Один на один

Квартира Арса давно превратилась в некий штаб-центр, где каждый день начинался и заканчивался одинаково. Первым просыпался Стас, расположившийся на диване в гостиной. Шеминов задумчиво протирал подоконники и звонил жене по видеосвязи. Затем мужчина надевал любимую кепку и уезжал, не раскрывая никому целей своих поездок. Арсений начинал ворочаться следующий. Он пару раз задевал меня локтем, старался бесшумно слезть со скрипучей кровати и уходил в ванную. От звуков льющейся воды я третья открывала глаза, подолгу смотрела в потолок и, наконец, следовала на кухню. Там мы встречались с Антоном, который по обыкновению спал дольше всех, а потом лениво выползал из гостевой комнаты. Молчаливые, сонные, задумчивые мы сидели, потягивая кофе, снова и снова размышляя, почему Стас никогда не составляет нам компанию. Это была ежедневная утренняя рутина, порядок действий никогда не менялся. С первых допросов прошла уже неделя, моя квартира и отельные номера Стаса и Антона больше не были опечатаны. Но следуя какому-то негласному правилу, мы все равно съехались сюда. Без обсуждений, без договоренностей в один момент осознали, что как-то наладили общий быт. Я лишь знала, что Позовы и Серёжа Матвиенко благополучно вернулись в Москву, забыв о кошмарном вечере. А Стасу и Антону был запрещён выезд из города до конца следствия. На вопросы об исчезнувшей со всех радаров Кузнецовой и до сих пор не найденном орудии убийства Шеминов отвечал сдержано. Если раньше Антон кричал, злился, бил посуду, почти лез с кулаками на Стаса, чтобы выяснить, что же случилось с Ирой после допросов, то теперь парень сам избегал этой темы. Шастун погрузился глубоко в себя, целыми днями курил, смотрел в окно, уходил гулять до вечера по паркам. Он больше не старался дозвониться ей, ежесекундно не проверял диалоги в телефоне. Только однажды зайдя в его комнату, я заметила маленькую распечатанную фотографию девушки, лежащую на прикроватной тумбочке. Что же касается пистолета, Стас только один раз упомянул, что разобрался с этой проблемой. Его речь в тот момент была спокойной и уверенной, казалось, что в голове мужчины все вопросы давно были решены. В участок мы больше не ездили, потому что рассказывать было особо нечего, а следователи слишком устали от наших слезливых историй и просьб «попить водички». Правосудие в нашей стране работает таким образом, что даже правоохранительные органы стараются побыстрее найти крайних, чтобы скинуть дело с повестки дня. А учитывая, с какими влиятельными людьми порой приходилось вести переговоры, и какой переполох начался в СМИ и новостных форумах, дело старались замять ещё быстрее. Это, разумеется, играло нам только на руку. Каждый мой день тянулся невероятно долго, был окутан вязкой дымкой, приступами усталости и печали. В стенах дома почти всегда царило молчание. Все мы стали ходячими тенями, и я была абсолютно без понятия, что происходит в голове моих сожителей. -повествование от лица Антона- За стенкой шаги Шеминова и тихий разговор, значит скоро он наденет кепку и уедет по своим чёрным делишкам. Сейчас встанет Арсений и его подружка. Удивительно, голубки живут в одной комнате, но я ни разу не слышал, как они трахаются. Выходить на кухню не хочется, может поэтому все считают, что я самозабвенно сплю до полудня. Но мои чёрные синяки под глазами и явный тремор пальцев говорят о другом. Медленно разминая затёкшие ступни, я принимаю вертикально положение. Пройдёт ещё около получаса, пока я не найду в себе силы выйти из своего импровизированного убежища. Почему я согласился жить у Арсения? Никто из нас не соглашался. Все просто съехались. Бежали от одиночества, от ночных кошмаров, от беспричинной паники, бежали к тем людям, которые разделяют их боль. Вот и я