Инсомния

Следующий день проходил медленно и монотонно. Закончив съёмки в особняке, группа и пацанки уехали на испытания вместе с Марии Буше, а оставшийся преподавательский состав отправился прямиком к куче документов, скопившихся на столе директора. Несколько часов Мария и Лаура просидели за заполнением разных бумаг и бланков, бессонная ночь Марии давала о себе знать усталостью, а вот Лаура, что было удивительно, впервые за долгое время чувствовала себя не такой разбитой и сонной, как обычно. Она вдруг подумала, что сможет сегодняшнюю ночь вовсе не спать, если выпьет ещё пару кружек кофе. Иногда она представляла, как спустя пару лет будет выстраивать чашки с кофе в ряд на своём столе и выпивать одну за другой, будто соревнуясь на скорость с невидимым соперником-сном. Заметив, что Третьякова отложила бумаги и просто сидит, уставившись в одну точку, Лаура поняла, что та безумно хочет спать, но всеми силами пытается прогнать сон. Лукина и сама так часто делает, просто сидит, не моргая. Со стороны это выглядит, как некий транс, но на деле же ты просто изо всех сил пытаешься не свалиться с ног и заключить очередную сделку со своим организмом. Пьёшь кофе с мыслью, мол раз ты, зараза, не хочешь спать на моих условиях, то тебе не придётся делать этого вовсе. Иллюзия контроля. И тело лишь подпитывает эту иллюзию, временно повинуясь, смиряясь, поджидая, чтобы потом — в самый ответственный момент — отключить все системы без права голоса. Твоего голоса. «Ты моё! Ты должно работать, когда мне это необходимо!» — возмущаешься ты. «Был бы у меня выбор, я бы выбрало кого-то, способного на сострадание» — отвечает тело. Сломанная машина, отключающаяся и включающаяся, когда ей вздумается. — Так, всё! Пора с этим заканчивать, — резко сказала Лаура, захлопнув очередную папку, от чего Мария вздрогнула, выходя из состояния транса. — Да, я уже совсем не соображаю, — вяло подтвердила она. — Не хочешь выпить? — вдруг предложила Лаура, собирая какие-то документы и делая вид, что её устроит любой ответ, — Можем поехать ко мне и открыть бутылку вкусного испанского вина, — предложила она, дёрнув плечом, и пристально посмотрела в глаза Третьяковой. Та в свою очередь не спешила с ответом, как и не спешила отводить взгляд. Так и сидели, изучая друг друга несколько минут, пока Мария всё-таки не вынесла вердикт. — Хочу, — смакуя поднявшуюся внутри радость, ответила блондинка, — Но не обещаю, что не усну по дороге, так что ты за рулём. — Идёт! — слегка улыбнулась Лаура, пытаясь не подать виду, что невероятно рада такому ответу. Через два часа они уже заходили в дом к Лукиной. Мария удивилась пустоте, царившей в пространстве и осевшей по углам, закрытым шторам и раскиданным кассетам у дивана, но не стала спрашивать, боясь задеть за живое. — Проходи, мой дом — твой дом, я сейчас вернусь, — кинула Лукина, отправляясь в погреб за вином. Мария прошла глубже в дом, осматривая вещи вокруг. Мебели было очень мало, только необходимый минимум, а различные украшения для интерьера и вовсе отсутствовали. Помнится Третьяковой, год назад этот дом выглядел совсем иначе: всё кругом было заставлено различными вазами, статуэтками и картинами, привезёнными из разных стран, купленными на разных аукционах, куда Лукина любила ходить с мужем. Всё это сейчас оказалось стёрто, отчего Марии было очень непривычно находиться здесь, её окутывали страх и тоска, невыразимая и давящая тоска. — Я собрала всё по коробкам и унесла на чердак, — донеслось до блондинки сзади отчего она резко повернулась. — Что, прости? — Ну, ты наверняка сейчас думаешь, куда я всё это дела, — она обвела помещение рукой, — Унесла на чердак, — и немного помолчав, добавила, — Хотела выкинуть сначала, чтобы себя не изводить лишний раз, но потом… потом просто рука не поднялась… не могу выкинуть… Это признание, прозвучавшее из уст Лауры, было таким честным, открытым и таким обезоруживающим, что Маша просто не нашла слов, чтобы что-то сказать. Лукина опустила глаза в пол, боясь, что Третьякова прочитает всё по её лицу, но ей это было и не нужно, она всё понимала. Она чувствовала всё. — Ладно, не будем, — шмыгнув носом, Лаура подошла к столу, чтобы открыть бутылку, но из-за вновь разыгравшихся нервов не могла унять дрожь в руках. — Давай сюда, — мягко сказала Маша, забирая из рук женщины штопор и бутылку, — Готово, — с тихим хлопком резюмировала она. — Спасибо… Лаура разлила по бокалам вино, и обе женщины переместились на диван. Никто не решался разорвать тишину, которая была постоянным жителем этого дома. Но, допив второй бокал, Третьякова всё же решилась привести в исполнение свой план поговорить. — Лаур, я… — Лаура подняла на неё слегка туманный взгляд, — Я… Мне очень больно, что мы отдалились друг от друга в это явно не простое для тебя время. Я хочу помочь, но я не знаю, как, ведь ты даже не говоришь со мной… Я не знаю… Третьякова запуталась в своих ощущениях и чувствах. Так много она хотела сейчас сказать и там мало могла произнести на самом деле. Этот день вымотал её. В комнате вдруг стало душно, даже мысли не выдержали этой духоты и ушли в известном только им направлении. Северо-восток? Может юг? Она никак не могла найти. И насколько безумно выглядит это действо, когда тщетно пытаешься отыскать свою же мысль, но не можешь, потому как она самостоятельна, вольна в решениях и, в общем-то, тебе не принадлежит? Третьякова не боялась, что её запросто могу выставить за дверь или накричать, она боялась только того, что, сказав лишнего, сделает женщине больно. Из задумчивости Марию вывел тихий голос: — Мне кажется, что, если я всё это произнесу, то оно непременно станет правдой, — Лаура встала и, подойдя к окну, открыла его, — В последнее время меня особенно мучают кошмары и жажда: я не замечаю, как выпиваю несколько кружек одну за другой, а потом наливаю следующую. И я пью эту всегда тёплую воду так же, как пью иллюзию собственного сна каждую ночь — залпом, захлёбываясь, но продолжая вливать в себя. Сначала не могу заснуть — страшно, потом проснуться — мерзко. Стараюсь вообще не спать, как можно дольше оттягивать этот момент, — Лаура судорожно выдохнула, — Как ты собираешься помочь мне? — она развела руками, еле сдерживая поток слёз, — Как? Посмотри на меня, я сама помочь себе не могу! Мария лишь медленно подошла ближе, боясь спугнуть повисшее в воздухе откровение, и ласково обняла женщину. — Я буду рядом, — ответила Мария. Вот так просто, всего лишь три каких-то слова. Три слова, чтобы воскресить из пепла.