***
Кенма с Акааши приходят в парк глубоким вечером: около девяти, когда уже прилично стемнело, и некоторое количество взрослых с маленькими детьми разошлось по домам. День города обычно отмечался до двенадцати, но добрые контролёры аттракционов могли задержаться до часа. Парк «Giant Dipper» работал до октября. Местные любили его за экстрим на высоченных длиннющих горках с мёртвыми петлями и кучей крутых поворотов, за «Skater’а», состоящего из шести перекручивающихся в разные стороны лопастей, за канатную дорогу, с высоты которой виден весь город, за картинг со вмещающими в себя двух человек машинками, за многочисленные игровые автоматы, выдающие билетики, собрав которые можно получить приз, за круглые столики под причудливыми полосатыми зонтиками, за сладкую вату размером с лошадиную голову и за сюрпризы от мэра: каждый год он придумывал по одному особенно интересному развлечению. И Кенма с Акааши, протискиваясь через толпу семиклассников, выстроившуюся у гоночного мотоцикла, гадали, что же это может быть. Они шли вдоль высоких горок, огороженных забором. Некоторые лавочки с газировкой и сладостями начинали закрываться, пока остальные продавцы покорно ждали двенадцати. Восторженные крики подростков и взрослых разносились по всему «Giant Dipper’у», пока очень скоро не стали особенно различимыми где-то в самой середине парка, рядом с небольшим, написанном от руки, указателем «Diving» и стрелкой, направленной в сторону того самого аттракциона-сюрприза. — Кажется, нам туда, — произносит Кенма, улавливая в толпе визги Бокуто. — Ты тоже это слышишь? — безучастно спрашивает Акааши, боясь даже предполагать, что такого там может быть. Кенма не отвечает. Лишь удивлённо вскидывает брови, когда они подходят к замечательному аттракциону, который выглядит подстать развлекаловкам для стариков из фильмов. Бокуто сидит на идеально гладкой деревянной доске с автоматическим механизмом. Над головой у него — мишень, а под ногами — бассейн. Куроо стоит напротив с тремя разноцветными мячиками, готовясь попасть в яблочко. Прямо в цель, чтобы всё ещё сухой везучий доброволец свалился в воду. — Мен, не надо! Одумайся! — елозит по краю доски Бокуто, поджимая ноги. — Не-а! — ухмыляется Куроо. — Я заполучу этот чёртов купон на бесплатную вату! — Ты же это несерьёзно? — О, я серьёзен как никогда! Куроо подкидывает в воздух один из мячиков, тут же его ловя. Дразнится. Провоцирует толпу на смешки и нетерпеливые выкрики. Суть «Diving’а» в том, чтобы за три попытки попасть точно в центр мишени. Иначе — утешительный приз от купона на бесплатную сахарную вату до билета на горки достанется Бокуто, который уже успел достаточно нажиться: за всё время лишь один старик смог приблизиться к цели, но так и не преуспел в попытке окунуть парня, как он выразился, «мордой в грязь». Куроо терпел слишком долго. Смотрел на всех этих неудачников, ожидая, когда сможет на халяву повеселиться, но по итогу не вытерпел — стало скучно. А потому, вертя мячик в руках, он с достоинством игнорирует все угрозы Бокуто, коротко замахиваясь. Первый бросок оказывается неудачным: шарик отскакивает от стены даже не рядом с мишенью. Ещё один способ пощекотать зрителям нервишки и над другом поиздеваться. — Чтоб у тебя жопа слиплась! — разгадав намерение Куроо, рычит Бокуто, вдруг замечая в толпе Акааши: — Кейджи! Кейджи, не смотри! Второй мячик отбивается рядом с мишенью, по скруглённому краю. Зрители разочарованно охают, списывая Куроо со счетов, и лишь