Мне нужен доктор

Доминик Она отстраняется. Но не так, как я ожидал. Мягко, будто боясь обидеть. Отстраняется и будто вырывает часть меня. Мы идем к машине. Мой внутренний демон вьется вокруг нас, как довольный пёс. Я уже рассказывал тебе, как он выглядит? Нет? Он немного похож на ксеноморфа из фильма «Чужой», разве что голова не такая вытянутая, а во рту просто длинный язык. Мой демон смоляной и блестит черным антрацитом, будто только что вылез из воды. Еще у него иногда есть перепончатые крылья. Он показывает их не всегда. Этот предатель устраивается на коленях Анабель, когда мы садимся в машину. Он смотрит ей в глаза, в душу, наслаждается её болью. Боль Анабель это не вспышки. Она сама — квинтэссенция боли, и мой демон трепещет в восторге от этого. Я смотрю на него. На то, как он делает то, что не позволено мне. Мой взгляд на миг пересекается со взглядом Анабель. Кажется, я смутил её. Извини. Приоткрыв пассажирское стекло, вышвыриваю этого подонка на дорогу. Ничего, пробежишься за машиной. Теперь моя очередь язвить. Мне нравятся попадающие на лицо струи воздуха. Так легче дышать. В юности я обожал мотоциклы именно по этой причине. Анабель ежится. Совсем незаметно, но я ощущаю это. Ладно, понял. Закрываю окошко. Пробегающие столбики фонарей мелькают вспышками света. Меня тошнит от этого. В прямом смысле. И от закрытого окна тоже. Прикрыв глаза, я откидываюсь на спинку сидения. Так легче. И меньше болит голова. Звук мотора. Тихое, едва слышное дыхание Анабель. Первые буквы наших имен складываются сразу в два слова — ад и да. Она не спросила адреса у меня. К черту адрес. Куда ты везешь меня, Анабель? В ад? Да. Я не открываю глаза, иногда мне кажется, что мы летим в какую то стену, сейчас врежемся и разобьёмся. Знаешь, Анабель, а я согласен… Но Анабель ведет уверенно. Это её стихия. Она молчит. И я тоже. Сейчас не нужны слова. Я не хочу обсуждать. Я хочу пить это мгновение маленькими глотками, как дорогой виски. Я хочу остановить время. Анабель Мой мир сложился в одну единственную ночную дорогу, мягко ложащуюся под колёса автомобиля. Я люблю это чувство, когда в твоих руках руль. Чуть повернул и машина послушно реагирует, не смея противится твоему решению. Даже, если страшно. Даже, если в стену. Но с жизнью так почему-то не получается. Ты можешь крутить руль как очумелый, срывая подшипник со штока. Орать благим матом «не туда!», но все равно не изменишь траекторию движения. Меня накрывает. Но в этот раз чувство свободы. Мне хорошо. Я хочу усилить ощущения и включаю радио. Играет Still loving you группы Scorpions. Хорошо, мне нравится эта песня. Смотрю на Доминика. Он сидит с закрытыми глазами и похож на уставшего от жизни человека. Конечно, дура, ты же его разбудила посреди ночи. Ну вот, опять я доставляю людям дискомфорт. Прости, мой друг. Обещаю, больше я тебя не побеспокою. Интересно, ему страшно сидеть рядом со мной, когда я везу его в никуда? Не хочу думать. Можно мне хоть немного отпустить себя и дать волю совсем другим эмоциям? Я смотрю вперёд и нажимаю на газ до упора. Мне шестнадцать. Я всегда была послушным ребёнком, но тогда во мне проснулся дух бунтарства, как и в любом другом подростке. Стащила ключи от Нивы у мужа моей бабушки. Позвала соседского парнишку, Леху, и вот мы — двое отчаянных дибилов — несёмся по деревенской дороге к местному клубу. «Ты безумна» Я смеюсь. Лезу в бардачок и нахожу пачку крепких сигарет. Я такие не очень люблю, но других нет, так что пойдёт. Лешка отказывается. Ну да, он же хороший мальчик. В тот день у него случился первый секс в туалете клуба, пока я танцевала под Фиолетовую пудру группы Пропаганда. Обратно возвращались счастливыми. Я — от того что танцевала до упаду. Ну а с ним все понятно. Ему девочка в первый