Облако и дым

      Роза проводила очередной вечер в четырёх стенах своей комнаты, лёжа на кровати и смотря в потолок. Уже несколько дней она пыталась осмыслить своё чудесное превращение, но так и не нашла ни одного логического объяснения. Может, потому, что это было за гранью человеческого понимания, а может, потому, что сконцентрироваться мешали мысли о Хайзенберге и его «семье».       Эта женщина в чёрном из его прошлого не давала покоя. Донна, кажется. При воспоминании о ней Уинтерс что-то больно обжигало где-то под рёбрами. Карл так ласково отзывался о ней, что было тошно. Розе хотелось, чтобы к ней относились также. Смотрели на неё с той же теплотой и лёгкой тревогой во взгляде. Тот момент, когда Донна коснулась руки Хайзенберга, показался Уинтерс настолько личным, даже интимным, будоражащим давно похороненные в нём эмоции. Проживать тоже, что испытывал Карл, было крайне странно, но похоже, это было неотъемлемой частью воспоминания, которая не померкла даже спустя годы. Это наводило на мысли, что Донна действительно была ему дорога. Роза внезапно осознала, что никогда не испытывала чего-то подобного к кому-либо. В ней жили тёплые, обволакивающие и такие уютные воспоминания об отце; она чувствовала, что дорожит матерью, пусть их отношения и не были идеальными, но ничего из этого не было похоже на те ощущения в воспоминании. Разве что в тот момент, когда Хайзенберг сравнил Уинтерс с прекрасным цветком. Что же он всё-таки имел в виду? Просто считал её привлекательной внешне или же речь шла о внутренней красоте? В разрез этим словам вспоминался диалог, когда он говорил, что друзьями им ни за что не стать. А если не друзьями?       Роза закрыла лицо руками. Хотелось визжать от того, что она не понимала своих собственных чувств. Она и сама не знала, кем считала Карла. Наставником, родителем или же… Нервно усмехнувшись, Уинтерс прокрутила в голове все любовные романы, что успела прочитать, коротая вечера и ночи в одиночестве. Мысль о том, что Хайзенберг мог ей нравиться как мужчина, казалась ещё абсурднее, чем её чудесное превращение. Одна только разница в возрасте лет так в девяносто переходила все возможные границы понимания. Пусть жизнь Розы и не была похожа на будни обычного человека, но подобные отклонения от нормы всё равно не желали укладываться в голове. Сколько Уинтерс себя помнила, всё её окружение кричало о том, что она бракованная. Ошибка природы, которой не должно существовать в принципе.       За всеми этими размышлениями Роза приходила к тому, что при любом раскладе никогда не сможет вписаться в мир людей, и даже если её избранник будет обычным человеком, их союз будет выглядеть странно. Неужели ей до конца жизни придётся оставаться одной? Очередной нервный смешок вырвался сам собой, когда Уинтерс вспомнила, что, скорее всего, бессмертна. Одни и те же мысли шли по кругу раз за разом который час, и голова уже гудела от отсутствия какого-либо итога.       Розе хотелось поделиться с кем-то своими переживаниями, но она знала, что не может рассказать обо всём, что творится на душе, даже матери. Тяжело вздохнув, Уинтерс поднялась на ноги и побрела вниз. Оказавшись в гостиной, она вновь взяла с полки семейный альбом и, забравшись с ногами на диван, открыла первую страницу.       Итан и Мия сидели за столом в каком-то кафетерии. Перед ними стояли тарелки с бургерами и стаканы с колой. На следующей фотографии Мия стояла одна, а за её спиной была доска с расписанием занятий. Она улыбалась и, судя по смазанной на фото руке, махала тому, кто фотографировал. На следующем фото Итан и Мия вновь стояли вместе. На головах обоих были эти смешные квадратные шапки с кисточками, а в руках они держали дипломы. Пролистав альбом ещё чуть дальше, Роза остановилась на снимке, где они были запечатлены во время свадебной церемонии. Вокруг сидело много народу, и все смотрели, как новобрачные целовались. Привычно дёрнув уголками губ, Уинтерс вспомнила слова Хайзенберга и попыталась улыбнуться. Снова вышло натянуто, но всё же лучше, чем раньше.       