Мне нужен доктор

Доминик Я поморщился от зазвеневшего будильника. Он хороший. Металлический и заводится маленьким ключиком. Пережиток прошлого, но прослужит еще долго. Только стекло на циферблате треснутое. И всё же он выдерживает то, чего не выдерживают современные смартфоны. Они слишком хрупкие. Мне приходится убирать телефон подальше, когда ложусь спать, ведь контролировать себя на грани сна и яви особенно сложно. Говорят, во сне душа путешествует. Пожалуй, что так. Я проживаю чужие жизни во сне. Нахожусь в чужих телах, подстраиваюсь под чужие мысли. Будто живу вместо тех, кем становлюсь на время. Но кто живет в моем теле ночью? Раньше мне казалось, что оно беззащитно в это время. Когда я проснулся от того, что ухожу перекатом в сторону, а следом на место, где только что лежал я, падает висящая над кроватью полка, я понял, что моё тело защищено даже в момент сна. Что это было? Инстинкт? Вряд ли. У человека нет инстинктов, я читал. Рефлекс? Но чей? Мой, или моего внутреннего демона? Пожалуй, что его. Я часто видел неприкрытый ужас, когда меня заставали в момент пробуждения. Помню, как отшатнулась медсестра, пришедшая утром, когда я спал, а потом резко открыл глаза. Я ведь и правда спал тогда. Кто-то среагировал на опасность и заставил меня пробудиться и искать причину. Что она там увидела, в этих глазах? Что видели остальные, которые отшатывались точно так же, а потом отстранялись, уходили. Не знаю. Возможно, мне стоит повесить зеркало на кроватью, чтобы самому это увидеть? Тело болит после вчерашнего. Мне больно согнуться, больно разогнуться, больно развести руки в стороны. В моей обители есть соседи. Они — моя стая, их трогать нельзя. Я специально переехал в коммуналку, чтобы создать себе иллюзию семьи. В одной комнате живет семейная пара. Старые, им лет по семьдесят, а то и больше. Иногда я сижу у них под дверью, прикрыв глаза и подслушивая их разговоры. Они заботятся друг о друге, иногда шутят. Наверное, любят друг друга. Их забота друг о друге… Мне кажется, что я занимаюсь похабным вуайеризмом, когда вот так подслушиваю и пытаюсь представить себя на их месте. В другой комнате живет молодой парень. Я пришел на кухню, чтобы достать молоко из холодильника. Парень (как его там? Сергей, вроде) завтракал и меня привлекла книга, лежащая перед ним обложкой кверху. «Как править миром, не привлекая внимания санитаров». Перевернув книгу, я заглянул внутрь. Члены, члены, он трахает её, она отсасывает ему. Ширпотребный романчик, прикрытый интересной обложкой. И здесь враньё. Мой внутренний демон клокочет в растущем гневе. По столу ползет таракан. Какого хера? Я же пару недель назад скидывался на дезинсекцию! Закрытая книга с хлопком опускается на таракана. Я добавляю пару ударов сверху для верности. Я герой, я сразил таракана. Смешно… Но только мне. Парень берет книгу и тихо уходит. Я думал, что он оставит за собой след от расплющенного книгой таракана, но его нет. Похоже, я промахнулся. «Акела промахнулся! Акела промахнулся!» Демон, умело подражая голосу шакала Табаки, ехидно хохочет у меня над ухом. Я расстроен. Она назначила беседу, но не пришла. Чешу под столом ногу. Очень сильно зудит. Может, тараканы ночью отложили яйца в меня и теперь их личинки развиваются там, ползают у меня под кожей? Я чешу ногу остервенело, так что эпидермис остается под ногтями, а кожа на ноге начинает сочиться влагой. Завтра это место станет коричневым, когда ткани начнут заживать. Мне придется заклеить его пластырем, иначе, я буду раздирать снова и снова, искать в проступившей крови яйца тараканов. В коридоре раздается стук каблуков. Тот самый. Я узнаю его и отличу от сотен других. Анабель просто опоздала? Поспешно спускаю штанину на место, чтобы она не видела. Дверь открывается, Анабель входит. Я, мечтавший снова ощутить её аромат, ощущаю нечто другое. Как резкая и неожиданная пощечина. Как ножом в спину. Я не употребляю алкоголь. Знаю, что мне нельзя. Что он способен сорвать те последние тормоза, что у меня есть. Но мои руки сейчас трясутся, как с похмелья, хоть это и банальное вчерашнее перенапряжение мышц. Анабель выглядит так, будто пила или… Черт, я даже думать об этом не хочу. Мой внутренний демон уже с оскалом прыгает, натягивая цепь, как собака. А я всё еще ошарашен. Как плевок в лицо. Впрочем, она ведь считает, что между нами ничего нет, поэтому… А, черт, мне все мысли сбивает этот запах одеколона. Как будто мою территорию пометила какая-то дворовая шавка! Хочется взять Анабель за хрупкие