Странное происшествие

1894 год, Затонск, гостиная дома Мироновых. Вечерело. Виктор Иванович, закинув ногу на ногу, вольготно раскинулся на диване и читал газету. Мария Тимофеевна, пристроившись за столом напротив него, нервно хрустела пальцами. Она некоторое время молча сверлила взглядом мужа, а потом с дрожащей интонацией в голосе сказала: «Виктор, отвлекись на минуту от этой непотребной газетенки и послушай меня. Твой братец дурно влияет на Аннушку. Их совместные спиритические сеансы и походы по ночному городу когда-нибудь плохо кончатся». Виктор нехотя оторвал взгляд от газеты и мягко улыбнулся жене: «Машенька, наша дочь - взрослая, умная барышня и посему, я уверен, не сделает ничего предосудительного. Петр вполне безобиден, любит Аннушку, и не будет втягивать ее в опасные ситуации». За разговором они не заметили, как в гостиную вошел Петр Иванович и подслушал их разговор. Он с пользой для тела отдохнул в заведении маман, и был расположен к шутке. Растянув губы в масляной улыбке, дядюшка громко сказал: «Добрый вечер, мои дорогие родственнички». Мария Тимофеевна и Виктор Иванович от неожиданности вздрогнули, а Петр Иванович, едва сдерживая улыбку, продолжил: «Знаете ли вы, что не далее как вчера я открыл Аннушке восхитительный мир опиумных грез, в нем мы долго путешествовали по тайным мирам, попивая ядреное красное винцо. Я вернулся, а она …она где-то потерялась..но…, надеюсь, найдет дорогу и скоро вернется». Виктор Иванович недоуменно приподнял брови и внимательно посмотрел на брата, пытаясь понять, не шутит ли тот. Но лицо Петра оставалось непроницаемым. У Марьи Тимофеевны расширились глаза и задрожали руки. Зная порочный характер дядюшки Пети, она восприняла его слова всерьез. Мария Тимофеевна слегка качнулась, едва сдерживая гнев, рвущийся наружу. Пытаясь привести в порядок разбушевавшуюся нервную систему, она схватила со стола кувшин, наполненный настойкой пустырника, и одним махом выпила его содержимое. Петр Иванович не ожидал такой бурной реакции на, как ему казалось, милую шалость. Желая погасить намечающуюся ссору, он открыл рот, чтобы признаться в шутке, но в этот момент за дверью в гостиную послышался шум и в нее вошел доктор Милц в сопровождении горничной. Он неловко потоптался на месте, а затем вымолвил: «Зашел сегодня в больницу, чтобы проведать Анну Викторовну, а там мне сказали, что она ушла домой. Как она, голубушка? Здорова ли?» Виктор Иванович недоуменно уставился на Милца: «Как домой? Но ее здесь нет». Затем он грозно сдвинул брови и посмотрел на Петра Ивановича. Мария Тимофеевна, покачалась на носочках, пытаясь унять нервную дрожь, и укоризненно произнесла, обращаясь к мужу: «Вот..я же говорила…». После чего перевела взгляд на дядюшку, ее глаза при этом метали громы и молнии. Петр Иванович съежился: «Вот встрял так встрял»…Он попенял себя за неуместную шутку, которая вдруг оказалась похожей на правду. И тут началась суета…Мария Тимофеевна хваталась за горло и придушенно стонала. Виктор Иванович, сверля глазами братца, утратил всякую респектабельность и крыл его последними словами. Милц молчал, но в душе негодовал не меньше хозяев. Происходящее грозило разрастись в грандиозный скандал, когда в углу гостиной раздался стук. Все смолкли и напряженно уставились туда, откуда происходил шум. Стук стих, однако там появился неясный силуэт, который все более и более приобретал человеческие очертания и оказался … Аннушкой. Ее волосы растрепались, платье превратилось в лохмотья, на носках сапожек зияли огромные дыры. Она, словно сомнамбула, прошла мимо родителей, дяди и Милца в свою комнату. А те от удивления обездвижели. Они отмерли, когда из комнаты Аннушки раздался страшный грохот. Родители, Милц и дядюшка ринулись туда, а там их взорам представилась поистине удивительная картина - возле камина на коленях стояла Аннушка и обнимала какого-то бродягу.