Поднявшись на ноги, она побрела на кухню. Застав мать за мытьём посуды, Роза прошла к столу и, положив на него раскрытый альбом, села. — Мам, а как вы с папой… — она не знала, что сказать, слова не хотели складываться в предложения. — Ну знаешь… Поняли, что хотите быть вместе?       Мия несколько растерялась, услышав вопрос дочери. Не каждый день та была настроена на диалог и уже давно не подходила первой с вопросами. Закрыв кран и вытерев руки, Мия присела рядом с ней. Поразмыслив минуту под испытующим взглядом Розы, она всё же заговорила: — Мы учились вместе и дружили с первого курса. Я поступила куда придётся и часто пропускала занятия, а Итан горел интересом к будущей профессии. Он всегда помогал мне с курсовыми, часто прикрывал, — она вспоминала студенческие годы с улыбкой, коротко бросив взгляд на фотоальбом. — Незадолго до сдачи диплома я была на грани отчисления, но даже не собиралась что-то менять. Я знала, если не закрою долг по профильному предмету и не сдам курсовую, меня выгонят, и всё равно пошла, не подготовившись. Итану я в шутку сказала, что сегодня последний раз мы сидим вместе на парах. После его вопроса о том, почему, я вкратце объяснила и уже готовилась к прилюдному позору, как он выдрал из своей курсовой первый листок со своей фамилией и протянул мне. Итан шёл на красный диплом, и от этой сдачи многое зависело, но он не задумывался ни на минуту, — Мия тепло улыбнулась, прокручивая в голове тот момент. — Когда мы вышли из кабинета, я на эмоциях поцеловала его. Итан был в шоке, ведь мы никогда не проявляли к друг другу интересна. Я знала, что ему нравилась девушка с младшего курса, за которой он ухаживал, но она всё воротила нос. Не знаю, что на меня тогда нашло, но общаться как раньше у нас уже не получалось. Решили попробовать, а потом как-то всё закрутилось само собой. — Красиво, — тихо произнесла Роза, едва заметно улыбнувшись. — Твой папа всегда был готов помочь тем, кто ему дорог, даже в ущерб самому себе, — добавила Мия, мягко накрыв ладонь дочери своей. — Прости, ты наверное ждала историю вроде тех, которые показывают в кино. — Нет, всё хорошо, мне не хватало чего-то настолько обычного, — возразила Роза, вновь посмотрев на фото. — Мам, а если… Если в мире есть кто-то такой же, как я… — закончить фразу не хватило смелости, и она закусила губу. — Ох, Солнышко моё, — вздохнула Мия, притянув дочку ближе к себе и обняв. — Я знаю, я понимаю. Мне тоже очень одиноко.       Как бы сильно Мия ни скучала по мужу, горечь утраты со временем померкла. Она смогла смириться и отпустить его. За прошедшие семнадцать лет Мия не раз пыталась найти себе мужчину, но это не увенчалось успехом. Было слишком рискованно подпускать к своей семье кого-то со стороны, не зная, когда у Розы может произойти неконтролируемый всплеск сил. Да и далеко не каждому можно было объяснить, что в каждом углу дома делали камеры и по какой причине где-то поблизости двадцать четыре на семь ошивались люди с оружием. Мия даже думала найти кого-то подходящего среди них, но все они казались ей твердолобыми баранами. Так или иначе, ей тоже было одиноко, но это не шло ни в какое сравнение с тем, что испытывала Роза. — Мне бы искренне хотелось, чтобы ты сбегала на дискотеки и целовалась на прощание с проводившим тебя до дома парнем, думая, что я не вижу. Чтобы ты надела белое платье и однажды сказала, что я скоро стану бабушкой, — Мия тихо всхлипнула, отстранившись от дочери и виновато отвела взгляд. — Мы так редко общаемся последнее время. Прости меня, моя хорошая. Я знаю, что я ужасная мать. Итан ни за что бы меня не простил за всё то, что тебе приходится переживать каждый день.       