//FlashBack\\
— Куда ты собрался? — Ибо грубо сжимает запястье и дёргает Джексона в свою сторону. — Ты пьяный, давай просто поговорим. — О чём? — яростный взгляд омеги прожигает до костей. — О чём ты хочешь со мной поговорить? О том, что он хороший? О том, что просто переклинило? Я люблю его, но как мне быть, когда он меня нет? — Я... — хватка ослабевает, — не знаю, но я не могу дать тебе уйти, ты мне нужен. Джексон отводит взгляд от младшего и бросив комок одежды плюхается на кровать. Рукой прикрывает глаза, хоть свет и не яркий, но всё равно больно, и слёзы. Дышит часто, думая, что лучше бы в тюрьме гнил за воровство, лучше бы в ряды Сфинкса не вступал и в ублюдка этого не влюблялся, но нет, знает, что не лучше. Его присутствие, его ласка и тело рядом, дали Джексону смысл жизни, но в тоже время лишили рассудка. Джексон с ума сходит, а Исину дела нет. Он думал Исин любит, а Исин играет. Но если играет, раз за разом делая больно, почему не отпускает тогда, почему держит около себя и встаёт поперёк двери, говоря, нет, крича, что не сможет без Джексона? — Я больше не могу, — еле держась на ногах всхлипывает Джексон. Ибо без слов обнимает и водит рукой по подрагивающей спине. Джексон носом трëтся об ямочку в ключицах и шепчет. — Не уходи.// FlashBack End \\
— Госпожа Не, вы должны были обеспечить безопасность хранения груза!
— У меня возникли проблемы! Это случайность!
— Нас не волнуют причины. Мы лишились товара больших объëмов и соответственно очень, очень больших денег. И всё это по вашей вине.
— Но…
— При всём уважении, госпожа Не, но никаких оправданий мы не принимаем. Учитывая наше плодотворное в прошлом сотрудничество, мы не будем требовать с вас возмещения ущерба в полном объëме.
— В прошлом? — истерически рассмеялась Не.
— Мы бы предпочли сохранить взаимовыгодные отношения с китайскими партнёрами, госпожа Не, но не с вами…
— Я не советую вам пытаться искать новых партнёров.
— Вы мне угрожаете?
— Ни в коем случае. Экономлю ваше время.
— Я всё сказал, мне не о чем с вами больше разговаривать.
— Сука! — телефон летит прямо в стену и с треском падает на пол. — Кто посмел?! — визжит Сунь, осматривая, наполненными злостью, глазами, всех присутствующих. — По данным… — мужчина склонил голову перед разъярëнной главой и прочистив горло продолжил, — это Сфинксы. — Ммм, — нервно выдохнула Сунь, — котики, — Сунь ударила по столу. — Котики, — ещё раз. — Котики! Котики! Котики! — Не разъярëнно била кулаком по дорогому дереву пока не отбила руки. — Смеют даже сейчас коготки выпускать… Даже сейчас! Снова оглядев всех присутствующих, Не плюхнулась на кресло и, прикрыв глаза, спокойно выдохнула. — Вон, — тихо проговорила она, а затем громко визгнула. — Пошли все вон! Разместив длинный мундштук с подкуренной сигаретой между пальцев, украшенных кольцами, Сунь злостно всматривалась в дым, который наполнял комнату. Встав с кресла, она процокала к граммофону и, выбрав пластинку, настроила музыку. Склад в Южном, на который был доставлен товар вчера ночью, был взорван со всеми закромами клана Не, в том числе и новенький опиум, который Не должна была придержать у себя, обеспечить безопасность, а затем сухопутной контрабандой отправить на Сахалин. Вчера ночью, когда полыхали пожары в Южном, она разгребала проблемы на другом конце района. Из банка Юэ были вывезены пять миллионов зелёных, которые она недавно с трепетом в сердце забирала у Тан Сичена, за украденный героин Сфинксов. В дверь постучали и в кабинет вошёл Цзы Вэй. — Вэй-Вэй, — как будто пропела женщина, и разъярённая словно фурия, что выражалось в резком цокоте шпилек по мрамору пола, и опасном прищуре красиво подведëнных глаз, затягивая дым в лёгкие, подошла ближе. — Дело дрянь, — проворковала, безумно улыбаясь. — Нашим мальчикам пора размяться, засиделись…***