побежал. А сейчас на меня смотрит та, чьи глаза пугают сильнее любого жуткого сна. Переводя взгляд на тусклую фотографию, я аккуратно взял в руки портрет Иры. Как ты могла так поступить? Врать мне так долго, совершить непоправимое, а затем пропасть. Бросить меня в сером простуженном городе, где каждый человек в толпе похож на тебя. И ведь я даже не знаю, стоит ли продолжать поиски. Чтобы снова сыграть роль твоей подушки для слёз, чтобы озябнуть от холодных слов? Мы столько лет разделяли радость и горе, жили под одной крышей, а сейчас меня пугает только мысль о возвращении в нашу квартиру в Москве. А тебе, наверное, плевать… Беззвучный диалог с глянцевой фотографией тоже стал неотъемлемой частью моего дня. Ира никогда не отвечала, только задумчиво смотрела. Настало время натянуть штаны и идти на кухню, чтобы получить свою чашку кофе. Здесь тоже все было неизменно. Меня поприветствовали коротким «доброе утро» и протянули тарелку с булочками. Музыку в этой квартире больше не любили, телевизор старательно избегали, а окна открывали только с наступлением вечерней тишины. Арсений с понуро опущенной головой крутил серебряную печатку на пальце. Попов никогда не славился разговорчивостью, но последнее время я слышал его речь только за закрытой дверью, когда он оставался с Олей один на один. Эта девушка в целом вызывала у меня противоречивые чувства. Возникшая из ниоткуда, вдруг очаровавшая каждого человека в моем окружении, а теперь послушно скрывающая ужасное убийство. Я помню, как злился на допросе, как сжимал её запястья до хруста, как угрожал. И теперь эта странная героиня выпекала мне булочки с корицей, выдерживая каждый упрёк или тяжелый взгляд в свою сторону. Она тоже боролась с кошмарами, тоже боялась одиночества, но прикладывала все усилия, чтобы сделать жизнь каждого светлее и теплее. Я не мог выразить этого, но глубоко в душе был рад, что Оля рядом. — Сегодня сильно похолодало, Антон. Я вытащила все зимние вещи Арса, так что постарайся подобрать себе куртку, — девушка сказала это монотонно, но очень вкрадчиво. — Спасибо. Всё таки я очень рад, что она рядом. Но настало время ежедневного обхода города. Каждый канал, каждый дворик, каждый парк ждал, когда я снова загляну и выкурю пару сигарет. Иры там, конечно, не будет. Я последний раз взглянул на ребят и вышел. -повествование от лица Арсения- Я прекрасно знал, что Оля не спит, что почувствует каждое мое движение, каждый шаг. Маленьким комочком она засыпала в моих объятиях уже какую ночь подряд. Ледяными запястьями и ступнями касалась меня, чтобы хоть немного согреться. Зарывалась лицом в подушку и подрагивала, думая спрятать от меня слёзы горечи. Я лишь сильнее прижимал девушку к себе и сам боролся с накатывающей тоской. Последний раз я прикоснулся к её губам на благотворительном вечере. С тех пор больше не решаюсь. Наши отношения остались не выясненными, не сформированными. Я не знаю, кто мы друг для друга. Но для подобного разговора ни времени, ни настроения не появлялось. Эта девушка — мой маяк, мой друг, моё убежище. И я готов ждать ещё хоть целую вечность, пока мы оба не будем готовы сделать следующий шаг. Я аккуратно вылез из-под одеяла и случайно задел Олю локтем. Кровать отвратительно скрипит, что каждый раз усложняет мою миссию по походу в ванную. Дойдя до душа, я наконец-то получаю свои полчаса на размышления, на тошнотворные мысли, которыми я стараюсь не осквернять и до того мрачную атмосферу в доме. Ребята появились тут неожиданно. Антон собрал по отельному номеру все имеющиеся вещи и приехал в усмерть пьяный, излагая очень эмоциональную речь про Иру. Шеминов был вторым. Со словами «лучше держаться вместе» он въехал с одним рюкзаком, прагматичным взглядом оценивая сложившуюся ситуацию. А Оля