Я сломал настоящее

«Какое ещё задание?» — чуть было не выпалил я. Еле успел прикусить язык. Волдеморт тут тоже вернулся? Но хорошо скрывается: в замке никто не говорил о нём. Или никто не говорил со мной, потому что не доверял. Надо выяснить всё у Петтигрю, но что именно спросить? Явно же не «на каком этапе война» или «что планирует Волдеморт». Что я сказал бы, если бы был тем Роном — что-то я никак не мог сообразить. Мысли разбегались как на контрольной по Трансфигурации. — Эээ… Я… Ну… — промямлил я, чтобы не молчать. — Сильно злится? Глупый вопрос, но здешний Рон и не должен блистать умом. Он не просто плохо учится, он вообще тупой — связался с Пожирателями. Не понимаю, как он так вляпался! Хорька взяли в Пожиратели в шестнадцать по семейным связям, а здешнего Рона за что? Он еле тянет программу Хогвартса, не блещет в боевых заклинаниях, сам из семьи сторонников Дамблдора. Зачем Волдеморту такой? А теперь за какое-то проваленное задание Волдеморт отомстит моей семье, ему плевать на их чистую кровь. В той реальности я смог подстраховать родных: больного меня изображал упырь. А тут мой двойник сам взялся за задание. Надо прятать семью — но они, может, даже не в курсе, что Волдеморт вернулся. Они мне не поверят. А Дамблдор? Но я не могу пойти к Дамблдору, он исправит реальность и отберет у Гарри его маму! Ничего себе выбор: его мама или моя! Надо спасать обеих мам сразу — но как? Что делать? Я схватился за голову и понял, что перестал держать Петтигрю в поле зрения. Соберись! — рявкнул я себе мысленно. — Сильно, Рон, сильно, — Петтригрю вздохнул и переступил с ноги на ногу. — Гарри Поттер корчился под его Круциатусом, но вдруг просто растворился в воздухе. «Когда?» — чуть было не ляпнул я. Понятно, что не сегодня. Это было не с моим Гарри. Здешний Гарри Поттер в очередной раз ускользнул от Волдеморта, а тот назначил крайним меня. А почему меня-то? Просто чтобы кого-то обвинить в своей неудаче? Или тот Рон действительно помог однокурснику сбежать, и теперь его подозревают? — Я старался убедить Лорда, что это не твоя вина, — продолжал Хвост нервно, но участливо. — Скорее всего, Дамблдор наложил на вас с Поттером чары, которые возвращают вас, если вы слишком долго находитесь за пределами территории Хогвартса. — И что Вол… Лорд? — поторопил я, когда Петтригрю умолк. — Сказал, что всё это слишком подозрительно. Это очень сильные и сложные чары. Понятно, зачем он наложил их на Поттера, но зачем на тебя? Ты ведь тоже исчез. Тебя перенесло в Хогвартс? Я на всякий случай кивнул. — Наложить такие чары на всех студентов даже старику не по силам. И делать так много порт-ключей в Хогвартс он бы тоже не рискнул… — Хвост сделал паузу и вперился в меня своими маленькими крысячьими глазками. Значит, Дамблдор понял, что тот Рон связался с Пожирателями, вот и следил за ним. Он и за Хорьком так присматривал. А Волдеморт думает, что мой двойник сам сдал план Дамблдору? Ну и зря. Здешний Дамблдор вёл себя так, словно ничего страшнее школьной драки и списывания за мной водиться не может. — Что мне теперь делать?! — вырвалось у меня. — Приведи Поттера к Лорду снова, — посоветовал Хвост. — Смог один раз, сможешь и второй, именно это я и сказал Лорду. Снова? Так это я привёл здешнего Гарри в лапы Волдеморту? Не помог сбежать, а наоборот? Я предал своего друга и свою семью? — Ты справишься, я уверен, — Хвост сочувственно похлопал меня по плечу. Содержимое желудка подскочило к горлу, я еле успел шагнуть к раковине. Меня вырвало вонючей массой: остатки завтрака, сливочное пиво и желчь. Хвост, мерзкий предатель, услужливо наколдовал мне воды. Я побрезговал