один только Кенма знает, как их сейчас разорвёт: Акааши предпочитает об этом не думать. — Йо, мен, скажешь потом, как водичка? — Иди к чёрту, мазила. Вот попадёшь и… Бокуто договорить не успевает. Куроо лёгким движением руки попадает мячом в центр мишени, сваливая нахала в воду. Брызги летят в разные стороны. Толпа восторженно ликует, кто-то одаривает меткого стрелка аплодисментами. Кенма ничему не удивляется. Лишь смотрит, как Куроо красуется перед зрителями, наблюдая за Бокуто, подкрадывающемуся к краю бассейна, в следующий момент — хватающего друга за шею и тянущего его на дно вместе с собой. — Ах ты гнида! — негодует Тецуро. — Сейчас я тебе покажу! Парни снова валятся в бассейн, расплёскивая воду на стоящих рядом людей. Кенма с Акааши отходят дальше, на безопасное расстояние, раздумывая пойти на горки, но зрелище, ожидающее их дальше, заставляет передумать. Куроо стаскивает с Бокуто штаны. Белоснежная задница по контуру плавок светит ярче, чем луна, и кто-то из взрослых уводит отсюда детей подальше. Разнимать их лезет мэр, без доли брезгливости залезая в бассейн, и, вынув парней из воды за шкирку, праздно объявляет победителя. — Этот юноша смог одолеть здоровяка! Сынок, главный приз, бесплатный купон на две сахарные ваты, причитается тебе! Но сначала — пойдёмте, я вас переодену. — Э, чё? Куда переодеваться? — пугается Бокуто, выжимая края футболки. — Но вы же мокрые! — поясняет мэр. — У вас есть для нас сменная одежда? — недоверчиво спрашивает Куроо, косясь в сторону Кенмы и Акааши. — О, непременно! Пройдёмте со мной, господа.[Ray Charles — Hit The Road Jack]
Куроо успевает подбежать к Кенме, попросив его и Акааши подождать их с Бокуто возле картинга, и, не задерживаясь, куда-то уходит с мэром. Парни смотрят им вслед, не особо понимая, что происходит: ещё не до конца привыкли к этому состоянию. Люди потихоньку расходятся, не рискуя пробовать себя в роли наживы, и в скором времени аттракцион начинает пустовать. Кенма с Акааши плетутся к картингу. Яркие огоньки отважно мерцают будто бы в поединке с фонарями. Весёлая лёгкая музыка задаёт атмосферу: блюз шестидесятых разжигает в душах огонь, и хочется танцевать. Очередь у картинга выстроилась небольшая. И среди ожидающих парни встречают Терушиму, Юкие, Хаджиме и Ойкаву. В скором времени к ним подтягиваются Дайшо и Коноха, держащие в руках по бутылочке «Колы». Ребята спрашивают, где во всём этом чёртовом парке ошиваются Бокуто с Куроо, а Кенма, не долго думая, отвечает: «Сейчас подойдут», и очень сильно начинает сомневаться в том, что действительно хочет покататься на этих машинках. Так, за оградкой посмотреть на противостояние вечных соперников — ещё можно, но вот участвовать… «Упаси, Господь, если ты слышишь». Юкие устало прижимается к Терушиме, обводя пальцами шесть розовеньких билетов, и Ойкава незамысловато над ними смеётся, типа: «Парочка века». Юджи фыркает: «Заткнись», прожигая парня взглядом завидуй-молча-мать-твою-тебе-на-глазах-у-всех-нельзя-упасть-в-объятия-Хаджиме, и тихо матерится, когда замечает приближающихся Куроо с Бокуто. Кенме аж делается плохо. Он моргает пару раз в надежде, что всё это ему кажется, что Куроо в костюме Тигрули, а Бокуто — Пятачка, просто сложенный из огоньков мираж. Однако по безрадостным лицам и рукам, скрещенным на груди, понятно, что нет. События всего этого кошмара лютого игломена разворачиваются наяву. — Ох, блять… — выражается Ивайзуми. — А Винни-Пуха где потеряли? — Заткнись, — обрывает его