была последняя. Дольше всех ребят она старалась ужиться с самой собой в пустой квартире, но так же не выдержала. На пороге оказалась девушка с виноватым взглядом, которую я сразу спрятал к себе под крыло. Все эти люди были сломлены внутри, и все что я могу сделать — обьединить их в этих стенах. Шеминов снова уехал ужасно рано. Я сидел на кухне, прекрасно зная, что через пару минут выйдет заспанная Оля в моём халате, которую я усажу пить кофе. — Доброе утро… — Доброе утро, Арс, — девушка потянулась и зажмурила глаза, — Ты сегодня снова плохо спал. Я каждое утро проглатываю эти слова и каждое утро молчу о том, что слышу ее всхлипы по ночам. Ведь если я скажу, то она начнёт уходить и слоняться по улицам как Антон. Пусть лучше плачет в моих объятиях. Мы сидим молча, ждём Антона, чтобы поздороваться и запихнуть в него пару булок. Парень совсем перестал нормально питаться в последнее время. Никто не знает, где он пропадает целыми днями, о чем думает. Действительно ли старается забыть Иру или просто делает вид, чтобы мы не переживали. Я упорно рассматриваю серебряную печатку на безымянном пальце. — Сегодня сильно похолодало, Антон. Я вытащила все зимние вещи Арса, так что… — голос Оли звучит где-то далеко, я даже не поднимаю голову, чтобы взглянуть на Шастуна. Слышу звук захлопывающейся двери. Наверное, мы сейчас должны сорваться с места и заняться бурным сексом, как подростки, которые дождались ухода родителей. Но все происходит не так киношно. Оля убирает посуду со стола и садится на диван перед телевизором. Мы не включаем его в присутствии Стаса или Антона, но в звенящей тишине опустевшей квартиры иногда слышится утренний выпуск новостей. «Сегодня было закрыто дело об убийстве администратора шоу Импровизация на канале ТНТ Оксаны Сурковой. Пропавший после экспертизы пистолет найден в номере отеля Астория, который был оформлен на супруга Оксаны, Алексея Суркова. Подозреваемый находился в состоянии алкогольного и наркотического опьянения и был задержан сегодня утром» — Зато теперь мы знаем, чем занимался Стас целыми днями, — Оля протяжно вздохнула и выключила телевизор. — И что теперь будет? — смысла в моем вопросе не было, но я хотел разговорить девушку, насколько это возможно. — Было ясно, что дело хотят быстрее замять. Лёша для них изначально удобная мишень, — Оля похлопала рукой по дивану, приглашая меня сесть рядом, — Думаю, скоро Антону и Стасу придет выписка из полиции, и они смогут вернуться в Москву. Я осторожно опустился на диван, соблюдая приличное расстояние от своей собеседницы. Но Оля ловко закинула ноги на подушки и улеглась головой мне на колени. Потрясённый такой неожиданной близостью, я принялся бережно расчесывать ее волосы пальцами. — Помнишь, как я уснула в такой же позе, когда мы летели из Москвы в Питер? У тебя тогда так коленки затекли, — смех девушки будто оглушил меня, пронзил разрядом молнии. Как я давно его не слышал. Конечно, она и раньше отвечала сдержанными ухмылками на мои попытки развеселить всех ребят. Но этот смех был чистым, искренним, не насильным. — Ты смеёшься… Новости о закрытии дела так подняли настроение? — Я и так знала, что обвинением Лёши все закончится. Стас бы не остановился на полпути. Но почему-то на душе проще стало… Иронично, что дело закрыли в день похорон. Да, сегодня вечером будет церемония похорон Оксаны. Родственников в Москве у девушки не было, а муж, очевидно, отправлялся в колонию строгого режима. Так что тело было решено погребать в Питере. Каждый человек в этой квартире прекрасно знал дату, но никогда не обсуждал грядущий день. -повествование от лица Стаса- Мне нравилось, что я не был за запертыми дверями комнат, как остальные ребята. В таком случае, я бы никогда не нашёл в себе сил выйти из укромного