Сказки Континента

Первый снег в том году выпал рано, почти сразу превратив октябрьскую слякоть в хрустящую грязную крошку и кажущуюся обманчиво тонкой скользь под ногами. Надежда, что природа так лишь неудачно пошутила, не оправдалась: вскоре ударили еще более сильные морозы, от которых заиндевело каждое дерево. Дурнее этого знака, пожалуй, были только язвы с чёрными краями и замелькавшие в кустах дублеты спецотрядов по отлову белок. Голод. Казалось, для живущих впроголодь скоятаэлей не такая уж большая проблема. Если бы не одно «но» — есть стало совсем нечего и в пору было в самом деле варить кору. Какая ирония. Как только еда кончается в деревнях, ее и без того скудный приток почти сразу же пересыхает и у скоятаэлей: воровать и грабить становится нечего. Для отрядов такая проблема весьма серьезна, а для одиночки… Наверное, не будет преувеличением сказать, что сродни смерти. Но Йорвет помирать точно не собирался. Уж точно не из-за этого и не после всего. Устало и раздраженно вздохнув, он отбросил в сторону бесполезные камни, из которых так и не смог высечь искру. Ни за минуту, ни за десять, ни за треть часа. Было бы огниво… но его не было. Холодно. Йорвет подул на сложенные в замок ладони. Кончики пальцев уже начинало покалывать даже под перчатками. Зима, пожалуй, самое нелюбимое скоятаэлями время года. Особенно такая ранняя. Кажется, в этом году Дана Меабдх одинаково немилостива ко всем своим детям. Йорвет устало запрокинул голову, откинувшись на ствол дерева, под которым сидел на полах плаща. Тяжёлое темно-сизое небо не улыбнулось и краешком солнечного луча. Это грозило очередной за эту неделю вариацией снега с дождем или, что намного хуже, первой вьюгой. В свете отсутствия еды и костра эта перспектива приобретала, мягко говоря, совсем безрадостные оттенки. С Цинтрийского мира прошло полгода. Все белки будто бы вымерли, бесследно рассосавшись по лесам. Впрочем, стоит ли удивляться, если даже в Брокилоне он не нашёл никого, кто был бы согласен продолжить борьбу? Рука потянулись размять бугрящуюся шрамом кожу, но замерла на полпути. Мелкие комочки грязи на перчатках быстро отбили всякое желание лезть пусть в даже и зажившую рану грязными руками, напомнив, как её, загноившуюся, пришлось вскрывать и чистить. Нечего. За полгода трудами дриад там уже все затянулось — вот и нечего больше трогать. Однако, как выяснилось, «затянулось» не всегда то же самое, что и «перестало болеть». Впрочем, шрам уже не столько ныл, сколько раздражал напоминанием, где и как он его получил и к каким последствиям для зрения привел. Которые сейчас стали виной тому, что с охоты он уже который день к ряду возвращался ни с чем. Йорвет, злясь на собственную слабость и на тех, кто его на это обрек, тихо поднялся на ноги и, натянув поглубже капюшон, пошел проверять ловушки. О том, что придется что-то делать, если они будут пусты, думать совершенно не хотелось, но приходилось. Пока он видел лишь одно решение, но оно ему было не по душе. Сделав пару шагов от дерева, под которым сидел, Йорвет остановился и посмотрел через плечо на несостоявшееся кострище. Подумав, он вернулся и разметал сложенные ветки. Шанс, что он вернется с дичью, был крайне мал. Вероятность, что найдет способ при такой погоде развести костер — еще меньше. Хрупкий грязно-серый наст тихонько хрустел даже под ногами эльфа. Голые деревья на фоне низкого серого неба и лишь на полтона более светлого снега с ржаво-коричневыми проталинами казались почти черными. Ледяной ветер вымораживал до костей и свистел в ушах, вздымая полы плаща и обжигая легкие холодом. Дрянная погодка. Йорвет, не торопясь, обходил все звериные тропки, искал следы дичи, всматривался в кусты и облетевшие кроны деревьев, но тщетно. Капканы оказались пусты, а ему не попалось ни