***
Последние два с половиной месяца (семьдесят два дня, если спросите Дерека, хотя он не то чтобы считал) были невыносимы. После той ночи в больнице он уехал домой, всё ещё чувствуя запах Стайлза на коже; подносил ладонь к лицу и вдыхал его до тех пор, пока не стало больно. Он тогда запер входную дверь, закрыл на цепочку и свернулся калачиком на постели, плотно замотавшись ногами в одеяло. Так и заснул: прижав ладонь к лицу и вдыхая те отголоски сахара и корицы, что достались от Стайлза. А затем действие волчьего аконита закончилось. Даже во время приёма аконита ситуация не особо упрощалась. Слабое притяжение и глубокое ноющее желание преследовали его всё время, как синяк, который нельзя просто смахнуть и остаётся только игнорировать. Ну а теперь? Он постоянно на грани; обращается всякий раз, когда кто-то просто упоминает имя Стайлза или приносит на себе хотя бы отголосок его запаха. Волк Дерека беспокойно мечется на краю сознания, скаля клыки. Желание трансформируется в агрессию и обжигающую потребность овладеть, вынуждая противиться собственной сущности. Он раздражителен и держится от всех в стороне. Не отвечает на вопросы бет, почему он не навещает Стайлза, и игнорирует всех и вся. В конце концов они оставляют его в покое, просто добавив пару пунктов в длинный список «Вещей, о которых Дерек никогда не разговаривает». Сильнее всего вся эта ситуация сказывается на Айзеке. Он замыкается в себе, пока Дерек вынужденно не отводит его в сторону и пытается всё объяснить. Он ничего не говорит о парах, но что-то в его тоне, должно быть, выдаёт его с потрохами, потому что Айзек кивает и смотрит на него с сочувствием. — Скотт, — поясняет Айзек. — Я тебя понимаю. Дерек вынужден проводить полнолуние под замком, чего не случалось с ним с детских лет. Это мучительно. Он не помнит, как проходят эти ночи. Остаётся только боль и зияющая в сердце рана, которую хочется заполнить одним лишь Стайлзом. Утром прутья решётки испещрены следами когтей, повсюду его кровь, а боль только усиливается. Он пытается прекратить шнырять около дома Стилински, старается держаться подальше. Он не уверен, что сможет сдержаться рядом со Стайлзом, зная, насколько хуже стало без аконита. Однако по ночам, когда он позволяет своему волку высунуть нос и пробежаться, тот снова и снова оказывается у Стайлза под окном. Жаждет его и ждёт. Всегда ждёт. Дитон звонит через полтора месяца после того, как Стайлз попадает в больницу. Он приготовил немного волчьего аконита, совсем чуть-чуть. Первая попытка вырастить его оказалась не очень плодотворной, но он над этим работает. Дерек забирает смесь и прячет в шкафчик в ванной. Он начинает адаптироваться, контролировать связь и её притяжение, но он не знает, в какой момент ему может потребоваться дополнительная помощь. Просто на всякий случай.***
Стайлз опаздывает. Последняя (и, слава тебе господи, завершающая) встреча с доктором продлилась дольше, чем он ожидал. Он перестал принимать викодин, поэтому отец разрешил снова сесть за руль, и Стайлз мчится к дому Хейлов во весь опор, бормоча ругательства. Сегодня они работают над выслеживанием, одной из любимейших его тренировок. Он почти всегда попадается, но обмануть волчье чутьё — та задача, которая ему вполне под силу. Вспоминая, как отвратительно всё прошло два месяца назад, когда они с Эллисон и Лидией недостаточно хорошо замаскировали свои запахи, Стайлз особенно решительно настраивается сделать всё как надо. Когда он подъезжает к особняку, большая часть стаи как раз исчезает за деревьями. Айзек держится позади и приветственно кивает, когда Стайлз выпрыгивает из джипа. — У них преимущество, но ты можешь успеть спрятаться до того, как они возьмут курс назад. Стайлз ухмыляется и лезет за рюкзаком в багажник. День выдался великолепный, тёплый и солнечный, и он с нетерпением ждёт возможности побыть немного на свежем воздухе после долгого нахождения взаперти. — Мило. Я запланировал на этот раз нечто потрясающее, должно довольно хорошо сработать. Айзек улыбается и кивает в сторону леса. — Мне нужно бежать, увидимся, когда вернёмся обратно. — Ага, если сможете меня найти, — Стайлз