Утро. На улице ещё темно и морозно. Чиркнув зажигалкой, Чжань зажимает сигарету между тонкими губами и, облокотившись спиной на белую кирпичную стену, вбирает дым в перемешку с холодным воздухом. На телефон пришло сообщение от Нина, «скоро будем», Чжань сам себе кивнул, сложил телефон обратно в задний карман джинс. Хорошо… начало положено, Сунь потеряла товар, деньги и довольно прибыльных заказчиков. Чжань пробил, российские партнёры с Дальнего Востока, довольно неплохой вариант для того, чтобы начать и очень даже хороший для того, чтобы один раз проебаться и закончить на этом, ведь они не терпят «ошибок». Нос замёрз, а внутри жарко. «Это то самое?» — подумал Чжань затягиваясь едким дымом. Это и есть то, что даёт месть? Жар? Мало… Очень мало, думает Чжань, это не вернёт мне Ибо, не вернёт то тепло, которое обжигало, ласку, которую Ибо дарил простым взглядом. Не вернёт его рядом. Жар приятный, не поспоришь, но такой пустой и мимолëтный, что Чжань не успевает удержать его, слышит, как скользят колёса по только выпавшему снегу и отталкивает себя от стены. — Всё готово, — выпрыгивает Исин потягивая спину и разминая руки, — деньги у нас. — Как прошло? Сколько потеряли? — выкидывая сигарету в мокрый снег, на ходу, спокойно спрашивает Чжань. — Двоих из двадцати, — покрутив пистолет на среднем пальце, шепнул Исин. — Четверо раненых, Нин подлатал. Мы их закинули в дыру. — Дыру? — нахмурился Чжань. — А, ну… — Исин почесал затылок. — На старую квартиру, — из машины выполз Нин, разминая пальцы, — зареганную на какую-то бабку. Довольно просторная, там отлëживаются монахи , если ранение не угрожает жизни. Таких по восточному штук пять-шесть. — А если угрожает? — продолжает удивляться Чжань. — Тогда в погреб к мадам Пинь, — усмехается Исин. — Погреб? — Да бля… — выдыхает Исин. Не посвящали они Чжаня в их жаргон, а зря… — «Не надо ему это, культурный», — вспоминал он слова Ибо. — Подвальный этаж больницы Пинь Янь. Если прям хуёво, туда тащим, — поясняет Нин. — А… — Чжань ткнул пальцем в единственное горящее окно в доме. — Не успели бы, — пожал плечами. — Я к нему, — кивнул Нин и зашёл в дом. Исин опëрся об машину, подогнув одну ногу и скрестив руки на груди, похрустел шеей. Чжань пристроился рядом. — Склад? — Какой? — усмехнулся Чжань. — Ясно, — покачал головой Исин, улыбаясь. — Что делаем дальше? — Забираем то, что по праву наше. — Южный? — Да, Куаню я уже сообщил. Немного отдохнëм и сегодня поедем туда, нужно договориться с ментами. — Да им лишь бы денег побольше, остальное не важно, — вороша только выпавший снег ногой, усмехнулся Чжан. — Ну, значит нам легче, — пожал плечами Чжань. — Нужно усилить охрану. — Согласен. Сунь не оставит нас в покое, — Исин смотрит на уставившегося в одну точку Чжаня, который даже не моргает и игнорирует Исина. — Тебя что-то беспокоит? — кладет руку на плечо. — А? Да нет. Просто, — Чжань поднимает голову вверх, — всё ещё думаю про деньги, которые были отправлены Тан Сичену, для чего? Ну, то есть, ему? Серьёзно? Он вздохнуть без покровителя не может, а тут принял заказ на убийство? — Тоже думал над этим. Ты вот говоришь, без покровителя… Деньги отправили со счёта компании Ван, а Сичен говорил, что приказала Не Сунь… Не стыкуется, если только… — В компании крыса? — почëсывая кончик уже красного носа хмурит брови Чжань. — Ты