Куроо. — Что было, то и надели. — Почему я в костюме Пятачка?.. — обиженно протягивает Бокуто, пару раз сжимая розовый нос на капюшоне. — Потому что ты жирный и похож на поросёнка, — язвит Тецуро, обматывая вокруг себя полосатый хвост. — Да не жирный я! Я просто на массе! Кенма с Акааши вновь чувствуют себя лишними. Смущаются чужой раскованности и готовности пойти на любую, даже самую абсурдную вещь. И если Кенма хоть немного о подобном был наслышан — Джинни частично подготовила, — то Акааши оказался далёк от этого настолько, что его род, которому он, вероятно, на этой планете в далёком будущем даст продолжение, никогда бы до такого уровня развития не дошёл. К лучшему ли это — сказать наверняка сложно. Но вот Куроо с Бокуто стоит должное отдать: вытаскивают из рутины и меняют понятие нормального. — Чё, погоняем? — спрашивает Тецуро, вертя по кругу хвостик в руках. — Чур Каспер со мной поедет. Поедешь? Кенма с ответом медлит. Корчит недовольное лицо, потому что с этой авантюры Куроо в тот раз всё и началось. И не с «острова Свободы», а с самой первой их встречи на баскетбольном поле. С купленной «Колы», с майки, повязанной на плече, с песни «Нирваны». Кенме и отказать-то Куроо больше не в чем. И без того будто бы всё решил за него, поставив свои настройки в сердце. Чек-пойнт: навечно сохранился в нём, и сколько ни перепроходи, сколько ни убеждай себя просто из этой игры удалиться — факинг моб всё равно в одном заветном месте появится. Так же неожиданно, как гриб на пути к спасению Принцессы. — Я об этом пожалею? — вполголоса спрашивает Кенма. — Возможно, — легкомысленно отвечает Куроо, забирая из рук Юкие протянутый ему билет. — Но не вижу смысла отказываться, если ты хочешь. — Хочу — чего? Отказаться от того, что ты хочешь? — спорит, на секунду забывая, что их слышат друзья. — Нет, я хочу, чтобы ты не отказывался от того, чего хотим мы оба, — поясняет Куроо. Терушима первым взрывается. — Ну же, судари, да заебёте! — Ссудари, — вставляет своё слово Бокуто. — Срудари, — не отступает Куроо. — Факинг вы жоподуи. Кенма окидывает парня возмущённым взглядом: авторские права на слово нарушены. Шерифу Клинтона поступит интересное дело для расследования: «Факинг Куроо Тецуро — вор». — Короче, мены и мениха, — решает проблему Бокуто, — Кейджи едет со мной, Каспер — с Тецуро. Терушима — с Юкие. Вот наша команда. А вы, никчёмные потребители газировки, — обращается к Дайшо с Конохой, — на пару с этими двумя жоподуями будете. — Слышь, Пятачок, — залупается Ойкава, — ты подутешься, там, давай. А иначе жопу-то тебе мёдиком смажем. — М-м… пчёлки, наверное, слетятся. — Ага, и Винни-Пух в берлогу с размаху забежит. — А Хаджиме уже был в твоей берлоге? — сдерживая смех, спрашивает Бокуто с серьёзным видом. — О! Освободилось, — торопливо произносит Юкие. — Пошлите кататься.[Stone Temple Pilots — Big Bang Baby]
Кенма с Акааши переглядываются, мысленно друг другу посылая: «Не вздумай ржать. Мы не настолько ещё опустились». Бокуто, выглядящий в этом костюме Пятачка ещё здоровее, протягивает копытцем контролёру билет. Куроо, волоча за собой хвост, делает то же самое, выбирая им с Кенмой неизменно красную машинку. Он помогает парню сесть, протягивая ему плюшевую лапу, и нисколько не меняется в лице, когда ловит на себе его озабоченный взгляд. — Что? — спрашивает простодушно. — Можно мне другого водителя? — двигаясь, чтобы Куроо сел, отчаянно протягивает Кенма. — Ты имеешь что-то против Тигрули? — Нет. Против