плечи, сжать, трясти и орать: «Кто?! Кто он?!». Но я всего лишь психолог для неё… Она и не думает, что между нами может что-то быть. Не воспринимает меня, как мужчину. Внутренний демон рвется наружу, он знает, что надо сделать, чтобы Анабель поняла, кто перед ней. Но я беру своего демона за горло, отстраняя в сторону и приглашаю Анабель сесть. Ничего не спрашиваю, только смотрю на её разодранную коленку, прикрытую… Что это? Колготки, или чулки? Мне нравятся колготки, они создают подобие барьера. Как девственная плева. По-прежнему молча, не сказав ничего, кроме «здравствуйте», я ставлю пепельницу поближе к ней и предлагаю закурить. Интересуюсь, не будет ли она против, если я тоже закурю. Анабель Он закурил и мне стало легче. Как будто ему тоже плохо, впрочем похоже на то. Он нервничает, взгляд скользит по моей разбитой коленке, по моему лицу. Ему интересно, но спросить не решается. Ты хочешь знать что было ночью? Хм…это было горячо. Я даже чувствовала себя вновь живой, но не долго. Обычно потом хуже. Радует то, что я проспала и не было времени копаться в своих гнилых мыслях. Если он спросит, что со мной, то я совру. Доминик…я тебе не доверяю. Опять стандартные вопросы, опять эта попытка играть в психолога и пациента. Мы оба тянем время. Я — чтобы свалить отсюда как можно скорее, он — чтобы получить свою зарплату. Я плачу ему…плачу за то, чтобы он изображал помощь. Плачу за то, чтобы Мария была спокойна. Он что-то спрашивал, но я не слышала. Не хочу отвечать, я столько раз уже отвечала на эти вопросы… Помнится была одна дамочка, которая сказала: «Вы должны воспринимать это событие, как легкое облачко и отпустить от себя». Мне почти удалось воткнуть карандаш ей в глаз. Санитары меня быстро скрутили, укол в бедро и вот я сплю, словно младенец. Интересно, что бы сделал Доминик, если бы я накинулась на него. Попытался успокоить или же просто вырубил до приезда бригады? Сложно сказать, ведь он столь загадочен. Знаете, он напоминает мне манекен. Пустой, безликий, но если надеть на него костюм, то это будет уже образ приличного человека. А можно нарядить его в спортивную форму и вуаля! Перед вами мужчина вернувшийся с утренней пробежки. Доминик, кто ты? У него трясутся руки и в целом вид неважный. Может, он тоже провел бурную ночь с медсестричкой с первого этажа этого убого здания. Я попыталась представить их вместе. Обычно мужчины в сексе не красивы. Они мнят себя этакими самцами, страстно берущими свою женщину. Они хотят показать свою власть, свою силу и выносливость. На самом деле большинство из них просто смешно дрыгаются и пыхтят, стараясь не кончить в первые пять минут. Доминик красивый. Думаю, секс ему идет. Ах да…он задал вопрос. «Вы считаете себя смелым человеком?». Я себя в принципе человеком не считаю, ок? Зафиксировали этот момент? Что за тупой вопрос? Ты его прочитал в интернете в дешевых тестах? Однако тут же память подкинула мне одно воспоминание. Оно теплое, но фатальное для моей судьбы. Облизываю губы, чтобы набраться уверенности и впервые ему открываю одну из дверей в свою жизнь. Ну как дверь…так, крошечную форточку. Я на пятом курсе. Он тоже, хоть и старше меня на пять лет. Мы учимся на вечернем отделении. Всегда любила работать, хотя именно в тот момент я не утруждала себя лишней нагрузкой. Ему нравится другая, а мне нравится он. Всегда нравился, как только пришел на третьем. Он умный, интеллигентный и такой загадочный, что у меня бегут мурашки по коже, когда взгляд его серых глаз падает на меня. «Дашь лекции по атомкам?» Я тебе все дам, только попроси. Но я слишком труслива, чтобы намекнуть на симпатию. Поэтому сплю с другим. Он обычно сидит с ней на парах. Я хочу быть на ее месте, ведь я лучше. И вот в один майский день она опоздала. А он сидит такой красивый и рядом свободное место. Моя смелость…я собрала всю свою вялую уверенность в лапки и сажусь на соседний стул под его удивленный взгляд. Понимаю, что это очень глупо, но я хочу быть рядом с ним, хотя бы эти полтора часа. (Дура, остановись! Не надо!). И вот моя мечта сбылась. Мы рядом, даже тихо переговариваемся. Беру его карандаш, чтобы зарисовать цикл Карно. А его взгляд такой насмешливый. Кажется, он догадался, что я схожу с ума. Вот черт… Доминик смотрит на меня. Он удивлен, что я рассказала хоть что-то, да еще вот так. Хочу уйти, но у нас двадцать минут до конца сеанса. Тянусь за сигаретой. Доминик «Вы считаете себя смелым человеком?» Вопрос такой же глупый, как и все предыдущие. Хочется, чтобы Анабель съездила