безопасного уголка. Ранним утром я просыпался от бледного солнца за окном, от небольшого сквозняка, который гулял вдоль объединённых гостиной и кухни. Мой обустроенный диван легко выпускал из объятий сна, и я шёл заваривать чай. Надо позвонить жене. Надо увидеть сына. Эти мысли крутились в моей голове без остановки, но вскоре я облегчено вздыхал. Они в Москве, они в безопастности, они думают, что я просто попал в дурацкие неприятности. Выпивая залпом кружку обжигающей жидкости, я быстрее набираю контакт жены. — Дарин, привет! Как вы там? — Стас, рада тебя слышать! Видела утренний выпуск новостей, дело закрыли. Ты скоро вернёшься? — Осталась пара незаконченных дел, к тому же сегодня будут похороны. — О, я понимаю… Жаль бедную Оксану, в таком возрасте… Да ещё и из-за пьяного мужа… Как он мог вооб. — Милая, как там сынуля? — У него все прекрасно! Правда, не проснулся ещё… — Хорошо, я уже опаздываю немного. Люблю тебя, созвонимся завтра! Вот такой быстрый рядовой разговор. Каждое утро одно и то же, но только с сегодняшнего дня появились шансы на действительно светлое будущее. Лёшу обвинили в убийстве, и теперь все смогут вздохнуть спокойно. Я оглядел кухню. Скоро здесь соберутся все жители выдуманного неприступного замка, будут пить кофе и молчать. А я незаметно скроюсь, потому что не могу смотреть им в глаза, потому что чувствую вину перед каждым, потому что не заслуживаю их. Я даже не могу ответить Антону, где Ира, ведь это бы разбило парню сердце. После совместного допроса мы стояли с ней на улице, курили под проливным дождём около бетонного фасада отдела полиции. И тогда я услышал от Кузнецовой неутешительный монолог: «Антон был прав, это слишком далеко зашло. Мне здесь не место. Я устала изображать любовь, когда сама полна ненависти. Уеду в пригород к знакомым, пока не разрешат выезд из Питера. Затем заграницу. До нескорой встречи, Шеминов». И она ушла в дождь. Потушила сигарету о мокрую стену и растворилась в шумящем ливне. Клишированными и напыщенными словами закончила свой путь. Она до самого конца хотела быть выше всех нас, лучше нас. Я прекрасно знал, что Кузнецова просто вернётся в Москву, попросит знакомых забрать ее вещи из квартиры Антона, а затем навсегда пропадёт в этом грязном огромном городе. Я даже не отрицал тот факт, что однажды помогу ей с какими-нибудь долгами или поиском работы. Но Антону этого знать не стоило. С пистолетом тоже фокус был чересчур простым. Написав пару писем и жалоб резидентам канала ТНТ, акционерам и продюсерам о том, как безосновательно терроризируют меня и моих подопечных в полиции, я просто ждал. Через пару дней после очередного допроса ко мне подошёл застенчивый и низенький стажёр, который весьма многозначительно спросил, не нужна ли мне «помощь». Дальше все складывалось само собой. Этот курсант без каких-либо проблем вынес оружие из хранилища вещдоков. Вначале я боялся, начал страдать паранойей. Казалось, что план раскроют, все всплывет наружу. Я приходил домой, видел мрачные лица ребят и думал, что их судьбы зависят от правильно принятых мной решений. Пришлось собраться с духом и довести дело до конца. Вчера ночью пистолет подкинули в отельный номер Лёши и подали в полицию анонимную наводку. Никогда бы не подумал, что преступный мир может быть настолько безобидным, а его правила такими простыми для понимания. Хотя, кто знает. Вдруг через год к моему дому подъедет чёрный гелик с парой бородатых мужиков, которые прострелят мне голову где-нибудь за мкадом. Но это будет только через год. Ещё успею пожить. Я протёр тряпкой последний подоконник и вышел из квартиры. Сегодня чёрных делишек не планировалось. Я собирался кататься по оживленному городу, растрачивая бензин впустую, курить прямо в салоне, а, возможно, даже пить.