принимать из его рук хоть что-то. Умыл лицо водой из-под крана и прислонился к стене. Ноги не держали, хотелось сесть, но в туалете «Кабаньей головы» не было лавок, а на грязный зассаный пол мне было садиться противно. Я нервно засмеялся. Грязным полом брезгую, а сам что — чище? Болтаю тут с предателем, прислуживаю Волдеморту, строю планы против Гарри. — Как ты смог заставить Гарри Поттера молчать? Дамблдор всё знает? Мы знаем, что тебя вызывали к нему, — допытывался Хвост. Тоже подозревает меня? — Вызывали за драку. Гарри… он ничего не сказал, потому что я приложил его Обливиэйтом, — выкрутился я. — Обливиэйтом? И ты смог? Я знаю словесную формулу и движения палочки, не раз видел, как это заклинание применяет Гермиона. Но сам я никогда не рисковал. Я видел, что стало с Локонсом, и мало кому желал такой судьбы — разве что Пожирателям. Но Локонс же смог. Я не тупее. — Я не слабак, ясно? — огрызнулся я. — Я запаниковал и попытался. Если бы я выжег ему мозги, результат был бы не хуже. Это же правдоподобный ответ для Пожирателя? — Конечно, ты не слабак. Я-то знаю, — Петтигрю снова похлопал меня по плечу. — Я всегда видел, какой ты способный, просто тебя не ценят гриффиндорцы и семья. Люди часто бывают слепы. Я еле сдержался, чтобы не врезать ему. Кажется, я понял, как связался с Пожирателями: Петтригрю заманил обиженного Тупоронни к себе, напев дифирамбов. Наверно, отвращение отразилось на моём лице, потому что Петтигрю засуетился: — Рон, я волнуюсь за тебя. Ты мне как младший брат — настоящий брат, а не как эти твои. От его слов меня снова затошнило. Трусливая крыса — мой защитник, покровитель и «старший брат». — Ты молодец, хорошо придумал. Обливиэйт сработал. Я видел тебя с Поттером на улице, он ведет себя с тобой как с другом, — увещевал он. — Сейчас нужно понять, почему вы тогда исчезли. Если эти чары действуют через какой-то срок, то просто не тратить время и заавадить сразу же. Но если Дамблдор узнал, то он уменьшит этот срок и предпримет дополнительные меры. Не смотри ему в глаза. — Сам знаю. — Я передам Лорду, что Поттер всё ещё доверяет тебе. Продолжай подливать ему зелье. Мы составим план, ты приведешь Поттера и получишь почётное место среди соратников Лорда. Он ценит таких, как ты. Он даст тебе власть и деньги, много денег… Я кивал, заставлял себя слушать эту мерзость, но так и не смог собраться и задать правильные вопросы. Согласился ждать указаний — а что мне ещё оставалось! Так хоть заранее узнаю план. — И не ходи один вне замка, — напомнил Петтигрю напоследок. — Лорд не приказывал покарать тебя, но сам знаешь, могут найтись особо инициативные. Он превратился и удрал, а я тупо уставился ему вслед. Больше всего в этот момент мне хотелось сказать себе, что это всё был не я, а другой Рон. Сказать — и поверить. Но я слишком хорошо себя знал. Шляпа сказала мне, что я гожусь для Гриффиндора, потому что во мне есть смелость и желание показать себя. «Я не вижу в тебе качеств, подходящих для Хаффлпаффа», — добавила она тогда, — «Но Хельга велела принимать всех, кто захочет, ибо каждый может научиться трудолюбию и верности друзьям». Я не пошёл и не научился. Я люблю своих друзей, но я уже предавал их. Я не верил Гарри во время Тремудрого Турнира. Завидовал ему, обижался. И даже не скажешь, что я повзрослел и поумнел — в этом году я снова бросил его и Гермиону в лесу. Да, потом я одумался и вернулся, как только избавился от влияния хоркрукса. Но это было настолько свойственно мне и предсказуемо, что Дамблдор даже подстраховал меня делюминатором. Он знал, что мне не хватит терпения и верности. Гарри сказал бы, что это ерунда, что он давно