мне по роже и сказала: «Да что за херню ты спрашиваешь?! При чем тут это?!» Если бы это случилось, исполнились бы сразу две моих мечты. Во-первых, она бы дотронулась до меня. Сама. Во-вторых, я бы понял, что эти вопросы действительно тупые, что не только я, но и она тоже считает их таковыми. Этого не происходит. Значит, это правильные вопросы и я всё делаю правильно. Не считает себя человеком. Отлично, это не ново, я слышал это много раз. Я думаю, что сказать в ответ на такую небольшую колкость? Анабель, как свернувшийся в клубок ёжик, который прячет нежное брюшко от лисы. Понимаю. Но не буду же я это говорить? Неловкую паузу прерывает Анабель. Я замираю, боясь спугнуть приоткрывшуюся завесу, когда она начинает рассказывать. Она делится воспоминанием. Влюбленность. Анабель, ты смелая. Я бы так не смог. Если бы я был смелым, я бы уже признался тебе, я бы высказал всё, что чувствую. Но я лишь жалкий трус под личиной психолога. Мои руки трясутся, отчего пепел с сигареты, о которой я совершенно забыл, падает вниз. Размазываю его по полу носком ботинка. Еще один повод, чтобы посмотреть на её разбитую коленку. Ссадина прикрыта капроном колготок (мне хочется верить, что это не чулки). Интересно, кровь присохла к ним? Если присохла, то будет больно при попытке их снять. Когда Анабель заканчивает, я пытаюсь проявить инициативу. Рассказываю ей, что вижу, как её угнетает этот кабинет, в котором стрелка часов получает больше её внимания, чем я сам. Беру приготовленный заранее лист бумаги на котором накарябал свои контакты. Прошу не звонить, а писать. Я не такой смелый, как Анабель, я боюсь звонков. Игнорирую их, потом пробиваю номер по интернету, вижу, что это спам, ставлю в «черный список». Хуже, когда не нахожу данных о номере. Это порождает во мне состояние близкое к истерике. Но я держусь. Курю несколько сигарет, одну за одной, прихожу в себя. Я кладу лист перед Анабель. Заставлять взять его в руки было бы тоже своего рода насилием. Я понимаю. Слишком хорошо понимаю. Под цифрами на листке нарисована бегущая по полю лошадь. Выводить изображения у меня получается лучше, чем выводить буквы. Внутренний демон мерзко хохочет, ожидая моей реакции, в случае, если лист останется нетронут. Я тоже оглядываюсь на стрелку. Моё время подходит к концу. У меня есть аптечка. «Нужно обработать ссадину. Это могу сделать я. Или могу выйти, если хочешь.» Скорее всего, она откажется. А я не хотел бы, чтобы Анабель подхватила столбняк. Мне хочется заботится о ней. Анабель Лошади? Доминик любит животных? Я тоже их люблю, но больше всего касаток. Они меня завораживают. Огромная черно-белая туша выпрыгивает из синевы воды. Брызги искрятся на солнце и этот великолепный, горделивый хищник показывает нам свою красоту. Машина для убийства, превосходная, точная, идеальная. В детстве я рисовала касаток, летающих по небу. А еще они мне снились. Я стояла на дне моря и задрав голову наверх, наблюдала за этими морскими царицами, горделиво плавающими в пробивающихся сквозь толщу воды, лучах солнца. Сейчас я тоже на дне. Только солнца нет, а чернота сгущается вокруг меня, выбивает воздух из легких. Она не дает мне сделать вдох, но вкачивает кислород через кровь, втыкая в вену грязный шприц, чтобы сделать мне еще больнее, но не позволяет умереть. Доминик смотрит на меня. Он ждет. Зачем мне его контакты? Думает, что я буду ему писать? Мне сложно даже смотреть на отвратный экран телефона. Я включаю его только для того, чтобы выбрать песню и сделать погромче, заглушая вонь этого ебаного мира. Мне плохо. Голова кружится, кажется сейчас будет новая атака. Я не могу позволить себе такую роскошь при нем. Беру этот несчастный лист бумаги, только бы отвлечь себя от накрывающих ощущений. Я трогаю бумагу. Она дорогая, плотная. Он сам ее купил? Почему такую? Любит дорогие вещи или же для того, чтобы создавать хорошее впечатление на клиентов. Клиенты…я клиент…как будто зашла записаться на замену масло для автомобиля. Он прав. Я ненавижу этот кабинет. «Нужно обработать ссадину. Это могу сделать я. Или могу выйти, если хочешь.» Серьезно? Тебя это интересует? Какая-то царапина… Но мне правда больно. Ненавижу обрабатывать раны ни себе, ни другим. В глазах темнеет, голова начинает кружиться, я всегда на грани потери сознания в такие моменты. Другое дело резать себя. О да…это мы любим. Мне страшно. Я не хочу чувствовать как ватный диск коснется моей плоти, обжигая спиртом. Но и гнить тоже не хочу. По лицу начинают течь слезы. «Лучше вы».