. В этом плане обладатель «Один-За-Всех» эгоистичен. Говорить другу, что всё в порядке, а самому по ночам бродить по тёмным улицам, хоть как-то отрезвляясь от наступающих мрачных мыслей, прятать слёзы в складках подушки… Не совсем справедливо. Но так будет лучше, чем всем вокруг давать понять, что тебе плохо. Тогда забота становится излишней, чересчур излишней, и все слова поддержки становятся противны.

***

Мидория брёл по тротуару, заправив руки в карманы штанов и шаркая подошвами по асфальту. Рядом ни души, все наверняка нежатся в уютной кровати, пьют тёплый чай за семейными беседами… И только Деку вверяет себя ночной прохладе, заставляющей покрыться мурашками от головы до ног. Весна в этом году отличилась низкими температурами. Парень ещё какое-то время блуждает в собственных мыслях, глядя себе под ноги и пиная одинокий, такой же как он, камушек. Предмет катится вперёд по тротуару и останавливается на повороте направо. Изуку останавливается следом, осознавая, что пришёл. Он окидывает взором впередистоящий дом, и ностальгия пробирает до костей, а ноющее сердце начинает резать без ножа. Изуку подходит к знакомой, до боли знакомой тёмно-коричневой двери, поворачивается спиной и медленно по ней сползает, жмуря глаза. Слёзы скатываются по веснушчатым щекам, стекают по подбородку и капают на тёмную толстовку, оставляя влажные разводы. В памяти пробиваются сквозь пелену страданий былые воспоминания. Воспоминания, в которых присутствуют агрессивные алые глаза, испепеляющие душу, и торчащие во все стороны пшеничные волосы. Мидория чётко восстанавливает у себя в голове образ Кацуки, такого вечно раздражённого и вспыльчивого Кацуки. Он всегда был таким, сколько Изуку себя помнит. Никогда не терпел слабаков и втаптывал тех в землю, за исключением Деку, которого втаптывал лишь для того, чтобы от него отвязалась мелкая шпана. Не знал поражений и некоторых эмоций. Агрессия и раздражение — две излюбленные и постоянные эмоции Кач-чана, без которых он уже не был бы Кач-чаном. Порой казалось, что все эмоции помимо этих — лишь фальш, пустая оболочка. Маленький Кацуки радовался победе в очередной драке, но радовался ли? Скорее, злорадствовал проигравшему противнику. Хотя знаете, здесь можно ошибиться. По-настоящему счастливая улыбка не сходила с лица Бакуго, когда речь заходила о Всемогущем. Глаза парня со взрывным характером и не менее взрывной причудой горели детской радостью и азартом, когда созерцали очередную победу героя номер один над злодеем. Бакуго с Мидорией шли на равных в плане восхищения Всемогущим, и оба стремились стать сильнее, чтобы походить на него. К сожалению, тогда в дружбе ребят настал переломный момент, когда у Кацуки появилась причуда, а у Изуку констатировали её отсутствие. Насмешек в адрес маленького кудрявого мальчика следовало всё больше и больше, в том числе и от Бакуго. Мидории было неимоверно обидно, что у него не оказалось причуды, однако он искренне радовался за своего друга и восхищался его успехами. Порозовевших губ коснулась тёплая улыбка от нахлынувших воспоминаний. Но продолжать сидеть здесь стало невыносимо, укол досады пришёлся в сердце в очередной раз. «Я всё ещё помню вид из твоего окна», — сказал про себя Изуку, и слёзы полились быстрее. Парень вскочил на ноги и побежал куда глаза глядят. Он решил, что таким образом успокоится, выместив эмоции на физической усталости. Движения становились чётче, резче, ветер врезался в лоб, слёзы срывались с лица от скорости бега, а ведь Мидория ещё не применил причуду. Хотелось просто раствориться в воздухе и больше не чувствовать терзания. Когда это всё кончится? Деку всё бежал и бежал сломя голову, даже не смотря по сторонам. Только вперёд. Слёз уже не было, на место им пришла злость и колющее чувство вины. Изуку настолько погрузился в себя, что не заметил, как оказался в совершенно ином месте. Он резко остановился и стал ошеломлённо оглядываться, жадно глотая воздух полной грудью. «Лес?», — первое, что осознал Деку. Место было незнакомо. Как бы тщательно парень не вглядывался в него — не узнавал. Раньше здесь быть не приходилось. Мидория нервно вертел головой из стороны в сторону, точно овечка, выискивающая запрятавшегося в кустах волка. — И откуда я прибежал? Как теперь вернуться? — кучерявый уже рассуждал вслух, отметив, что людей здесь, скорее всего, нет. Рука инстинктивно полезла в карман за телефоном. Свет экрана на секунду больно ударил по глазам, успевшим привыкнуть к полумраку. Мидория быстро проморгался. «Нет связи?!» — Я что, пересёк черту города? — вырвался нервный смешок, — И что мне делать? Первым делом в голове возникла мысль, что стоило бы побродить по неизведанному месту, вдруг здесь есть признаки человека? Это Мидория и сделал. Он наугад шёл всё дальше и дальше в темноту, не понимая, приближается он к выходу из леса или отдаляется вовсе. Где-то вдали трещали цикады, изредка были слышны взмахи крыльев птиц, перескакивающих с ветки на ветку, ночная прохлада раскрывала свои объятия, приветствуя лесного гостя. Это место ему уже успело приглянуться. Изуку отметил про себя, что здесь довольно спокойно, даже спокойнее, чем в роще неподалёку от города. Этот лес кажется ещё более отстранённым от всего мира, что даже связи нет. Деревья-гиганты грозно смотрели на парнишу сверху-вниз, давая понять, кто здесь хозяин, и из-за своих обширных крон неба было почти не видно, что от части немного пугало. Этот лес казался таким таинственным и неизведанным, желание узнать о нём всё до мельчайших подробностей породило в глазах Изуку неподдельный азарт. Он даже забыл о своём недавнем состоянии, да что уж там, он не думал ни о чём, кроме леса. Мидория и дальше бы мог бродить так хоть вечность, но усталость дала о себе знать: веки слегка подрагивали, то и дело норовя закрыться, а приопущенные плечи, растрёпанные волосы и походка на полусогнутых ногах придавали вид зомби. В последнее время у наследника Всемогущего иммунитет стал стремительно падать, поэтому Деку был готов свалиться на траву в любой момент. Однако мысли об усталости совершенно испарились, когда глаза уловили какое-то тусклое свечение в далеке, где деревьев было гораздо меньше. Изуку тут же точно с цепи сорвался и понёсся на источник света, отчаянно надеясь, что там он найдёт помощь. Свет приобретал всё больший жёлтый оттенок, становился по мере приближения ярче, будто свет в конце тоннеля. Мидория бежит, спотыкается, снова бежит. Внезапно он чувствует под ногами что-то массивное, похожее на несколько сложенных друг к другу канатов, в следующий миг отрывается от земли и становится пленником "канатного мешка". Зеленоволосый вскрикивает, но не успевает что-либо ещё понять, как в нос ударяет неприятный, слегка сладкий смрад. Сознание по-тихоньку начинает ускользать, а слуховые рецепторы не в состоянии уловить что-либо. Но перед отключкой где-то внизу послышалось басистое «Попался».