---
Майор Литвинов уже разу по десятому пересчитывает количество этажей в Каринином доме, припарковавшись ровно напротив её подъезда, как кажется, по голосам отличает, какая из разместившихся на самой верхушке дерева ворона каркает в эту самую минуту, буквально чувствует на себе пристальный и абсолютно недоверчивый взгляд старушки, поглядывающей на него со второго этажа соседнего подъезда, и прошедшие с Карининого ухода пятнадцать минут считает буквально целой вечностью. Он за годы службы привык сидеть в засаде, привык дожидаться ответов-распоряжений-экспертиз, но вот дожидаться чужих сборов… это всегда было для Литвинова чем-то непостижимым. Он потому терпеть не может, когда дочь тащит его в магазин, желая посоветоваться, что же ей больше подходит, и ему по паре часов приходится дожидаться, когда же закончатся все её примерки. А сейчас Карина — она, вроде бы, только ушла, но его уже не покидает ощущение, что для того, чтобы Майорова появилась возле него вновь, нужно будет подождать часика два. Мимо машины пробегает мальчишка в яркой кепке в столь привычной для северной столицы сине-бело-голубой расцветке, и Василий невольно провожает его взглядом. Сначала чуть ленивым, а после заинтересованным — не каждый всё-таки день видишь, как мальчишку буквально что-то тянет вслед за собой, а видя, не сразу замечаешь, что в руках у него поводок с активной собачонкой на другом его конце. Проходит не больше минуты — паренёк скрывается за углом дома, и Литвинов вновь переводит взгляд на подъездную дверь, мимолётно взглянув на старушку-соседку, всё так же выглядывающую из-за занавески. Ещё через пару минут негромко подаёт сигнал магнитный замок, и, распахнув дверь, на пороге показывается Карина. Она чуть поднимает руку и взмахивает, словно Литвинов мог не заметить или не узнать её и уверенно шагает вперёд. На ней тёмные брюки да подобного оттенка куртка, скрывающая под собой остальную часть образа, и Василий, глядя на подругу, улыбается собственным мыслям, в которых рисуется мультяшная картинка, прячущаяся на груди. Он с уверенностью может заявить, что всё ровным счётом не так, но ловит себя на мысли, что не против на этот раз ошибиться. Карине остаётся сделать всего пару шагов, чтобы спуститься с тротуара и вскоре оказаться возле внушительного автомобиля Литвинова, и она как ни в чём не бывало поправляет разлетевшиеся от порыва ветра волосы, как, словно из неоткуда, появляется юный болельщик петербургского клуба со своей собачонкой и, не успевая даже подумать о «нажатии педали тормоза», влетает прямиком в капитана. Мопс срывается с места, почувствовав свободу, Литвинов выскакивает из машины, а Карина с мальчишкой, потирая ушибленные места, продолжают сидеть прямиком на асфальте. — Все живы? — Да, — кивает Литвинову паренёк и уже в следующий миг поднимает на Карину виноватый взгляд. — Простите. Я не заметил вас. Платоша дёрнул, побежал куда-то, я за ним — боялся, что с поводка сорвётся… но он убежал всё же… — с неподдельной печалью в голосе отмечает мальчик. — Я вас не увидел и не смог остановиться. — Не переживай, — улыбается мальчишке Карина, но от Литвинова не укрывается, что она продолжает держаться за ногу в районе щиколотки, и что по лицу её проскальзывает тень боли. — Всё в порядке. Ты не сильно ушибся? — спрашивает она с заботой, и паренёк отрицательно мотает головой, уже поднявшись на ноги, сделав несколько шагов из стороны в сторону и отчаянно пытаясь разглядеть на горизонте своего Платошу. — Вот и хорошо. Ну, всё тогда, беги искать своего бульдога и будь осторожен. Парнишка ещё раз извиняется, повторяя, что не хотел, обещает быть осторожным и убегает прочь, догнать стремясь своего четвероногого друга, умчавшегося куда-то в сторону соседнего дома. Видя, что подниматься подруга не спешит, Литвинов опускается перед ней на корточки. — Что у тебя, Карина? — Больно, — признаётся она, поднимая на друга-начальника глаза. — Пытаюсь опереться на ногу — сразу как током пронзает. Ничего, расхожусь сейчас. — Куда ты расходишься? А если вывих или ещё чего похуже? Поехали-ка в травмпункт. И это не обсуждается, — добавляет Василий, поднимаясь на ноги и, придерживая Майорову, помогая ей встать. — Не хватало мне ещё потерь в группе. Ты до машины доковылять сможешь? Или… — Смогу, Вась. Смогу, — кивает Майорова. Она наступает на повреждённую ногу, в подтверждение собственных слов желая сделать шаг в сторону авто, и тут же морщится, ощущая, как болью пронизывает от щиколотки и, как во всяком случае кажется, до самых кончиков пальцев. И отголоски этой боли долететь умудряются и до Василия. До самого его сердца. Он сжимает ладонью её запястье, чуть разворачивается, в глаза её заглянуть стремясь, и, кажется, с трудом сдерживается, чтобы в сторону отбросить её упёртость и самодостаточность и без спроса подхватить на руки, не позволяя испытывать саму себя на прочность. — Карина… — Я смогу, — не дав договорить, повторяет капитан, взметнув на Литвинова взгляд. — Только дай мне держаться за тебя, — уже с меньшим напором добавляет она, чувствуя под пальцами ткань его куртки.---