-повествование от лица Антона- Я даже не помню, как залез на эту крышу. Шляясь по окраинам, заглядывая в каждую лужу и витрину, я нигде не находил своего отражения. Отовсюду на меня смотрел небритый, потрёпанный парень с родинкой на носу, без блеска в глазах, без уложенной чёлки. Смысла дальнейшего существования я больше не видел, наверное, это и было главным отличием от старого Антона Шастуна. Запах мокрой гальки под ногами и порывы ветра провоцировали кашель. Прикуривать сигареты получалось все труднее. Я решил подойти к самому краю. С высоты гниющей десятиэтажной заброшки открывался монохромный унылый вид на северную столицу. Мне хотелось в последний раз пропитаться этим городом, вдохнуть его в лёгкие, ввести иглой в вену и насытить кровь. Чтобы я запомнил каждое сказанное здесь слово, каждую совершенную ошибку. В шуме проезжающих вдалеке машин я слышал те самые два выстрела. Они никогда не оставят меня, никогда не дадут спокойно жить. Я зажмурился и приготовился сделать шаг в пропасть. Стас: Дело закрыли, скоро вернёмся в Москву. Прошу, не опоздай на похороны. Телефон издал вибрацию где-то в глубине кармана и я нехотя прочитал сообщение, которое вызвало приступ нервного смеха. Это ведь всё я устроил. Умолял ребят подставить Лёшу, только бы бедную Иру не забрали. Прижимал ее к себе, пока рядом лежало мёртвое тело Окси. Я до последнего верил, что поступаю правильно, до последнего выгораживал свою единственную любовь, стараясь спасти остатки былого счастья. И чем все закончилось? Эта «любовь» нагло скрылась, даже не поблагодарив, а сейчас меня окружают заботой люди, которых раньше я и на равных не воспринимал. Именно они готовят мне завтрак, одевают в тёплую куртку, напоминают об опоздании, терпеливо ждут меня дома. В таком случае, к чему были все жертвы? Оля: Антон, где ты? Мы заедем за тобой, а то на улице обещают ливень. Ещё одна вибрация телефона. Ещё одно сообщение, которое насмехалось над моими попытками быстрой смерти. Будет слишком нечестно оставить этих людей страдать в одиночку. У них вряд ли хватит смелости сделать такой же шаг в бездну. Лёгкой дымкой перед глазами всплыло розовощёкое лицо Оксаны. Ох, дорогая, я знаю, что ты не этого хотела. Знаю, что подвёл тебя, что сделался трусом. Дай мне еще один шанс извиниться. Я последний раз бросил взгляд на город и спустился вниз по пожарной лестнице. -повествование от лица Арсения- Она стояла перед зеркалом в чёрном платье, накидывая на плечи такой же тёмный плащ. Она была красивой даже в трауре. Она укладывала волосы, хотя знала, что дождь будет безжалостен. Она думала об Оксане. И я думал. — Арс, давай уедем? — девушка обернулась и замерла, ожидая моего ответа. — Давай, — в моих словах не было искры или напора, я просто хотел увидеть мимолётную радость. — Следствие закончилось, Стас и Антон наверняка вернутся в Москву после похорон. А я хочу к морю, к солнцу. Поехали вместе? Я подошёл сзади, и теперь мы оба смотрели на отражение в зеркале. Как сильно поменяла нас жизнь. Вспоминались первая встреча, первые ссоры, посиделки за пивом и поедание чипсов на ступеньках ГлавКино. Мы были другими, были погружены в собственные отдельные миры, не задумывались о последствиях наших действий. Я крепко прижал девушку к своей груди. В этот раз Оля не стала скрывать слёз. Тихие рыдания утопали в складках толстовки, и я заглушал каждый свой вдох, чтобы не помешать потоку эмоций. Бережно обхватывая её лицо руками, заставил посмотреть мне в глаза. Я целовал щеки, лоб, виски, нос, покрывал мягкую кожу тысячами поцелуев. На моих губах оставался солёный привкус, но я давал волю приступу нежности. От резкой, деловой, немного высокомерной женщины не осталось и следа. В моих руках таяла маленькая девочка, которая больше не боялась выглядеть слабой. Мы были одним целым. Мы были один на один. Я обвил руками