Роза заметила, что в тоне матери что-то изменилось. Это был не просто разговор по душам. С каждым словом, произнесённым Мией, речь всё больше была похожа на исповедь. — Я не решилась рассказать тебе это раньше, но когда я поняла, что твой папа изменился, то пыталась убедить себя, что мне это лишь кажется. Списывала на совпадения, когда его травмы чудесным образом заживали сами собой. Мне стоило сказать об этом Крису, но я боялась, что Итана закроют в лаборатории, а после… — она закусила губу, не решаясь продолжить рассказ. — Не один ребёнок не должен слышать подобное от родителей, но… Когда я узнала, что беременна, то хотела… О боги, прости меня. Итан был так счастлив, когда случайно увидел тест в мусорном ведре, и я не смогла. Не смогла ему сказать, что нам не стоит заводить детей.       По её щекам текли слёзы, но она даже не пыталась их сдерживать. Вытирая лицо кухонным полотенцем, Мия ждала, что дочь начнёт кричать, разобьёт что-нибудь из посуды, попавшейся под руку, но ничего подобного не последовало. Роза лишь слабо усмехнулась, вновь глянув на фотографию родителей. Горькое признание матери её не задело. Она лишь услышала то, о чём и раньше догадывалась. — Ты хотела от меня избавиться, потому что боялась, что я буду монстром? — вопрос не предполагал ответа и прозвучал скорее как утверждение. — Это бы определённо облегчило всем жизнь, и папа был бы жив, — холодно размышляла она вслух. — Солнышко, ты не монстр, — возразила Мия, всё ещё всхлипывая, но в голосе чувствовалось сомнение. — Ты просто… другая. — Другая, это когда ты одна из класса рыжая или носишь брекеты, — недовольно скривилась Роза, отводя взгляд от фотографии. — А я даже не человек, — оставив фотоальбом на столе, она поднялась со стола и побрела к выходу. — Не переживай, я давно к этому привыкла.       Оставив Мию наедине со своими мыслями, Роза направилась к входной двери. В прихожей она нащупала лежащие в кармане куртки пачку сигарет и зажигалку, которые успела купить, возвращаясь из автомастерской в школу. Выйдя в одних носках за порог, Уинтерс села на крыльцо прямо на одну из ступенек и тут же услышала, как запищал браслет на ноге. Игнорируя противный звук, она достала из пачки никотиновую палочку и подожгла, вдохнув горький дым. Вскоре неподалёку показался мужчина в костюме. — Я просто вышла покурить, чтобы не делать этого дома, — опережая все его вопросы, произнесла Уинтерс и подняла вверх одну ногу. — Видишь? Я даже не обулась. — Где ты взяла сигареты? — скептично оглядев её, спросил охранник. — Украла в школе у одного парня, — спокойно произнесла Роза подняв на него глаза. — Если допрос окончен, то я бы предпочла посидеть в одиночестве, — заметив, как недовольно он скривил губы, добавила: — Обещаю больше так не делать, если мне позволят ходить в магазин и покупать их самостоятельно. — Обойдёшься, — брезгливо фыркнул охранник, продолжая стоять рядом. — Ты не свалишь, да? — Ты очень проницательна, — едко заметил он.       Наблюдая за тлеющей сигаретой в тонких пальцах, охранник достал свою пачку и тоже закурил. Уинтерс лишь недовольно фыркнула, отвернувшись в сторону. — Знаешь, обычно люди начинают курить, чтобы влиться в какую-то компанию, — снова заговорил он, не дав Розе переварить разговор с матерью. — В одиночестве курят уже зависимые. — Избавь меня от своих нравоучений, пока я не вывернула тебя наизнанку, — зло бросила Уинтерс, потянувшись за второй, когда первая уже истлела. — Насколько я знаю, подобных талантов, — охранник нарочно выделил это слово, показав пальцами кавычки, — у тебя нет. — Хочешь проверить? — Роза встала на ноги, уверенно подняв на него глаза.       Пусть это и было блефом, но сработало как надо. Охранник тут же отшатнулся, едва не сбив почтовый ящик, что стоял рядом с крыльцом, и поспешил отойти на безопасное расстояние. Уинтерс же миролюбиво села обратно, слушая приглушённое шуршание рации где-то за воротами. Раздражённо скривив губы, она затушила окурок и побрела в дом. Браслет наконец перестал пищать. Поднявшись к себе, Роза попыталась уснуть, но мысли не давали покоя до поздней ночи.       Наутро она приняла важное решение. С трудом отсидев первую пару, Уинтерс едва ли не бежала в автомастерскую. Наконец оказавшись на месте, Роза распахнула дверь в обитель Хайзенберга без стука и, так же резко захлопнув её за своей спиной, заявила: — Я хочу сравнять B.S.A.A. с землёй!