Тайна Зеленого слоника

- Да? – как можно непринуждённее произнёс майор, стараясь собрать содержимое портфеля обратно, не производя лишнего шума. По всей видимости, за дверью его не услышали, потому что незваный гость не спешил вторгаться в кабинет, а вновь тактично постучал. Епифанов спешно сложил бумаги с фотографиями в чемодан и рысью припустил к сейфу, распахнув его внезапно идеально смазанную дверцу. Только сейчас майор смог чётко сформулировать в своей голове одно наблюдение, которое терзало его с первой секунды, как он вошёл сюда. Покойный старший лейтенант, несмотря на своё недолгое пребывание здесь, сумел прекрасно освоиться в своих хоромах. Заброшенность этой комнаты была насквозь фальшивой, в то время, как все необходимые её владельцу узлы, типа тайника под паркетом или сейфа - работали отлично и были готовы к использованию в любую минуту. - Георгий Константинович, обед для офицеров начнётся через пятнадцать минут, - послышался глухой голос Кочегарина из-за двери, а вслед за этим неспешно опустилась вниз перекладина дверной рукояти. Забросив портфель в сейф, майор как можно плотнее прикрыл его дверцу, при этом так и не захлопнув её полностью и понадеявшись, что беглым взглядом капитан не заметит изменений в кабинете. Последовавший в следующую секунду тихий шлепок майор хотя и услышал, но не придал ему значения, ведь в его распоряжении оставалось буквально несколько мгновений, чтобы встать на своё прежнее место. А иначе Кочегарину бы бросился в глаза разворошённый тайник в паркете с письмом С.И. Капкаева. Дверь, наконец, распахнулась, и перед капитаном предстал кабинет старшего лейтенанта, занимаемый теперь Епифановым. - Я скоро буду, капитан. Не беспокойтесь, - холодным тоном изрёк майор. – Только впредь не врывайтесь так резко. Вы отвлекли меня от важного процесса дедукции. Я почти ухватил за хвост одно крайне важное умозаключение… Внимательно таращившийся на Епифанова капитан быстро перевёл взгляд с него на стол, со стола на сейф. Заострив на нём внимание, Кочегарин замер и выпрямился, прищурив глаза. Майор также напрягся всем телом, опасаясь, что сейчас произойдёт неприятное объяснение, каким образом ему удалось вскрыть чугунное чудовище. Но его, к счастью, не последовало. Капитан лишь едва заметно кивнул и вышел из дверного проёма, прикрыв дверь. На прощание он бросил: - Понятно. Вновь оставшись один, майор с облегчением выдохнул, обернулся и замер. Представшая перед ним картина заставила его почувствовать такое чувство стыда и неловкости, что у бедного Епифанова чуть не подкосились колени. Прямо у основания сейфа, приняв строго вертикальное положение, словно облокотившийся на угол дома пьяница, стоял резиновый самотык. По всей видимости, в суматохе забрасывая в сейф чемодан, майор умудрился потревожить это гуттаперчевое изделие, и оно незаметно выпало, издав тот самый шлепок, которому минуту назад он не придал значения. Разоблачению майора этот резиновый член, само собой, не давал никаких оснований, но учитывая двусмысленность сказанных им при разговоре с капитаном слов… - Бля-я-ядь, - бессильно выдохнул Епифанов, схватившись за голову и представляя, какая молва о нём пойдёт теперь в рядах местного офицерства. Самым идиотским в этой ситуации то, что оправдываться в этой ситуации было опасно. Даже если при случае заявить, что резиновое изделие принадлежит не майору, то возникнет справедливый вопрос: «А откуда же оно тогда появилось?» Осталось от старшего лейтенанта? Смешно. Валялось в сейфе? А как вы его, Георгий Константинович, открыли? Чёрт… Отплевавшись, и пообещав самому себе непременно подумать над этой проблемой в грядущий вечер, майор вновь открыл сейф, и на этот раз аккуратно разложил документы из чемодана на стол. Удобно устроившись ну уголке стола, он принялся бегло осматривать попавшие в его руки секретные материалы… Не было понятно, как давно старший лейтенант работал на своих хозяев, и кто ими являлся - ещё оставалось вопросом. Это явно была не контора Епифанова, но что-то, по всей видимости, близкое их деятельности. Покойный старлей был практически коллегой майора. Работал он тщательно и обстоятельно. Даже протоколы наблюдения сохранил, каждый из них подкрепляя либо вещдоком, либо фотокарточками. «Рапорт номер семь… - прочитал Епифанов аккуратный почерк старлея. - За неделю проведённой мной агентурной работы в штабе вспомогательной части ВВС под посёлком Сергина я получил ряд донесений, основанных на жалобах военнослужащих, адресованных в военную прокуратуру. Данные жалобы был перехвачены руководством части, с целью не допустить проникновения порочащей их информации в штаб округа в Иркутске. За минувшее время, в ходе которого мной осуществляется наблюдение за корреспонденцией, в части выявлено двадцать три нарушения. Из них десять – чисто уголовного характера, четыре случая