меня простил. Что это всего два раза за долгие годы дружбы. Только Гарри не понимает, что я тысячу раз завидовал ему тайно, не подавая виду. Каждый раз, когда моя мама обнимала его. Каждый раз, когда я видел, что мои братья и сестра любят его больше, чем меня. Когда Гермиона постоянно грызлась со мной, но ухитрялась не ссориться с ним даже под влиянием хоркрукса. Когда у него — лучшая метла, собственный огромный дом, полный сейф золота. И всё это безо всяких усилий с его стороны. Но я всегда знал, что приду Гарри на помощь, если он будет в беде. Я бы не сдал его Волдеморту. Ни его, ни вообще кого угодно, пусть даже и не друга мне. Я не добряк, но я и не злодей же! Но мой двойник — это тоже я. Выросший немного в других обстоятельствах, без школьных друзей. Значит, и этот я при определенных условиях, когда друзей и их доброго влияния не будет рядом — тоже могу предать. По-настоящему предать, а не просто отказать в дружеской поддержке и общении. Я не знал, а оказалось — могу. «Смог один раз, сможешь и второй» Гермиона уже мне тут чужая, а Гарри на другом факультете. Я почти в том же положении, что и здешний Рон — как долго я продержусь хорошим по старой памяти? Без Гермионы я — тупица и неуч. Без Гарри — предатель. Ради какой-то ерунды подставил его под Круциатусы Волдеморта. Здесь у меня не было таблички в Трофейном зале, мной не восхищалась мелюзга: о, староста, вратарь и друг самого Гарри Поттера. Здешний я не получил свою долю признания и внимания, и потому жаждал их всё сильнее и сильнее. То, что в своей реальности я не привёл Гарри к врагу — не моя заслуга, а его собственная. Это он поделился со мной сиянием своей славы. На самом деле я, настоящий я, а не влияние друзей во мне — жалкая бесполезная крыса. Не только Петтигрю, но и я сам. Крыса. Крыса. Крыса. Меня снова скрутило над раковиной, но блевать было нечем, поэтому я просто ревел. Я так и торчал в туалете, пока Аберфорт не наткнулся на меня во время уборки и не велел проваливать. Я ушёл и застыл на окраине деревни. Находиться в Хогсмиде было противно, а идти в Хогвартс — тем более. Я был отвратителен сам себе, и не менее отвратительным казался мне весь мир. Я чувствовал себя одураченным, обманутым, преданным всеми. Меня обманули мои родные — они говорили, что мы семья и никогда не предадим друг друга. Что мы можем друг другу доверять, ведь даже Перси, когда ушел из дома, нам не пакостил. Меня обманули друзья: Гарри и Гермиона верили мне, а значит, оба оказались беспросветными глупцами, даже умнейшая ведьма в Хогвартсе. А Дамблдор думал, что если я и дрогну — всё равно потом одумаюсь и вернусь. Он уже видел такую неравную дружбу, когда один из друзей явно уступает в богатстве, уме и талантах другим. История Петтигрю ничему не научила Дамблдора. Как этот наивный старик может возглавлять борьбу с сильнейшим Тёмным волшебником? Все они — доверчивые болваны. Ни один не знал меня, не видел предателя у себя под носом. — Ты что тут торчишь, я тебя еле нашёл! — Гарри хлопнул меня по спине. Я вздрогнул от неожиданности. Не заметил, как он подошёл, а ведь Хвост предупреждал меня о гневе Лорда и чтобы я не шастал один. Предатель должен быть осторожным и всегда ожидать ответного удара в спину. — Ого, да у тебя губы посинели. И руки ледяные. Ты околел весь, пошли согреемся. В «Трёх Мётлах» все места заняты, ну пошли к Паддифут, чаю горячего накатим, а как толпа рассосётся, пообедаем в Розмерты… Гарри подхватил меня на буксир и потащил в розовый кружевной уголок для парочек. Какой-то отстранённой частью сознания я понимал, что ситуация требует пары подколок вроде «наконец-то, спустя семь