тебя — да. — Йо, Каспер, кого ты обманываешь. Уверен, после этой поездки тебе захочется тереться ляжкой о водителя ещё. — Если только тебе захочется. — Я всё-таки думаю, что тебе. — Не думай. У тебя плохо получается думать о чём-то, кроме как о моей ляжке, о которую тебе хочется потереться. Куроо снова по-сучьи ухмыляется. Неотрывно смотрит Кенме в глаза, опуская взгляд на губы лишь на секунду. И снова возвращает их на нечто прекрасное, что перед ним. Факинг паршивец перед ним, который провоцирует на что-то большее, чем безобидные переглядки. А Кенма думает, что перед ним сидит какой-то факинг недоумок с мордой Тигрули на капюшоне. Возможно, будь ему десять лет, на такие манёвры он бы ещё повёлся, но не в почти семнадцать. Вот если бы Куроо оделся, как Саб-Зиро из «Мортал Комбат»… — Знаешь, Кенма… — Тецуро обрывает фразу на полуслове. — Нет, не знаю, — пожимает плечами парень. — А вот зря. На дне рождения Бокуто не пей много. — Это ещё почему? — Потому что я буду пить много. Ухмыляясь теперь натурально по-блядски, Куроо двигается вперёд, выжимая игрушечный газ. Бокуто с Акааши равняются с ними. Машины Ойкавы и Дайшо летят на них, и в следующее мгновение сталкивают их с трассы — квадрата двадцать на двадцать со специальным покрытием и препятствиями в виде уменьшенных аттракционов, сладкой ваты и персонажей из мультиков, как те, что сейчас подрезают потребителей газировки и любителей мёда в берлоге. — Так-то вам! — восклицает Бокуто, обгоняя на повороте Дайшо с Конохой. В бок машины Куроо врезаются Тоору с Хаджиме. Кузовок дёргается, и парень неосознанно приобнимает Кенму за плечи, основательно беспокоясь за его здоровье на грёбаном картинге для детей. — Сейчас мы им покажем! Не убирая руки, Куроо разваливается на сидении, наверняка представляя себя «тру гэнкста» из шестидесятых. Сигареты в зубах не хватает только и припрятанного в хот-доге, вместо сосиски, револьвера, чтобы так: «Бах» меж двух булочек, и врагов на радаре не обнаружено. Кенма едет, сжавшись. Такой вульгарный жест со стороны Куроо сбивает с толку, а ехать теперь становится ещё страшнее. Страшнее перед совестью. Очень уж ему обидно за ребёнка, который просто решил один покататься напоследок. — А можно тот малой вместо меня поедет? — вдруг спрашивает Кенма, пытаясь зацепиться за единственную возможность не быть так близко к Тецуро: тепло его тела отвердение вызывает. — Какой малой, нахрен? Я только во вкус вошёл! Куроо быстро выравнивает машину и выжимает газ. Несётся прямо на Ойкаву, теперь прописывая в бочину и ему, а затем, ловко выруливая, едет вдоль препятствий по кругу. На повороте их поджидают Дайшо с Конохой, преграждая путь к финишу. Убирая руку от руля, Куроо показывает им средний палец в надежде вызывать в их сердцах обиду и страх, но они не сдвигаются. Лишь вызывающе смеются, разбрасываясь фачелами в ответ. — Тьфу, пиздоглисты-повторюшники. Тецуро наконец кладёт на руль вторую руку, ненароком проводя пальцами по спине Кенмы: от плеч к лопаткам, вдоль позвоночника. Снова двусмысленно жестит. Но думать об этом — не сейчас. Позже, когда пять минут позора благополучно кончатся самоутверждением Тигрули и Пятачка. Куроо разгоняется, насколько возможно на этой пластиковой имитации машины, и въезжает в Дайшо, толкая его через поворот. — Ты чё творишь, э? — негодует Сугуру, тоже начиная давить на газ, чтобы никого не пропускать. — Еду к факинг победе! Кенма хлопает Куроо по коленке, отчего тот аж дёргается. — Так, ты