систематических превышений должностных полномочий, два экономических нарушения, один случай нанесения тяжких увечий, три эпизода, включающих насильственные действия группой лиц в отношении военнослужащих свежего призыва... Все более подробные данные по этим нарушениям предоставлены мной в соответствующих отчетах, и вскоре будут направлены со связными в Москву… Заключение. В виду вышеуказанных обстоятельств, считаю нужным провести официальную проверку части №3265/3 для подтверждения вышеперечисленных нарушений. В случае подтверждения – провести арест соответствующих лиц. В скором времени выезжаю в Иркутск, чтобы официально связаться с…» - на этом рапорт номер семь обрывался неразборчивой закорючкой. Либо автор был вынужден срочно прекратить написание данного текста, либо его прервала какая-то сторонняя сила. В любом случае, каким-то чудом он умудрился сохранить данный документ от попадания в чужие руки. - Ну ты даёшь, старлей… - ухмыльнулся Епифанов. – На кого же ты работал? Перебрав фотокарточки, майор обнаружил пачку коротких донесений, сшитых в одно: «Рапорт номер шесть. Так же мной было установлено, что капитан Осломольцев В.М., систематически превышая свои должностные полномочия, в сговоре с младшим лейтенантом (бывшим полковником ВВС) Маслаковым Б.А., насильственно удерживал в заточении и применял ряд насильственных действий в отношении ряда военнослужащих из личного состава второй роты 239 полка охраны. Протокол наблюдения с фотографиями прилагаю» «Рапорт номер пять. В ходе наблюдения за досугом офицеров части, считаю своим долгом отметить, что офицеры Мышлаевский О.Е., Осломольцев В.М., Кочегарин В.И., а так же ряд младших офицеров позволяют себе злоупотреблять алкогольными напитками и психотропными веществами на глазах у личного состава части, а также употребляют при младших чинах нецензурную брань, показания рядового Л. прилагаю в виде стенограммы» «Рапорт номер четыре. В ходе наблюдения за командиром части - полковником Кузнецовым Г.А., грубых нарушений не выявлено. Считаю что объект не в курсе творимого его подчинёнными произвола» «Рапорт номер два. В ходе наблюдения за вспомогательными объектами, функционирующими на территории части, мной установлено, что на территорию в/ч каждую ночь прибывает гражданская машина медицинской службы за номером «з737бс». Проследить дальнейшее передвижение машины по территории в/ч, не демаскируя при этом себя, не представляется на данный момент возможным. Находясь в расположении от десяти до тридцати минут, машина отбывает за пределы части». «Рапорт номер один. Прибыл в часть, переговорил с командиром в/ч. Из беседы с оператором ЭВМ в штабе выяснил, что планируется назначить меня на должность ротного третьей роты 239 полка охраны. Приступаю к выполнению поставленного задания». - Задания, блядь, - откладывая бумаги, выдавил Епифанов, – что ж ты нигде не написал, что это за ёбаное задание? И на кого ты, мать твою, работал, болезный? На фотографиях действительно были изображены подтверждения указанных в рапортах вещей. Пузатый капитан в наброшенной на плечи тужурке, беседовавший с худощавым пожилым мужчиной, одетым в солдатскую гимнастёрку старого образца. Заседавшие за столом, ломившемся от алкоголя, офицеры. Несколько фотографий медицинской «буханки», въезжающей и выезжающей с КПП , а так же крупный снимок номера «Зэ-737-БээС». Вся эта история, и без того в документах Иркутской военной прокуратуры проходившая, как предназначенная для ограниченного круга лиц – в глазах Епифанова начинала иметь всё более и более коричневый окрас. Это попахивало каким-то крупным разоблачением, а может и не одним. Если человек внедрялся в военную часть с целью вести наблюдение за дисциплинарными нарушениями – это одно. Мало ли проверок могли устроить соседние ведомства. Однако, если этот человек внедрялся под прикрытием, всё чётко фиксировал и записанное отсылал каким-то неизвестным хозяевам в Москву в обход военной прокуратуры по каналам, названным в рапорте «связными» - дело принимало совсем иной оборот. Тут могли полететь немаленькие по размерам головы, и убийства на их фоне смотрелась вполне обоснованными происшествиями, если бедняги попали в жернова чьих-то подковёрных игр. Но, что самое страшное, если это предположение окажется правдой, то под удар мог бы попасть и непосредственно он – Епифанов. Видимо, сходное ощущение испытывал перед арестом и сам старлей, оттого и оставил кое-где для своего последователя подсказки. И где, чёрт возьми, рапорт номер три? От осознания нависшей над ним опасности майору стало душно. Он рванул свой воротник и поспешил выйти на улицу – близился обед, необходимо было потихоньку перемещаться в столовую и попытаться объясниться с Кочегариным…Или, может, пока не стоит? Дождь кончился, но пасмурное небо и не думало светлеть. Несмотря на обеденное время, неосведомлённый