это хочешь сказать? — Я ничего не хочу сказать, но от мыслей своих я не убегу, а поделиться могу лишь с тобой. Тебе я верю. — Нин, Куань, Исюань, который чуть не сдох день назад? — недоумевает Чжань. — Ты хоть слышишь чего говоришь? — Тихо! — шипит Исин. — Слышу, и не желаю в это верить, но по другому утечку из компании объяснить я не могу. Плюс бумаги у Тан Сичена, там блять все не легальные места поставок. — Я тебя понял. Что насчёт Джексона, всё ещё ничего? — Вчера ездил к нему на квартиру, — выдохнул Исин, — снова, — усмехнулся смотря куда-то вдаль, — там кто-то был. — И опять блять молчал, — кивает Чжань, — молодец. — А когда я скажу? Ты то спишь под «жёлтым удовольствием», то пьёшь, то Исюаня в крови тащат по полу, то мы склады взрываем… — Я понял, не ори. Как хоть узнал? — Я, когда последний раз уходил, оставил бумагу в двери, мелкую такую, — Исин показал пальцами масштабы, — пришел, её нет. — Ветром сдуло, — пожал плечами Чжань. — Это тебя ветром сдует, если не перестанешь голодать и есть лишь таблетки в перемешку с виски, — вспыхнул Исин, собираясь идти в дом. Чжань сжал его запястье, подтягивая ближе. — Прости, продолжай. — По мимо этого, вещи некоторые пропали, куртка, теплые штаны, обувь. Либо обокрали какие-то странные бомжи, оставив дорогую технику, либо… — Мы, — Чжань поперхнулся, не смеет он говорить «мы обыскали», когда все искали, он пил и закидывался. — Вы обыскали каждый закоулок, проверили аэропорты, вокзалы, всë… Его нет. — Я не поверю в это пока не увижу его тело, так что не нужно переубеждать меня, — фыркнул Исин и одëрнув руку с запястья, пошёл в дом.***
Вэнь сидел рядом с Юанем и не отходил от него. Его состояние стабилизировалось и не было никакой угрозы для жизни. Оставалось только ждать пока парень придёт в себя, и Вэнь покорно ждал. Вглядываясь в эти красивые черты лица, линии пухлых, аккуратных губ, красивый разрез глаз, которые были закрыты и которые так сильно хотелось снова увидеть, Нин понял, что не может потерять его. Исюань для него значит больше всех в этой семье. Вэнь Нин уснул, так и не выпуская теплой ладони из своих рук. Его разбудило лёгкое шевеление и, когда он открыл глаза, увидел перед собой затуманенный взгляд Юаня, такой родной и такой красивый, что Нину показалось, что он разучился дышать. — Как ты себя чувствуешь? — Паршиво, — хрипло отзывается Юань, пытаясь подняться, и морщится от боли, которая пронзает живот. — Ш-ш-ш, — держит его за плечи Нин. — Лежи. — Где я? — Дома. — Деньги? — Не переживай, мы разобрались с этим, — Нин гладит по растрëпанным черным волосам и всматривается в растерянный взгляд только что очнувшегося парня. — Гэ, — стонет Исюань и Нин тут же подскакивает. — Что? Что-то болит? — Нин нагибается к Юаню и тот, хватая доктора за воротник футболки, пододвигает его ближе, прикасаясь сухими губами к мягким губам врача. Нин отстраняется от неожиданности сия действия, и удивлëнно смотрит на хитро улыбающегося парня. — Придурок! — кричит он, вытирая губы. — Ты… — Думал не увижу тебя больше, — шепчет Юань. Нин ещё пару секунд обдумывает то, что произошло и думает, что парень просто отходит от наркоза. Но это ему и на руку, значит Нин может поцеловать его без всяких последствий, зная, что младший забудет, а если нет, то можно просто списать на отходняк. Нин нагибается к давно манившим губам и нежно целует. Свободную от капельницы руку Юань кладёт старшему на голову, слабо сжимает, ведь сил ещё нет, но ощущать мягкость и шелковистость волос хочется. В кабинет врывается Чжань и застаёт этих двоих на весьма интимном