подожди, все претензии к моему вождению за пределами, нахрен, дороги. — Факинг — моё слово. — А? Не слышу, — притворяется, протаскивая Дайшо на полтора метра. — Мен, ты спиздил моё слово. Поясни за базар, — с перекошенным лицом произносит Кенма: сленг псов неотёсанных ему чужд. — Услышал теперь? — Не спиздил, а присвоил себе. Это теперь моё факинг слово. Кенма от такого непозволительного хамства дует губы. Грёбаный Тигруля, любимец детей, кумир взрослых, на самом деле оказался наглым вором. И не то чтобы неприятно, что теперь они с Куроо могут говорить общими фразочками, просто Кенма до собственных трендов — принципиален. Но можно, в принципе, и потерпеть. Машина Дайшо оказывается впечатанной в препятствие, перевёрнутой на дороге и открывающей Тецуро все пути. Бокуто с Акааши ждут на финише, Терушима с Юкие описывают ещё один круг, а Куроо с Кенмой наконец-то пересекают чёрно-белую линию. — Йо, мен, как вы их, — одобрительно кивает головой Пятачок. — А то, — соглашается Тигруля, выходя из машинки. — Чё, куда дальше? — Остальных ждать не будем? — спрашивает Акааши, стараясь не улыбаться, когда смотрит на Кенму. — Да не, пусть сам по себе, йоу. — Курить хочу, — произносит Куроо, вновь оглядывая своего пассажира. — Пойдёшь со мной? — Идите, — снова всё за всех решает Бокуто. — Мы с Кейджи пока за ватой сходим. Бескомпромиссно. Так просто и легко у этих двоих дела идут. Хочется спросить: «А как же помяться? А как же попереживать? А как же посмущаться?» Но вместо этого Акааши с Кенмой покорно следуют за своими грёбаными путеводителями по отчаянному саморазрушению. И непосредственными его участниками: дорогу ведь копают они, только лопатки им отдают добровольно. Становится страшно. Чувства уже закипают внутри, и что будет, когда они начнут во всю бурлить, — остаётся загадкой. Неопределённостью, которую всё ещё можно предотвратить последним обещанием: «После дня рождения Бокуто надо уходить». Сносить игру с приставки к чертям и ни о чём не жалеть в прикольном любовном симуляторе. Или дождаться, когда тамагочи от одиночества сдохнет. Кенма даже уже не смеётся с костюма Тигрули, болтающегося на широких плечах. Ему становится комфортно. И плевать, в каком виде они отражаются в чужих глазах: и без того все знают, кто на что способен. Чтобы покурить, Куроо с Кенмой отходят к стоянке. Делятся впечатлениями от езды, никак не находя компромисса: оба твердят о разном, но сходятся в одном — вот так вот спорить им прекрасно. Легко. И на душе спокойно, если не пытаться быть друг к другу ближе. Они подходят к красному «Джипу». Куроо достаёт из салона пачку сигарет, намереваясь предложить Кенме послушать музыку, но женский голос, раздающийся сзади, оказывается чуточку быстрее. — Тецуро? Господи, Тецуро, во что ты одет? Вопрос задаёт маленькая худенькая девчушка лет семнадцати на вид. Светлые волосы спадают до лопаток. Чёрное платьице открывает колени. Красная помада на губах и острые стрелки отчего-то придают её лицу мягкости, и можно безошибочно сказать, что она — совершенно прекрасна. — А, Кейтлин… — брезгливо произносит Куроо, закуривая сигарету. — Не ожидал встретить тебя в Клинтоне снова. — Мы можем поговорить? — тоненьким голосом спрашивает девушка, и у Кенмы складывается впечатление, что она вот-вот начнёт давить на жалость. — Мне не о чем с тобой разговаривать, — обрывает холодностью в голосе. Камешек так удачно оказывается под носком кроссовка, что можно его пнуть. — Тецуро, пожалуйста… Бабушка