захудалой горлицы, ни тощего зайца. А это значит, что он уже третий день к ряду без еды, более существенной, чем горсть мерзлого шиповника. Но голод можно было перетерпеть: до конца недели он не опасен. А вот холод… Йорвет поежился, плотнее кутаясь в ткань, и посмотрел на небо, на котором не было видно и без того тусклого осеннего солнца. Тучи все еще висели слишком низко и медленно ползли к реке. Йорвет устало вздохнул и, опустив глаза, побрел обратно, внимательно глядя себе под ноги и по сторонам. Может, хоть из ягод или корешков найдет себе что-то съестное. Вечерело быстро. Ветер становился все сильнее и злее. Скоро щеки обожгли первые колючие ледяные капли. Опять что-то среднее между снегом и дождем, но в этот раз невнятный ливень с пугающей скоростью превращался в сильный снегопад. Вкупе с гнущим деревья ветром он грозился разрастись до настоящего бурана. Пути отхода от такого нежеланного для Йорвета решения заметало вместе с его следами. Эта часть лесов Темерии не радовала пещерами или разрушенными дворцами его расы, а потому в такую погоду у него оставалось лишь два пути: найти хоть какую-нибудь условную или не очень нору и постараться в ней не замерзнуть либо… Йорвет остановился у самой кромки леса, где деревья редели, пространства между ними, сейчас заметаемого снегом, становилось всё больше, а за едва тронутой льдом, такой же грязно-серой, как снег под ногами, рекой вырастали простые крестьянские дома. Он криво усмехнулся, кутаясь в плащ и ощущая себя загнанным в угол зверем. Как волки с голода идут к людям, так и он сейчас вышел к ним на свой страх и риск. Его не перепутать с оседлым, а лицо с настолько заметным шрамом симпатии и жалости точно никому не добавит. Денег при нем нет — лишь оружие, а значит, корчма, если она в этой глуши по недоразумению есть, его и на сеновал не пустит. А, впрочем, он ни к кому на ночлег проситься и не собирался, как и за него платить. Укутавшись получше и натянув поглубже капюшон, он, подгоняемый ветром, медленно зашагал в сторону деревни. Люди бегом возвращались в теплые дома, чтобы оказаться поближе к печи: загоняли скот, снимали белье, торопливо возвращались с ним с речки. В такой суете мало кто обратит внимание на неприметную, так же как и они быстро идущую пригнувшись от ветра вдоль глухих стен фигуру в плаще. Даже если под грязными серыми полами мелькнут эльфские гарды мечей, эльфийская роспись сайдака и двухплечевой лук. Йорвет старался идти быстро и незаметно, бросая внимательные взгляды по сторонам из-под капюшона. Ему нужна была лишь одна ночь, даже меньше, просто время, чтоб переждать буран… И вот ему выпал шанс. Незапертая дверь в хлев. В пустой, если не считать животины, хлев. Йорвет лисой просочился в него. В нос ударил запах помета вперемешку с сеном. Сапоги тихонько хлюпнули, словно свернул с лесной тропки в болото или просто вляпался в грязь. Обычное подворье. Людское. Йорвет слегка поморщился, но без лишних промедлений осторожно прикрыл за собой дверь, покрутил головой и, найдя лестницу, тихонько переставил её к неширокой площадке над стойлом коров, над которым расположился сеновал. Только Йорвет забрался туда, как скрипнула дверь. Как пуганая птица, Йорвет быстро нырнул в перетянутые снопы сена в попытке укрыться за ними. Слишком суетливо и слишком шумно — мечи в ножнах отчетливо стукнулись о дерево. Йорвет распластался по полу, уткнувшись в него лицом и замер, не видя перед собой ничего кроме сена и крепких плотно сколоченных друг к другу досок. Он весь обратился вслух. Вошедший замер на пороге, не торопясь входить, впуская внутрь холод и уже во всю воющий ветер. Переступил с ноги на ногу — тихонько хлюпнула грязь. Лошади зафырчали на холод, став крутиться на месте. — Никола, не морозь животину! Подкинь коровам