раз дала. Доминик смотрит на меня, округлив глаза, и я понимаю, что рассказала эту глупую историю вслух. Черт. Со мной такого раньше не было. И зачем ему это знать, ведь я никто для него. Лишь очередной клиент, мнящий себя и свои проблемы уникальными. Не знаю, сколько мы вот так катались, но Доминик не сказал ни слова по этому поводу и я благодарна ему. Хватит мучить человека, ведь он не виноват в моем безумии. «Скажи адрес.» В ответ получаю название улицы и номер дома. Хорошо. Мы выехали на более оживленные улицы и я просто довезла его до нужного места. Он иногда посматривает на меня. Наверное, думает, нужно ли мне в стационар или я пока ещё держусь. Останавливаю машину напротив подъезда и мы выходим. Мне неловко. Полагаю, нужно заплатить за этот сеанс да ещё в двойном размере, ведь я дернула человека в нерабочее время. Но я не знаю, как он к этому отнесётся. Вдруг обидится? Кто я тебе Доминик? Случайный друг на одну ночь или клиент? Свой ответ я знаю. Хочу тебя обнять в благодарность за эту помощь. Я нерешительно подхожу к нему, боясь сделать глупость. Но мое желание искреннее. Кладу руки на его плечи и слегка прижимаюсь к тёплой груди. Доминик Голос, прорезавшийся, через гул мотора, заставляет веки вздрогнуть. Я поворачиваю голову, и смотрю на Анабель. Она сосредоточена на дороге, но говорит вслух. Будто бы машинально и не мне. Будто разговаривает с дорогой, а я лишь случайный слушатель под дверью. Она заканчивает монолог, а потом смущенно замечает мой взгляд. Конечно. Ты говорила это не мне, ты говорила это себе и дороге. Совсем забыла про меня, ведь я пустое место и чуждый элемент твоего мира с дорогими кожаными туфлями и платьями в стоимость моей месячной зарплаты. Ты можешь позволить себе эти вещи, но они тебя не радуют. Ты даже не замечаешь, что позволяешь их себе. Просто машинальная привычка, скорее всего. Но всё это не дает тебе броню от мира. Не защищает от огня, в котором ты горишь живьем. Хотя, скорее всего, ты уже тлеешь, хоть пока еще и вспыхиваешь часто. Прости, что подслушал. «Скажи адрес.» Я говорю. В голове включается обратный отсчет и я понимаю, что это ночное наваждение скоро закончится. И когда (точнее, если), она придет на следующий прием, всё повторится вновь. Костюм, который я ненавижу, её взгляд на стрелку часов (надо бы разбить их к чертовой матери). Мы въезжаем в район с облупленными двухэтажками. Мне стыдно, что Анабель приходится ехать сюда из-за меня. Перекошенные двери, зассаные и воняющие крысами подъезды. В палисаднике непременно «лебедь» из покрышек, или еще какая лабуда, призванная, видимо, скрасить эту ущербность, но только подчеркивающая её. Машина останавливается вместе с моим сердцем, которое замирает в ожидании очередной болезненной разлуки. Я не знаю, что сказать. Не умею прощаться. Но она снова удивляет и выходит из машины, видимо, хочет вернуть толстовку. Да не беспокойся, у меня еще есть, оставь себе, ведь ты мерзнешь. Я выхожу следом и подхожу к ней. Она тоже не знает, что сказать. Возможно, выбирает, что уместнее — «доброго утра» или «спокойной ночи». Ведь уже светлеет. Я и сам не знаю, что сказать. Пожалуй, подойдет классическое «Спасибо, до свидания». Не успеваю сказать. Руки Анабель ложатся на мои плечи, она прижимается ко мне. Моё сердце снова бьётся. Я осторожно кладу руки ей на спину, не столько прижимая к себе, сколько прикрывая от внешнего мира. Наклонив голову, осторожно наслаждаюсь ароматом её волос, что приятно щекочут ноздри. Я боюсь даже дышать, чтобы не спугнуть, не нарушить этот момент единения. Не хочу, чтобы он закончился. «Ты любишь рисовать? У меня дома краски есть.» Охренительно сказал, конечно. Пикап по-детсадовски. Ты бы её еще пригласил пирамидку собрать или юлу покрутить. Мой