ухмыляется и машет Айзеку рукой, когда тот, обращаясь на ходу, скрывается за деревьями. Стайлз хватает рюкзак и неторопливо бредёт в лес. Он не очень-то старается скрываться, по крайней мере сейчас, так что оставлять до безобразия очевидный след ему совсем не стыдно. Он идёт минут десять, затем снимает рюкзак и начинает рыться в его содержимом. Внутри напихана грязная одежда, собранная за последний месяц со всех членов стаи — в основном Скотта. Он надевает каждый предмет гардероба, все до единого, так что на нём оказывается около пяти футболок и двух пар брюк. Он идёт ещё минут пять и затем сбрасывает одну шмотку. Затем ещё, и ещё, пока не оказывается в своей одежде. За ним тянется нечёткий шлейф из смеси запаха стаи и его собственного. Он немного вспотел от жары и переживаний, но в целом чертовски доволен собой. Неподалёку протекает ручей, так что он садится на берегу, стягивает ботинки с носками, закидывая их в сумку, и идёт на середину реки: вода скроет его запах, и остальным будет сложнее его найти. Камешки, выстилающие дно ручья, гладкие, прохладные и приятно ощущаются под ногами; вода омывает его, напоминая невесомую ласку. Стайлз бредёт и задаётся вопросом: сколько времени потребуется для того, чтобы от него не осталось ни следа?***
Дерек улавливает запах ещё до того, как осознаёт его источник. Он разворачивается, частично обратившись, и скалит на Айзека клыки. Бета хмурится и качает головой. — Если не собираешься ничего делать со своим внешним видом, то тебе туда, — Айзек указывает на лес позади себя. — Он немного припозднился. Сказал, что у него есть хороший план. Дерек делает медленные и глубокие вдохи; контроль возвращается, и он принимает прежний облик. — Прости, — бормочет он. — Остальные ушли вперёд. Айзек склоняет голову набок и улыбается. — Я слышу их. Кажется, они нашли Эллисон. Дерек замирает, пытаясь сфокусироваться на нотах сахара и корицы, исходящих от Айзека. — Возможно, ты им понадобишься, — Дерек смотрит в сторону дома поверх его плеча. — Ты нужен им куда больше, — Айзек хмурится. — Ты долго был не у дел. — Знаю. Я… Я не могу этого объяснить; не могу сказать больше, чем в прошлый раз. Дерек разворачивается и начинает бродить туда-сюда. Запах Стайлза становится все ярче и сильнее, пока не остается единственным, на чем Дерек может сосредоточиться. — А ты… Я бы сказал ему. Даже если ты услышишь совсем не то, что хотел бы, то хотя бы будешь знать ответ, — Айзек делает шаг вперёд и кладёт ладонь на его плечо. Дерек невольно напрягается; чувствует, как в кожу впиваются когти. Он теряет контроль, теряет способность думать. — Ты сказал Скотту? Слова больше похожи на рычание. Клыки мешают внятно говорить, он не может сделать и вдоха. — Не во мне дело. И, к твоему сведению, да, сказал. Это отстой, но всё же лучше, чем постоянно гадать. Он счастлив — вот что действительно важно. А Стайлз сейчас на счастливого совсем не похож. Остатки контроля испаряются: Дерек обращается и рычит на Айзека. Тот потрясённо отступает назад, съёживается, испуганно округлив глаза, но Дереку всё равно. Пара близко; её запах несёт ветром, и волк готов заявить свои права.***
Обычно Стайлз не проводит много времени в заповеднике в одиночку. Опыт доказывает, что это не самое безопасное место, особенно для тех, кто не обрастает шерстью, но сегодня это легко забывается. Солнечный свет пробивается сквозь ветви деревьев, отражается от водной глади и разбивается на каскады цветов и оттенков, каждый раз, когда он делает шаг. Вокруг тишина, нарушаемая только шёпотом ветра и тихими трелями птиц. Стайлз выходит из ручья, когда ноги начинают мёрзнуть. Он садится на землю и принимается натягивать носки с обувью, когда за спиной слышится шорох. Он оборачивается, успевает заметить промелькнувшие клыки и пару красных глаз, а затем оказывается на земле, уткнувшись лицом в берег. Кто-то тяжёлый наваливается на него сверху; рёбра едва ли не трещат; возле уха раздаётся рык, кожу опаляет тёплое дыхание, и он замирает, едва дыша. Вот дерьмо. Он придавлен лицом к земле, и кто-то прижимается носом прямо за ухом, делая глубокий вдох. — Так хорошо, — голос глубокий