моменте. И пытается не нарушить его, как раздаётся громкое: — Чжань-гэ! — и Юань довольно смотрит на вошедшего главу. — Я вижу ты в полном порядке, — тихо говорит Чжань подходя ближе к постели и, видя смущëнного Нина, обходит возникший в голове вопрос «Чем вы тут занимаетесь?» — Мелкий ты засранец, перепугал всех, — Чжань легонько шлëпает Юаня по ноге, отчего тот корчит гримасу невыносимой боли, и тем самым заставляет улыбаться обоих старших. — Что с деньгами? — прерывает созданное веселье Юань. — Я облажался, прости… — Это я облажался, что оправил тебя одного, — перебил Чжань. — Твоей вины нет, а с теми кто это сделал мы разобрались, — Чжань кивнул Нину. — А? — удивился Юань. — Уже? Сколько я тут валяюсь? — Один день, — пожал плечами Нин. — Я должен был ехать с мамой, — поморщился Юань, — сегодня же… — Не переживай, мы не скажем мадам Ван что случилось, будет только больше волнений, потом тут может остаться, а это опасно. — Ты прав, — кивнул Юань. — Цин тут? — положив руку на плечо младшего, спросил Чжань. Нин кивнул. — Иди поспи, всю ночь на ногах. — Э-э-э, — возразил Исюань. — Мы не закончили. — Я знаю, — шепчет и смущенно улыбается Нин. — Всё хорошо, — кивает он Чжаню, — я ещё посижу. В коридоре Чжань сталкивается с Цин, несущей поднос с использованными бинтами и другой медицинской утварью. Ударившись о грудь мужчины, девушка роняет поднос, и замирает, не поднимая глаз. Спускается ниже за упавшими инструментами, Чжань помогает. Всё в абсолютной тишине. А ведь раньше Чжань был единственным из Сфинкса с кем эта девушка разговаривала. Не любит Цин Сфинкс, нет, всем сердцем его ненавидит: что брата отняли и сделали из него бандита, что её пытались… И деньги их ненавидит, которые ей учебу в университете оплатили и мать их на ноги поставили. Ненавидит всех «котов», но с Чжанем другое. Когда была тут, разговоры с ним могли затянуться до позднего вечера, а то и утра, и ведь никто не против, а она ненавидит… После похорон, Цин не появлялась, даже когда Нин звал её. — Ты не ушиблась? — потрогав лоб, улыбнулся Чжань. Девушка отшатнулась, упала, ударяясь копчиком, и, собрав остатки упавшего, скрылась за дверью. Чжань тяжело выдохнул и пошёл отсыпаться, сегодня день памяти, сегодня ровно три месяца.***
Мадам Ван прекрасно понимала какие дела проворачивает Сфинкс на данный момент. Не одобряла. «Нет смысла», говорила она, «их это не вернёт», клала руки на плечи Чжаня, а тот лишь кивал, но планов менять не собирался. Договорившись с Куанем о посещении могил сыновей, весь день прождала звонка и отказала Питеру, когда тот предложил отвезти её. Звонка не было, сама не звонила. Знала, если не звонят, значит так нужно. Около обеда, телефон всё-таки разродился и мать услышала заветное «скоро будем». Не ярко, для цвета, подвела губы тёмно-красным, надела черный платок, прикрывая смоляные волосы, а поверх хрупких плеч, норка. Снег… Мадам Ван любила зиму, особое значение придавала первому снегу — новое начало. Долго ждать не пришлось, к воротам подъехала чёрная BMW и из неё вышли двое. Мадам Ван приветливо улыбнулась обняв Куаня. Устал, кольнуло сердце, когда сын одарил её улыбкой с поникшим взглядом. Похудел, подумала, вглядываясь в запавшие глаза и острые скулы Чжаня. Оглянулась. — Где А-И? Он не с вами? — Уехал по делам, — кивнул Чжань. — Деловой, — усмехнулась. Сердце ëкнуло. Мадам Ван, когда всё случилось, жила в доме неделю, и ни разу Чжань не попадался ей на глаза. А всё улыбка… надо же было так уродиться, психовал он каждый раз, глотая чистый виски. А прищур глаз… невозможно! Но