лет, ты решился пригласить меня на свидание», но язык будто прилип к нёбу, а горло сковало тугой скобой. Мерлин, Гарри, как можно быть таким тупым?! Когда я готовился разрубить в лесу хоркрукс, тот все мои тёмные мысли рассказал и показал. При нём, при Гарри. Тот всё слышал и теперь знал о моей ревности и зависти — но отмахнулся, пропустил мимо ушей, как бубнёж Бинса. Продолжал считать другом и доверять. Ну не дурак ли? Гарри суетился вокруг меня: нашёл столик поближе к камину, заказал много горячего чая и каких-то пирожных. И, не закрывая рта, болтал о встрече с мамой. — Сначала я вообще не знал, как с ней разговаривать, она вся из себя такая, как чистокровная леди. Но когда ты ушёл, она сразу изменилась, стала ну, настоящей мамой. Я обнял её, думал, всё, разревусь. Еле сдержался. А она такая чудесная, ты не представляешь! — Рад видеть, что у тебя отлегло от задницы, — выдавил я. Специально сказал это, набив рот пирожным, чтобы голос не звучал подозрительно и неестественно. А Гарри всё трещал про маму, про планы на каникулы, как познакомит меня с портретом Джеймса, а потом мы заглянем к Сириусу. С сестрой познакомимся, её зовут Айрис, ей четыре года. Портрет Джеймса учит её играть в квиддич — Лили предвидит скандал и просит Гарри мягко подготовить Снейпа к этой новости. Точно. В гости к Гарри — это в гости и к Снейпу. Этот тип не зря подозревает здешнего Рона в желании навредить Гарри. Он-то меня и раскусит. Веритасерума подольёт или в глаза пристальнее заглянет. — Ты представляешь, а Лунатик открыл какой-то клуб и, похоже, весьма успешен. Я всегда знал, что он многого может достичь, если перестанет сомневаться в себе… Гарри ликовал и лучился счастьем, размахивал руками и улыбался во весь рот. И я как никто другой знал, что Гарри давно заслужил эту безмятежную радость, жизнь в кругу семьи, заботу крёстного и других взрослых. Как я могу ему рассказать о том, что узнал от Хвоста? Даже если я позволю ему насладиться счастьем сегодня, а завтра заведу разговор — одного дня слишком мало. За последний год Гарри так много хмурился, что, несмотря на худобу и невысокий рост, выглядел старше своих семнадцати. А сейчас, когда радуется как мальчишка, он будто снова стал ребёнком. Обрёл семью и начал жизнь заново, нормальную жизнь. А тут я должен ему сказать, что война уже идёт. Волдеморт возрожден и снова жаждет его смерти. И Гарри всё ещё хоркрукс — только не этого Волдеморта, а из нашей реальности, и не понятно, как они связаны с этим. Гарри снова придётся пройти через все тяготы войны, но теперь рядом не будет друзей. Одна — незнакомая заучка, другой — предатель, не достойный доверия. Гарри отвернется от меня, когда поймет, какой я на самом деле. Или будет изредка общаться из жалости: он же добрый, жалел одинокого Хагрида, прилипчивого Колина. Даже трусливого Хвоста пожалел. А без дружбы Гарри я начну превращаться в того Рона, который поддался на обещания Волдеморта. Статус, признание, деньги. Тьфу. — Мама к шраму привязалась: как, когда, откуда. Чары его не берут, велела мазать каким-то зельем, я уже забыл каким, — рассказал Гарри, будто услышав мои мысли о хоркруксах. Значит, здешний Гарри хоркруксом не был? Раз шрам удивил его маму. Хорошо, что Дамблдор не строит никаких убийственных планов насчет него. И связи у него с Волдемортом не должно быть, ведь у здешнего злодея тот кусок души на месте. У Гарри не получится тайно подсматривать его мысли. Эта их связь погубила Сириуса, но спасла моего отца. Зато у Гарри не будет кошмаров. Это мы к его ночным воплям привыкли, а здешние слизеринцы не поймут… Вторая кружка чая и третье пирожное — фисташковое, с мармеладом, — более-менее привели меня в форму. Я всё ещё не мог думать о себе без отвращения, но забрезжила надежда, что как-нибудь выпутаюсь. Может быть, Люпин, который всю жизнь борется со своей тёмной ипостасью, сможет мне что-то подсказать. По крайней мере, выслушает. А, нет. Люпин обязан будет предупредить Гарри. И всё же я надеялся, что всё не так плохо, как видится мне сейчас. Может, я напрасно поднял панику и навоображал себе всяких глупостей? Помню, в прошлом году я такую ерунду творил, приревновав Гермиону к Краму — а она о нём и не вспоминала. Гарри — не изнеженный принц, даже если тут позволил себе расслабиться. Переживёт новость о начале войны, не раз уже переживал. А я не стану таким как тот Рон, потому что предупреждён и значит, вооружён. — Слушай, а зачем нам ждать «Три метлы», давай прямо сейчас аппарируем на Косой переулок! — осенило Гарри. — Там пообедаем, купим тебе собственную палочку. Я нашёл заначку своего двойника, и ещё мама подкинула на конфеты. Серьёзно? Гарри так вжился в роль Надежды-Тёмных-Сил и будущего Тёмного Лорда, что уже вербует последователя? Статус, признание, деньги — да? Мои слабости настолько очевидны? В нашей реальности Гарри никогда не предлагал такого. Подарки на праздники дарил хорошие, но всегда не слишком дорогие, чтобы не обязывать и не обижать. Он и близнецам дал галеоны как инвестор, а не покровитель. Ладно, в кафе он за меня часто платит. Это нормально, он тоже ест, когда гостит у нас в Норе. Мама и вся наша семья не поняли бы, если бы он вдруг предложил оплатить наши затраты на еду. Угостить — нормально, подумаешь, пара сиклей. Но палочка — это шесть-восемь галеонов. Если в этой реальности мою ивовую никто не выбрал, то она обойдётся в восемь и ещё два сикля. Я помню, она дорогая, потому что длинная. В прошлый раз мои родители смогли её купить, только когда выиграли кругленькую сумму в лотерею. В этой реальности, видимо, не выиграли. — Гарри, я не возьму у тебя денег, — сказал я твёрдо. Тот нахмурился. — Я думал, мы уже прошли этот этап, — он будто упрекал меня. — В смысле, прошли? — возмутился я в голос, и на наш столик стали оборачиваться. Отвалите, ссора влюблённых, разве не видно? Мой «сладкий папочка» более щедр, чем было бы уместно. — Я не нахлебник, — прошипел я, понижая голос. — Я сам заработаю себе на палочку, и уже придумал как, но это будет не раньше весны. Добыча и продажа яда много времени не потребует, но денег с него вряд ли хватит надолго. Слишком много разного нужно мне и моей сестре. А если мы в обносках, то мама вообще непонятно в чём ходит, она на себе экономит сильнее всего. — Рон, тебе некогда работать, у нас хоркруксы и Волдеморт, — напомнил Гарри таким серьезным, но будничным тоном, каким Гермиона говорит об экзаменах. На этой неделе мы повторяем Трансфигурацию, то есть добываем медальон Слизерина, а на следующей у нас Зелья, то есть ограбление Гринготтса. А я-то думал, что он по уши погрузился в семейное счастье и выкинул из головы мысли о войне. Теперь он и не обязан сам искать хоркруксы и сражаться с Волдемортом: у него есть живые ответственные взрослые. — Значит, после хоркруксов или в перерыве, — упёрся я. — Ты должен быть в максимально боеспособной форме, — заявил Гарри. И прежде, чем я успел огрызнуться, что никому не задолжал, он меня срезал: — А если мы опять столкнемся с Пожирателями и проиграем только потому, что чужой палочкой ты колдуешь слабее? Тебе жить надоело? Я надулся. Гарри прав, но… В этой реальности я ещё беднее, и мне столько всего нужно. Палочка, одежда, метла, книга «Двенадцать способов» и ей подобные, нормальные удобные