её талию, избавился от ненужного плаща. Поцелуи были солёно-горькими, полными пронзительной печали и скорби, они углублялись с каждым разом, но не несли никакой пошлости. Я нёс свою святыню на руках до спальни, чувствовал её чистоту и доверие. Шуршащие простыни, потерянные в копне волос слова о любви. Мы оба искали утешение, искали умиротворение, искали приют. Даже раздетые стыдливо не отводили глаза, ведь знали — поиски были окончены. Тела сливались в абсолютной гармонии, дыхание срывалось на стоны, внутри разгорался огонёк веры в счастливый конец. Девушка изгибалась подо мной, просила сделать ещё больнее, ещё сильнее, ещё приятнее. В глубине души она жаждала наказания за свой поступок, за ложь, за обман. И я беспрекословно выполнял любые просьбы. Я люблю её. -повествование от первого лица- Гроб выносили слишком медленно, будто растягивая удовольствие. Хотя, я прекрасно знала, что все дело в вязкой скользкой земле, которая размокла под питерским ливнем. Нас было всего четверо, больше никто не пришёл. Казалось, что мы одни не только на кладбище, но и во всей необъятной вселенной. Арсений крепко держал меня за руку, Стас и Антон впервые за неделю тихо переговаривались без ноток агрессии. Каждый слышал звуки ударяющихся о крышку гроба капель дождя, шумящей листвы. В висках пульсировала кровь, кончик носа и запястья были ледяными, хотя щёки неприятно горели. Все извинялись по-своему. Тоша присел у могилы и выводил узоры на мокром каменном надгробии. Шеминов зажимал в руке горстку сырой земли, бормоча что-то себе под нос. Арс перебирал букет белых лилий. А я говорила с Оксаной. Без слов, конечно, только в собственной голове, представляя образ ушедшей подруги. «Окси, я не знаю, слышишь ты меня или нет, а если слышишь, то вряд ли хочешь знать, о чем я говорю. Я подвела тебя, подвела нашу дружбу. Выбрала защищать твоих мучителей вместо мести за лучшую подругу. Ты привела меня в ваш мир, а я встала на сторону врага. Делаю им кофе по утрам, убираюсь в комнатах, переживаю, хотя должна ненавидеть. Прости меня за это. Я очень люблю тебя и бесконечно виновата, а ты не заслужила такую жестокую подругу. Надеюсь, ты в лучшем мире.» — Сегодня мы возвращаемся в Москву ночным рейсом, — Стас говорил тихо, но отчеканивал каждое слово, — Хочу выразить искреннюю благодарность и принести извинения. Больше я никогда не впутаю вас в подобное. Я желаю каждому удачи и счастья. — Я тоже… — Антон осматривал наши лица, стараясь запомнить все черты до мельчайших подробностей, — Когда нибудь все вернётся на круги своя и станет как прежде. Мы невольно сгрудились, формируя небольшой полукруг. Все здесь понимали, что смерть Оксаны не забудется никогда. Ничего не будет как прежде. Но мы были вместе. Осторожно соединяя руки в цепочку, закрыли глаза. Мы обязательно встретимся снова, опять ввяжемся в какую-нибудь отвратительную и безумную историю, будем прятаться по углам и печь друг другу булки на завтрак. Но сейчас Антон и Стас следовали к машине, чтобы забрать вещи и отправиться в аэропорт. Скоро увидимся. Я обещаю.

***

— Боюсь, что море придётся отложить ненадолго… — Арсений вёл машину, странно посматривая в зеркало заднего вида. — Что ещё случилось? — к горлу подкатывала до боли знакомая тревога. — Алёна начала процесс по лишению меня родительских прав. По предварительному решению суда я могу провести с дочерью двое суток, а затем только ждать окончательного вердикта. — Боже, Арс… Она точно сошла с ума. Алёна ведь знает, что ты недавно был под следствием. — Как раз выбрала подходящий момент, когда я уязвим больше всего. Представь, какой сильный аргумент — бывший муж проходил по делу об убийстве. Никто в здравом уме не отдаст мне ребёнка. — Так, надо подумать, — я зажмурилась и принялась массировать виски, — Что мы пока собираемся делать? — Едем знакомить тебя с Кьярой.