сено и в дом! — раздался с улицы очень отчетливо мужской голос. Видно, сказавший стоял близко ко входу, когда говорил. Йорвет почти не дышал. Секунда. Другая. Третья… Дверь снова скрипнула, но не закрылась до конца — звук слишком короткий. Осторожные, но непростительно для эльфа шумные и медленные шаги. Пальцы сжали рукоять выдавшего его меча. Как жаль. А он надеялся погреться. Но труп обнаружат слишком быстро, а, как только найдут, о тихом ночлеге в этой деревушке придется забыть: нужно будет вернуться в лес до того, как она вся встанет на уши. Шаги все приближались. Йорвет коротко вздохнул. Перед глазами были лишь доски. Более теплые, чем промерзлая земля. Но выбора нет. Он прикрыл глаза, сосредотачиваясь лишь на слухе, чтобы четко представить в голове картинку, которую не видел, для быстрого и точного удара. Селянин не должен поднять шум, иначе Йорвет в самом деле превратится в пойманную на воровстве лисицу, которую будут давить в углу вилами и топорами. До лестницы осталась лишь пара шагов. Человек, все так же тщетно стараясь не шуметь, поставил ногу на первую перекладину. Та едва-едва скрипнула под весом. Вторая. Ещё выше. Он будет открыт для удара, когда поднимется на восьмую. Нужно лишь успеть снести ему голову до того, как тот успеет открыть рот, и поймать за руку, чтобы, притормозив падение, заглушить звук кулем упавшего тела. Лишь бы лошади не испугались и не встали на дыбы. Йорвету подумалось, что затхлое и тяжёлое амбре людского хлева намного лучше свежего, но ледяного и колючего зимнего ветра. Пятая перекладина. Человек замер. Если он достаточно высок, то должен заметить приподнимающийся из-за сайдака на спине Йорвета чёрный плащ среди жёлтых аккуратных снопов. Вот только тогда он уже должен был поднять шум. Йорвет напрягся, выжидая окончания странной заминки. Человек не шевелился, наверное, с минуту. У Йорвета от напряжения заболели пальцы, и затекло все тело. Он ждал крика. Или скрипа. Или шороха тихонько взятого снопа, но ничего не происходило. Ему казалось, что человек смотрит прямо на него. Он мог поклясться, что затылком чувствовал его взгляд, но не шевелился. Если он вдруг не прав, так глупо выдать себя Йорвет позволить не мог. И вот движение, звук. Лезвие клинка начало ход из ножен, но Йорвет остановился, поняв, что… …человек спешно спускался вниз, замерев лишь на предпоследней ступеньке и, что-то невнятно буркнув себе под нос, снова поднялся, быстро взял сноп и бросил коровам. Йорвет моргнул глазами, не веря тому, что слышит. Голова сама собой чуть приподнялась, и он увидел чужую спину повернувшегося к лошадям человека. Но та почти сразу начала разворот обратно, и Йорвет тут же снова опустил взгляд в пол. Меч бесшумно скользнул на место, но ладонь так и не разжалась. Он все еще был обращён в слух. Человек же, абсолютно не боясь, словно его и не заметив, пошел ко входу, взял что-то, тихо плеснувшее водой, вернулся к лошадиному стойлу и перелил в него жидкость. Потом вернулся обратно, поставил, очевидно, ведро на место, опять подошёл к лестнице… Но не взобрался на неё и даже не убрал. Недолго помявшись около неё, человек ушёл. Как только захлопнулась дверь (но не скрипнул засов!), Йорвет шумно выдохнул, тихонько стукнувшись лбом об пол и вытянув рядом с собой ладони. Он не знал, что это было. Чужое, отдающее презрительными нотками жалости сострадание или же простая невнимательность. Разум шептал, что для последней было слишком много совпадений, но опыт наблюдения за людьми говорил, что те иногда в самом деле не видят даже очевидных следов. Йорвет не знал наверняка, а думать не хотел. Но он был благодарен судьбе за эту возможность провести хотя бы одну ночь в тепле, пусть и среди вони вместе со скотом. Над крышей тихо пела свою песню первая в этом году вьюга.