Врач, успевший за время осмотра и консультации немного изучить характер Майоровой и испытать на себе немилость её пристального взгляда, все рекомендации и основные тонкость её повреждения повторить на всякий пожарный решает ещё и ожидающему пациентку Литвинову. Не то, чтобы не чувствовать себя виноватым, если что-то в её восстановлении пойдёт не так, не то понять успев за считанные минуты, что видел их вместе в коридоре, что его гражданка Майорова хоть в половине случае слушает. Мысленно благодаря разумного человека, что не только всё травматологическое отделение разместил на первом этаже, но ещё и спуск сделал без непреодолимых ступенек, в считанных шагах от входа Майорова всё же просит у Васи минутку на то, чтобы перевести дыхание. — Карина… — начинает Литвинов, за талию осторожно придерживая опирающуюся на него подругу и глядя на виднеющуюся на её ноге повязку, но продолжить задуманное не успевает — взметнув на него взгляд, Майорова решительно заявляет: — Только попробуй предложить взять меня на руки! Василий тушуется, не ожидая такого заявления буквально с лёту, но всё же держит эмоции в себе. А уже спустя какой-то миг, мгновением ока даже и не замеченный, находится, как отшутиться: — Ты мысли, что ли, читаешь? А Оле говоришь, что всё это — полнейшая ерунда. Карина цокает, моментально закатывает глаза, объясняет, что все методы Метелицы ненаучны и даже абсурдны, отмахивается от его слов о чтении мысли, заявляя, что задуманные им слова без всяких потусторонних сил понятны и почти что на лбу написаны, и вновь возвращается к тому, что Оле просто необычайно везёт или же она пользуется какими-то объективными методами, о которых просто умалчивает. — Всё, Карина, хватит, — останавливает подругу Литвинов. — Мне эти ваши выяснения, кто прав, у кого методы неверные… Оле рассказывай это всё, а с меня довольно. Я и без того с вами с ума сойду. Так, ладно, на работу мы практически не опаздываем, — констатирует майор, сверяясь с часами. — Заедем сейчас в ближайшую аптеку — возьмём костыль какой-нибудь. Или трость. Я не знаю, что лучше. — Даже не думай! — тут же возражает Карина, молниеносно вырываясь из его объятий и, словно не замечая ноющей боли в ноге, оказывается напротив Литвинова, заглядывая в его глаза. — Слышишь, Вась? У меня нет никаких серьёзных повреждений, — пальцем несколько раз ударяя его по груди, замечает Майорова, — чтобы ходить с костылями. Ты меня ещё домой отправь! Не смей, — подняв указательный палец почти что у самого его носа, замечает она. — Со мною всё нормально. Через пару дней всё пройдёт. Литвинов обречённо вздыхает, качает головой, осторожно и в тоже время абсолютно решительно сжимает её руку и опускает вниз. Ему требуется всего мгновение, чтобы вновь оказаться рядом с Кариной плечом к плечу. — Во-первых, на «всё пройдёт» потребуется не пара дней, а минимум неделя, — припоминает слова доктора Василий. — А во-вторых, все эти дни ты на одной ноге собралась прыгать? Нет уж, — машет он головой, даже слушать не желая её возражений. — Я сказал: мы едем в аптеку. — А чего ты командуешь?! — Это называется заботой, Карина, — с мелькнувший улыбкой объясняет майор, опуская ладонь ей на спину. — Доктор сказал ногу сильно не напрягать — значит, не будем напрягать. Поехали. Точнее, поскакали сначала, — замечает Литвинов и, пока Карина не успевает что-нибудь съязвить или ткнуть локтём ему под рёбра, спешно переключает разговор на другую тему: — и вообще-то это был мопс. Майорова мимолётно опускает взгляд на руку Василия, проскользнувшую ей на талию, про себя улыбается и, комментировать это обстоятельство никак не собираясь, ухватывается за вброшенную им нить разговора. — Чего? — не понимая, о чём говорит Литвинов, Карина хмурится, заглядывая ему в глаза. — Кто мопс? — уточняет она, опуская возникший в голове вопрос, хорошо ли он себя чувствует. — Платоша, — не собираясь путать спутницу да ходить с объяснениями вокруг да около, кивает майор. — Ну, помнишь, ты когда с пацаном прощалась, сказала, чтобы он бежал бульдога своего искать. Так это не бульдог был, а мопс. — Ой, Вась! — отмахивается Карина, а всего через миг они оба заходятся смехом.