скрываться от мадам Ван, только потому что Ибо был на неё похож, глупо и некрасиво. Цю Ли относилась к Чжаню с той же лаской, что и к сыновьям. И когда Чжань, на коленях, молил её о прощении, ведь не уберёг, не спас, она лишь падала рядом, прижимая дрожащее тело к сердцу и говоря, что не винит, и не будет никогда. Когда приехали на кладбище снега стало больше. Мокрыми, крупными хлопьями, он оседал на крыше машины и сразу же превращался в капли, которые скатывались на остылую землю. Чжань открыл дверь и протянул руку Цю Ли, с лица которой улыбка пропала сразу, как на горизонте показались острые зубчики металлического забора. Раскрыв зонт, Куань встал позади правого плеча матери, как телохранитель, на расстоянии вытянутой руки, Чжань, достав что-то завëрнутое в бумагу, устроился по левую руку. Хлопья падали на уложенную чëлку, волосы мокли, плечи тяжелели. Мадам Цю Ли махнула Куаню рукой, тот закрыл зонт, Ван протянула руку, на этот раз без золота, и отряхнула поникшие головки жёлтых хризантем — цветов солнца, рассеивающих грусть и несчастья, цветов, которые так напоминали парней. Цю Ли молчала, лишь смахивала снег с каменных плит и тихо, почти не слышно, всхлипывала. Чжань, сунув свободную от бумажного свёртка руку в карманы спортивных штанов, смотрел сквозь, слёзы не лились и тело не дрожало. Было спокойно на душе. — А-Чжань, — шепнула женщина, и провела рукой по сутуленной спине, — как ты? Чжань дрогнул и оторвал взгляд от имени, выгравированного на камне. — Всё… — запнулся, как будто ком не позволял сказать «Хорошо», прочистив горло продолжил, — хорошо, — улыбнулся, взяв холодную руку Цю Ли. — Мы так и не попрощались тогда. — Да, — кивнул Чжань, — да, это было не правильно с мой стороны. Я прошу у вас прощения, — склонился Чжань не отпуская руки. — Ну что ты, — выпрямила его мадам Ван, и провела рукой по мокрому лбу, — не в этом дело. Я переживаю за тебя А-Чжань, — рука скользнула к впалым щекам. — Я мать четверых сыновей, но помимо них у меня есть ты, Исин, Нин, и Сонджу, — она перевела взгляд на надгробие. — Вы все для меня родные и за каждого болит сердце, — повернувшись к Куаню протянула вторую руку. — Не нужно убивать себя. Живите дальше, радуйтесь дальше, любите… за них. Вы сильные, самые сильные мальчики, которых я только знаю. Оставьте это, — она сжала большие ладони крепче, — не нужно. Ни к чему хорошему это не приведёт. Я не переживу, если потеряю ещё кого-то из вас. Рука мокрая, поэтому с лёгкостью выскальзывает из руки мадам Ван и Чжань снова кладет её в карман сжав до боли. Закончить? Как можно? Чтобы они тут, он тут, а виновник живой… как можно! Голова закружилась, и Чжань прикрыл глаза, проглатывая накатившую обиду и злость. Мадам Ван промолчала, и ещё раз погладила Чжаня по слегка подрагивающей спине. Цю Ли в последний раз оглядела плиты и кивнула Куаню. — Чжань, ты с нами? — Я… — Дай побыть ему одному, — шепнула мадам Ван. — Куань, — Чжань подозвал старшего к себе. — Не мог бы ты вызвать Исина, или ещё кого, я тут на долго, а у мадам Ван скоро самолёт. — Я могу вернуться, когда… Чжань замотал головой. — Проводи госпожу Ван. — Я тебя понял, — кивнул Куань, протягивая ключи в руки Чжаня. Снег не утихал, и все ритуалы Ван Цю Ли пошли насмарку. Чжань присел на корточки разворачивая бумажный свёрток, в котором лежали свежие, жëлтые… Усмехнулся, холодно же, завянут. Потянувшись, убрал старые цветы из каждой вазы, освобождая место для новых. Потëр ладони друг от друга и подул в них горячий воздух, не помогло, пальцы окоченели. — Сонджу, — шмыгнул он