перья и другие мелочи. Только начну брать у него деньги, как захочется больше. Я не мог чётко сказать, чего именно опасаюсь, но мне казалось, что этот путь испортит нашу дружбу. И ещё быстрее превратит меня в предателя. Тот Рон очень хотел больше денег. Он бы согласился — я уверен. — Палочка — твое оружие, — нудил Гарри. — Мы все ещё на войне, даже если тут она в скрытой фазе. Сейчас не подходящее время, чтобы вставать в позу и размахивать знаменем гордости. Я мрачно зыркнул на него. При чём тут гордость? И фраза-то какая: явно не сам придумал, а в книжке вычитал и умничает. Просто Закон сохранения занудства какой-то: в отсутствие Гермионы Гарри с успехом её замещает! — Мама сказала, что Снейп уверен, что Волдеморт возродился, — продолжал тот. — Метка потемнела. Точно, Метка! Зря я переживаю, что Дамблдор и Орден Феникса не в курсе и не поверят мне. Значит, мне проще будет убедить своих скрыться. Повеселев, я потянулся к последнему пирожному, но отдёрнул руку. Совесть надо иметь, и так один всё сожрал. Но Гарри заметил моё движение и пододвинул тарелку мне. Слишком занят был нотацией, чтобы набивать рот. — Но сам видишь, в этой реальности Снейп женат на маме и не может быть шпионом и знать точно. Он боится, что Пожиратели откроют на меня охоту. И ты, Рон, мой дорогой друг, первым попадёшь под удар. И я всю жизнь буду приходить на твою могилу и просить прощения за то, что послу-у-ушал тебя и оставил безору-у-ужным, — Гарри подвыл, подражая Трелони, — не экипировал нормальной па-а-алочкой… — Ладно, только палочку! — оборвал я этот поток занудства. — И сову, — быстро добавил Гарри. — Для связи. Для связи можно и патронусов использовать! Я не стал говорить этого вслух, потому что Гарри обязательно возразит, что патронус передает только короткие сообщения, слышные всем присутствующим. — И огневиски, — огрызнулся я. — Ты невыносим на трезвую голову. — И огневиски, — согласился тот. — Двинули? Он оставил на столе четыре сикля — пирожные, конечно, отменные, но ничего себе цены! Встал и протянул мне руку для парной аппарации. Доверчивый глупый гриффиндорец. Прошёл войну, но так и не научился осторожности. Не разглядел за личиной весёлого друга мою настоящую сущность. А если бы я сейчас аппарировал его к Волдеморту? Стал бы богатым и влиятельным Пожирателем, а моё имя отпечаталось бы на страницах учебников истории. Гарри уже знает о войне и об опасности. Нет смысла оберегать его от неприятных новостей. Я должен сказать ему — об охоте на него, о том, чтобы слушал маму и не ходил по Косому переулку без охраны. О том, что Волдеморт готовит план похищения и убийства, и у меня есть шанс узнать о нём первым. Из-за моего молчания Гарри рискует. Из-за моего молчания Гарри отдаляется от меня, а я — от него, и когда он обо всём узнает, наша дружба окажется под угрозой. Но если я расскажу ему, как при немного других обстоятельствах привёл его к злодею на казнь — тогда мы отдалимся друг от друга ещё быстрее. Я должен был сказать. Я понимал, что молчать — неправильно, опасно и трусливо. Смешно вспомнить, как совсем недавно я боялся признаться Гарри, что Снейп стал его отчимом. Да я лучше бы сам годик-другой пожил со Снейпом в одном доме, чем сказал, что я не тот, кем Гарри считал меня все эти годы! Правду знаем только я, Петтигрю и Волдеморт. С остальными Пожирателями Волдеморт вряд ли делился подробностями, им мало что известно и вообще им не поверят. Снейп не шпион, он тоже ничего не разнюхает точно. Я должен убить Петтигрю и Волдеморта, прежде, чем они встретятся с Гарри. И тогда друг не узнает о моём предательстве. … Но я сомневаюсь, что справлюсь.