внутренний демон отвешивает мне подзатыльник и ехидно хохочет. Анабель Рисовать! О да…раньше я любила рисовать. Только не красками, а карандашами. Обычно я беру 5 типов разной жесткости, кисточку и клячку. Знаете, в магазинах продаётся графитовая пудра. Дорогая, зараза. Я могу ее купить, но мне нравится наждачка. Натираешь 6B, окунаешь кисть, чуть сдуваешь излишки пудры и наносишь аккуратно тень в нарисованный контур. А потом происходит магия. Пять карандашей и один цвет. Но я могу ими создать объемы, изгибы, лица. Я люблю рисовать демонов. Они сильные. Люблю силу. Ах да…я уже говорила. Простите. Я рассеянная. Вот черт, Доминик ты ждёшь ответ от меня. Снова мысли поглотили, окуная в прошлую жизнь. Давно не рисую. «Люблю. Но я хочу побыть одна.» Надо вернуть толстовку. Я не хочу, ведь она так греет меня, будто заботливый любовник в своих объятиях. Ее запах меня успокаивает. Этот недорогой кусок ткани такой реальный, такой нужный. Мне кажется, что если я его сниму, то мир снова рухнет. Доминик, я куплю тебе взамен десять таких же, но эту хочу оставить себе. Можно? Не суди меня за этот маленький фетиш. Я просто боюсь лишиться этого крохотного островка реальности. Но есть правила приличия. Есть мораль. Где она была, когда из меня вынули все живое, заменив на оголенный страх? Надо вернуть и я трясущимися руками снимаю этот барьер между мной и миром. Протягиваю Доминику. Я вошла в свою пустую квартиру. Мне захотелось достать карандаши. Неужели вдохновение? Нет, не похоже, но карандаши достану. Беру 2H. Им делаю набросок обычно. Пара штрихов, приятно. Кусочек дерева и графита лежат в моей руке идеально точно. Я пытаюсь накидать очертания человека. Хочу нарисовать Доминика. Это моя благодарность за наше ночное приключение. Как же я давно не рисовала! Хочу добавить тень, что бы подчеркнуть скулы. Беру наждачку… «…удельная теплоемкость паровой турбины позволяет грамотно распределить энергетическую эффективность использования агрегата…» Дмитрий Александрович…какие турбины?! Я влюблена. Стараюсь записывать лекцию, но превращаюсь в кисель, когда рука Виктора поглаживает мое колено под партой. Он ловит мою левую руку и крепко сжимает. Я улыбаюсь. Тянусь к его тетради и рисую в уголке кошку. Виктор ухмыляется. Для него это глупость, но милая глупость. В ответ получаю быстрый поцелуй в щеку под гул смешков одногруппников, пока препод отвернулся к доске. Карандаш выпадает из рук. Я смотрю на наждачку. Виктор…ты же сам вынул мою душу, мою личность. Ободрал грубой наждачкой, превратил в пыль и сдул с пальцев. Я подбираю карандаш. Начинаю медленно водить графитом по шершавой поверхности. Мне больно. Черт мне очень больно! Я чувствую как текут слёзы. Голова кружится, я теряю нить своего бытия. Воздух! Куда делся Чертов воздух?! Я смотрю на карандаш в своих руках. Это он причинил мне боль! Мои пальцы сжимают тонкий кусочек дерева и с яростью ударяют по наждачке. Снова и снова. Карандаш рассыпается на щепки, которые впиваются в кожу глубокими занозами. Я рыдаю. Доминик, я боюсь рисовать. Не помню, что было потом. Я потеряла счёт времени. Шторы плотно прикрыты. Телефон отключен. Несколько раз я ела. Знаете есть такая каша в пакетиках. Удобно. Не портится. Но больше ничего не помню. Я очнулась, когда мою дверь сотрясали удары. Иду в коридор, меня шатает. И тут с грохотом дверь вышибают два опера, а в центре бледная Мария. «ТЫ СОВСЕМ РЕХНУЛАСЬ?!» меня трясут за плечи и я начинаю возвращаться в реальность. Две недели. Дома бардак. В спальне темно и пепельница на полу из которой выпадают окурки. Прости Мария. Я просто хотела побыть одна. «У тебя завтра сеанс. Ты и так пропустила на прошлой неделе.» Точно. Доминик, да. Опять буду изучать стрелку часов в твоём тошнотворном кабинете.