носом, проведя по имени, — Сынён… Нас так давно у вас не было, а ваши цветы, как свежие, — улыбнулся, смотря на лежащие в стороне стебли. Свежие? Значения Чжань этому не придал. — Всегда было ясно, что вы менее вредные. Что правда, то правда, — пожал плечами, смотря на до боли сжимающее сердце имя. Снег поутих, Чжань посмотрел на небо, пасмурно. И где же ваши солнечные дни? Вспоминая прогноз, подумал Чжань. — Исюань не смог приехать, я не уследил… прости, — на дрожащих коленях поднялся Чжань склонив голову перед Сынёном, — не прощу себе то, что чуть и его не потеряли, — слёзы собрались в ком, который вот вот выйдет наружу. Молчит. Слёзы обжигают холодом щёки. Смотрит на эту ровную, красивым шрифтом выгравированную запись и дышит. — Ибо, — говорит, то сжимая, то разжимая руки, выдыхает рвано, снова присев на корточки. — Первый снег, — Чжань протягивает руку, ловя снежинки, которые даже не тают на холодных руках. — Разве не прекрасно, А-Бо? — улыбается. — Ты бы сейчас нашел какой-нибудь красивый сад, полюбоваться на засыпанные белым деревья, и повез меня туда, ведь кофе куда вкуснее, когда пьешь его в снег, — покачал головой. — И кто тебе сказал такую дурость… Сжимая ткань штанов, выговаривает то, ради чего приехал. Выдыхает тяжёлое «прости», а слёзы душат и Чжань пытается вобрать воздух. Громко, жадно. Шепчет одно и тоже, стоя на коленях и сгребая снег вместе с слегка стылой землёй. Подняв голову вверх кричит, громко, как будто никто не услышит, как будто он один на всём белом свете. Один со своими страхами, ошибками, болью… — Баобэй, забери меня, — снова шепчет осипшим голосом, — я не хочу больше… не хочу ничего, — мотает головой. — Скоро, — кивает, — уже очень скоро мы будем вместе… Как до машины добрался не помнит, ноги ватные, голова ясностью не отличается. И машина то не его, бардачок пуст. «Чёрт», бьёт по рулю, а затем крепко, со скрипом, сжимает, аж костяшки белеют. Вдохнул — выдохнул. Ключ, газ. Радио шумит, иногда проблёскивает информация: «Активы фармацевтической компании Ван — компании номер один по производству лекарственных препаратов в Китае, снизились до 65 процентов, что указывает на падение компании на фармрынке, как страны, так и мира» — пропускает мимо ушей, «я всё налажу», думает, скребя пальцами руль, переключает волну, музыка, тошно, выключает совсем. В зеркале заднего вида машина, перестроилась после третьего поворота, Чжань прибавляет газу, машина не отстаёт. После присоединяется ещё, тонированный гелендваген пристроился рядом. Педаль в пол до упора, а в груди жарко, и каждый вдох обжигает. «Это так чувствовал себя Сонджу тогда… за рулём машины, которую вот вот снесут в кювет?» — выворачивая руль, на полной скорости входит в поворот, уроки не прошли даром, перед поворотом тормозит резко, пропуская летящий на полной скорости гелик. Сердце бешеное, вот-вот выпрыгнет, в зеркале кроме дорогой чёрной, появилась непримечательная серая. Чжань разворачивается резко, едет снова в сторону кладбища. «Не сообщники» — думает Чжань видя, как серая то и дело подрезает черную, когда та набирает скорость. Массивный Mercedes-Benz G-класс, обгоняет и чёрную и серую машину, снова пристраивается рядом. Дорога широкая, плохо, ему будет место, и он не упустит момент. Чжань не помнит в какой момент машину на скорости, бочиной врезало в скалу. Не помнит, как пытался вырулить и затормозить на мокром асфальте. Последнее, что видел под красной пеленой, резко тормозящую на скользком асфальте серую машину. Последнее, что чувствовал, облегчение. Последнее, что слышал: — Привет, гэ.