и будто знакомый. — Ты так хорошо пахнешь. На шее проступает испарина, и Стайлз чувствует, как по коже, длинным и медленным касанием, проходится язык. Раздавшийся сверху стон сподвигает наконец подать голос — он слишком часто слышал этот звук во снах, чтобы не узнать его обладателя. — Дерек? — Стайлз пытается встать и охает, когда тот сильнее прижимает его к земле. — Какого чёрта ты творишь? Пусти, ты меня раздавишь. Дерек сдавленно скулит и немного смещается, перераспределяя вес. Это ослабляет давление на грудь, но он всё ещё распластан. — Да ладно тебе, приятель. Подъём. — Стайлз толкается, пытаясь спихнуть Дерека в сторону, и тот снова рычит, посылая по всему телу волну вибрации. — Дерек. — Мой, — тот рычит и мягко прихватывает зубами шею; когти давят на кожу, и Стайлз не может вдохнуть. — Дерек, не надо… Ты знаешь, что я не хочу этого. — Должен пометить тебя. Чтобы все знали, кто ты, кому принадлежишь. Дерек проводит зубами по изгибу его челюсти, цепляется клыками за кожу. От этого по телу Стайлза бегут мурашки. Дерек ведёт следом за клыками языком, собирая выступивший пот. — Ты чт… — Нужен мне, — шепчет на ухо, а потом опускает бёдра. Стайлз чувствует твёрдость его члена, как он вжимается прямо в расщелину. Одна его часть трепещет от удовольствия; сердце грохочет в груди всё сильней, в штанах становится тесно. Другая его часть улавливает прикосновение клыков к коже и вот-вот поддастся панике. — Не могу больше бороться. Не хочу, — стонет Дерек, утыкаясь носом между шеей и плечом. — Чувак, дай мне, блядь, подняться, — просит Стайлз и отталкивается от земли. Ему удаётся немного сдвинуть Дерека, но мгновение спустя он снова оказывается лицом в прелой листве, ощущая на языке её горечь. — Нет, — губы Дерека у его уха. — Ты мой. И ты остаёшься. На месте. Где-то тут затесалась собачья шуточка, но Стайлзу слишком страшно, чтобы её сформулировать. Дерек снова наваливается, снова трётся. Чужой вес сдавливает рёбра, мешает дышать. Отупляющая паника тоже не помогает. Стайлз жадно делает вдох, пытаясь не потерять от недостатка кислорода сознание. Когти Дерека впиваются в его кожу, зубы впиваются в изгиб плеча. — Дерек, — зовёт Стайлз, в голосе отчётливо слышны панические нотки, — ты должен остановиться. Я не хочу этого. Дерек замирает, а затем вжимается лицом в его спину. — Жаль, что ты не хочешь. Жаль, что ты не хочешь меня. Дерек жмётся ближе, тычется носом между лопатками, снова скулит — совершенно разбито. Он начинает отстраняться, и Стайлз пользуется возможностью — переворачивается на спину, приподнимается на локтях и смотрит на Дерека. Наполовину волк глядит на него в ответ. — Какого хера?! — кричит Стайлз и отползает прочь.***
Сознание и контроль постепенно возвращаются к Дереку. Запах Стайлза окутывает с ног до головы, немного успокаивает внутреннего волка, хотя боль так никуда и не уходит, прожигая дыру где-то внутри. Стайлз лежит перед ним, растянувшись на земле, и от него несёт страхом. Дерек улавливает запах собственного возбуждения, витающий вокруг; чувствует давление ширинки на член. — Стайлз? — зовёт он, всё ещё пытаясь понять, что происходит. — Что, блядь, с тобой не так? Господи Иисусе, Дерек! — Стайлз поднимается на ноги и принимается стряхивать налипшие листья. На нём только один ботинок. Дерек холодеет. Он видит на его шее красные отметины — две линии, по расположению похожие на следы от клыков. Он с трудом выпрямляется и отшатывается от Стайлза. Тот смотрит на него и с каждой секундой выглядит всё более растерянным. — Чувак, ты чего? — Я… Я не могу, — Дерек разворачивается и несётся прочь. Он не знает, как добирается до своей квартиры. Машины снаружи нет и у него ужасно болят ноги, когда он взбирается вверх по лестнице. Он захлопывает дверь и оставляет свет выключенным. Ему просто нужно добраться до ванной. Дерек открывает аптечку, и маленький мешочек, лежащий на второй полке, воспринимается как божья благодать. Он всё испортил, и последствия его проступка будут поистине ужасны. «Как он теперь может тебя захотеть?» — думает Дерек, засыпая на полу ванной. — «Теперь, когда он прекрасно знает, насколько ты сломлен».