человек навскидку мог бы сказать, что уже близится вечер. Да и окружавший военную часть почти со всех сторон густой сибирский лес также не прибавлял окружающей обстановке света. Кроны всё равно бы загородили любое светило. Служащим здесь солдатам грозил недостаток солнца не меньший, чем служащим где-нибудь в Мурманске. - И это офицеры, блядь. Прокуратура, нахуй. Военная, блядь. Говно какое-то. Родина, блядь, им дала баб хороших! Ну, трахни ты бабу! Ну трахни двух! – эта тирада, читаемая подозрительно знакомым голосом была первым, что услышал Епифанов, едва ступив в тамбур столовой. Аккуратно ступив ближе ко входу, майор заглянул в щель между створками и увидел, что источником возмущения являлся никто иной, как капитан Кочегарин, сидевший неподалёку от дверей, но спиной к Епифанову. - Не хочу! Хочу в жопу долбиться! И это армия, блядь? Пидары, блядь, ёбаные! – тоскливо прошипел капитан, пытаясь как можно незаметнее прикладываясь к фляге, которую он прятал под столом. Вот тебе раз. Получается, в рапорте номер пять была написана чистейшая правда, и даже казавшийся благовоспитанным на первый взгляд капитан также не прочь был заложить за воротник. В любом случае, объяснение с Кочегариным приходилось отложить на неопределённый срок. Незаметно проскользнув мимо недовольного положением дел в армии капитана к окну выдачи, майор подхватил поднос и споро приблизился к повару. Тот привычным движением выставил перед Епифановым тарелку борща, котлеты с гарниром и гранёный стакан с чаем. - Настоятельно советую вам взять вот это, - повар вдруг подмигнул и присовокупил к чаю тарелочку со странного вида булочкой, политой чем-то белым. - А что это? – с неподдельным интересом спросил майор. - Это хлеб, - улыбнувшись, констатировал повар. – Сладкий хлеб. Наш местный хлебзавод производит. Бончаровский. Давно уж производит, в деревне здешней раньше все детишки его ели. – Теперь вот по старой памяти и нам поставки делают со скидкой. Интересная штука - с чаем отлично пойдёт! – будто бы в подтверждение своих слов повар показал Епифанову свой замотанный бинтом большой палец. Майор, пожав плечами, забрал к себе на поднос любопытную тарелочку, но в этот момент малый в колпаке вновь остановил Епифанова, ухватив его за фалду мундира, и добавил вполголоса: - Только предупреждаю вас, товарищ майор. Этот хлеб настолько необычен, что попробовав его хоть раз, вы ощутите необыкновенные перемены в своей жизни! Подумав, что повар придуривается, майор решил подыграть малохольному: - То есть мне его лучше не есть? На хрена ж ты мне тогда его предложил? – ответил он, улыбнувшись так же широко, как и его собеседник. - Решайте сами, - с этими словами фалда майора была отпущена, а повар быстро скрылся в завалах кухонной утвари. Решив всё-таки не упускать из виду своего спутника, Епифанов вернулся ко входу и присел поблизости от стола, где находился Кочегарин, так же сев к нему спиной. Теперь ему было понятно, почему капитан, сидел, отвернувшись от несущей стены, лицом к которой сидел сейчас Епифанов. На бледно-синем фоне стены красовалось, по всей видимости, ещё одно из гениальнейших творений жены бывшего начальника части: на полотне в раме из необструганного дерева была изображена пальма, торчащая из одинокого островка посреди моря. На верхушке её сидела уродливо выведенная схематичная обезьяна в штанах с лямками. Левая её рука была занята кокосом, а правая – стаканом. Из кармана у неё торчала бутылка. - Что, опять сочком балуемся? – услышал Епифанов у себя за спиной ироничный голос «лектора» Мышлаевского. Судя по прекратившимся шагам, он подсел к капитану за стол. - Угу, - подтвердил Кочегарин, икнув. – Водочным. - Ты это бы, поаккуратнее. Майор-то, контрик который, всё же блюсти приехал. Так-то он по пидарасам этим рыть будет, а ну как и тебя за это тоже… - Да он сам пидарас! – с невыносимой обидой в голосе воскликнул Кочегарин. – Ты бы знал, что я сегодня с ним повидал, нахуй! Епифанов, довольно заметно поникший от этих слов, отодвинул от себя еду и принялся за чай с таинственной булкой. У него в голове вновь пронеслись предостерегающие слова повара о необыкновенности этого хлеба, и на секунду он задумался, а уж не об отраве ли пытался таким образом предупредить майора сознательный повар? - Зашёл я его сейчас на обед позвать. Захожу, а у него в ногах знаешь, что лежит? Зашхерил, называется!.. Представляя, что сейчас расскажет Мышлаевскому капитан, Епифанов плюнул на все свои самые страшные предположения о природе этой булки. Сейчас он, пожалуй, даже был бы рад, если бы там оказался яд – побольше и посильнее. Лишь бы не быть свидетелем всего, что сейчас творится вокруг него. Раскрыв рот, майор отхватил своими зубами сразу полбулки и запил её чаем. Тотчас же зрачки его расширились, и Епифанов судорожно раскрыл рот. По спине его побежали мурашки.