умерла… Я здесь, чтобы нам огласили завещание. Куроо меняется в лице. Он поднимает взгляд на Кенму, который без слов понимает, что лучше оставить этих двоих наедине. А говорить они начинают, когда Кейтлин убеждается, что их никто не слышит. Незнакомая девушка кажется странной, явно не чужой, а некогда близкой. Кенма не хочет озвучивать предположение в своей голове. Он старается не оборачиваться и ни о чём не думать, пока идёт к столику с зонтиком, что у входа в парк. По вымощенной дорожке, вертя в пальцах зажигалку, на стоянку спешит Дайшо: тоже охота покурить. — Что, малыш, потерялся? — спрашивает он, выходя за пределы парка, и, осматриваясь, замечает голову Тигрули в нескольких машинах от них. — Воу, а с кем это он базарит? Кенма мнётся. Ни на йоту не верит этому типу, источающему опасность — всё в его жестах, мимике и словах об этом говорит. Однако назвать сейчас имя девушки — возможность узнать что-то о ней. Услышать предположение, которого Кенма боится. — С Кейтлин. — Ну нихуя-а-а, — протягивает изумлённо Дайшо. — Та, за которую Тецуро убивать был готов. — Был? — уточняет Кенма, прикусывая язык: нельзя ничего спрашивать. — Ну, может, и сейчас готов. Кто его знает. Самый загадочный чел из всех, кого я знаю. Дайшо хитро щурится. Достаёт из пачки косяк, выглядящий почти так же, как сигарета, и огоньком зажигалки касается самого кончика. Он тут же закуривает в затяг, задерживая дым в лёгких, и парой секунд позднее давится. Кашляет, выпуская остатки отравы из своего организма. И, приходя в себя, предлагает косяк Кенме. — Будешь мари? Парень отрицательно кивает, скрещивая руки на груди: становится прохладно. Он потирает плечи ладонями в надежде подарить коже хотя бы капельку тепла и оборачивается на Куроо, мечтая поскорее с ним отсюда уйти. — Брось, чел. Попробуй, — Дайшо настаивает. — Отвали, — Кенма делает шаг назад, смотря на парня испуганным взглядом. — Хочешь быть в нашей компании — кури. — Отвали, блять, я сказал! — Эй ты, блять! Съебал нахуй! Куроо, оставляя Кейтлин у машины, подбегает к Дайшо, закрывая Кенму собой. Он зол. Он очень зол. Да так, что в свете фонарей Козуме различает побелевший цвет костяшек на сжатых кулаках. — Ещё раз ты начнёшь предлагать траву моим — и я на тебе места живого не оставлю. — Хах, да ладно тебе, Тецу, — усмехается Дайшо, демонстративно делая тяжку. — Что, второго Мориске себе нашёл? Никак иначе, совесть загрызла? Кенма ничего не успевает понять. А к тому моменту, как сознание прогружает полную картину случившегося, Дайшо лежит на земле и злорадно смеётся. Нащупав в траве косяк, он поднимает на Куроо глаза. С губы стекает струйка крови. Парень слизывает её, пачкает дотлевающую бумагу и пальцы красным и не торопится подниматься. — Прости-прости… — юлит он. — Не думал, что тебе до сих пор из-за этого настолько плохо. — Завались, — сквозь стиснутые зубы проговаривает Куроо. — Помнишь его последние слова?.. Улыбка с лица Дайшо спадает. Куроо валит его на спину, придавливая извивающееся тело сверху, и болезненно впивается в ворот футболки. Кенма теряется в этой реальности, осыпающейся на множество частиц, не зная, что делать. Даже мысли не возникает никакой, кроме: «Убежать или спрятаться. Убежать или спрятаться», — строк из учебника по биологии за четвёртый класс.«Когда животному страшно, оно думает: убежать или спрятаться. Страусы, например, в момент приближающейся опасности прячут голову в песок. А олени, завидев волка, пытаются убежать как можно дальше».